Лавиния Уотерхаус
Наконец-то я приняла решение.
Мне было плохо с того самого момента, как Саймон мне все рассказал. Мама думает, я простудилась там, в могиле, но это не так. Я страдаю от нравственного отвращения. Даже поцелуй Саймона — о котором я не скажу ни одной живой душе — не может компенсировать ужас этой новости о Китти Коулман.
Когда они пришли за мной на кладбище, я едва могла смотреть Мод в глаза. Я знала, что она сердится на меня, но я и в самом деле была не в себе и не могла говорить. Потом мы вернулись назад к библиотеке, и мне стало еще хуже, когда я увидела мать Мод. К счастью, она меня не заметила — в нее вцепилась эта ужасная женщина, местная суфражистка, как мне сказала Мод. (Не понимаю я всей этой возни вокруг голосования. Политика — такое скучное дело. И зачем женщине вообще голосовать?) Они шли домой под ручку, разговаривая вполголоса, словно были знакомы всю жизнь, а на меня вообще не обращали внимания, что было как нельзя кстати. Нет, в самом деле, наглость матери Мод просто поразительна, учитывая, что она натворила.
С того дня я чувствовала себя неловко в обществе Мод и некоторое время и вправду была слишком больна, чтобы видеться с ней или ходить в школу. Я знаю, она думала, что я просто притворяюсь, но мне было очень тяжело. Потом, слава богу, закончилась четверть и Мод поехала к тетушке в Линкольншир, так что я могла некоторое время с ней не встречаться. Теперь она вернулась, и тяжесть моего знания стала еще невыносимее, чем прежде. Я не могу скрывать от нее эту тайну. И не только от нее — от всех. И от этого мне так плохо.
Маме я ничего не говорила, потому что не могу ее так шокировать. Я очень люблю папу и маму. И даже Айви Мей. Они простые люди, в отличие от меня, а я, напротив, сложная. Но я по крайней мере знаю, что они — люди честные. У нас нет скелетов в шкафу.
Я должна что-то сделать. Не могу сидеть сложа руки и смотреть, как в пороке, смердящем из самого сердца дома Коулманов, погрязнет и дорогуша Мод. И вот сегодня днем, после трех недель душевных мучений, я села в своей комнате и измененным почерком написала следующее письмо:
Уважаемый мистер Коулман!
Мой христианский долг — сообщить Вам о Неподобающем Поступке, который имел место в Вашем доме и касается Вашей жены. Сэр, спросите у Вашей жены об истинной природе ее болезни в этом году. Я думаю, Вы будете потрясены до глубины души.
Я пишу это как человек, которому небезразлично нравственное благополучие Вашей дочери, мисс Мод Коулман. Только ее интересы подвигли меня написать Вам.
С глубочайшим почтением
Искренне Ваш
Доброжелатель
Сегодня вечером я потихоньку выйду из дома и просуну письмо под их дверь. И тогда мне наверняка станет лучше.
