Хлеб вкусно пахнет, когда печется. Я хочу дождаться его, но знаю, мне и так повезло хоть что-то получить от миссис Бейкер. Она не так щедра на хлеб, как наша Дженни.

Я хочу увидеть нашу Дженни. Мод говорит, что она наверху в своей комнате. А потому, доев хлеб, я делаю вид, что ухожу, только не захлопываю заднюю дверь. Я подглядываю в окно и дожидаюсь, пока Мод и миссис Бейкер не уходят наконец в буфетную, и тогда потихоньку проскальзываю внутрь и бегу вверх по лестнице, прежде чем кто-то успевает меня заметить.

Я нигде, кроме кухни, не был в доме. Он большой, здесь уйма лестниц, и я все время останавливаюсь, потому как тут много чего интересного. На стенах картины и всякие рисунки — чего на них только нет: дома, люди, но больше всего птиц и цветов. Некоторые птицы известны мне по кладбищу, да и цветы тоже. Это хорошие рисунки, растения на них нарисованы со всеми подробностями, и цветы тоже. Я видел у мистера Джексона в конторке книжку с такими картинками.

Ковры на лестницах и в коридорах в основном зеленые, но в рисунке есть желтые, синие и красные цвета На каждой площадке стоит растение с такими длинными, тонкими листьями, которые колышутся, когда я прохожу мимо. Наша Дженни их ненавидит, потому как ей приходится протирать все эти листики и тратить на это уйму времени. «У меня никто не спрашивал, какие цветы им купить, — сказала она мне как-то раз. — Почему бы ей не купить какой-нибудь фикус — у них несколько больших листьев, и мыть их проще простого».

Я поднимаюсь на самый верх. Там две двери, обе закрыты. Мне нужно выбирать, потому я открываю одну и вхожу. Это комната Мод. Я долго стою и смотрю. Много игрушек и книг, я столько в одной комнате еще не видел. Целая полка с куклами, все разных размеров, и еще одна полка с играми — коробки со всякими вещами, головоломками и всяким таким. Много полок с книгами. Тут есть коричневая с белым лошадка, у нее черное кожаное седло, а под низом такие деревянные дуги — качайся себе туда-сюда. Еще деревянный кукольный дом со всякой чудной мебелью во всех комнатах, маленькими ковриками, стульями и столами. На стенках в комнате у Мод висят картинки — дети, собаки, кошки и что-то похожее на карту неба, все звезды там соединены линиями, отчего получаются рисунки вроде тех, что я видел на небе в ту холодную ночь в могиле.

В комнате тепло и уютно — есть камин, в котором горит огонь, а перед ним решетка, на которой висит одежда для просушки. Я хочу остаться здесь, но не могу — я должен найти Дженни.

Я выхожу из комнаты, подхожу к другой двери и стучусь.

— Уходи, — говорит она.

— Это я, наша Дженни, — говорю я.

— Уходи.

Я наклоняюсь и смотрю в скважину. Наша Дженни лежит на кровати, засунув руки под щеку. Глаза у нее красные, но она не плачет. Ее корсет лежит рядом. Я вижу ее большой живот под юбкой.

Я все равно вхожу. Она не кричит на меня, и потому я сажусь на стул. В ее комнате особо ничего и нет — стул и кровать, ночной горшок и ведерко с углем, зеленый коврик на полу и несколько крючков, на которых висит ее одежда. На подоконнике стоит пара цветных бутылок, синяя и зеленая. В комнате темно, потому что здесь всего одно маленькое окошко, которое выходит на улицу с северной стороны.

— Дженни, наша Дженни, — говорю я. — Что ты собираешься делать?

— Не знаю, — говорит она. — Вернусь к маме, наверно. Я должна уйти до конца дня.

— Тебе нужно пойти к нашей ма, она как раз этим занимается — принимает младенцев. Нелли с Лейтонстон-Хай-стрит, это неподалеку от «Розы и короны». Ее все знают. И вообще, тебе нужно было сходить к ней раньше — она бы помогла тебе избавиться от него.

— Я не могла этого сделать! — Наша Дженни, кажется, потрясена.

— Почему? Ты же не хочешь его?

— Это грех. Это убийство!

— Но ведь ты уже согрешила — разве нет? Какая теперь разница?

Она не отвечает, только качает головой и подтягивает ноги к животу.

— В любом случае уже поздно, — говорит она. — Ребенок скоро родится, и ничего с этим не поделаешь. — Она начинает громко и некрасиво рыдать. Я оглядываюсь и вижу коричневую вязаную шаль на стуле. Накидываю ее на Дженни.

— Боженьки мой, что мне делать? — плачет наша Дженни. — Мама меня убьет. Я отправляю ей большую часть моего жалованья — как она теперь без него?

— Найдешь другую работу, а твоя ма может присматривать за маленьким.

— Но меня никто не возьмет, если узнает, что случилось. Она ни за что не даст мне рекомендацию. У меня не было другой работы, кроме этой. Мне нужна ее рекомендация.

Я задумываюсь на минуту.

— Миссис К. даст, если ты ее заставишь, — произношу я наконец и тут же жалею об этом, потому что мне нравится мама Мод. Я все еще помню, как она улыбалась мне в тот день, когда на ней было зеленое платье.

Наша Дженни смотрит на меня теперь уже с любопытством.

— Ты это о чем?

— Ты ведь знаешь кое-что о ней, — говорю я. — О том, как она и мистер Джексон встречаются на кладбище. Ты могла бы сказать что-нибудь об этом.

Наша Дженни резко садится на кровати.

— Это подло. И потом греха в разговорах нет. А они только и делали, что говорили.

Я пожимаю плечами.

Она убирает с лица волосы, прилипшие к щекам.

— И что я ей скажу?

— Скажи, что, если она не даст тебе рекомендации, ты сообщишь ее мужу про нее и мистера Джексона.

— Нет, это подло. — Наша Дженни задумывается на минуту. Потом у нее на лице появляется такое забавное выражение, как у воришки, который увидел открытое окно в доме богача. — Может, мне и работу удастся сохранить. Ей придется оставить меня, если она не хочет, чтобы я рассказала ее мужу.

Мне становится не по себе, когда она это говорит. Я люблю нашу Дженни, но она жадная.

— Не знаю, — произношу я. — Наш па всегда говорит — никогда не проси слишком многого. Проси только самое необходимое, а то не получишь вообще ничего.

— Ну и смотри, куда это твоего па привело — копает могилы всю жизнь, — говорит наша Дженни.

— Не знаю, чем могильщик хуже горничной.

— Ладно уж. Давай-ка отсюда. Если пойду к ней, мне, пожалуй, лучше натянуть свой корсет обратно.

По выражению ее лица я понимаю: что бы я ни сказал — она уже не остановится. Поэтому я выхожу из комнаты и спускаюсь по лестнице. Дохожу до следующей площадки и вижу там четыре закрытые двери. Прислушиваюсь минуту-другую, но ничего не слышу. Я еще не бывал в таких домах. Наша ма и мои сестры живут чуть не друг у дружки на голове — две комнаты на пятерых. Да в таком доме пять или шесть семей могло бы жить. Я смотрю на двери. Они все дубовые, с медными сверкающими ручками — это наша Дженни их так отполировала. Я выбираю одну из них и открываю.

Я слыхал о таких комнатах, но сам никогда не видел. Там повсюду изразцы — белые изразцы на полу и на стенах аж выше меня. Верхний ряд изразцов — с цветочками, типа тюльпанов, красного и зеленого цвета. Еще там есть большая белая ванна и белая раковина с серебряными трубками и краном, отдраенными до блеска нашей Дженни. На вешалке висят большие белые полотенца, и я дотрагиваюсь до одного из них. В этом месте на нем остается черное пятно, и мне становится стыдно, потому что здесь все такое чистое.

В маленькой комнатушке рядом с этой — нужник, тоже весь белый, с сиденьем из красного дерева, как гробы для богачей, что я вижу на кладбище. Я вспоминаю наш сортир и ведро, которым пользуемся мы с нашим па, и они так отличаются от того, что здесь, будто предназначены не для того же самого.

Я выхожу и открываю другую дверь — в комнату в передней части дома. Стены здесь желтые, и, хотя эта комната тоже выходит на север, как и комната нашей Дженни, тут два больших окна с балконами, куда можно выйти, а свет, который попадает сюда, добравшись до стен, золотит их. Здесь есть два дивана, стоящие буквой L и застеленные покрывалами с бабочками и цветами. Еще пианино и маленькие столики, на которых лежат книги и журналы. На буфете расставлены фотографии, а на них — она и Мод, па Мод и еще какие-то люди.

Тут до меня с лестничной площадки доносится голос нашей Дженни. Я уже не успеваю выбраться из комнаты, но просто чую, что она и миссис К. идут именно сюда. Я быстро прячусь за одним из диванов. Если бы я играл в прятки с моими сестрами, то именно с этого места они бы и начали меня искать. Но Дженни и миссис К. не играют со мной в прятки.