В обществе медвежат

Настроение у меня было ну хоть в гроб ложись.

— Что с тобой? — забеспокоился секретарь.

Я завёл обоих правленцев в уборную и изложил им, как обстоит дело с «массой».

— Знаешь, — сказал Йоже, — Игорь мне с самого начала не показался. Хорошо, что вышел.

Метод воскликнул:

— Итак, тройка! Тройка ПГЦ! Еще лучше — ударная тройка ПГЦ!

На душе у меня стало скверно. Выходит, это я чуть не развалил всю работу. Ведь по пути в школу я уже подумывал о роспуске общества. А этот увалень Метод готов стоять насмерть. Он спас положение. Да, ударная тройка ПГЦ! УТ ПГЦ! Превосходно! Я вожак тройки. И мой отец был вожаком тройки, пока его не вызвали в отряд.

На перемене я обследовал все три доски. Пять бумажек. Три прикреплены пегасами, два других — гвоздями. В лучшем случае десять безукоризненных экземпляров. Я хотел назначить операцию на завтра, но Метод упорно настаивал на том, чтоб провести её сразу после уроков. Он сжился с делом и ни за что не хотел отступать. Такой он был — неуклюжий, но основательный.

— Товарищи, вы помните первый параграф нашего устава? УТ ПГЦ должна сегодня же приступить к операции!

Я заметил, что Йоже в душе соглашается со мной. Он тоже схватил два кола и с трепетом ждал педсовета и родительского собрания. Отец с матерью покамест ничего не знали — не очень-то побегаешь в школу, когда на руках ещё шестеро детей. Методу нечего было опасаться. Он как-то умудрился обойтись без единиц. К тому же его отец, после того как весной умерла мать, что называется, дневал и ночевал в своей портняжной мастерской, свалив все заботы о Методе и его сестре, третьекласснице, на плечи старой глуховатой родственницы. Мы долго сидели в уборной, самом безопасном месте во всей школе. Ожидание в классе или в коридоре могло навлечь на нас подозрения. Надзор в последнее время усилился. Ещё утром я слышал, как Эхма говорил Запятой:

— Мы с товарищем директором решили раскрыть ПГЦ-банду и раскроем, товарищ учитель!

Запятая озорно улыбнулся:

— Смотрите, чтоб вас кто другой не опередил!

Я встревожился. Неужели он напал на наш след?

Времени на раздумья не было. Прозвонил звонок, и я заторопился в класс.

Но сейчас, в уборной, я вспомнил слова Запятой и его загадочную ухмылку. И сразу почувствовал, как у меня сжимается сердце. Будто какая-то невидимая рука сдавливает его железными тисками. Что за гонка? Почему бы не отложить операцию на завтра? Метода словно подменили. То его приходилось понукать да подгонять, а теперь, когда нужна сугубая осторожность, он прямо помешался на пегасах.

В животе у меня урчало, от разлитых здесь ароматов начинало мутить. Однако выходить было рискованно. Из коридора непрерывно доносились шаги и голоса. Наконец повалила вторая смена, но мы всё равно не рискнули выйти, несмотря на то что в кабинки к нам всё время стучали, а какой-то храбрец посулил даже перелезть через деревянную стенку. Только звонок спас нас от этого надоеды.

В полной тишине покинули мы свои вонючие убежища.

На своём этаже мы управились в момент. Всё было заранее продумано, да и опыт кое-что значил. Караулили мы с Йоже; на втором этаже мне надлежало выдёргивать кнопки, а внизу — Йоже. На цыпочках спустились мы на второй этаж. Из учительской слышались голоса учителей, а из ближнего класса — разговор учеников. Осторожно! С. и К. заняли свои наперёд намеченные посты, я приступил к работе.

Шляпки кнопок отлетали одна за другой, словно имели дело с новичком. «Трус, растяпа, обормот!» — ругал я себя. Но это не помогло. То ли пегасы были плохого качества, то ли дерево было чересчур твёрдым, то ли у меня дрожала рука. На ум приходили разные страсти: вот-вот из-за угла вынырнет директор, из учительской выйдет учитель, из соседнего класса выбегут ученики. А что, если директор с Эхмой подговорили ребят…

Вдруг щёлкнула дверная ручка. Я молниеносно оглянулся на класс, где галдели ребята. Ручка не двигалась. Зато в следующее мгновение опустилась ручка на двери как раз за моей спиной. Эта дверь вела в комнату для приёма родителей. На лестницу я бы не успел, не добежал бы до правого угла, за которым спрятался Йоже, ни до левого, где исчез Метод. Значит, остаётся класс, где, судя по раскованному ребячьему разговору, не было учителя. Я кинулся к запасному входу, стремительно распахнул дверь и спокойно вошёл. В глаза мне бросились верёвки, палки, палатка и уж в последнюю очередь — ватага таких, как я, мальчишек, сгрудившихся вокруг вожатого.

— А, Михец! Пришёл-таки! — прозвучал где-то рядом знакомый голос.

Я повернулся на голос и увидел Тинчека с первой парты.

— Шпелца сказала, что ты тоже любишь походы, — продолжал Тинчек. — Теперь из нашего класса будет пятеро — три пчёлки и двое медвежат. — Он схватил меня за руку и повёл к кафедре. — Товарищ вожатый! Это Михец, Михец Потокар из нашего класса. Он хочет записаться в наш отряд.

Вожатый продолжал объяснять, а я чутким, привычным ухом ловил то, что делалось в коридоре. Вот отворилась и снова закрылась соседняя дверь, послышались шаги и ворчание Эхмы. Наконец шаги его стали удаляться и вскоре совсем затихли. Теперь только я по-настоящему осмыслил свое положение.

Итак, я попал на сбор юных туристов. К медвежатам. Вот здорово! Рядом с Тинчеком стояли двое третьеклассников и один знакомый первоклассник.

— Ты первый раз? — спросил вожатый.

Я вспомнил, что это он вчера стоял у доски, силясь прикрепить булавками какое-то объявление.

— Да, первый, — пролепетал я в сильном смущении.

— Сначала ознакомься с нашими правилами. — Он подошёл к столу, взял из ящика маленькую книжечку и протянул ее мне: — Прочти к следующему разу, узнаешь, какая у нас организация и чем мы занимаемся. Полагаю, ты уже слышал о юных туристах?

— Да.

Только б не пустился в разные там расспросы!

— Значит, знаешь, что наша задача — охранять леса и животных, прививать любовь к природе. Юные туристы должны беззаветно любить свою родину. Все это ты прочтёшь в правилах, а сейчас смотри и учись.

Я подошёл к Тинчеку.

— Что это ты вытворяешь с верёвкой?

— Узлы завязываю, — объяснил мне мой одноклассник. — Видишь, это рыбацкий узел, вон тот — ткацкий. А теперь пытаюсь изобразить ковбойский. К первому эк замену надо освоить пять узлов, распознавать тайные лесные знаки, читать географические карты, разводить костры и ставить палатки. Второй потруднее. А вообще мы сдаем три экзамена.

— Рассказывай, Тинчек, — попросил я.

Чем больше он говорил, тем сильней скребли у меня на сердце кошки. А какое общество создал я? Общество по выдёргиванию кнопок. У юных туристов тоже свои тайные знаки, но они делают прекрасное и полезное дело. Что может быть прекраснее, чем прийти к цели, следуя тайным знакам, сидеть вечером у лагерного костра, а потом растянуться в палатке или стоять на вахте у входа в палаточный городок! Я начисто забыл про ПГЦ, забыл про Йоже и Метода. Они уж, поди, давно дома. Тинчек ещё с увлечением говорил, когда вожатый повёл нас во двор. Здесь он показал, как ставят палатку; растолковал, для чего служат всякие там причиндалы. А потом велел четверым ребятам натянуть крышу. Но ему всё равно пришлось прийти им на выручку, не то они возились бы с ней до ночи. Даже разобрать палатку путём не сумели.

Наконец дошла очередь до последней тройки.

Сначала я только смотрел, а потом тоже засучил рукава. И работа закипела.

— У тебя ловкие, сноровистые руки, — похвалил меня вожатый. — Я уверен, из тебя выйдет лихой турист.

Домой я вернулся уже затемно. Достал из духовки обед и сразу уткнулся в правила юных туристов. Воодушевление мое росло с каждым новым параграфом.

Охрана природы! Вот здорово!

Пришла бабушка и как набросится на меня! Где ты, мол, пропадал весь день? Ну, я дал ей выговориться, а потом сказал, где я «пропадал», ну, и вообще всё про юных туристов выложил.

— Что ж, я не против, запишись, — смягчилась она. — Природа худому не научит. Природа, она облагораживает человека. Только помни: главное — школа!

Я подскочил к ней и поцеловал её в обе щеки. Она прижала меня к себе и украдкой смахнула слезу.

Я решил покончить с председательством и вообще выйти из тайного общества «Пегас». Но не тут-то было. На другой день на первом уроке пришла записка:

Я приписал:

Вскоре пришла вторая записка:

Я ответил:

На перемене мы обсуждали план операции, хотя меня так и тянуло к Тинчеку и Шпелце. Метод предложил провести операцию на четвёртом уроке. Один из нас попросит у Запятой разрешения выйти в уборную.

— А кто? — спросил я с тоской.

— Метнём жребий, — сказал Метод.

Я вытащил обломленную спичку.

— Смотри не подкачай, — напутствовал меня Метод.

Я чуть не взорвался. Мыслимо ли, кассир учит основателя и председателя ПГЦ!

Посреди урока я встал и попросил у Запятой разрешения выйти в уборную.

— Мог сходить раньше, — усмехнулся Запятая. — Для чего у нас перемены? Ты же не щенок.

Под общий смех вышел я из класса, как побитая собачонка. Вернулся я с высоко поднятой головой — в кармане у меня лежало одиннадцать пегасов! Дело было, конечно, не в самих пегасах, дело давно уже было не в них, главным была операция. А моя последняя операция по смелости и дерзости далеко превзошла все предыдущие. Пусть К. и С. видят, что я не совсем еще пропащий человек.

Сев за парту, я послал им записку:

Записка вернулась с пометкой:

Томительно ползли минуты. Запятая объяснял употребление полных и кратких прилагательных. Но вот он кончил и велел нам показать свои волосатые уши, чумазые шеи и длинные когти. Итак, саносмотр. Этих осмотров я не боялся, потому что бабушка следила за тем, чтоб я по субботам мылся, а уши, руки и шею проверяла каждое утро, если только не уходила из дому раньше.

Когда дошла очередь до меня, я вытянул шею, словно лебедь в городском пруду, и положил руки на парту. Сначала надо было показать ногти, потом ладони.

Я повернул руки и так и обмер: на правой ладони пылало красное пятно. Я мгновенно приложил её к парте.

— Когти я видел, покажи ладони! — сказал Запятая.

Пришлось снова перевернуть руку.

— А это что? — засмеялся Запятая. — Или ты тоже ставишь колы?

Он уже подходил к Методу, когда вдруг снова обернулся ко мне:

— Через неделю чтоб было сочинение: «Почему красные чернила нравятся мне больше, чем черные». Слышал?

Сочинения на свободную тему, как я уже упоминал, давались мне легко, но сейчас я не на шутку испугался. О чём писать? Если б можно было написать правду! Я бы состряпал такое сочиненьице, что все бы просто обалдели, и в первую очередь сам учитель и классный руководитель Запятая.

По дороге домой мы весело говорили о последней дерзкой операции. Нас просто распирало от гордости. А когда восторги поулеглись, я рассказал друзьям, как было у медвежат.

— Подумаешь, туристы! — фыркнул Метод. — Природы у меня и дома хоть отбавляй.

Ему что, их дом стоял у реки; у него была лодка-одиночка, а в саду под старым дубом — шалаш с лежаком.

— Шахматы — вот это вещь, — продолжал Метод. — Сиди себе на месте и спокойно передвигай фигуры, сидя атакуй. Это по мне. Папа обещал купить мне шахматы, если будет пятёрка по прилежанию. Надо узнать, когда занимается шахматный кружок.

— А я бы поступил в кружок по рисованию, — сказал Йоже. — На уроках мы совсем мало рисуем.

Так в тот день обсуждение успешной операции как-то само собой перешло в разговор о кружках, про которые мы узнали благодаря тайному обществу «Пегас». И надо сказать, он был куда интересней.