Общее собрание жильцов и кое-что еще

Спустя несколько дней в просторном подъезде жёлтого дома собрались все его жильцы. Товарищ Кобал, председатель домового совета, объявил повестку дня и приступил к отчёту о работе домового совета в течение последнего года. Пока он говорил, царила полная тишина. Мы с бабушкой стояли у доски объявлений, которой я упорно показывал спину. Сказать по правде, правила поведения жильцов, прикреплённые двенадцатью (!) пегасами, нисколечко меня не волновали. На уме у меня было другое. Я беспокойно косился то на стоявших под каштаном Йоже и Метода, то наверх, на площадку второго этажа, с минуты на минуту ожидая появления честного старого Чепона.

После председателя слово получила Цветная Капуста. Наверно, ей показалось, что её не все хорошо видят, и потому она поднялась на несколько ступенек, обвела жильцов многозначительным взглядом, нацепила огромные очки — ещё больше, чем даже у учителя Запятой, — и визгливым таким голосом начала читать свой отчёт. То был не отчёт, а одно сплошное хвастовство: сколько писем получила, сколько отправила, сколько протоколов вела на собраниях и сколько на её счету телефонных и прочих деловых разговоров. Кончив чтение, она под жидкие хлопки (председателю хлопали все до одного) сошла со своей трибуны.

Отчёт кассира был еще короче.

Жильцы, как водится, немного помолчали, задали председателю и кассиру пустячные вопросы и стали вносить предложения насчёт того, что надо бы подновить, отремонтировать или сделать заново.

Всё это я слушал вполуха и навострил уши, только когда мама Игоря предложила уступить весной одну клумбу в саду ребятам.

— Будет меньше шуму и меньше разбитых окон, если ребятня займётся клумбой, — сказала она. — Пусть обрабатывают её по своему вкусу, а домовый совет мог бы помочь им советами, семенами и рассадой.

Председатель поставил её предложение на голосование. Все, кроме Цветной Капусты да ещё какого-то злыдня или попросту жмота подняли руки.

— Нужно бы нашим детям оборудовать во дворе волейбольную площадку. Купим им мяч и… — продолжал в том же духе председатель.

— Волейбол во дворе? — гаркнула с лестницы Цветная Капуста. — Я решительно против! И это предлагает сам бывший председатель! — шумела она, особо напирая на слово «бывший». — Скажите откровенно, кто в жёлтом доме на первом месте — дети или мы, взрослые? А что наш бывший председатель, — опять ударение на слове «бывший», — сделал для покоя и порядка в жёлтом доме? Конечно, нужно поговорить и о работе бывшего, — тоже подчеркнуто, — дворника дома.

И она пошла честить всех подряд. Мы, ребята, — главные возмутители спокойствия во всём городе, председатель просто тряпка, к тому же пренебрегает своими высокими обязанностями, а для бабушки порядок и чистота в жёлтом доме — десятое дело, ибо целыми днями она стирает и убирает в соседних домах. Что же касается правил поведения жильцов, то она их уже пять раз собственноручно вешала на доску объявлений, а здешние сорванцы выдёргивают кнопки и разбрасывают их по двору. Трижды кнопки впивались в передние и два раза в задние колёса её велосипеда. Тут и товарищ Пенич подала реплику.

Наконец она выдохлась (ни дать ни взять перезрелая цветная капуста), и в подъезде поднялся невообразимый шум. Одни кричали, что-де жильцам и прежде всего детям следует неукоснительно выполнять правила поведения жильцов, другие решительно отвергали все её поклёпы.

Бабушка за всё это время и глазом не моргнула, но я видел, как у неё дрожат губы и как трудно ей держать себя в руках. Я нетерпеливо поглядывал на лестницу, но старый Чепон не появлялся, хотя ещё утром обещал прийти, чтоб навсегда заткнуть рот Цветной Капусте.

Тогда я полетел на второй этаж. Чепон возился со своими часами.

— Товарищ Чепон! Пойдёмте! — крикнул я, не переводя духа.

— Некогда, малыш, в самом деле некогда. Чиню часы, которые ты принёс. Ещё ни с одними столько не канителился.

— Вы же обещали!

— С часами мне веселее, чем с людьми.

— Товарищ Чепон, приходите, пожалуйста! Заступитесь за нас. Ведь она всех обругала. Кобала, бабушку и ребят.

Он взял меня за руку:

— Ладно, малыш. В самом деле непорядок, чтоб такая женщина держала в страхе весь дом. Часы подождут, да и темно уж. Пошли!

Жильцы радостно загудели, увидев седовласого Чепона, который, опираясь на палку, медленно спускался по лестнице. Он неделями не показывался во дворе, и многие уже забыли о его существовании. Я подвёл старого коллекционера стенных часов к доске объявлений, где стояла бабушка, и весь обратился в слух.

Долго ждать не пришлось.

— Я предлагаю, — начала Цветная Капуста, скосив глаза вправо, где стояли ее подпевалы, — предлагаю уволить дворника, а на её место взять более аккуратного и исполнительного человека.

Я поднял руку:

— Прошу слова, товарищ председатель!

— Дети не могут выступать! — взвизгнула Цветная Капуста.

— Могут, — возразил председатель, — если мы им позволим. Товарищи, можно дать слово пионеру?

Из общего гомона выделились два-три голоса:

— Пусть говорит!

— Товарищ Цве… товарищ Цвирн, — быстро поправился я, — против бабушки только потому, что хочет поселить в нашей квартире своего дядюшку Ковача и тётку Ковачиху.

— А ну-ка помолчи, сопляк! — рявкнула Цветная Капуста.

— Говори, говори, Михец! — неслось со всех сторон, а бабушка смотрела на меня, как на чудо морское, совсем как три года назад, когда приехала за мной в приют.

Восхищение бабушки, моральная поддержка Чепона и одобрительные кивки перебравшихся к чёрному ходу Йоже и Метода придали мне смелости.

— Она хочет поселить здесь Ковачей, чтоб было легче торговать заграничным барахлом!

— Что? Как? — прокатилось над толпой.

— Кобал, вы заткнёте рот этому паршивцу?

Под дикий шум и гам выложил я всё, что открыло наше общество «Пегас»: на днях Цветная Капуста получила по почте две посылки, третью принёс какой-то неизвестный человек. Барахло — чулки, бельё, туфли, материи, зажигалки, кремни и всё прочее — втридорога продаёт крестьянам. Ясно, для бойкой торговли нужно, чтоб Ковачи были с ней под одной крышей.

— Хватит! Хватит! — перекричала меня Цветная Капуста.

Но я уже всё сказал.

— У меня дядя во Франции. Богатый дядюшка. Завалил меня посылками. Волей-неволей приходится кое-что продавать. Что здесь такого, если в этом мне помогают мои родственники Ковачи?

— Ничего бы такого и не было, если б эти посылки действительно посылал дядя, — подал голос старый Чепон.

— Кто же мне их, по-вашему, посылает, если не мой собственный дядя? Уж не ваш ли? — зло прокричала Цветная Капуста.

— Ничей он не дядя, — спокойно ответил Чепон. — Этот богатый дядюшка не кто иной, как бывший шахтёр Петрович, который с барышней Цвирн не состоит ни в каком родстве, он даже в глаза её не видел. После Нового года он послал ей уже десять посылок, а сегодня днём сам принёс большой свёрток. Несколько пакетов послали ей его друзья.

— Как? — разинула рот Цветная Капуста.

— Да, — сказал Чепон, — сегодня днём приходил товарищ Петрович с новым подарком для Гизелы Цвирн. Кто знает, какими путями раздобыла она его адрес и перед Новым годом написала, что уже три года прикована к постели и давно бы умерла с голоду, если б не доброхотные даяния благодетелей из-за границы. Петрович на днях приехал на родину. Он крайне удивился, узнав правду, а свёрток подарил Катре…

Жильцы зашумели. Цветная Капуста швырнула в Чепона целую пригоршню бранных слов и под общий смех и негодующие крики слетела с лестницы.

Теперь все были за бабушку; её даже похвалили за хорошую работу. Товарища Кобала снова избрали председателем, а мама Игоря стала секретарём домового совета.