ГЛАВА 18

Я услышала щелчок и почувствовала дуновение свежего воздуха, оборвавшееся, когда дверь снова захлопнулась.

Раздался звук зажигаемой спички. Даже в мой потайной угол донесся резкий запах серы, а вслед за ним – первый дымок только что раскуренной сигареты. Должно быть, Годфри спустился сюда именно за этим, чтобы ветер не задувал спичку, а сейчас снова уйдет...

Но он не ушел. Не слышалось ни малейшего шороха. Должно быть, Мэннинг стоял совсем рядом – у меня даже волосы встали дыбом, как у загнанного зверька. Теперь я радовалась плеску воды, скрипу палубы и сотне прочих различных шуршащих и скрежещущих звуков, издаваемых «Алистером», пробиравшимся вперед по ночному морю. Не будь их, Мэннинг, наверное, услышал бы, как бьется у меня сердце.

Он простоял там, должно быть, не больше нескольких секунд, хотя мне показалось, что пауза длится так долго, что я вот-вот не выдержу и закричу. Но похоже, он просто-напросто ждал, чтобы сигарета раскурилась как следует, – снова чиркнул спичкой, уронил ее и коробок на стол, а потом вышел и прикрыл за собой дверь.

На меня нахлынула жаркая обессиливающая волна облегчения. В закрытом углу койки было как в печке, я вся обливалась потом. Чуть выждав, я откинула краешек одеяла, чтобы дать доступ воздуху, и осторожно выглянула наружу.

Оружие – была первая моя мысль... Единственное, что у меня имелось, – это фонарик, но совсем не тяжелый. Едва ли он являлся достаточным средством самообороны против убийцы. Не то чтобы в моих обстоятельствах вообще было легко придумать (за неимением пистолета Лео) что-нибудь «достаточное», хотя, если бы только чертов шкафчик был открыт, я бы с удовольствием вооружилась славной увесистой бутылкой. А больше бутылок нигде не было. Я лихорадочно перебирала в памяти содержимое других шкафов... Камбуз? Ведь наверняка в камбузе должно найтись хоть что-нибудь. Но сковородка – слишком уж неуклюже, надо что-нибудь, что легко спрятать... Нож? Во время поисков я не вытаскивала узкие ящички, но в каком-нибудь из них, надо полагать, лежал нож. Или, скажем, рукоятка от мотора, если бы только мне удалось бесшумно открыть машинный люк, а потом спрятаться за дверью в камбузе и подождать, пока Годфри не зайдет туда...

Осторожно, косясь одним глазом на дверь, я начала разгребать одеяла, готовая в любой момент снова юркнуть под них.

И вдруг замерла, парализованная ужасом, не сводя глаз с другого конца койки.

Даже почти в полной темноте я видела – а уж Годфри, чиркая спичкой, просто не мог не заметить – торчащий из-под груды одеял носок моей ноги в желтой тряпичной туфле. Удачно же я спряталась – как страус, сунувший голову в песок.

Теперь я знала, что произошло. Годфри заскочил на минуточку раскурить сигарету, увидел что-то подозрительное, зажег еще одну спичку, чтобы удостовериться... А вот что он сделал потом, убедившись наверняка?

И я тут же получила ответ. Яхта закачалась и снова выровнялась, как будто ненадолго сбилась с курса. И вдруг, совсем рядом со мной, с резким рывком и коротким захлебывающимся ревом, от которого я едва не пробила головой перегородку сверху, ожил мотор. Рев быстро перешел в ровное мурлыканье, обшивку «Алистера», ровно и плавно двигающегося вперед, сотрясла легчайшая дрожь. Годфри просто-напросто развернул яхту носом по ветру и включил мотор, так что теперь она могла плыть сама по себе без особого присмотра. Зачем он это сделал, гадать не приходилось. К двери каюты приближались быстрые шаги.

Я пулей вылетела из постели, скинула мокрую куртку и поправила платье. Не было времени даже метнуться на другую сторону каюты и выдвинуть ящик с ножами. Когда Годфри открыл дверь, я тянулась к столу за спичечным коробком, явно не имея в мыслях ничего более предосудительного, чем зажечь лампу.

Я бросила на него веселый взгляд через плечо.

– Привет. Надеюсь, ты не против безбилетников и того, что мы перейдем на ты?

Фитилек наконец загорелся, вспыхнул язычок пламени. С третьей попытки мне удалось водрузить абажур на место, но, наверное, Годфри не заметил, как у меня трясутся руки. Он отошел задернуть занавески.

– Само собой, я в восторге. А откуда ты узнала, что я все-таки собрался выходить в море?

– Ой, я и не знала, но просто надеялась! – Я пожала плечами и добавила как можно лукавей и кокетливей: – А ты меня увидел, да? Пришел, чтобы вывести на чистую воду. А какова в этих морях расплата за проезд без билета?

– С этим мы разберемся чуть позже, – пообещал Годфри.

Его голос и манеры оставались такими же приятными, как всегда, но после первого короткого взгляда я не осмеливалась больше поднять на него глаза – во всяком случае, пока. На двери буфета висело зеркало. Я повернулась и начала приглаживать волосы.

– Что привело тебя сюда? – осведомился Годфри.

– Да так, захотелось прогуляться после ужина и... ой, Годфри, а расческа у тебя есть? Прямо мышиное гнездо на голове!

Он без единого слова вытащил из кармана гребешок и протянул мне. Я стала причесываться – пожалуй, с излишней тщательностью.

– Я спустилась на пляж. Почему-то казалось, дельфин может снова там выкинуться, знаешь, с ними, говорят, такое бывает. Словом, пошла проверить, но его там не оказалось. Тогда я немножко прогулялась по тропинке. Слушала море и думала, вот бы хорошо, ты вышел. А потом как раз тебя услышала – наверняка это был ты – над эллингом, вот и поспешила... Понимаешь, просто надеялась.

Мэннинг отошел от иллюминатора и теперь стоял у меня за спиной, почти вплотную, наблюдая за отражением моего лица в зеркале. Я улыбнулась ему, но ответа не получила, светлые глаза были абсолютно каменными.

– Ты услышала меня в эллинге?

– Да. Дверь хлопнула.

– И когда это было?

– Бог его знает, может, с полчаса назад. Или меньше? У меня плохо с чувством времени. Я тебя окликнула, но ты так спешил...

– Ты меня видела?

Его дыхание обожгло мне спину, вызвав прилив паники – мгновенный приступ, сердце так и сжалось. Я быстро повернулась, отдала ему расческу и села на койку-диванчик, поджав под себя ноги в попытке изобразить непринужденность.

– Да. Ты как раз вышел из эллинга и на всех парах несся вверх по дорожке к дому.

Я заметила, как Годфри слегка расслабился, когда понял, что я не видела его приход из пещеры со свертками. Он поднес к губам сигарету и затянулся, выдув длинную струйку серого дыма.

– А потом?

Я улыбнулась ему, надеясь, что улыбка выйдет соблазняющей.

– Ну, хотела покричать тебе вслед, а потом увидела, что ты в свитере и во всем этом, вот и подумала, что ты, наверное, все-таки передумал. Решила покрутиться вокруг, пока ты не вернешься, и спросить.

– Почему же не стала?

– Почему не стала что?

– Спрашивать.

Я с самым смущенным видом затеребила краешек одеяла.

– Прости, знаю, что надо было, но ты задержался, я заскучала и попробовала толкнуть дверь, а она открылась, и...

– Дверь была открыта?

– Да.

– Это невозможно. Я ее запирал.

Я кивнула.

– Знаю. Я же слышала. Но то ли замок не до конца закрылся, то ли еще что, с такими замками это бывает. Я ведь просто так попробовала, от нечего делать, – знаешь, как от скуки все дергаешь, – и сама удивилась, когда дверь вдруг распахнулась.

Понять, поверил он мне или нет, было совершенно невозможно, но, по словам Спиро, замок часто заедал, а Годфри не мог знать, что мне это известно.

Я думала, Мэннинг не успел еще поменять замок, как угрожал, потому что сама слышала, как он возился с ним в понедельник. Во всяком случае, попробовать стоило, вдруг сойдет.

Годфри стряхнул пепел в стоявшую на шкафчике с напитками пепельницу и выжидательно промолчал.

Он казался очень высоким, слегка покачивавшаяся лампа была на одном уровне с его глазами. Я поиграла с мыслью резко толкнуть ее, чтобы она заехала ему по голове, но усомнилась в том, что удастся сделать это достаточно быстро. Может, потом. Пока же я улыбнулась, на сей раз подпустив толику неуверенности, даже смятения.

– Прости... Понимаю, это ужасно некрасиво с моей стороны и надо было подождать, но я была уверена, что ты разрешил бы мне осмотреть яхту...

– Тогда почему же ты спряталась, когда я пришел?

– Не знаю! – Нотка отчаянной честности пришлась как раз кстати. – Правда-правда, не знаю! Но я ведь была на яхте, понимаешь, рыскала тут, заглядывала во все шкафы подряд, и в каюте, и на ка... на кухне, и вообще везде.

– Зачем?

– Как это зачем? – Я пустила в ход всю наработанную актерскую технику. – Ну а зачем женщины в чужом доме вообще вечно суют нос во все что ни попадя? А на яхте гораздо интереснее, чем в любом доме. Мне хотелось посмотреть, как тут все устроено, и кухонные принадлежности, и... да мало ли что! – Я засмеялась, пытаясь вернуть ему хорошее расположение духа и изображая святую наивность; пожалуй, лучше не демонстрировать, как хорошо я разбираюсь в устройстве яхт. – Правда, Годфри, тут просто потрясающе! Я и не представляла! – Тут я запнулась, кусая губу. – Ты на меня сердишься. Я... думаю, тебе было чертовски неприятно... такая неожиданность. Честно говоря, я сама это понимала, наверное, потому и спряталась, когда услышала тебя у двери. Вдруг представила, как это выглядит со стороны. Подумала, что ты придешь в ярость, запаниковала и спряталась. У меня была смутная мысль, что, если ты все-таки не выйдешь в море, я смогу потихоньку ускользнуть, когда ты уйдешь. Вот и все.

Я снова села, прикидывая, не стоит ли в этом месте заплакать или слезы будут все-таки чересчур, и решила, что не стоит. Вместо этого я трогательно поглядела на него из-под ресниц – точнее, попыталась, но больше уже не поверю писателям любовных романов, это физически невозможно. Годфри, во всяком случае, не растрогался, поэтому я оставила эту попытку, улыбнулась дрожащей улыбкой и поднесла трясущуюся – непритворно – руку к глазам.

– Прости, мне очень жаль. Правда-правда. Пожалуйста, не сердись.

– Я и не сержусь.

В первый раз за все это время он отвел от меня глаза и, поднявшись на ступеньку, приотворил дверь и выглянул во мрак. Похоже, увиденное удовлетворило его, но, возвращаясь обратно, он не стал снова закрывать дверь.

– Ладно, раз уж ты тут, наслаждайся прогулкой. Я не могу оставить румпель надолго, так что пойдем наружу. Не очень-то у тебя теплая куртка, а? Надень-ка вот эту.

Он распахнул гардероб и вытащил для меня толстую шерстяную куртку.

– Не волнуйся, вполне сойдет и моя.

Я поднялась и потянулась к своей куртке, в кармане которой лежал фонарик, но вспомнила, что она совсем мокрая. Даже ради спасения собственной жизни я не могла с ходу придумать убедительную причину, как это я умудрилась промокнуть. Я отбросила куртку на груду одеял.

– Хотя ладно, большое спасибо, наверное, твоя и вправду теплей. Похоже, ночь довольно ветреная.

Годфри подержал куртку, пока я влезала в рукава, а я улыбнулась ему через плечо.

– Ты меня простил? Ужасно глупо вышло, ты имел полное право рассвирепеть.

– Я ничуть не рассвирепел, – улыбнулся Годфри в ответ, развернул меня к себе и поцеловал.

Ну что ж, сама на это напрашивалась, вот и доигралась. Я закрыла глаза. Если представить, будто это Макс... нет, невозможно. Тогда хотя бы кто-нибудь еще, мне совсем безразличный – например, тот славный примерный мальчик, с которым у меня вышел краткосрочный роман, но никто из нас не расстроился, когда он закончился... Однако и это не сработало.

Кем бы там ни был Годфри, но целовался он вовсе не как славный примерный мальчик...

Открыв глаза, я посмотрела через плечо Годфри на такую чудесную тяжелую лампу, заманчиво покачивавшуюся в каком-то футе от его головы. Если бы исхитриться и увлечь его на ее орбиту... Полагаю, бывают ситуации, в которых девушке вполне уместно и даже похвально треснуть целующего ее мужчину лампой по голове...

«Алистер» вдруг подпрыгнул на волнах и резко сбился с курса. Годфри выронил меня, как будто я его укусила.

– Потуши лампу, хорошо?

Он помчался вверх по лесенке. Я в считанные секунды задула огонек и водрузила стеклянный абажур на место, но «Алистер» уже снова выровнялся, и Годфри остановился в дверях наверху, так и не оставив меня одну в каюте. Он протянул мне руку:

– Пойдем полюбуемся на звезды.

– Минутку.

Голос его сделался резче. Он явно был не так спокоен, как прикидывался.

– Что такое?

– Носовой платок. Он у меня в кармане.

Я порылась в темном углу кушетки. Фонарик ловко скользнул в карман шерстяной куртки, я схватила платок, побежала наверх по ступенькам и подала руку Годфри.

Снаружи царила чудесная ветреная ночь – звезды, брызги и сверкающие волны, мчащиеся ввысь, чтобы разбиться о гигантские веера перьевых облаков. Слева от нас я смутно различала очертания побережья, темную громаду скал, заслоняющих звезды. По низу этой громады тянулась вереница немногочисленных огоньков. Они казались совсем недалеко от нас.

– Где мы?

– Примерно в полумиле от Глифа.

– А где это?

– Знаешь, как берег изгибается на восток вдоль подножия горы Пантократор, к материку? Мы примерно на середине этой дуги...

– Значит, плывем на восток?

– Сейчас да. После Коулоуры свернем и пойдем через пролив.

(«По моим подсчетам, мы были примерно на полдороге, – сказал Спиро, – в проливе между Коулоурой и материком».)

– Когда выйдем из-под прикрытия Пантократора, ветер будет чувствоваться сильнее, – продолжал Годфри. – И так уже довольно сильно штормит. – Он обвил меня свободной рукой, ласково, но неумолимо. – Посиди со мной. Яхту нельзя надолго оставлять без присмотра. Ты что-нибудь смыслишь в плавании под парусом?

– Ровным счетом ничего.

Пока Годфри увлекал меня к кормовой скамье, глаза мои деловито обшаривали смутно вырисовывавшийся в полумгле кокпит. Но я слишком хорошо знала, что там не найдется никакого хоть сколько-нибудь подходящего оружия, даже если бы эта якобы любящая рука и позволила мне туда дотянуться. И все же я не сдавалась. Мне вдруг пришло в голову, что у Годфри, возможно, есть с собой пистолет, и я уже выяснила, что в ближайшем ко мне кармане, левом, ничего такого нет. Возможно, если бы Мэннинг снова начал свои амуры, я бы могла проверить и второй карман... Он усадил меня рядом с собой, и я поплотнее укуталась в куртку, чтобы защититься от его рук, одновременно прильнув головой к его плечу. По моим расчетам, если бы он носил кобуру под мышкой, то вряд ли стал бы так прижимать меня к левому боку. И я оказалась права: там пистолета не было. Лениво откинувшись назад, я решила продемонстрировать, как плохо разбираюсь в яхтах.

– И быстро она плавает?

– Около восьми узлов.

– Правда?

Голос мой показывал, что я и представления не имею, что такое узел, но не хочу демонстрировать своего невежества. Годфри не стал меня просвещать, а снова обнял, швырнул сигарету за борт и добавил:

– Это под парусом. А с мотором шесть-семь.

– Правда? – повторила я с той же самой интонаций и на этот раз, видимо, преуспела, потому что он снисходительно засмеялся, поворачиваясь, чтобы снова поцеловать меня.

«Алистер» накренился и взлетел вверх на волне. Над нашими головами с треском, похожим на выстрел, промчался несущий грот гик, снабдив меня вполне уважительным оправданием за то, что я инстинктивно отшатнулась, едва губы Годфри нащупали мои.

Однако уже в следующую секунду я взяла себя в руки и ответила ему со сдержанным пылом, пока глаза мои наблюдали за качающимся, как маятник, гиком у нас над головами. Я старалась отвлечься от Годфри и подумать.

Действия его были абсолютно очевидны: не будучи уверен в моей невиновности, он не хотел рисковать и оставлять меня без присмотра, пока еще не убрал паруса и не повел яхту на одном моторе. Ему оставалось только держать ее на том же курсе, выключив мотор, чтобы она плыла по инерции, а свободно болтающийся грот направлял ее в нужную сторону, пока сам Годфри не решит, что же со мной делать. Это еще мое счастье (хмуро подумала я), что ветер дует более-менее в нужную сторону. Если Мэннинг, как я и предполагала, направлялся в то же место, куда плавал в ту ночь, когда пытался утопить Спиро, то скоро он будет как раз на выбранном курсе.

Внезапный порыв ветра вздернул нос «Алистера» вверх под таким углом, что гик снова с треском и скрипом пронесся у нас над головами. Годфри резко отпустил меня и правой рукой схватился за румпель. И в тот миг, когда он наклонился вперед, я увидела свое оружие.

Как раз за Годфри на крючках позади кормовой скамьи висел спасательный круг, а к нему на длинной веревке была прикреплена сигнальная ракетница – металлическая трубка около фута длиной с цилиндрическим поплавком примерно посередине. Довольно увесистая и очень удобная по форме – самое подходящее оружие, если только я смогу дотянуться и сдернуть ее с крючка, располагающегося в футе от спасательного круга, но, по счастью, в мою сторону. Прикрепленная к ракетнице веревка была свита кольцами и свободно болталась на крючке. Длиной она была футов десять-пятнадцать – вполне достаточный простор для подобного оружия. Оставалось только завладеть им. Вряд ли мне удалось бы сделать это, перегнувшись через Годфри, а даже если бы и удалось, тогда у меня точно не осталось бы ни малейшего шанса ею воспользоваться. Вот если бы только заставить его хоть ненадолго встать и отойти...

– А почему ты оставил парус? – спросила я. – Мне казалось, их убирают, когда включают мотор.

– Не обязательно. Я хочу скоро снова пойти под парусом, а за это время с ним ничего не случится.

– Понятно.

На сей раз мне с трудом удалось притвориться, будто я ничего не понимаю. На самом-то деле я все прекрасно поняла. Он собирался плыть под парусом по той же самой причине, по какой вообще воспользовался яхтой, – для бесшумности. И было совершенно очевидно, куда мы направляемся с нашим грузом – прямиком к албанскому берегу, а «за это время» меня постигнет участь Спиро. И тогда у Годфри будут обе руки свободны и он сможет нормально управлять «Алистером».

Я глубоко вдохнула соленый воздух и доверчиво склонилась головкой на плечо своему спутнику:

– Божественно, правда? Как я рада, что пробралась сюда, а ты на меня не рассердился. Погляди на эти звезды... вот чего страшно не хватает в Лондоне. Никакого ночного неба, только это отвратительное грязно-бурое зарево от пяти миллионов фонарей. А кстати, Годфри, разве ты не должен зажечь бортовые огни?

– Должен, но не стану. Пока я не встречу никаких других нарушителей закона, мы увидим любой встречный корабль, так что никакого вреда не будет.

– Нарушителей закона?

Мне показалось, что он улыбается.

– Тех, кто не зажигает огни.

– А-а. Так значит, ты собираешься фотографировать? На рассвете? – Я хихикнула. – Интересно, что на этот раз скажет Фил, когда я вернусь домой под утро?

– А где она сегодня вечером? Знает, что ты ушла?

– Она с нашими друзьями в «Корфу Палас». По приезде я нашла от нее записку, а присоединяться было уже поздновато, вот и осталась дома. Я... я что-то захандрила. Мы с тобой провели такой милый день, что я просто не могла усидеть дома.

– Бедняжка Люси. А я еще был с тобой так груб. Прости. А кто-нибудь знает, где ты?

Вопрос был задан небрежно и как бы невзначай, но для меня он сыграл роль пожарной тревоги. Я замялась – должно быть, на секунду дольше, чем следовало:

– Миранда была дома. Я сказала ей, что выйду погулять.

– К эллингу?

– Да нет. Я ведь сама этого не знала.

Он не ответил. Я могла лишь гадать, удался ли мой жалкий блеф. Прохладный нейтральный тон Годфри и холодная чувственность его ласк не давали ни малейших намеков на то, что же он чувствует или намерен предпринять на самом деле. От этого человека обычные общечеловеческие представления и догадки просто отскакивали. Но поверил он в мою невиновность или нет, я полагала, что никакие слова уже не изменят моей судьбы. Единственным оружием, которое я пока попридержала, были факты, известные мне, но неизвестные ему: что Спиро жив, что Годфри может быть обвинен в убийстве Янни, что Адони и Миранда видели свертки и что Миранда видела, как он нес их к эллингу и, наверное, догадывается, где я сейчас нахожусь. И наконец, что Годфри по возвращении, скорее всего, будет встречен Максом, Адони и (надеюсь, что так!) полицией, которая на сей раз не проявит склонности с такой легкостью принять на веру любую историю, какую он соблаговолит выдумать. Словом, убьет он меня или нет, его игра закончена.

Беда в том, что эти доводы были равно убедительны в любую сторону. Если все равно нет никакой разницы, что Годфри со мной сделает, то наилучший способ действий для него – это убить меня и скрыться (несомненно, бегство уже подготовлено), не заезжая обратно в руки поджидающих его Макса и греческой полиции.

Так что для меня единственным верным образом действия оставалось молчание. Сохранилась ведь еще слабая надежда, что если Годфри поверит, что я ничего не знаю, то прервет свою поездку и отвезет меня домой, или что я смогу его убедить, что не нуждаюсь в присмотре, и он отвлечется хотя бы ненадолго, а я успею схватить оружие, которое висит сейчас у него за правым плечом...

– Послушай, – встревоженно произнесла я, – а что такое с мотором? Слышишь?

Годфри повернул голову.

– Что такое? По-моему, все в порядке.

– Не знаю... Мне померещился какой-то странный шум, вроде постукивания.

Он с минуту вслушивался в ровное мурлыканье мотора, а потом покачал головой:

– Наверное, ты услышала чужую лодку – там плывет еще одна, гляди, к северо-востоку от нас, из Кентромы. Ты могла услышать ее с порывом ветра.

Я изогнулась в ту сторону, якобы чтобы поглядеть, и попыталась подняться на ноги, но рука Годфри напряглась и притянула меня обратно.

– Ничего особенного. Старое корыто из Кентромы с довоенным мотором. Сиди смирно.

Изо всех сил напрягая зрение, я вгляделась над черной изменчивой поверхностью воды туда, где тускло мерцал, то исчезая, то появляясь вновь на гребне волны, слабый огонек. Они с наветренной стороны от нас, с огорчением отметила я, и ничего не услышат. А если бы даже услышали, то им в жизни не догнать «Алистера» с его плавными очертаниями и мощным мотором.

Внезапно мой глаз привлекла какая-то вспышка совсем недалеко от нас, быстрый изгиб и светлый всплеск, где какая-то крупная рыба прорезала гладь моря, оставляя за собой фосфоресцирующий след – линию зеленого огня.

– Годфри! Гляди!

Он резко оглянулся.

– Что?

Я была уже почти на ногах.

– Свет, такой красивый зеленый огонек, вон там, прямо в море! Честное слово, только что он был вон там...

– Стайка рыб или еще что-то в этом роде. – Судя по тону, у Годфри кончалось терпение, и я с приступом ужаса осознала, что он принял какое-то решение. – Тут по ночам часто видишь фосфоресценцию.

– Вон еще! А нельзя ли ее сфотографировать? Ой, смотри! Пусти меня на минутку, Годфри, пожалуйста, я...

– Нет. Сиди здесь. – Рука его была как железо. – Я хочу спросить тебя кое о чем.

– О чем?

– На один вопрос ответ я уже получил. Но это поставило передо мной другой. Зачем ты пришла?

– Я же сказала...

– Я слышал, что ты сказала. И ты думаешь, я этому поверю?

– Не понимаю, что ты...

– Я не впервые целуюсь с женщиной. Не проси меня поверить, будто ты пришла потому, что хотела побыть со мной.

– Ну, – пожала плечами я, – признаю, что не ожидала, что все будет именно так.

– Как «так»?

– Ты прекрасно знаешь.

– Пожалуй, да. Но если ты преследуешь мужчину по пятам, прячешься в его постели и изображаешь завернутую в ковер Клеопатру, то вряд ли можешь ожидать, что он будет вести себя как кружевной Валентин.

Это было все равно что плеснуть кислотой на полированную поверхность и увидеть под ней необработанное дерево, шершавое и безобразное. Несколько таких же мерзких вспышек случилось и днем, во время нашей поездки. Если бы не темнота, Годфри заметил бы, какими глазами я смотрю на него.

– А тебе обязательно меня оскорблять? Знаю, ты рассердился, но я думала, у тебя это уже прошло, и если хочешь знать правду, я не понимаю, зачем так злиться, если кому-то захотелось полюбоваться твоей яхтой. Я тебе рассказала абсолютно все, что произошло, а если ты мне не веришь или считаешь, что я должна была тут же рухнуть к тебе в постель, здесь и сейчас, то советую тебе подумать еще раз. У меня нет такой привычки.

– Тогда зачем вести себя так, как будто есть?

– Знаешь что!.. – Я осеклась и рассмеялась. Ни за что нельзя провоцировать его на открытое применение силы. Лучше забыть о злости и попробовать еще немного поизвиняться. – Послушай, Годфри, давай забудем! Прости, ужасно глупо с моей стороны тебя в чем-то винить, я ведь сама напросилась... и я действительно немножко заигрывала с тобой там, в каюте, признаю. Тоже не очень-то умно с моей стороны. Но когда женщина попадает в неприятную ситуацию и имеет дело с разгневанным мужчиной, она инстинктивно пускает в ход свою сексуальность, чтобы выпутаться. Не слишком хорошо я себя сегодня проявила, правда? Но я не подозревала, что ты так сильно рассердишься или так сильно... ну, скажем, перейдешь границы.

– В сексуальном плане? Мало же ты знаешь.

– Ну ладно, ты отомщен. Не припомню, чтобы хоть раз чувствовала себя такой глупой и несчастной. И можешь не беспокоиться, что я снова буду бегать за тобой... В жизни к тебе больше не подойду!

Он не ответил, но для моих напряженных нервов это было все равно как если бы он расхохотался вслух. Ирония моих слов словно бы носилась и звенела в воздухе на ветру. По правому борту, совсем рядом с яхтой, снова вспыхнула и исчезла полоска зеленого огня.

– Ну ладно, – вздохнула я, – после всего этого, полагаю, мне остается только просить тебя загубить поездку окончательно и бесповоротно и отвезти меня домой.

– Без толку, моя дорогая, – последовал мгновенный ответ. Тон Годфри стал совершенно иным, и меня бросило в дрожь. – Раз уж ты здесь, здесь и останешься. Тебе придется проделать весь путь.

– Но ты же не хочешь...

– Не хочу. Ты пришла сюда потому, что тебе самой этого хотелось – или так ты сказала, – а теперь останешься, потому что этого хочу я. У меня нет времени отвозить тебя обратно, даже если бы и хотелось. Ты и так заставила меня потерять слишком много времени. Сегодня ночью я отправился в очень срочную поездку на заранее запланированную встречу...

– Годфри...

– Я везу на албанскую сторону партию фальшивых денег. Они спрятаны под полом каюты. Семьсот тысяч деков, слегка потертых, малыми купюрами – и чертовски хорошего качества. Если меня поймают, то расстреляют. Дошло?

– Я... я не верю. Ты меня разыгрываешь.

– И не думаю. Хочешь поглядеть сама?

– Нет! Нет. Ну ладно, если хочешь, я тебе верю, но все равно не понимаю. Зачем? Зачем тебе заниматься такими вещами?

На траверзе у нас, примерно на том же расстоянии, что и раньше, находилась Кентрома. Мне показалось, будто я различаю слабые очертания полоски призрачной пены и нависающей над ней земли, и сердце мое подпрыгнуло, но видение тут же исчезло. Это был, самое большее, крохотный каменистый островок, безжизненный и омытый ветром. Когда мы подплыли ближе к нему, я ощутила новый, более сильный порыв ветра. Он дул уже не ровно с востока, а налетал со всех сторон, в зависимости от того, как горы по обоим берегам пролива ловили и изменяли воздушные течения.

Не так далеко маячили огоньки Коулоуры, где кончался материк и начинался пролив...

Я заставила себя сосредоточиться на том, что тем временем говорил Годфри.

– И в настоящий момент ситуация в Албании такова, что вот-вот что-то случится, и в чьих-то интересах – уверен, ты следишь за моей мыслью – позаботиться, чтобы это случилось. Балканский котел всегда готов закипеть, если подбросишь жару в нужном месте. Тут тебе и Югославия, и Греция, и Болгария – и все сидят с кинжалами наготове вокруг границ Албании, ожидая заварушки, но никто не решается сам ее начать.

– И не хочет, – резко сказала я. – Можешь меня в этом не убеждать. Греция меньше всего на свете хочет каких-либо волнений на границе, в которых ее могли бы обвинить... Ой!

– Да, я так и думал, что ты все поймешь. Чертовски легко, правда? Прелестное положение. Коммунистический Китай прочно уселся на Албании, получив себе славненькую маленькую базу в Европе, что-то вроде ступеньки, за которую Большой Брат готов глаз отдать. И если нынешнее прокитайски настроенное правительство падет и падение припишут Греции, получится крупная балканская заваруха, Китай выйдет, а Россия войдет. А быть может, войдет и в Грецию. Улавливаешь?

– О боже, да. Старый трюк, его еще Гитлер в прошлой войне применял. Наводнить страну фальшивыми деньгами – и правительство рушится как карточный домик. И долго это продолжается?

– Поставка фальшивок? Да уж некоторое время. Это последняя партия. День «Икс» – Страстная пятница, а потом они будут пущены в обращение, и, можешь мне поверить, гром грянет буквально за несколько дней. – Он засмеялся. – Облако этого взрыва увидят аж в Вашингтоне.

– А ты? Откуда увидишь его ты?

– О, за меня не волнуйся, я заручился местом в партере – но это будет не вилла Рота. «Г. Мэннинг, эсквайр» исчезнет почти немедленно... Знаешь, дорогая, ты бы не дождалась обещанной поездки со мной в субботу. Я сам об этом слегка жалел. Мне наш денек понравился, у нас много общего.

– Тебе обязательно так грубить?

Он даже не обратил внимания, задумчиво глядя во тьму на севере.

– О чем я на самом деле жалею, так это что никогда не смогу использовать фотографии. Бедный Спиро не получит даже такого памятника. Скоро мы доберемся до места, где я швырнул его за борт.

Тон его даже не изменился. Годфри все еще удерживал меня, но рука обвивала мою талию столь же безлично, как железная цепь. Оно и к лучшему: каждое прикосновение к его телу вызывало у меня мурашки по коже. Треск паруса, когда гик в очередной раз прокатился у нас над головами, заставил меня подпрыгнуть, словно от удара хлыстом.

– Нервишки шалят? – засмеялся Годфри.

– Кто тебе платит?

– Может, просто сойдемся на том, что это не Греция?

– Я такого и не думала! Так кто?

– А что скажешь, если я тебе сообщу, что мне платят дважды?

– Скажу, что, к сожалению, тебя нельзя дважды расстрелять.

– Добрая девочка. – В спокойном тоне сквозила насмешка. – Это самое меньшее, что сделают со мной в Греции, если поймают.

– А где печатают фальшивые деньги? Поверить не могу, чтобы кто-либо на Корфу...

– О боже, разумеется нет. Под Кьямпино живет один весьма ловкий человечек... Я уже давно получал через него всякие фотографические принадлежности. Когда-то он работал в местном отделении банка Лео. Через него-то я на все это и вышел... ну и, конечно, потому что лично знаком с Лео.

Наверное, я побелела: кровь отхлынула от моих щек, а губы похолодели.

– Лео? Я не верю, что Лео хотя бы слышал о чем-то подобном!

Мэннинг на миг замялся. Я почти физически ощутила его первое жестокое побуждение солгать, но потом ему, должно быть, показалось, что забавнее сказать правду.

– Нет. Наш Лео чист, как свежевыпавший снег. Я имел в виду лишь то, что благодаря нашему знакомству смог заполучить этот дом, чудесное место для такой работы, а в придачу еще и эллинг – вообще мечта. Ну и потом, такое замечательное прикрытие – жить дверь в дверь с самими Форли... Если что-нибудь пойдет не так и начнется расследование, как ты думаешь, куда в первую очередь устремится начальственное око? Куда, как не на виллу Форли, где живет директор банка? А к тому времени, как доберутся до виллы Рота, там уже не будет никаких доказательств, а если дело обернется совсем плохо, то и меня.

– А когда поднимется «облако от взрыва»? Я так понимаю, эта часть вашего плана предусматривает, что след от фальшивых денег должен прослеживаться до Греции?

– Само собой. В любом случае – до Корфу, но, если повезет, не дальше.

– Ясно. Полагаю, Спиро нашел их?

Годфри пожал плечами.

– Сомневаюсь. Но был шанс, что он увидел пробный образец у меня в бумажнике.

– Так ты убил его на всякий случай, – задохнулась я. – И для тебя это совершенный пустяк? Даже смешно становится, как вспомнишь, какую шумиху я подняла из-за дельфина... Ты, должно быть, стрелял в него просто так, забавы ради, раз уж все равно через несколько дней уезжаешь. – Несмотря на темноту, я свирепо уставилась на Мэннинга. – И как только люди становятся такими, как ты? Тебя ничуть не волнует, кому и сколько вреда ты принесешь, верно? Ты изменник по отношению и к своей родине, и к стране, где ты в гостях, и мало того, вдобавок ты губишь еще бог знает сколько народу. Я имею в виду не только Спиро, но еще и Фил, Лео и их детей. Ты же знаешь, как это на них отразится.

– Не будь сентиментальна. Для подобной болтовни в мужском мире места нет.

– Разве не смешно, как часто этот самый «мужской мир» оказывается просто-напросто игровой площадкой для великовозрастных хулиганов? Бомбы, ложь, всякий вздор в стиле плаща и шпаги, мундиры и громкий ор. Ладно, как тебе больше нравится, только помни, я ведь актриса, мне интересно, как и почему поступают другие люди, даже такие отъявленные мерзавцы, как ты. Просто ответь мне: зачем?

Я наконец почувствовала, как по телу Годфри пробежала сердитая дрожь. Рука напряглась.

– Ты делаешь это ради денег? – язвительно продолжала я изводить его. – Но у тебя наверняка нет недостатка в деньгах. И ты обладаешь талантом к фотографии, так что это не может быть просто от безысходности. И не из политических соображений – ты ведь сам хвастал, что работаешь на две стороны. Тогда зачем? Мне бы хотелось знать, просто так, для сведения, что заставляет людей идти на подлости.

– А у тебя ядовитый язычок, а?

– Это на меня так действует общество, в котором я нахожусь. Итак? Ты просто вредитель по природе, да? Занимаешься этим ради острых ощущений?

Я услышала, как он сердито втянул в себя воздух, но тут же рассмеялся. Неприятный вышел смешок. Пожалуй, Мэннинг вполне мог позволить себе смеяться. Наверное, еще в каюте успел убедиться, что у меня нет никакого оружия, и знал, что уж теперь-то я от него никуда не денусь. Хватка его стала слабее, но, если бы я хотя бы пошевелилась, он успел бы десять раз схватить меня. Я сидела тихо.

– Именно, – подтвердил он.

– Так я и думала. Это все объясняет. Ты поэтому назвал яхту «Алистер»?

– Какая начитанная крошка! Конечно. У него был тот же девиз, что и у меня: «Fais се que veut».

– «Делай, что хочешь?» – спросила я. – Ну, Рабле это первым придумал. Сомневаюсь, чтобы ты хоть когда-то и в чем-то превышал третий сорт, Годфри. Вряд ли, швыряя людей за борт, войдешь в лигу мастеров.

Он не ответил. На траверзе сверкали огни Коулоуры. Внезапный резкий порыв ветра пригнал с севера череду тяжелых черных валов. Годфри поспешно схватился за румпель, «Алистер» вздрогнул и приподнялся навстречу волнам. Звезды мигали и качались над мачтой, в снастях пел ветер. Палуба резко накренилась, на фоне звезд взметнулось вверх ограждение правого борта. Гик со свистом пронесся над головой.

– Ты именно так и собираешься поступить со мной? – не унималась я. – Вышвырнуть за борт?

«Алистер» снова развернулся по ветру. Качка мгновенно ослабела. Годфри отпустил румпель.

– К тому времени, как я это сделаю, – пообещал он, – ты сама рада будешь оказаться за бортом.

И вскочил, поворачиваясь ко мне и протягивая ручищи к моему горлу.

Я отпрянула назад, чтобы увернуться от этой смертельной хватки, на ходу вытаскивая из кармана фонарик, и со всего размаху ударилась спиной о левый комингс. Годфри уже практически поймал меня. Яхта подскочила на волне, гик пронесся к правому борту, парус хлестал воздух, точно хлыст. Сверкающий веер морской воды захлестнул за поручень, Годфри поскользнулся, и мокрые руки промахнулись, сомкнувшись чуть в стороне от моей шеи.

«Алистер» заболтало, гик качнулся обратно. Годфри все-таки схватил меня и начал душить. Я оперлась спиной о комингс, кое-как высвободила левую руку и ударила противника фонарем по лицу.

Удар вышел так себе. Годфри не отпустил меня, но инстинктивно дернулся назад, выпрямившись и увлекая меня за собой...

Вытянув правую ногу как можно дальше вперед, мимо него, я уперлась в румпель и изо всех сил отжала его.

Уже начинавший поворот «Алистер» развернулся, как бумеранг, зарывшись кормой в воду.

И гик с силой реактивного двигателя ударил Годфри прямо по голове.