Глава 14
— Мистер Эшфорд обручен? — закричала я в огромном волнении, когда мы благополучно вышли на улицу и направились домой. — С Изабеллой Черчилль? Это неправда!
— Это должно быть правдой, — рассудительно сказала Кассандра. — Миссис Дженкинс подтвердила каждое слово.
— Как он мог? Не понимаю! И шести дней не прошло, как он навещал меня, питал мои надежды, что…
Я была невероятно потрясена и не могла продолжать.
— Ах, Джейн, Джейн. Мне ужасно жаль.
Я разразилась слезами. Какое-то время я была слишком поглощена горем, чтобы говорить.
— Почему он мне не сказал? — наконец воскликнула я, доставая из ридикюля носовой платок и пытаясь сдержать поток слез. — Несомненно, в их помолвке нет ничего тайного. Изабелла, похоже, считает, что о ней всему свету известно.
— Возможно, именно это он с таким трудом пытался объяснить в утро своего отъезда из Саутгемптона.
— Если так, его признание запоздало на много месяцев. Он должен был рассказать мне правду в первый же день нашей встречи в Лайме.
— Нет свидетельств тому, Джейн, что он был обручен, когда вы встретились в Лайме. Изабелла сказала, что обручилась в прошлом году, во время своего дебюта. Он мог сделать ей предложение незадолго до того. Ты же ездила в Лайм около двух лет назад.
— Ты права, — сказала я, немного смягчившись.
Возможно, мистер Эшфорд был свободен, когда мы впервые встретились. Но ярость и разочарование вскоре вновь вернулись ко мне.
— И все же это не оправдывает его поведения в последние несколько недель!
— Да. Он обошелся с тобой крайне дурно.
Боль стиснула мне грудь, и я попыталась вновь не заплакать.
— Это просто неправдоподобно, я не верю! Как мог такой мужчина, как мистер Эшфорд, выбрать такую девушку, как Изабелла? Они совершенно разные. Неужто он истинно любит ее?
— Вряд ли. И по-видимому, она тоже не любит его.
— Она назвала его старым. Старым! Мистера Эшфорда, джентльмена тридцати четырех лет и одного из самых красивых, ладных и сильных мужчин, каких я когда-либо встречала!
— Я сочла это весьма оскорбительным, — согласилась Кассандра, — в особенности учитывая, что он на год младше меня.
— Возможно, он достиг возраста, который заставил его почувствовать, что он должен жениться и обзавестись наследником.
— Вполне вероятно.
— Но почему он выбрал Изабеллу?
— Она — сестра его лучшего друга. Ее семейство хорошо знакомо ему. Возможно, его ослепили ее юность и красота.
— Это объясняет странные взгляды, которыми, как я заметила, несколько раз обменялись Чарльз и Мария! — воскликнула я. — Они знали о помолвке и все же не препятствовали его ухаживаниям за мной. Почему они ничего не сказали?
— Мистер Эшфорд — сын баронета, обрученный с сестрой Чарльза. Они не осмелились бы оскорбить его подобным образом.
— Ах! Это ужасно! Подумать только, я влюбилась в него! И только сейчас узнала, что он вовсе не тот, за кого я его принимала!
— Я не думаю, что мы совершенно обманулись в нем, — мягко сказала Кассандра. — Мистер Эшфорд казался мне благородным человеком. Ты сама говорила, что не уверена в его чувствах к тебе. Это я настаивала, что он влюблен. Возможно, он действительно приходил к нам лишь из дружеских побуждений. Я по-прежнему верю, что его расположение к тебе было искренним.
— Искренним? Как ты можешь называть его искренним или благородным? — закричала я. — Разве станет благородный человек изо дня в день наносить визиты женщине, пробуждая в ней глубокий интерес и создавая обстановку, в которой она начнет питать к нему любовь, когда он уже обещан другой? Нет, я не считаю мистера Эшфорда искренним. Очевидно, он преуспел показывать миру поддельное лицо и все время скрывать свою подлинную натуру. Он жалкий мерзавец и негодяй. Я была для него безделкой, развлечением, чтобы убить время, пока он гостил в городе.
— Поверить не могу, что это так, — возразила Кассандра. — И все же мне очень трудно его понять. Совсем не похоже на мистера Эшфорда вести себя подобным образом.
— Ах, как бы я хотела ненавидеть его! Но…
— Ты не ненавидишь?
— Навеки связать жизнь с чванной девицей, которая так молода, и лишена лоска, и не испытывает к нему никаких чувств, — что за комедия! Могут ли они быть счастливы? Полагаю, не могут. Нет, я не могу ненавидеть его. Мне его жаль.
— Мне жаль их обоих, — сказала Кассандра, — но сердце мое обливается кровью из-за тебя, Джейн.
— Как я все это допустила? Как позволила себе почувствовать столь много и остаться обманутой?
— Не порицай себя. Ты не сделала ничего плохого. Каждое его слово, каждый поступок, казалось, говорили о его намерениях относительно тебя.
— Если кто-нибудь узнает, — всхлипнула я, — то я умру от стыда.
Кассандра взяла меня за руку и крепко сжала ее.
— Мы никогда больше не произнесем его имени.
Я обнаружила, что страдание немало способствует созиданию.
Если раньше замешательство и печаль мешали мне творить, то теперь способность писать вернулась с утроенной силой. Никогда еще я не чувствовала такого пылкого желания, нет, необходимости водить пером по бумаге. Дни напролет я сочиняла в слепом неистовстве, останавливаясь, лишь чтобы поесть, попить или поспать.
Я более не испытывала стремления смягчить характер Уиллоби. Мне напомнили, что мир несправедлив в том, что касается любви, и никогда не станет справедлив. Неважно, что Марианна глубоко любила Уиллоби, неважно, что ее сердце будет разбито. Я могу сделать его грубияном и плутом, лишенным совести, влекомым эгоистичными интересами, и быть правой. Когда он женится на другой, Марианна узнает всю боль отвергнутой и униженной любви, которую сейчас ощущала я.
Относительно судьбы Эдварда и Элинор я испытала схожее откровение. Наконец я поняла, какую страшную тайну скрывал Эдвард, что мешало ему заявить о своей любви.
— Господь всемогущий! — воскликнула Кассандра, когда закончила читать новые главы, куда я добавила двух совершенно новых и весьма неприятных особ, сестер Стил. — Тайная помолвка продолжительностью в три года, которую ты заключила между Эдвардом и мисс Люси Стил…
— Ты не считаешь, что это блестящий штрих?
— Считаю, — ответила Кассандра, — но это так…
— Печально? Досадно? Знакомо? Случай из жизни, породивший фантазию?
— Я собиралась сказать «тяжело». Твоя история стала намного тяжелее, чем прежде.
— Тяжело у меня на душе, — ответила я.
За несколько дней до отъезда из Саутгемптона мне пришло письмо. Я немедленно узнала почерк мистера Эшфорда, и, разумеется, адрес указывал, что оно отправлено из Пембрук-холла. Когда-то я испытала бы огромную радость, получив такое послание, но сейчас его вид вызвал лишь боль и сердечное недомогание, а затем — спокойствие и решимость.
— Прошу прощения, — произнесла я, протягивая почтальону письмо, — здесь, должно быть, какая-то ошибка. Письмо предназначено не мне. Пожалуйста, верните его отправителю.
— Хорошо, мисс, — ответил почтальон, взял оскорбительное письмо и исчез.
— Что заставило тебя его отослать? — закричала Кассандра, услышав, что я сделала. — Возможно, он намеревался все объяснить. Неужели тебе не интересно, что он хотел сказать?
— Ничуть! — страстно заявила я. — Мне уже ведома истина, и, в какие бы учтивые слова он ни облек свое объяснение, это ничего бы не изменило. Правда в том, что он связан с другой. Он женится на ней, в этом нет сомнений. Что он может мне теперь предложить, кроме извинений и обещания дружбы — каковая совершенно невозможна после той глубокой привязанности, которую я испытывала? Нет, если мое сердце когда-нибудь и излечится, если мой разум когда-нибудь прояснится, я должна вернуться туда, где была до встречи с мистером Эшфордом, и изгнать его из своих мыслей.
— Рукоплещу твоей силе и решимости, дорогая, — сказала Кассандра, и лицо ее выражало доброту и сострадание, — но не думать о ком-то, к кому питала столь глубокие чувства, — это проще сказать, чем сделать.
Она была права, но что мне еще оставалось? Я села собирать несколько дюжин листов новой рукописи в своеобразную книгу и сшивать их, но, разумеется, не прошло и пяти минут, как голос мистера Эшфорда зазвучал у меня в голове: «Ваша книга прелестна, остроумна и романтична… в совершенно новой манере… я никогда не читал ничего подобного… Вы будете издаваться, вы обязаны».
«Неужто все это — никчемная лесть и ничего более?» — гадала я.
Он казался таким искренним в своих похвалах.
«Что ж, — подумала я с внезапным приступом ярости, — существует лишь один способ узнать правду».
Пройдет немало времени, прежде чем я закончу «Чувство и чувствительность», но у меня есть другая книга, которую должны были опубликовать много лет назад.
Я взяла перо, решив разобраться с вопросом, который давно терзал меня. Присвоив имя «миссис Эштон Деннис» для сохранения анонимности, я набросала следующее письмо издателю «Кросби и К°», Лондон:
Среда, 5 апреля 1809 г.
Господа!
Весною 1803 года р-сь романа в двух т., озаглавленная «Сьюзен», была продана вам джентльменом по фамилии Сеймур, за что тогда же выплатили сумму в 10 ф. С тех пор прошло шесть лет, но данная работа, в авторстве которой я признаюсь, насколько мне известно, так и не появилась в печати, хотя во время продажи оговаривалась ее скорая публикация. Подобную необычную ситуацию я могу списать лишь на то, что р-сь была утрачена вследствие некой небрежности; и если дело в этом, то я с удовольствием предоставлю вам копию, коли вы желаете воспользоваться ею и обещаете, что более задержек не будет. В связи с некоторыми обстоятельствами я обрету сию копию лишь в августе, и если вы примете мое предложение, то сможете рассчитывать на ее получение тогда. Окажите любезность ответить мне в скорейшем же времени, поскольку мое пребывание здесь продлится не долее нескольких дней. Если же на данное письмо не обратят внимания, то я сочту возможным в целях публикации своей работы преподнести ее другим издателям. Искренне ваша, господа, и т. д. и т. д.
МЭД.
Инициалы выдуманной подписи составляли слово, которое замечательно отражало мои чувства и состояние духа в тот день.
Ответ, который пришел в утро нашего отъезда, был следующим:
Суббота, 8 апреля 1809 г.
Мадам!
Мы признаем получение Вашего письма от 5-го текущ. Действительно, в упомянутое время мы приобрели у мистера Сеймура р-сь романа, озаглавленную «Сьюзен», и выплатили ему 10 ф. в качестве полной оплаты, о чем есть расписка с печатью, но никакого времени ее публикации оговорено не было, равно как и обязательства ее издать. Если Вы или кто-либо другой попробует ее опубликовать, мы предпримем меры, чтобы предотвратить сделку. Р-сь может стать Вашей за ту же сумму, которую Вы получили за нее.
От «Р. Кросби и К°» искренне Ваш и т. д.
Ричард Кросби.
Я была одновременно опечалена и разъярена данным посланием. Я нигде не могла раздобыть сумму, необходимую для выкупа книги. Я поняла, что «Сьюзен» мертва для меня. Чем скорее я закончу «Чувство и чувствительность», тем лучше.
Но я знала, что на какое-то время сочинительство придется отложить. Все наше имущество уже было упаковано и погружено на несколько повозок и сегодня утром отправилось в Стивентон, где ему надлежало храниться, пока не будет готов коттедж в Чотоне. С тяжелым сердцем я сознавала, что должна вновь надолго попрощаться с независимостью, уединением и творчеством.
