Часть V. Память и моделирование
Глава 13. Изменить сознание
Время и память – настоящие художники; они меняют реальность под стать желаниям сердца.
Джон Дьюи
Вы уверены, что видели «X»?
Когда-то мне довелось работать консультантом-аналитиком в Агентстве США по охране окружающей среды. Много времени я провел, исследуя эффективность национальной кампании по информированию общественности об отравлении детей свинцом. Моей целью было выяснить, достигает ли эта информация своих адресатов – родителей маленьких детей в городах со старым жилищным фондом. В частности, она доносилась посредством коротких роликов, демонстрировавшихся в кинотеатрах перед фильмами. Я проводил исследование в кинотеатрах Балтимора, включающее два социологических опроса: первый проводился перед фильмом с целью выяснения уровня осведомленности людей насчет отравления свинцом, второй – после фильма, чтобы определить степень воздействия ролика о свинцовом отравлении. Первый опрос был призван определить «начало отсчета», второй – эффективность киноролика, а также степень психологического отклика зрителей на проблему.
После пары проведенных опросов мне стало ясно, что происходит нечто странное. Я предполагал, что при самых благоприятных обстоятельствах степень отклика составит максимум 30–40 % (более реалистичный прогноз – 25 %). Однако результаты показали другие цифры: 60–80 %! Это превышало прогнозируемые цифры в 2 раза и было беспрецедентно для такого вида социальной рекламы. Поэтому я ввел в пост-опрос дополнительные вопросы, чтобы определить, смогут ли зрители помимо основного посыла вспомнить детали рекламного ролика. Оказалось, что конкретные детали смогли вспомнить относительно немного людей, хотя все утверждали, что прекрасно поняли смысл.
Что же происходило? Порывшись в материалах, я пришел к следующим выводам: в основном люди неосознанно «собирали» обрывки информации еще в вестибюле кинотеатра. Например, они мимоходом замечали логотип агентства на нашем презентационном столе, кто-то слышал в общем шуме толпы слова «свинцовое отравление» и т. п. В реальности не более 30 % зрителей на самом деле вспоминали наш рекламный ролик; чаще всего у них было достаточно фрагментарной информации, и они были уверены, что видели его. Фрагменты соединялись в их памяти уже тогда, когда им задавали вопрос о ролике – он служил как бы ментальным «клеем» для разрозненной информации.
Эта история прекрасно иллюстрирует простую истину, которую не так-то легко признать: наша память не идеальна. В самом лучшем случае информация, хранящаяся в памяти, неполна, даже если мы и уверены в обратном. И это влияет на многие аспекты нашей жизни – и не только нашей. Но перед тем, как погрузиться в эту тему, давайте вспомним, что мы знаем о работе памяти.
Такая разная память
Память можно разделить на два вида: эксплицитную и имплицитную. Эксплицитная (также называемая декларативной) в основном имеет дело со словами, числами и событиями. Или, как говорят нейробиологи, эта память семантическая и эпизодическая. Именно ее я задействую, пытаясь, к примеру, вспомнить подробности нашей поездки с родственниками в 2004 году.
Имплицитная (недекларативная) память связана с так называемой мускульной памятью – автоматизированными навыками, которые мы используем в повседневной жизни. Ведь нам не нужно вспоминать, как стричь ногти или чистить зубы, правда? Имплицитная память делает это за нас.
Помимо этих основных «подразделений» памяти есть еще две временные (связанные с понятием времени) категории памяти. Первая категория – рабочая память, обычно называемая краткосрочной. Ее работа связана со всем тем, о чем мы активно думаем в данный момент времени. Раньше психологи разделяли рабочую и краткосрочную память на две категории; краткосрочная считалась пассивным хранилищем информации, связанным с вниманием и осознанием. Но сейчас эти понятия синонимичны.
Вторая категория – долгосрочная память. Это хранилище всей запоминаемой информации. Долгосрочная память участвует в краткосрочных процессах (например, запоминание слов) и долгосрочных (детские воспоминания). Чтобы вы лучше поняли различие между этими двумя видами памяти, поясню: краткосрочная (рабочая) память имеет дело со всей активной информацией в нашем сознании. В большинстве случаев ее возможности ограничены. Долгосрочная память имеет дело с информацией, которая в данный момент неактивна, но может быть легко переведена в активное состояния. Это любые воспоминания прошлого: от вчерашних экзаменационных вопросов до адреса дома, в котором вы жили в детстве.
Возможно, самым волнующим открытием нейронауки последних десятилетий стало то, что наш мозг – не статичный узел ткани, а гибкий орган, умеющий приспосабливаться и изменяться на протяжении всей жизни. Термин пластичность мозга имеет отношение как раз к этой способности. Поясню: «пластические» части нашего мозга – это синапсы – соединительные точки, позволяющие нейронам передавать сигналы друг другу. Синапсы могут менять свою форму в зависимости от потребностей – например, скорости, необходимой для взаимодействия нейронов. И это происходит на протяжении всей нашей жизни.
Другое открытие, связанное с пластичностью мозга, заключается вот в чем: активность нейронов прямо пропорциональна крепости их соединения. Какое значение это имеет для памяти? Чем более активны нейроны, задействованными в запоминании какого-либо события, тем лучше память. Вот почему мы можем в ярких деталях воссоздать в сознании эмоционально окрашенные воспоминания.
Например, я все еще очень живо помню тот случай из прошлого: я стою рядом со школой во Флориде, только что взорвался шаттл «Челленджер». Я смотрю на небо и вижу очертания взрыва в небе, окаймленные дымом. Все подобные моменты запоминаются с большой степенью интенсивности, их обычно легче вспомнить, чем другие события того же периода времени. В то время как я пишу эту книгу, я узнаю важную новость: президент объявил, что Усама бен Ладен убит. В моей памяти эта информация соединяется с воспоминаниями об ужасных событиях 11 сентября. Я в деталях могу вспомнить, что я делал, когда впервые услышал о террористических актах в августе 2001 года, а теперь у меня еще будет и воспоминание о том, где я был, когда почти десять лет спустя ликвидировали главного зачинщика этих событий. Эти яркие эмоциональные переживания сопровождаются интенсивной нервной активностью. Импринт события, хотя и недостаточно четкий, остается в нашей памяти на всю жизнь.
Однако это не относится к большинству наших воспоминаний. Время неумолимо стирает подробности даже очень ярких событий, связанных с сильными эмоциональными переживаниями (про такие воспоминания говорят, что они «подобны фотовспышке»), оставляя «провалы» и «пробелы» в памяти. Конкретные детали улетучиваются, вместо них остаются общие впечатления о событии с единичными подробностями. И чем старше мы становимся, тем скуднее эти детали.
Один раз запомнить, два раза забыть
Чтобы понять, почему так происходит, когнитивная наука всерьез взялась за эту тему. В результате количество исследований неуклонно растет, и у нас есть возможность лучше понять причудливую природу памяти. Сейчас мы точно знаем, что «счастливый» мозг склонен реконструировать прошлые события, зачастую дурача самого себя и будучи уверенным, что реконструкция является безупречным образцом воспоминания.
В этой главе мне хотелось бы убедить вас в том, что наша память далеко не статична и относительно легко поддается изменению. Это плохая новость. Хорошая новость в том, что несовершенство памяти – эволюционная адаптация, которая в большинстве случаев служит на благо нашему виду. Потеря памяти и создание новой тесно связаны с относительно эффективной и постоянно активной системой обработки информации. Выборочное помещение информации в долгосрочную память – это чудо приспособления, позволяющее нашему мозгу сохранять ключевые фрагменты информации, на которые мы будем полагаться в будущем, и отбрасывать сведения, не стоящие внимания. Однако процесс обработки неточен и неаккуратен, такая селективность памяти зачастую работает против нас (вспомните, сколько у вас воспоминаний, которые вы искренне хотели бы забыть). Но, если смотреть на этот процесс через призму выживания вида, он представляется невероятно полезным. Например, очень важно помнить, где расположены лучшие источники пищи, места для охоты, каких участков лучше избегать, чтобы не стать чьим-нибудь обедом, как безопаснее возвратиться домой. Для наших предков запоминание конкретных деталей было жизненно важно.
Для нас же главная проблема заключается в том, что память, будучи прекрасным инструментом приспособления, беспрестанно сталкивается со сложнейшими задачами информационного общества. В любой момент времени мы должны запоминать невероятное количество информации, а мозг не приспособлен к тому, чтобы справляться с этим огромным потоком. Наши ожидания насчет того, что мы должны запоминать, едва ли оправдываются тем объемом информации, который наш мозг способен обработать, – и ведь это очень большой объем.
Кроме того, когда мы говорим о памяти, то часто используем неправильные метафоры, а они приводят к неверным выводам. Возьмем, к примеру, метафору «книжный шкаф». Предполагается, что, когда нужно что-то вспомнить, мы просто находим эту информацию под нужной категорией на ментальной полке. Или, например, метафора «компьютер» предполагает, что наш мозг хранит файлы на ментальном жестком диске, доступ к которому можно получить так же легко, как к файлам нашего ноутбука. Эти и подобные им метафоры неверны по одной причине: воспоминания не сохраняются в мозгу в одном месте, они распределены по разным отделам. Но неправильное представление о памяти живет в умах людей, потому что гораздо легче представить ее себе в виде книжного шкафа или компьютера, чем в виде отдельных реконструируемых фрагментов.
Далее я расскажу об экспериментах, которые проиллюстрируют вышесказанное.
Изменить память с помощью фотографии
Большинство из нас осознают тот факт, что память может нас подводить, так как ежедневно с нами происходят события, подтверждающие это. Мы забываем ключи от машины, пароли, выключили ли мы плиту и т. д. Но кто из нас признает, что наша память подвержена воздействию со стороны? Это не то же самое, что просто забыть. Это требует «вхождения» в наш мозг, не так ли?
Оказывается, сделать такое не так уж и трудно – достаточно несколько изображений и немного времени. Целью исследования, проведенного Линдой Хенкель на кафедре философии Университета Фэйрфилд, было понять, может ли демонстрация людям изображений завершенных действий (например, сломанный карандаш или открытый конверт) заставить их поверить в то, что они сделали что-то, чего не делали, в особенности если продемонстрировать фотографии несколько раз. Перед участниками положили на столы разные предметы и попросили совершить с предметом какое-либо действие либо представить себе это (например, расколоть грецкий орех). Неделю спустя тех же участников снова пригласили в лабораторию и в произвольном порядке один, два или три раза продемонстрировали им на экране компьютера ряд фотографий, на каждой из которых был изображен результат действия (например, расколотый грецкий орех). Другим участникам не показывали ничего.
Еще через неделю их пригласили пройти тестирование памяти. Они получили тест, состоявший из утверждений, касающихся действий (например, «Я расколол грецкий орех»). Их попросили отметить, совершили ли они это действие, вообразили ли его либо ничего не делали, и оценить уровень своей уверенности по шкале от 1 до 4. Результаты показали: чем большее количество раз участнику показывали фотографию, тем чаще он думал, что совершил это действие, хотя на деле только вообразил его. Те, кому фотографию показывали один раз, ошибались в два раза чаще, чем те, кому не показывали ничего. Те, кому ее демонстрировали три раза, ошибались в три раза чаще.
Два аспекта этого исследования подтверждают мысль о податливости нашей памяти. Первый – время. Между каждым этапом эксперимента проходила одна неделя, и этого времени хватило, чтобы «затенить» воспоминания о предметах и действиях, но оказалось недостаточно, чтобы совсем их забыть. Это напоминает о реальных жизненных ситуациях, когда кто-то при даче свидетельских показаний не в состоянии вспомнить события недельной давности.
Второй аспект – количество повторов. Результаты показали, что даже однократная демонстрация фотографии сильно влияла на память, а многократные значительно увеличивали количество ошибок.
Видеодоказательство? Должно быть, я виновен…
Если для манипулирования нашей памятью можно использовать статические картинки, то как насчет видео? В конце концов, мы живем в мире непрерывно совершенствующихся электронных устройств, и никогда нельзя быть уверенным в том, что изображенное на видео произошло в реальности. Отлично иллюстрируют эту проблему результаты двух исследований, проведенных Кимберли Уэйд, Сарой Грин и Робертом Нэшем из Уорикского университета (Соединенное Королевство).
В первом эксперименте исследователи пытались узнать, можно ли убедить людей в совершении действия, которого они не совершали. Для этого они разработали компьютерную азартную игру с многовариантным выбором, которая позволяла получать деньги, снимая их со счета в банке. Деньги снимались только тогда, когда участник правильно отвечал на вопрос компьютерной программы; если он отвечал неправильно, то должен был класть деньги обратно на счет. Выполнение участниками задания записывалось на видео.
После этого участников просили обсудить задание с организатором эксперимента. Тот сообщал, что «возникла проблема», а затем обвинял участника в воровстве денег из банка. Некоторым людям говорили, что процесс кражи был записан на видео (но не показывали его), другим же показывали видео, «доказывающее» их вину. Участники не знали, что видео было смонтировано специально: казалось, будто человек снимал деньги, вместо того чтобы положить их на счет. Затем участников просили подписать признание в том, что они украли деньги из банка. Требование подписать признание выдвигалось дважды, и к концу дня это сделали все. 87 % подписали документ по первому же требованию, а оставшиеся 13 % – по второму. Заметьте, подписали признание даже те участники, которым просто сообщили о наличии такого видео, но не показали его.
В основе следующего эксперимента лежал тот же принцип, но на этот раз целью было выяснить, можно ли заставить одного участника обвинять второго в том, чего он не делал. Снова участников попросили сыграть в азартную игру, но на этот раз не поодиночке, а вдвоем. Оба участника сидели очень близко друг к другу и отлично видели монитор. Их записывали на видео, которое затем монтировалось: один из участников будто бы совершал кражу.
После этого при беседе «невиновного» с организатором ему сообщали о наличии видеодоказательства того, что второй участник украл деньги. Чтобы «преследовать его в судебном порядке», первый участник должен был подписать свидетельские показания, подтверждающие видеоулики. Одним людям только сообщили о существовании видео, а другим показали его (также была контрольная группа, которой о видео не сказали).
Результат: при первом же требовании подписать показания почти 40 % участников, посмотревших видео, согласились. Еще 10 % подписали документ при втором требовании. Только 10 % участников, которые знали о видео, но не видели его, согласились подписать показания, и лишь 5 % – в контрольной группе. Такие результаты настораживают: они подтверждают силу воздействия видео на формирование и искажение нашей памяти. В первом эксперименте одного только сообщения о видео хватило для воздействия на память участников! Примечательно, что во втором эксперименте некоторые люди, подписавшие свидетельские показания, так уверились в виновности второго участника, что «припомнили» дополнительные признаки подозрительного поведения, как будто бы на протяжении игры знали о том, что он собирается совершить незаконный поступок.
Доверившись ложным воспоминаниям
Примеры, которые мы только что обсудили, наглядно демонстрируют, как манипуляция визуальной информацией может воздействовать на память. Теперь давайте исключим визуальный компонент и посмотрим, как может повлиять на нашу память цельность получаемой информации или, более точно, благонадежность ее источника. Предположим, вы отслеживаете выпуски новостей за авторством какого-либо журналиста, читаете все его или ее статьи, – вполне возможно, вы оказались в ловушке доверия. Исследования показали, что, доверяя определенному источнику знания, мы менее склонны проверять информацию, поступающую от него. Эксперимент, проведенный Элизабет Лофтус и ее командой из Университета Калифорнии, Ирвин, был призван более детально изучить эту проблему и доказать, что ловушка доверия также может привести к возникновению фальшивых воспоминаний – и не только краткосрочных.
План эксперимента, разработанный исследователями, был таков: участникам показывали ряд изображений, а затем рассказывали о них. Первая группа получала точные сведения, вторая – неверные данные. Затем обе группы прошли тест на память, чтобы определить, какой объем правильной и неправильной информации запомнили участники.
Месяц спустя этих же людей снова пригласили на эксперимент, но теперь первая группа наряду со второй получила неверную информацию о картинках. Затем обе группы снова прошли тест на память.
И вот что получилось: в первом эксперименте первая группа показала большую степень правдивости воспоминаний по сравнению со второй (это согласуется с предположениями, так как вторая группа получила неверную информацию) – 82 % против 57 %.
Но во втором эксперименте, в котором обе группы получили ложную информацию месяц спустя, первая группа показала значительно меньшую степень правдивых воспоминаний по сравнению со второй группой: 47 % против 58 %.
Наиболее вероятная причина такого исхода заключается в том, что участники первой группы попали в ловушку доверия. Информация, полученная на первом этапе, была точной (а результаты теста высокими), следовательно, участники убедились в надежности источника. Вторая группа не имела причин верить источнику и продемонстрировала похожие результаты в обоих случаях.
Стоит отметить временной аспект эксперимента. Исследователи провели второй этап через месяц: предполагалось, что за это время эффект доверия «рассеется». Но этого не произошло. Снова мы видим, насколько результаты эксперимента согласуются с реальностью. Очень часто так и происходит при даче свидетельских показаний: если свидетель получит информацию из источника, которому он доверяет (например, СМИ, следователь, другой человек), весьма вероятно, что он изменит свои показания. И любая дополнительная информация может оказать на него большое влияние.
Фальшивые верования – «рассадник» фальшивых воспоминаний
За последние несколько лет эксперименты в области когнитивной психологии убедили ученых в том, что человек – исключительно легковерное существо. Требуется лишь небольшой толчок, чтобы у нас развились фальшивые суждения не только о других людях, но и о себе. И в их основе лежат фальшивые воспоминания.
Например, в одном эксперименте, проведенном в 2001 году, участников попросили оценить, насколько они верили в одержимость демонами, когда были детьми, и свою уверенность в том, что подвергались подобному. Позже тем же участникам раздали статьи, описывающие частые случаи наблюдения одержимости демонами, а также интервью с родителями, которые утверждали, что наблюдали такую одержимость, будучи детьми. После прочтения участники не только выше оценили достоверность информации, но и сами стали более уверены в том, что испытали одержимость в детстве.
В другом эксперименте (гораздо менее драматичном) участников попросили оценить правдоподобность того факта, что, когда они были детьми, им делали бариевые клизмы. Как и в предыдущем эксперименте, позже участникам предоставили «достоверную» информацию о распространенности бариевых клизм в лечении детей, а также инструкции по проведению процедуры. И снова участники гораздо выше оценили правдоподобность этого факта.
Целью исследования, проведенного Стефани Шарман из Университета Южного Уэльса, было определить, насколько информация о распространенности события влияет на возникновение фальшивых убеждений. Участников попросили оценить правдоподобность десяти событий по шкале от 1 («совершенно невероятно») до 8 («определенно могло случиться»), а также свою собственную уверенность в том, что с ними такое случалось, по шкале от 1 («точно не случалось») до 8 («точно случалось»). Список событий включал как достаточно правдоподобные случаи («Когда я был маленьким, я потерялся в магазине»), так и совершенно невероятные («Меня похищали инопланетяне»).
Две недели спустя участников пригласили снова и предоставили им информацию по четырем из событий, которые они оценили как наименее вероятные. Им раздали газетные статьи, истории «из первых рук», данные предыдущих исследований – все это было призвано создать уверенность в том, что эти события широко распространены.
Результаты показали, что сведения о распространенности события, полученные из разных источников, влияли на формирование фальшивых утверждений. В частности, участники, получившие подобные газетные статьи, были более уверены, что испытали в своей жизни подобный опыт. Это наглядно продемонстрировало силу воздействия печатного слова на память.
Вывод из всего вышесказанного неоднозначен. Прежде всего нельзя упускать из виду тот факт, что мы, вполне возможно, весьма восприимчивы к ложным убеждениям. Никто не избавлен от такого рода ошибок. Но, с другой стороны, наше осознание этой проблемы – наилучшая превентивная мера против нее.
Прочитайте правила, и вам не придется писать завещание!
В «Медицинском журнале» Новой Англии были опубликованы результаты исследования, посвященного информированию о правилах безопасности после операции в крупнейших городских больницах по всему миру. Эти результаты ясно показали, насколько наша память подвержена ошибкам. Каждый год в мире проводится 234 миллиона операций. Очень трудно оценить уровень смертности от постоперационных осложнений, но я видел такие оценки: от 1,5 до 5 % смертности в первые 30 дней после операции. Это как минимум 3,5 миллиона смертей ежегодно. Из этого числа значительная часть (возможно, до 5 %) происходит вследствие инфекций и осложнений, которых можно было бы избежать при соблюдении мер предосторожности. В исследовании принимало участие восемь больниц в восьми городах, включая Торонто, Нью-Дели, Манилу, Лондон и Сиэтл, – социоэкономический и культурный срез больниц – участников программы ВОЗ «Безопасная хирургия спасает жизни». В качестве критерия была отобрана информация о 3733 пациентах в возрасте шестнадцати и более лет, которые подверглись экстракардиальной хирургии. После того как в больницах ввели практику информирования о правилах безопасности, исследователи также собрали информацию о 3955 пациентах по тем же критериям. Затем проанализировали уровень смертности и общих осложнений в течение первых 30 дней после операции. Результат: уровень смертности понизился с 1,5 до 0,8 %. Уровень осложнений уменьшился с 11 до 7 %. Итог: использование правил безопасности почти наполовину снизило уровень смертности и осложнений.
Этот простейший список правил напоминал людям о необходимости проведения важных профилактических процедур, что и сократило уровень смертности и осложнений.
Напоследок: тотальное воспоминание о будущем
Способность нашего сознания конструировать сценарии будущего действительно примечательна. Насколько мы знаем, животные, включая наших ближайших родственников, приматов, реагируют на события постфактум, уже тогда, когда они произошли. Из этих событий они могут получить знание и применить его в будущем (например, если шимпанзе научился ловить муравьев, засовывая в муравейник палочку, он будет так делать с каждым муравейником, который попадется на пути), но животные не умеют объединять воедино сложные фрагменты информации и создавать последовательный сценарий будущего. Как же это получается у человека?
На этот вопрос (как и на многие вопросы в области когнитивных наук) трудно дать однозначный ответ. Но последние исследования говорят о том, что у человека существует такая способность, как эпизодическое мышление о будущем. Это значит, что мы можем симулировать будущее, используя элементы из прошлого. Недавние исследования мозга показали, что некоторые его отделы, активируемые при воссоздании личных воспоминаний (задняя поясная извилина, извилина гиппокампа и левая затылочная доля), становятся активными также и при мышлении о будущем событии.
Наша симуляция будущего – это не копия прошлых событий. Но для создания такого сценария мы привлекаем прошлый опыт точно так же, как художник использует фрагменты информации для создания нового изображения. Иногда мы довольно точно предсказываем события, иногда ошибаемся. Чем дальше сценарий будущего отстоит от реального опыта, тем менее вероятно он станет общеизвестной истиной и будет оказывать влияние на социум.
Возможно, эта способность (наряду с другими способностями абстрактного мышления) дает нам адаптивное преимущество. «Счастливому» мозгу для создания таких прогнозов – многочисленных сценариев возможного развития событий – нужно получить доступ к как можно большему объему информации о прошлом. Развитое воображение заменяет многие инстинкты, которые есть у наших братьев, приматов. Возможности воображения далеко не совершенны, но это мощный органический прогнозирующий инструмент, появившийся в ходе эволюции.
