Глава 5. Глубокое погружение и великий побег
Остерегайся не упустить сути, вглядываясь в тень.
Эзоп
Когда Сеть была молодой
Я отчетливо помню тот день, когда я впервые познакомился с графическим прообразом Всемирной паутины (www). Это был один из тех исторических моментов, когда вы чувствуете приближение чего-то грандиозного. Но тогда это было знакомство с новой технологией, которой суждено было изменить мир и в фантастическом, и в трагическом смысле.
Это произошло в 1993 году. Я находился в интерактивной лаборатории Университета Флориды, где вместе с небольшой группой студентов мне довелось наблюдать то, что тогда называлось графическим оверлеем для всемирной компьютерной сети, именовавшимся «Мозаикой». Очень мало людей тогда знало о существовании www. Паутина была монохромной, текстовой. Она ничем не восхищала и не привлекала обычного человека. Тогда основными пользователями сети были репортеры и пользователи имиджбордов (вспомните 2400-бодовые модемы), но, чтобы ее заметил мир, должно было случиться нечто из ряда вон – нечто, могущее привлечь внимание не только «технарей». И это произошло.
Мы были поражены, буквально лишились дара речи, не веря в то, что перед нашими глазами прокручиваются изображения. Студенты были увлечены историей информационных технологий и исследованием потенциала новой среды. Все мы знали, что стали свидетелями микровзрыва, который предвещал Большой технологический взрыв.
Мало кто предполагал, что эта новая вселенная повлияет на целые популяции – на несколько поколений популяций во всем мире. Кто тогда мог предвидеть это? Доселе историки, изучающие великие исторические сдвиги, никогда не имели дело с подобными технологиями. Эта технология как бы обладала возможностью органического роста и соперничала по скорости и мощи с человеческой мыслью.
Конечно, было сделано множество предсказаний, перечислить которые не хватит и целой книги. В контексте нашей беседы одно из них играет особенную роль, даже несмотря на то что десятилетия спустя этот прогноз оказался неверным.
Но прежде, чем мы обсудим эту технологию и последствия ее развития, мне бы хотелось перенестись на пару десятилетий назад, в то время, когда «Мозаики» не существовало и еще не был возможен технологический эскапизм. Это было время игры «Подземелья и драконы», основанной на книгах (на бумажных книгах!). В нее играли, используя кости, карандаши и бумагу. Пожалуй, аутсайдерам эта игра, одна из самых «заразных» на тот момент, казалась опасной, даже дьявольской. Каждые несколько месяцев появлялась новость о каком-нибудь подростке, увлекшемся игрой и спрыгнувшем с крыши здания или зарезавшем другого подростка. Христианское телевидение «трубило» тревогу и резко осуждало игру.
Большинство из таких реакций – религиозных и сектантских – были просто высокопарным пустословием. Игра стала мишенью для проповедников и демагогов, и чаще всего эта критика была попросту ерундой. Единственной правдой было то, что игра действительно обладала мощной силой: она предлагала опыт погружения в другой мир, навязчивый и запоминающийся.
В чем была ее формула успеха? Участники получали возможность «примерить» на себя новую личность, роль, настолько отличную от их повседневной роли, насколько они могли пожелать, а также исследовать интересный и динамичный интерактивный мир. Параметры физического существования слишком привычны и очевидны, – и новая виртуальная личность притягивает своим «всемогуществом».
Новая жизнь занимает в сознании человека ровно такое же пространство, как и настоящая, в которой мы дышим настоящим воздухом и пьем настоящую воду, – и эту опасность нельзя недооценивать. Нужно заметить, что каждый из нас обладает способностью «отсекать» другие личности от той, что поглощает основную часть нашего мозга во время бодрствования, но эти личности все равно находят возможность «всплыть» наружу через ролевые игры или другим способом.
Например, «вы», который проклинает всех автомобилистов на шоссе во время пробки, – наверняка не тот «вы», который ведет дипломатичные переговоры в офисе. В этом смысле погружение в новую личность путем вхождения в аудиовизуальную среду – не такое уж необычное занятие для нашего мозга. Просто получается, что некоторые формы погружения более навязчивы, чем другие.
Конечно, игра «Подземелья и драконы» – анахронизм, но для ролевых игр она была тем же, чем Macintosh стал для настольных издательских систем. Игроки (а я, будучи подростком, был одним из них) инвестировали ментальную энергию в игру на глубоком уровне, и это недооценивалось теми, кто лично не погружался в эти фантастические миры. За эти годы у меня было предостаточно времени для рефлексии и переваривания этого опыта, и я понял, что игра заставила меня осознать одну важную вещь: наш мозг вполне способен жить несколькими жизнями одновременно.
Именно этот вопрос заслуживает особого внимания, так как вряд ли кто мог предположить в дни зарождения ролевых игр, что аудиовизуальная среда будет способна практически стереть различия между виртуальной и реальной жизнью. Например, сложно было бы представить себе такую картину: по всей Юго-Восточной Азии протянулись тысячи интернет-кафе, круглые сутки набитые постоянными посетителями. Мало кто мог себе представить такую абсурдную ситуацию: родители бросают своих детей ради виртуальных детей, которых они пестуют круглый день и ночь, а их настоящие дети в той же комнате умирают от истощения и обезвоживания. Мог ли кто-то предвидеть проблему, ставшую настолько важной, что правительства даже издали законы, обязывающие интернет-кафе «прикрывать на ночь лавочку», чтобы онлайн-наркоманы не сидели там все время? Это не выдумка. В то время как я пишу эти строки, Южная Корея и Вьетнам, как и многие другие страны, борются с пристрастием своих граждан к ролевым играм.
Что касается погружения в аудиовизуальную среду, здесь есть очень тонкая грань. К несчастью для нас – для некоторых в большей степени, для некоторых в меньшей, – наш мозг очень легко переходит эту грань, а последствия могут оказаться весьма суровыми. Эта деятельность может захватить наш мозг так быстро, что мы даже не успеем это осознать. Почему же наш мозг так стремится к тому, что приносит нам вред?
Опасные прогулки по тропе навязчивости
Чтобы адекватно осветить вопрос пристрастия к аудиовизуальным средам или вообще любого пристрастия, навязчивого поведения, нужно некоторое время уделить вопросу внутренней склонности нашего мозга. Давайте для начала определимся, что такое навязчивые пристрастия. Процитирую клинического психолога и психоаналитика Тодда Эссига: «Все пристрастия становятся навязчивыми влечениями, но не все влечения становятся пристрастиями». Это ключевой момент, потому что слишком легко равнять все «под одну гребенку». Например, СМИ часто игнорируют эту разницу.
Снова цитирую доктора Эссига: «Не вызывающие привыкания побуждения могут разрушать жизнь точно так же, как наркотики: навязчивое мытье рук, ограничивание себя в калориях, лицевые тики, пристрастие к пластической хирургии и т. п.». Являются ли бессонные обитатели интернет-кафе, играющие в видеоигры, «наркоманами», обладателями обсессивно-компульсивного расстройства или синдрома Туретта – или же жертвами помешательства, – это еще вопрос. Поэтому спор о том, как их называть – наркоманами или страдающими навязчивыми состояниями, – не утихает.
Мы точно знаем, что наш мозг «оснащен» так называемым центром наград, служащим для адаптивной мотивации поведения, приносящего пользу нашему виду. Это поведение включает в себя все рудименты выживания: питание, забота о потомстве, секс – это наиболее важные виды деятельности. Также оно включает в себя поведение, которое позволяет нам преуспевать в сложившихся условиях, – мотивацию достижений. Без этой мотивации и побуждения к приятному опыту мы ни к чему бы не стремились, и наш вид вскоре исчез бы.
Этот мозговой центр (называемый мезолимбическим центром вознаграждений) является важнейшим элементом нашего мозга. Он похож на неизолированную электрическую сеть – ее можно вскрыть и «подключиться» к ней извне. Внешние силы, с помощью которых это можно сделать, используют ту же схему вознаграждения, которая приносит нам пользу, и эта схема (называемая схемой побудительной предрасположенности, СПП) адаптивно отвечает на раздражители, чтобы получить награду. Проблема в том, что новые вознаграждения, запечатленные СПП, в основном не являются выгодными для нас. Но поскольку наш мозг «слеп» в распознавании наград, в схему внедряются все новые и новые импринты.
Когда центр вознаграждений человека переполняется импринтами невыгодных вознаграждений, мы говорим, что он пристрастился к какому-либо веществу или поведению. В данном случае центр вознаграждений находится в состоянии сбоя, и это состояние очень непросто «отключить». Нейронная подоплека пристрастия теперь лучше изучена, и становится ясно, что общая причина всех навязчивых состояний и поведений – это сбой в центре вознаграждений. Будь то пристрастие к наркотикам, азартным играм, обжорству, сексу – силы, движущие пристрастием и способствующие его увеличению, одинаковы.
Некоторое время назад в подтверждение теории, что стимуляция центра вознаграждений может стать навязчивой, были проведены эксперименты на братьях наших меньших, крысах. В отделы мозга крыс, ответственные за мотивирование поиска удовольствия, были вживлены крошечные электроды. Крыс научили нажимать кнопку, активирующую электроды, что обеспечивало стимуляцию центра вознаграждений. Вскоре стало очевидно, что крысы откровенно наслаждаются этой стимуляцией, так как они постоянно нажимали на кнопку. Когда кнопка была доступна, они даже переставали есть, пить, спать, спариваться. Многие крысы, которых не кормили принудительно, погибали от истощения, – но они все никак не могли оторваться от этой кнопки.
Теперь вы понимаете, почему пристрастившиеся к метамфетамину и крэку готовы отказаться от пищи, сна и секса ради того, чтобы получить еще немного вещества, которое теперь страстно желает их мозг. Также у нас появилось возможное объяснение того, почему родители пренебрегают заботой о собственном ребенке и продолжают погоню за виртуальными наградами. Процессы, происходящие в мозгу во время игры, не строго идентичны тем, что происходят при привыкании к химическому веществу. Но совершенно ясно: при погружении в виртуальный мир мозг получает вознаграждение, и непрекращающееся стремление к получению этой награды становится навязчивым. Чем больше человек стремится к получению награды, тем больше усиливается навязчивое поведение.
Вознаграждение «выплачивается» в нейрохимической валюте. Это допамин – а если точнее, это активность рецептора допамина в особом отделе мозга – вентральной области покрышки (ВОП). Часто называемый «нейротрансмиттером вознаграждения», допамин необходим для нашего выживания, но вполне может стать нашим врагом, если центр вознаграждений переполняется неправильными наградами.
Совершенно очевидно, что некоторые люди более подвержены навязчивому поведению, чем другие. Нельзя упускать из виду генетическую предрасположенность. Мозг практически любого человека может теоретически пристраститься к определенному веществу или поведению, – и это вселяет немалые опасения. Если это случается, то открывается «дверь» для других видов навязчивого поведения. Поэтому пристрастие к наркотикам очень часто сопровождается пристрастием к азартным играм или нездоровому сексуальному поведению. Другими словами, невероятная гибкость мозга – его уникальная способность адаптивно изменяться, подстраиваться – может сослужить нам плохую службу и стать коварной ловушкой.
Вернемся к виртуальной реальности
Причина, по которой я решил сосредоточить внимание в этой главе именно на погружении в виртуальную реальность и в меньшей степени на других видах навязчивых состояний, состоит в беспрецедентной распространенности этого явления. Мы застали только начало расширения онлайн-вселенной. Но исследования уже показали, что иммерсивные электронные среды являются эффективным катализатором навязчивых состояний.
В своей книге «iМозг» («iBrain») доктор Гари Смолл, директор Центра исследования памяти и старения в Университете Калифорнии, Лос-Анджелес, в Институте нейронауки и поведения человека Семела, предупреждает: для тех, кто уже имеет навязчивые склонности, последствия увлечения новой технологией могут быть весьма суровыми. Процитирую доктора Смолла: «Человек с обсессивно-навязчивыми склонностями уже предрасположен к навязчивому поведению, а технология только ускоряет его развитие». Это очень важно, потому что пока неясно, какой процент населения предрасположен к компульсивным расстройствам, хотя, по некоторым оценкам, ими страдают до 50 миллионов человек только в США. Даже если их в два раза меньше, цифра пугает! Ведь это значительная часть населения только одной страны, и мы не упоминаем все остальные развитые страны.
Одной из причин эффекта гипернавязчивости может быть мозговое вознаграждение, получаемое от чувства принадлежности, которое у многих из нас появляется при онлайн-взаимодействии. Скот Каплан, старший доцент кафедры коммуникации в Университете Делавэр, прокомментировал это так: «Исследования предполагают, что люди, которые предпочитают виртуальное общение реальному, имеют большую предрасположенность к интернет-зависимости и используют Интернет для воздействия на свое настроение». В 2007 году Каплан провел эксперимент с 343 студентами, в котором попытался определить ключевые причины навязчивого использования Интернета. Чтобы определить параметры, которые больше всего способствуют развитию навязчивого состояния, он измерил такие личностные характеристики, как одиночество и социальное беспокойство, а также потенциальную предрасположенность к определенным видам деятельности: игра в видеоигры и азартные онлайн-игры, просмотр порнографии.
Оказалось, что основное влияние оказывает социальное беспокойство. «По результатам исследования я сделал вывод, что люди, имеющие проблемы с социальным взаимодействием в реальной жизни, особенно сильно подвержены пристрастию к виртуальному общению, – добавляет Каплан. – Моя гипотеза такова: у этих людей возникает предпочтение к социальному взаимодействию в виртуальном мире, и эту технологию они начинают использовать для регуляции своего настроения, к чему у них вырабатывается пристрастие».
Впрочем, не следует всех подгонять под эту теорию. Так же как и в случае с алкоголем и азартными играми, некоторые люди сразу же впадают в зависимость, на других же даже глубокое погружение, по-видимому, оказывает гораздо меньшее влияния. Несомненно, это же справедливо и для виртуальной реальности. Однако есть важное различие: степень, в которой все больше и больше представителей практически всех возрастных групп подвержены воздействию иммерсивных сред по сравнению с другими потенциальными навязчивыми склонностями. Сейчас еще не ясно, каковы будут эффекты такого воздействия в долгосрочной перспективе. Но у нас уже достаточно данных, подкрепленных результатами исследований, которые заставляют с повышенным вниманием относиться к развитию виртуальных технологий.
Мозг, который хочет принадлежать
Частично мы уже имели дело с подобными исследованиями еще в эпоху развития телевидения – прежнего лидера по формированию навязчивого поведения у человека. Несмотря на то что Интернет поглощает все больше и больше нашего внимания, количество психологических исследований воздействия телевидения на психику не уменьшилось с 1970-х годов. Как выяснилось, телевидение обладает мощнейшей силой удержания нашего внимания даже при появлении других раздражителей. И поскольку телевидение вошло в нашу жизнь уже так давно (целую вечность тому назад по сравнению с онлайн-реальностью), оно является нашим главным источником знаний о воздействии электронных сред на мозг.
Одна исследовательская команда решила погрузиться в эту тему, задавшись вопросом: могут ли вымышленные герои с экрана телевизора эмоционально «зацепить» нас? В Университете Буффало было проведено четыре исследования с целью проверки «гипотезы социальной суррогатности», согласно которой люди могут использовать технологии, например телевидение, чтобы обрести чувство принадлежности, не хватающего им в реальной жизни. И это касается не только телевидения, но также кино, музыки и видеоигр – согласно теории, они также могут заполнить эту пустоту.
Во время эксперимента измерялись эмоциональные реакции различного вида, возникающие в ответ на описания любимых ТВ-программ участника (самооценка, чувство принадлежности к группе, чувство одиночества, отрицание, изоляция). В одном эксперименте 222 студента должны были написать десятиминутное эссе о своих любимых ТВ-шоу, а затем о программах, которые они смотрят, когда больше нечего смотреть, или же о своих достижениях в школе. После этого их попросили как можно подробнее вербально описать свое эссе.
Результат: после описания своих любимых ТВ-программ участники демонстрировали гораздо меньшую степень чувства одиночества и изоляции, чем после описания «передач-заполнителей» или своих достижений в учебном заведении. Вывод таков: суррогатные взаимоотношения с героями ТВ-программ могут заполнять эмоциональные пустоты. Эксперименты показали, что воспоминания о любимом ТВ-шоу помогают поднять самооценку и уменьшить чувство отрицания, которые сопровождают прекращение отношений – это как бы «электронная вакцина от разрыва сердца». Эти выводы подводят нас к пониманию другого пугающего явления – «технологически индуцированного чувства принадлежности группе». Кажется довольно странным то, что полчаса, проведенные с любимыми воображаемыми персонажами, могут «зажечь нас», но, по-видимому, мы не признаем очевидного.
Нейронная связь между одиночеством и конфликтом
Социальный нейроученый Джон Качиоппо провел в 2009 году исследование мозга с целью определить различия в нейронных механизмах в психике одиноких и неодиноких людей. Особенно его интересовало, что происходит в мозгу человека, подверженного острому чувству «социальной изоляции». Это ключевой компонент чувства одиночества, и он не имеет ничего общего с физическим одиночеством. Находясь под наблюдением прибора магнитно-резонансной томографии, участники просматривали ряд изображений, некоторые – с позитивными коннотациями (например, счастливые люди, занимающиеся любимым делом), а некоторые – с негативными ассоциациями (например, сцены конфликтов). При просмотре приятных изображений участок мозга, отвечающий за распознавание вознаграждения, демонстрировал больший отклик у неодиноких людей. Точно так же зрительная кора мозга одиноких людей показывала больший отклик на неприятные изображения людей. Предположительно, внимание одиноких людей более привлечено к конфликтным ситуациям между людьми. У неодиноких людей такой разницы не наблюдалось. Если выразиться кратко, люди с острым чувством социальной изоляции демонстрируют пониженный нервный отклик на явления, которые делают счастливыми большую часть людей, и повышенный отклик на конфликтные ситуации. Это многое проясняет в поведении людей, которые не только «застревают» в несчастье, но также кажутся помешанными на эмоциональных драмах других людей.
Реальность и вымысел отделены только несколькими пикселями
Подобные результаты помогают нам ответить на важнейший вопрос: как мозг различает реальность и вымысел – и, что более важно, различает ли мозг реальность и вымысел?
Этот вопрос послужил отправной точкой для другого исследования, проведенного в Институте Макса Планка когнитивных наук и исследования мозга. Его целью было определить, какой отклик осуществляет мозг при обращении к ситуациям с участием реальных людей и вымышленных персонажей. Это исследование стало продолжением похожего эксперимента, проведенного в 2008 году, под названием «Встреча с Джорджем Бушем против встречи с Золушкой: отклик мозга при попытке отличить реальное от вымышленного в контексте нашей реальности».
В настоящем исследовании для оценки активности отделов мозга – в особенности передней и средней префронтальной коры, а также задней поясной коры – была использована система магнитно-резонансной томографии. Эти отделы подвергались раздражению в контексте трех параметров: 1) семья и друзья (группа, идентифицированная как группа высокой значимости), 2) известные люди (средняя значимость) и 3) вымышленные герои (низкая значимость). Рабочая гипотеза звучала так: взаимодействие с контекстом, связанным с группой высокой значимости, вызовет большую активацию этих отделов мозга.
Предыдущие исследования показали, что вышеупомянутые отделы мозга играют большую роль в самосознании, самоосмыслении и автобиографической памяти («я»-отдел мозга). Настоящая гипотеза звучала так: информация о реальных людях в противоположность информации о вымышленных персонажах кодируется в мозгу таким образом, что вызывает «я-отклик». Чем большее отношение контекст имеет к себе, к «я», тем сильнее отклик. Результаты подтвердили гипотезу: они продемонстрировали активацию отделов мозга, при которой объекты высокой значимости ассоциировались с большим откликом вышеупомянутых отделов мозга. Также это относилось к некоторым другим отделам мозга в разной степени. Другими словами, для нашего мозга реальность означает значимость, релевантность.
Но в таком случае, почему мы с такой готовностью погружаемся в жизнь вымышленных (или виртуальных) персонажей с экрана телевизора или компьютера? Чтобы получить ответ, нам нужно поразмыслить над тем, что такое релевантность в нашей повседневной жизни. Действительно, многие из нас больше времени проводят, взаимодействуя с онлайн-персонажами и ТВ-героями, чем с реальными людьми.
Ученый Джон Качиоппо, чье исследование одиночества помогло понять все особенности данной негативной эмоции, подметил: живя в век непрерывного социального взаимодействия, все больше людей жалуются на свое одиночество. Одиночество, подчеркивает Качиоппо, не имеет ничего общего с тем, насколько широк наш круг общения, как много людей вокруг нас. Одиночество – это невозможность получить от отношений то, что нам нужно. Исследование показывает, что виртуальные интернет-персонажи и герои ТВ являются суррогатами, заполняющими эмоциональные «пустоты», и поэтому стирают расплывчатую границу, которая помогает нашему мозгу отличать реальное от нереального. Чем больше мы обращаемся к этим персонажам и героям за чувством «связи», тем больше наш мозг воспринимает это как релевантное.
Все вышесказанное можно суммировать так: наш мозг можно обмануть, и ирония заключается в том, что мы сами соучаствуем в этом обмане. Мы – существа, движимые своими потребностями, и для их удовлетворения мы ищем пути наименьшего сопротивления, а погружение в виртуальную среду представляет собой самый доступный на данный момент путь.
Напоследок
Дебаты по поводу воздействия на человека аудиовизуальных сред не утихают, переходя из крайности в крайность. Эти аудиовизуальные среды не могут, строго говоря, вызвать определенное поведение. Утверждая противоположное, вы подписываетесь под архаическим взглядом на человеческий характер, как на «чистый лист». Эта точка зрения давно устарела. Опыт взаимодействия с аудиовизуальными средами подразумевает воздействие комплексного набора психологических переменных. Все, что мы слышим, видим, читаем, оказывает влияние на наше мышление и поведение. Для кого-то это воздействие будет слабым и почти незаметным. Для кого-то – гораздо более значимым и разрушительным.
Мы также должны помнить, что люди склонны погружаться в любые виртуальные среды. Наша система вознаграждения всегда открыта для внешних сил, и всегда существует побуждение к ролевой игре и эскапизму любой формы. В этой книге мне не хотелось бы полностью углубляться в эту тему. Основной вывод таков: мы живем в мире, где существует множество способов «украсть» наше внимание и навязать нам определенные модели поведения, и их количество с каждым днем увеличивается. Но впадать в панику не стоит. В этой ситуации нам нужен ясный ум и тщательный анализ психологических явлений.
