Часть 2
Секретный объект
Волынская область УССР, начало августа 1967 года
1
После войны Иван Иванович Ковальчук служил в центральном аппарате КГБ при Совете Министров УССР. На дембель получил долгожданную папаху и три больших звёздочки на погоны. Поселился с супругой под Киевом – в Ворзеле, где раньше у них был небольшой дачный домик, который они с Екатериной Семёновной недавно слегка расширили и облагородили.
Роскошную четырёхкомнатную квартиру в центре украинской столицы, полученную в начале пятидесятых, пришлось разменять на две двухкомнатные, когда женились сыновья – Иван и Василий. Теперь они оба – сами ветераны органов. Старший уже догнал отца в воинском звании, он – начальник управления в Черкассах, а младший – подполковник, разведчик-нелегал – числится на работе в Москве, а где пропадает на самом деле, одному лишь Богу известно…
На родной Волыни Ковальчук не был свыше двадцати лет. И вот летом 1967 года наконец решил посетить, как он любил поговаривать, «места боевой славы». Почему именно сейчас?
Очередной Иван Иванович, младший лейтенант из рода Ковальчуков, весной получил первое назначение – в Луцк, оперативником областного управления КГБ.
Надо бы проведать старшего, любимого внука.
Это – раз.
Побывать на Шацких озёрах, где, как он узнал из прессы, государство решило возвести туристическую базу; выпить по сто грамм с друзьями боевой юности, искупаться в холодной, бодрящей и встряхивающей Свитязьской водице – два.
Ну и третье, самое главное, – посетить родную деревню, где его помнят не как советского разведчика, а как предателя, полицая. «Надо открыть людям глаза, пока живой!»
Ковальчук приехал в Ковель поездом, до Голоб добирался уже рейсовым автобусом. Ну а дальше – пешком. Сначала Мельница, где в войну было расстреляно всё еврейское население, потом Сельцо, где ему пришлось нести «нелёгкую полицейскую службу», и только тогда – Пидрижжя, состоящее в одном сельсовете с раскинувшейся на противоположном берегу Стохода Кашовкой.
У развилки дорог, там, где Иван собирался повернуть налево, чтобы сократить расстояние, он ненадолго остановился и огляделся по сторонам.
Позади его двигалась телега, гружённая какими-то лохмотьями.
– Тпру! – скомандовал извозчик – давно небритый старик лет семидесяти-семидесяти пяти. – Вам куды, панэ?
– Я не пан, я товарищ.
– Понятно. И куда путь держим, пан-товарищ?
– В Кашовку.
– Давай со мной – до Велицка, всё равно быстрее будет.
– А… Давай… Хоть почешем языками, – с радостью согласился Ковальчук, забираясь на воз. – Тебя как звать?
– Макарович.
– Ясно. Тогда я Иванович.
– Тоже неплохо… К нам откуда?
– Из Киева.
– Чем занимашься?
– На пенсии. А ты?
– Я? Я уже десять лет тоже на гособеспечении. И всё равно работаю. Тряпки по сёлам собираю, макулатуру… Расплачиваюсь глиняными свистульками, прочими забавами. Внуков имеешь?
– Трое. Скоро правнуки пойдут.
– На вот возьми, – Макарович набрал целую жменю надувных шаров, которые он, как и многие другие местные крестьяне, называл балонами, и протянул их своему «пассажиру». – Денег не надо.
– Нет… Так не пойдёт, – рассмеялся Ковальчук, доставая из кошелька потрёпанный рублик. – Держи… Пригодится!
– Спасибо.
– Не за что. Мои – давно взрослые, но за презент – дякую, раздам соседским деткам.
– Ты местный или приезжий?
– Местный. Из Кашовки. Но не был дома чуть ли не четверть века…
– Чего так?
– Служба.
– Ясно… В войну на чьей стороне был?
– На нашей.
– Наша – понятие относительное… Я вот, например, партизанил.
– Партизаны в наших лесах тоже разные водились.
– Точно. А ты – счастливчик… Видишь фуру возле сельсовета?
– Ну?
– Это Прокоп. Он в Сельцо едет. За молоком.
– Спасибо, Макарович!
– Прощевай!
2
Несмотря на гнетущую тридцатиградусную жару, Прокоп – ещё не старый, но основательно потрёпанный сорокалетний мужик – как и большинство его сверстников, щеголял по деревне в сапогах и засаленной фуфайке.
– Тпру, пошла! – скомандовал он и повернулся к случайному попутчику, которого секундой ранее пристроил на краю воза. – Папироской угостите?
– Не курю.
– Жаль…
– А ты остановись возле сельпо.
– Зачем?
– Побалую тебя табачком.
– Серьёзно?
– Да. Ведь должен я как-то выразить свою благодарность.
– За что?
– Кобылу мучаешь, везешь лишних пять пудов.
– Всё равно по дороге… Вывеску видите?
– Ага.
– Скажете Люське, что Прокоп «мяса» просит. Она знает. А то от «Беломора» я что-то кашлять начал.
– Есть!
…Аппетитная пышка лет тридцати пяти в испачканном мукой белом халате как раз возвращалась из подсобки.
– Здравствуйте, Люся.
– Добрый день.
– Молочник Прокоп «мяса» хочет.
– Так он называет сигареты «Лань»… Двадцать копеек пачка.
– Дайте на рубль.
– А дым из задницы не пойдёт? Лучше б детям в школу что-то купил – первое сентября на носу!
– Так вы его супруга? – догадался Ковальчук.
– А он вам разве ничего не сказал?
– Нет.
– Мы в сорок девятом поженились, когда Прокоп с войны вернулся. Был мужик, как мужик… А потом заелся с одним из бандеровцев – и всё. Пять лет по лесам прятался, один вёл свою войну… Пока не поймал гада и не вздёрнул на ветке.
– Слишком много информации. Повторите сначала и без спешки…
– Да кто вы такой, чтобы я вам душу изливала? У него обо всём и разузнаете.
– Ладно… Давайте ещё бутылку водки, самую дорогую, за три ноль семь – и всё.
– Только Прокопу не наливайте. У него и так мозги набекрень.
3
– Поедем через лес – быстрей будет, – затянувшись любимым «мясом», сообщил Прокоп.
– Мне всё равно.
– Теперь можно… А ещё лет десять назад тут такое творилось…
– Знаю. Служил… В Сельце…
– А я думаю, откуда мне твоя рожа знакома? А ну слазь… И сигареты свои забери! – Прокоп бросил под ноги попутчику четыре полные пачки любимой «Лани», потом, не без сожаления, добавил к ним распечатанную пятую.
– Да погоди ты, герой… Вот, смотри! – Иван Иванович раскрыл недавно полученную вишнёвую ветеранскую книжицу и ткнул её под нос молочнику.
– Пол-ков-ник Ко-валь-чук! – по слогам прочитал тот. – Простите…
– Выходит, это ты вздёрнул Лося? (О происшествии, случившемся в здешних лесах в середине пятидесятых, отставной чекист знал из оперативных сводок.)
– Я…
– Поболтаем?
– Давай…
Иван взял бутылку водки и, пока Прокоп собирал сигареты, освободил от желудей роскошную поляну под столетним дубом.
– Стакан у тебя есть?
– Найдётся.
– Ну давай… Сначала ты, затем я!
– Хорошо… Самый короткий украинский тост знаете?
– Какой?
– Будьмо!
– Теперь моя очередь… За тебя, Прокоп, за нашу Родину, за друзей, которые лежат в многострадальной украинской земле…
– Пей, не мямли… Можно на «ты»?
– Конечно.
– Наливай… Между первой и второй – промежуток небольшой.
– Не гони лошадей, Прокопушка. Остальное – твоё. Я больше не буду.
– Слушаюсь, товарищ полковник!
– А теперь рассказывай!
– В 1941-м Советы драпали так, что не успели провести мобилизацию… Это ничего, что я так выражаюсь?
– Нормально.
– А когда уже шли назад, на запад, всех наших загребли в армию. Вплоть до 26-го года рождения… Так я попал на фронт. Дошёл до Берлина. Думал, Победа, дембель… Ан нет! Погнали нас на другой конец страны. Летом усиленно обучали премудростям военного дела, хоть каждый из нас давно прошёл огонь и воду, а с началом осени бросили на японских самураев. Там я и получил пулю под сердце… Хочешь, покажу?
– Зачем? Мне, брат, на своём веку всякое видеть приходилось.
– Плесни ещё немного… Чтобы не своей рукой эту отраву…
– Держи.
– Три года по госпиталям валялся. Но выжил. Вернулся домой. Женился. Детки пошли… А тут – Лось, Васька – мой сосед. В то время – сотник УПА; это его настоящая фамилия и кличка одновременно. Так, мол, и так – давай к нам: твой боевой опыт молодым повстанцам позарез нужен… Хватит, говорю, отвоевался, а он: «За Советский Союз кровь проливал, а за вильну Украину не хочешь? Смотри, пожалеешь!» Меня, ветерана двух войн, пугать, сволочь, вздумал… Ну, естественно, вскипел, послал его подальше… А спустя месяц кто-то застрелил из обреза мою мать. Чтобы не подставлять семью, мы с Дембицким ушли в лес. У Лёшки – своя история. Он с фронта уже с женой вернулся. А его родные братья – в УПА. «Сдаст нас твоя москалька!» – «Нет, что вы, она не такая!» Не поверили… Закопали Нину прямо за огородом. Вдвоём мы выследили Лося – и на «гиляку!» Остальные его хлопцы, оставшись без главаря, пришли с повинной… С тех пор на меня в селе многие косо смотрят. Но я не сдамся, не сломаюсь. Наливай!
– Ладно, Прокоп. Пей, но не упивайся. Люську твою ещё любить и любить надо!
– Помочь, что ли, собираешься?
– Нет… Стар я уже.
– А сколько тебе?
– Шестьдесят три.
– Ого… А я тыкаю!
– Ничего. Мы ведь с тобой фронтовики, то есть братья по оружию. А братьям, того, друг другу «выкать» как-то не подобает.
– Точно! А ты где служил? После Сельца?
– Сначала партизанил на границе между Украиной и Белоруссией. Под Шацком. Затем вернулся в контрразведку. Самого Штольце брал.
– Что значит вернулся?
– Я ещё до войны в госбезопасности служил.
– Понял. А этот… Штольце – кто такой?
– Один из главных головорезов Третьего рейха.
– Ну ты, брат, и загнул!
– Правда. Он всей нашей бандеровской сворой заправлял. Вот меня и послали, чтобы его в логове достать и кое-что узнать.
– Что, если не секрет?
– А вот этого я тебе пока сказать не могу…
4
Когда телега под управлением Прокопа вынырнула из леса, поперёк единственной дороги, по которой она непременно должна была пройти, стоял мотоцикл с коляской. Возле него нервно потягивал папироску сухощавый сотрудник милиции с непослушным чёрным чубчиком, выступающим из-под козырька фуражки.
– Участковый! – успел прохрипеть Прокоп в ухо своего попутчика.
– Лейтенант Казаренко! – постреливая карими глазами, представился милиционер. – Ваши документы.
– Ты чё, Владимир Кондратьевич, какие в деревне…
– Тебя я и так знаю. Ваши документы, товарищ!
Ковальчук поднял лежащий на телеге пиджак и, запустив руку в его внутренний карман, достал небольшой аккуратный пакетик, в который заботливая супруга положила паспорт и орденские книжки.
– Орден Красной Звезды, Красного Знамени… Извините, ошибочка вышла.
– Никакой ошибки, товарищ. По заданию командования я служил полицаем в Сельце. И, как видите, успешно. Теперь собираюсь открыть людям правду, выступить перед колхозниками, учениками школы.
– А разрешение на такую деятельность у вас имеется?
– Я думал…
– Индюк тоже думал да в суп попал. Может, рано ещё разглашать тайну?
– Моё руководство ничего против не имеет.
– А с кем вы советовались?
– С Юрием Владимировичем Андроповым…
– Ну, ежели с самим председателем, то, конечно, езжайте… Ещё раз извиняюсь! А вы у нас долго гостить собираетесь?
– Неделю.
– Я приду, послушаю ваше выступление, можно?
– Конечно, дорогой Владимир Кондратьевич.
5
– А всё-таки бдительный у нас народ, – начал философствовать вслух Прокоп. – Не успел человек приехать, и на тебе – сдали, как стеклотару в приёмный пункт! Засёк тебя, Иван Иваныч, кто-то возле сельсовета или Макарыч постарался… Нет, не зря в сорок четвёртом, когда Советы вернулись, у особых отделов очереди стояли. Брат хотел сдать брата! Опередить, чтобы себя оправдать, – у всех ведь рыльце в пушку…
– Про всех – не надо, Прокоп. Как тебя по батюшке?
– Михайлович.
– Война – это дерьмо, Прокоп Михайлович. Кто-то заляпался по самые уши, а кто-то, как мы с тобой, вышел чистым… Относительно, конечно.
– Согласен. Теперь многие хотят отмыться – а дзуськи! Партия чётко следит за чистотой своих рядов. Я хоть и не член, но политику понимаю и одобряю.
– Молодец. Смотри, как село преобразилось! Кругом новенькие фермы, скота племенного много… Опять же – комбайны, трактора. А сад в Велицке какой вырастили – душа не нарадуется! Разве мог землепашец о таком мечтать ещё тридцать лет тому назад?
– Не мог! – Прокоп потянул на себя поводья. – А вот и Сельцо. Может, мы ещё одну приговорим? Ставлю!
– Погодь, успеем глаза залить…
– Зачем ты так, Иван Иваныч? Не ради пьянства, а общения ради. Ведь не каждый день в наших лесах встретишь родственную душу!
– Это правда. Ты тоже в клуб приходи. Там и выпьем, обещаю!
– Когда?
– Может, завтра, может, послезавтра… Как договорюсь с начальством.
– А я как о вашем решении узнаю?
– Народное радио скажет.
– Домовылысь!
6
Пидрижжя и Кашовка – в одном сельсовете. Поэтому клуб на две деревни только один. Пока.
И народу в нём столько, что яблоку упасть негде!
Ковальчук окинул взором зал. В первом ряду вместе с руководителями района сидел его внук, рядом с ним – широкоплечий, улыбчивый мужчина в штатском – начальник управления КГБ в Волынской области. За ними – почти все знакомые лица: родственники, односельчане, друзья детства. Тут же – Прокоп Михайлович, Владимир Кондратьевич и даже Макарович, с которыми он познакомился всего несколько дней тому назад.
– Разрешите начинать? – поинтересовался Ковальчук.
Председатель колхоза одобрительно кивнул подбородком.
– Давай, не тяни резину! – нетерпеливо закричал кто-то с галёрки.
У Ивана Ивановича подкосились ноги.
Пересохло во рту.
И он потянулся к графину, стоявшему прямо на трибуне.
Раздались жидкие аплодисменты.
Разведчик выпил воды, кашлянул и начал свою исповедь:
– Дорогие земляки. Некоторые из вас ещё помнят меня пацаном, чуть ли не главным грибником во всей округе, другие – молодым человеком, агрономом, третьи – пособником фашистов, полицаем. А на самом деле я со времён Гражданской войны – сотрудник органов государственной безопасности, теперь – полковник в отставке. Товарищи из района и области это подтвердят.
Сейчас мне шестьдесят три года. Пора, как говорится, подводить жизненный итог… В ответ на моё обращение вышестоящее руководство разрешило приоткрыть занавес секретности над деятельностью нашей подпольной организации в годы войны.
Надеюсь развеять все ваши сомнения и остаться в памяти людей не предателем, гитлеровским прихвостнем, которым я никогда не был, а честным и порядочным человеком, посвятившим свою жизнь борьбе с врагами трудового народа…
Он говорил и говорил.
Потом долго отвечал на непростые вопросы, а когда все разошлись, собрал «особо приближённых» в будке кинооператора, где уже был накрыт стол. Хлебная горилочка, грубыми кусками нарезанное сало, колбаска, селёдочка, естественно, грибы – пока только жареные. Для любимых – солёных – ещё не пришло время.
– Дорогие друзья! Первую рюмку мы конечно же употребим за нашу Родину, за Победу, за мирную, цветущую жизнь советских людей… А так как я больше пить не буду – сердце начинает шалить, то попытаюсь уместить в свой тост пожелания добра и счастья для всех, кто здесь собрался, в первую очередь простых людей, каждый из которых на своём месте делает своё маленькое на первый взгляд дело. За тебя, Прокоп Михайлович, за нашего участкового Владимира Кондратьевича и за моего внука – как повелось в нашем роду, тоже Ивана Ивановича. Кстати, открою небольшой секрет, у него сегодня день рождения. Двадцать два годка!
– Ура! – закричал Макарович.
Остальные его не поддержали. Пьянству – бой. Чем тише сидишь, тем дольше живёшь!
Расстались только поздно вечером.
Друзья разошлись по домам, начальство разъехалось к местам службы, а вот внук решил остаться с ним до утра. Он давно мечтал отдохнуть с дедом «на вышках» – так здесь называют своеобразные чердачные помещения над хлевом или клуней.
«Теперь и умирать можно!» – поморщился, прогоняя дурные мысли, старый Ковальчук и улёгся спать на ароматное, пряное сено.
7
– Ну, дедуля, какие у тебя планы на сегодня? – потягиваясь, спросил внук.
За окном было ещё темно, но на востоке за горизонтом уже начинало подниматься яркое, жизнедатное солнце.
– Для начала искупаемся, а там видно будет.
– До сих пор моржуешь?
– Да. И тебе рекомендую. Будешь всегда здоровым и бодрым.
– Не возражаю! Форма одежды?
– Трусы, обнажённый торс.
– А документы?
– Оставь здесь. Их никто не тронет.
– Да, но…
– Никаких «но», товарищ младший лейтенант. Развратил вас город, уже и людям не доверяете! За мной…
– Есть, товарищ полковник!
Трусцой они добежали до Стохода, от которого поутру исходил густой молочный пар. Старик с разгону бросился в реку, молодой же входил в неё долго и неуверенно, подгоняемый едкими, чуть ли не издевательскими комментариями:
– Что, промокнуть боишься?
– А то!.. Холодина…
– Не стесняйся. Это сначала страшно, потом приятно!
Ваня наконец собрался с духом и ненадолго ушёл под воду.
– Ты знаешь, неплохо, – признал, когда вынырнул. – Пожалуй, перейму твою методу.
– А теперь – учись, – «старый волк», набрав полную грудь воздуха, опустился под левый обрывистый берег.
– Раз-два-три… – начал отсчёт внук, но вскоре сбился и стал внимательно следить за дедом, шарящим рукой по донным норам, – благо прозрачность воды позволяла это делать без сверхусилий.
Спустя минуту тот вынырнул с тремя раками в руке.
– Теперь ты!
Младший лейтенант попробовал повторить подвиг, но у него ничего не получилось.
– Видишь нору? – наставлял дед, усевшись на деревянном мостике, перекинутом через одно из русел в самом узком месте. – Из неё торчит лапа. Прицелился – и вперёд. Ну же!
Ваня нырнул и вставил руку в отверстие. Между пальцами ударила холодная родниковая струя.
– Дальше! Ещё дальше! – кричал старый Ковальчук.
Внук наконец добыл первого в своей жизни рака и, присев рядом с родственником, хвастливо пробасил:
– Смотри, дед, какой красавчик, не то что твои креветки!
– Ещё будешь или уже устал? – Иван Иванович улыбнулся довольно – теперь семейное «ремесло» в надёжных, крепких руках.
– Ты ещё спрашиваешь? Дуй домой за торбой, а я пока потренируюсь!
8
– Может, по пивку? – предложил внук, когда обычная овощная сетка была доверху набита членистоногими.
– С утра не употребляю и тебе не советую.
– Позже не выйдет. После обеда я должен быть на службе.
– Вот и славно. Угостишь раками своих сослуживцев.
– А ты?
– Я себе ещё наловлю, если возникнет надобность.
– Ну, как знаешь… Да, кстати, дед, как правильно их готовить?
– Записывай, всё – в холодную воду. Обязательно!
– Всё – это что?
– Раки, соль, острый красный перец, крапива.
– Понял.
– Доводишь до бурного кипения, ждёшь две-три минуты – и готово!
– Так просто?
– Да. Но кушать их не торопись. Пускай полежат в ропе минут двадцать-тридцать, а то и больше – только вкуснее будут.
– Ладно. Держи кардан – я полетел.
– Счастливо тебе, Ванюшка…
– Давай без сантиментов, дед. Скажи лучше, когда в Луцк заедешь?
– Где-то через недельку. Завтра отправляюсь на Свитязь – отдохну, покупаюсь, встречусь с друзьями…
– В пятницу позвони. Может, и я к тебе присоединюсь? На выходные.
– Хорошо. Телефон тот же?
– Так точно!
9
Около года тому назад на берегу полесской жемчужины начали возводить корпуса туристической базы с банальным названием «Свитязь».
Строительством занимались не только специалисты из государственных организаций, но и так называемые шабашники. У тех почему-то всё получалось быстрее и качественнее.
Но основной приток туристов приходился пока на противоположную сторону озера, где находилось урочище Гряда, – там уже появилось несколько деревянных ведомственных баз: шахтёров, энергетиков, медиков…
Ковальчук смотрел по сторонам и не мог найти место, где он встретился с профессором Селезнёвым, – так здесь всё изменилось за последние годы.
– Что, сдаёшься? – подгонял его бывший участковый, а ныне ветеран органов МВД Тур, доставивший своего товарища на озеро в личном «москвиче».
– Сдаюсь… – наконец выдохнул Иван Иванович.
– Траву вытоптанную видишь?
– За оградой?
– Да, дружище. Единственная дорога, ведущая в глубь Гряды, теперь находится на территории этого учреждения отдыха трудящихся.
– Вот почему я сразу не нашёл её, хитрющая твоя рожа!
– Не надо было спорить. Теперь за тобой – коньяк.
– Прямо сейчас?
– Нет, вечером, мы же договорились.
– За мной не заржавеет.
– Сейчас у нас по плану – рыбалка.
– Да. Но ты ведь обещал мне экскурсию по местам боевой славы.
– Я слово своё всегда держу. Куда везти, товарищ полковник?
– Для начала – вокруг озера.
– Ладно, садись… Возле турбазы и порыбачим. Там, кстати, неподалёку Санька живёт, сын Валерия Станиславовича!
– Кого?
– Обер-лейтенанта Ниманда.
– А сам он где?
– Там, откуда ещё никто не возвращался. Даже выдающиеся разведчики…
– Ниманд умер?
– Ещё два года назад. Два инфаркта перенёс, а третьего, бедняга, выдержать не смог.
– Да… Дела. В начале 60-х мы часто писали друг другу, раз в месяц непременно созванивались по телефону, а потом Валера как в воду канул… Где его могила?
– В Москве.
– Ничего не понимаю. Ниманд – там, Санька – здесь, да и не признавался он никогда, что склепал наследника.
– Валера сам не знал об этом. До шестьдесят пятого. А потом приехал на Волынь с какой-то делегацией и увидел собственными глазами…
– Что увидел?
– Не что, а кого… Валю, она с ним в одном отряде сражалась. Кличка Стряпуха, может, помнишь?
– Конечно!
– У них роман был. Ниманд потом ушёл с тобой на запад, а она в это время родила ему сына. Саньку. Валера как его увидел, так сразу за сердце и схватился. Одно лицо ведь! Его – в неотложку, затем – в Любомль, Луцк, чуть позже – самолётом в Москву, но всё напрасно.
– Да… Судьба! А Валя?
– Слегла, как узнала, что Ниманд умер… Третий год парализованная лежит.
– Но разговаривать может?
– Несвязно. Неразборчиво.
– Ладно. Давай к ней…
10
«Москвичок» лихо бежал по вообще-то совершенно непотребной каменной дороге из Шацка в село Свитязь. Вскоре справа взору друзей открылась шикарная природная гавань, усеянная множеством деревянных лодок. Раньше их никто не привязывал, просто вытаскивали на берег нос – и всё. Теперь же чалят основательно, запирая на замки, пристёгивая цепями к вбитым в землю рельсам.
Затем – центр деревни, одна огороженная территория, вторая…
– Это пионерские лагеря, – пояснил Тур.
За ними начинался сосновый бор с берёзовыми просеками, за которым ещё один, уже сплошной, забор. Где-то здесь в войну находился деревянный домик, где Ковальчук, игравший роль Селёзнёва, знакомился с немецкой профессурой.
– А тут что теперь?
– Этого никто не знает. Закрытое учреждение. Какой-то военный НИИ.
– Научно-исследовательский институт?
– Да.
– Военный?
– Ну, ходят такие слухи…
Дальше мощёная дорога пошла направо и оборвалась. Впереди, за несколько метров до здания с недостроенным первым этажом, появилась табличка, свидетельствующая о том, что в этом месте ведётся строительство туристической базы.
Здесь «москвич» тоже долго не задержался – юркнул налево в гущу леса и, недолго попетляв между белоснежными стволами стройных берёзок, замер на песчаном берегу. Однако воды поблизости Иван Иванович не заметил – один камыш, густой, высокий.
Слева – обычный деревянный заборчик, вымазанный тёмно-зелёной краской, за ним – свежевыбеленная хата с маленькими узкими окошками.
На подворье хозяйничал высокий стройный парень, с виду ровесник его внука, в светлой, на несколько размеров большей рубахе.
Тур посигналил ему и пошёл навстречу.
У калитки они обнялись.
«Батюшки святы. Вылитый Ниманд!»
– Знакомься, Саша, это Иван Иванович… Самый близкий друг твоего отца.
– Даже ближе вас? – располагающе улыбнулся молодой человек.
– Конечно. Мы с Валерой познакомились уже после войны. А Ваня с ним ещё с 1943-го – я тебе рассказывал.
– А… Это тот полицейский из Кашовки… Ковальчук?
– Так точно.
– Жаль, что так получилось… Всю жизнь искал отца, а как нашёл – даже поговорить не успели…
– Что поделать, сынок… Война оставила не один десяток шрамов на его сердце. Вот они и дали о себе знать в мирное время.
– Да я не осуждаю. Обидно…
– Терпи, казак… Как твоя мама?
– Пойдёмте, сами увидите.
11
Валентина Никаноровна повернула голову на скрип двери.
– Так ты ещё баба хоть куда! – ободряюще констатировал полковник. – А нас пугали: мол, не человек – растение!
– Партизаны не сдаются… – выдавив что-то наподобие жалкой улыбки, еле пролепетала женщина. – У меня только правая часть парализована, а мозги работают исправно, как в молодости. Скажи мне, Володя, что это за шутник в наших краях объявился? Уж не Ковальчук ли?
– Он.
– Ванька, родненький! – она даже предприняла попытку подняться. – Где тебя столько лет носило?
– Тебе скажи – сама захочешь.
– Про Валерку знаешь?
– Да… Тур доложил.
– А я его двадцать лет ждала. Вот, на память, один Санька и остался. Видел его?
– А как же. Под копирку сделано.
– Пролетела жизнь, как одно мгновение. Всё время были молодые. Сражались, работали… И – бах: старики! Умирать пора, а в душе ещё мотыльки порхают. Ты как?
– Порядок. Вышел в отставку. Полковник.
– Ну, ничего себе? Когда успел?
– Я ж ещё до войны служил в госбезопасности, но об этом не знал никто. Кроме Ниманда.
– Женат?
– Да. Много лет.
– Дети есть?
– А как же. Девчата, правда, у нас с Катюшей почему-то не получались. Только сыновья: Иван, Василий. Оба – офицеры.
– А внуки?
– Один, Иван Иванович, тоже служит. В Луцке. Остальные помельче.
– Ну надо же! А мой лоботряс к девчонкам интереса не проявляет. У него своя, особая страсть – кони. Пара вороных, если видел, стоит в хлеву: Лесик и Мотря.
– А я думаю: что это за клубни у тебя в огороде.
– Они проклятые… И власти косо смотрят: кулаки, мол…
– Я замолвлю за вас слово.
– Вот, спасибо, ребятушки… А то ведь за него и заступиться некому…
– Не переживай, мы если пообещали, то поможем, – заверил Тур.
12
На обратном пути заехали к участковому. В 1963 году Шацк перестал быть райцентром, и все органы власти находились теперь в Любомле. Олег Игоревич остался чуть ли не единственным стражем правопорядка на огромной территории озёрного края. Работы у него было «выше крыши», и Тур, хорошо знавший криминогенную обстановку в районе, как мог, помогал младшему товарищу.
– Вот, Олежа, познакомься, это мой боевой побратим – полковник госбезопасности Ковальчук. Мы с ним ещё с довоенных лет знакомы.
– Очень приятно. Ну, очень… Чем могу быть полезен?
– Ивану Ивановичу надо срочно позвонить в Луцк. Уважишь?
– Вы ещё спрашиваете, дорогой Владимир Михайлович? Хоть во Владивосток!
Участковый набрал телефонистку Санечку, которую здесь знал стар и млад, представился и попросил соединить его с областным управлением КГБ, после чего следом за полковником громко повторил номер служебного телефона его внука. Вскоре в трубке завибрировал знакомый голос.
– Привет, тёзка! – заорал Иван Иванович.
– А… Это ты, дедуля?
– Я! Кто же ещё?! Срочно пробей, что за организация окопалась на Свитязе. Между пионерлагерем и турбазой.
– Понял. Чем они занимаются, знаешь?
– Какой-то закрытый НИИ – одним словом, почтовый ящик.
– Зачем тебе это, дед?
– Выполняйте, товарищ младший лейтенант!
– Слушаюсь!
Вскоре «заговорщики» получили ответ: на озере действительно работает лаборатория, изучающая свойства… тяжёлой воды! И Ковальчук, пока ещё не зная зачем, поставил перед собой цель: во что бы то ни стало проникнуть за её ограду…
13
Нет, конечно, Иван Иванович не собирался резать колючую проволоку, взламывать двери и без разрешения рыться в служебной документации. Он просто попросил внука срочно организовать ему встречу с руководством управления и немедля выехал с Туром в Луцк.
Подполковник ждал их в своём кабинете.
– Ну, что там у вас стряслось?
– Сегодня утром я побывал на Свитязе и узнал, что с недавних пор там действует лаборатория по изучению свойств тяжёлой воды.
– Знаю, младший лейтенант Ковальчук доложил, – раздражённо бросил начальник.
– А знаете ли вы, – невзирая на его реакцию, спокойно продолжил Ковальчук, – что уже в первый день войны фашисты направили туда группу своих лучших учёных?
– Нет, конечно…
– Мы долго ломали головы: с какой целью? И к чему такая спешка?
– Ну и…
– Теперь всё ясно: они тоже планировали добывать здесь сырьё для производства атомных бомб!
– А я-то, я тут при чём?
– Ну, как вы не понимаете? Где-то там, на Свитязе, до сих пор может находиться секретный объект фашистов, на котором мы можем найти немало интересного.
Подполковник насторожился:
– Давайте без спешки… Выкладывайте всё, что вам известно об этом деле, доложим наверх и вместе будем думать, что предпринять дальше.
– Хорошо… Я, как вы, должно быть, знаете, тогда служил в госбезопасности. Случайно узнав о намерениях противника, внедрился в его среду под видом перебежчика, известного советского учёного, и попытался выведать место нахождения объекта. Мне это удалось. Но из-за угрозы провала вскоре пришлось выйти из игры, инсценировав собственную смерть. Фашисты всё равно заподозрили неладное и перенесли лабораторию в другое место. А на прежнем обустроили фантом, обманку. Это стало ясно в конце войны, когда я, опять же по приказу Главнокомандования, вместе с партизанским отрядом Шковороды осуществил нападение на тщательно охраняемый немцами объект, а там – пусто. Но далеко они не ушли – нутром чую!
– Как фамилия учёного, роль которого вам пришлось играть?
– Селезнёв Вениамин Сигизмундович.
– Вы его ликвидировали?
– Никак нет. Присутствующий здесь Владимир Михайлович передал профессора в штаб пятой армии РККА.
Тур согласно кивнул тяжёлой седой головой.
– О дальнейшей его судьбе вам что-то известно?
– Только то, что Селезнёва не расстреляли – отправили на Соловки, где он работал под присмотром наших специалистов.
– Спасибо. Сегодня же передам вашу информацию в Москву. Где вы остановитесь?
– В гостинице «Украина».
– Зачем вам этот клоповник? Разве у вас нет старых друзей?
– Нет. В этом городе никто не знал о моей миссии.
– Это серьёзно… Вот возьмите, – подполковник выдвинул ящик стола и достал из него ключ с биркой, на которой оба отставника сразу заметили цифру «1».
– От квартиры, где деньги лежат? – ухмыльнулся Ковальчук.
– Наличку вы там вряд ли найдёте, – ответил подполковник. – Но за информацию, которая витает в тех стенах, враг заплатил бы столько, что хватило бы не на одну жизнь. Запоминайте адрес…
14
– Ну, что ты думаешь обо всём этом? – спросил Тур, усаживаясь за руль своей любимой, как он говорил, «лайбы».
– Мы своё дело сделали. Теперь пусть начальство мозги ломает – у него голова больше.
– Может, позвонишь для страховки кому-то из старых соратников? Чтобы проконтролировали… А то этот гусь может всё спустить на тормозах.
– Не думаю. Он хороший парень – по глазам вижу.
– Хочешь ещё одну бутылку коньяка проспорить?
– Мне для друга и ящика не жалко. Давай только заскочим на несколько минут в замок, пока светло, – и приступим.
– Давай. Показывай дорогу, а то я в Луцке лет десять не был.
– А я – чуть ли не тридцать!
– Шутить изволите?
– Никак нет. Сначала Берлин – до пятьдесят четвёртого, потом Киев, Москва… Затем снова – Киев. Так и мотался, пока не угомонился. Конечно, тянуло в Луцк, в Кашовку. Только родных на Волыни у меня больше не осталось, и я не особо напрягался…
– Отца нашёл?
– Да. Умер он на чужбине.
– А мама?
– Говорил один раз по телефону. Два месяца назад. То ли наши спецы старались, то ли ихние, но слышимость была отвратительной… Как у вражьих голосов на коротких волнах транзисторного приёмника…
– А братья, сёстры?
– Вырывали трубку, пытались что-то сказать, но толком я ничего не понял! Самому, как ты говоришь, проявлять инициативу не шибко хочется, связи с заграницей в нашем ведомстве не приветствовались никогда… Вот жду, когда в очередной раз потеплеют отношения между СССР и США, может, тогда свидимся?
15
В замке пробыли недолго.
Пока был молод, хотелось бесконечно бродить по подземелью, взлетать на самый верх по спиралевидным лестницам, бегать по отвесным стенам, а на седьмом десятке – что в нём делать? Разве что мысленно отдать должное гению средневековых зодчих, в очередной раз восхититься оригинальностью древней кладки, великолепием Въездной и Стырьевой башен, умелой фортификацией, точным и правильным с точки зрения военной науки расположением бастионов, амбразур, бойниц…
Вдоволь налюбовавшись древним сооружением, друзья сели в автомобиль и помчали, минуя Коллегиум Иезуитов, костёл Петра и Павла, в направлении улицы Пугачёва, где находился один из лучших в городе гастрономов. Там купили коньяка, хлеба, колбасы и направились на конспиративную квартиру. У входа в облезлую, грязную пятиэтажку в гражданском одеянии нервно прогуливался… младший лейтенант Ковальчук!
– Где ты пропадал, дед? Я с ног сбился, разыскивая тебя по всему городу.
– Что случилось, внучек?
– Начальник приказал срочно доставить вас в управление. И даже выделил мне служебный автомобиль!
Тур закрыл свой «москвич», не без сожаления оставляя в нём только что приобретённые продукты, и следом за своим боевым товарищем перебрался в комфортабельную «Волгу».
16
Перемены, случившиеся с подполковником за время их отсутствия, поражали. Он превратился в хлебосольного, радушного хозяина.
– Что же вы стоите, дорогие товарищи ветераны? Присаживайтесь, не стесняйтесь… Может, бахнем по коньячку?
– Не мешает! – быстро нашёлся Тур. – Мы как раз собирались употребить по сто пятьдесят и закусить – вместо ужина.
– Товарищ младший лейтенант, налейте деду и его другу.
– А вам?
– И мне… Хватит, хватит… Чтоб по три раза каждому досталось!
– Понял.
– Себе тоже плесни.
– На службе не положено…
– Чуть-чуть разрешаю.
– Есть!
Мягкий, тонкий аромат пятизвёздочного армянского мгновенно заполнил просторный кабинет, прокрался в каждый, самый отдалённый его угол.
– Хорошая вещь, но уж больно клопами штыняет, три дня придётся запах выветривать… Ну, товарищи, за Родину!
– За нас с вами, за профессиональную солидарность! – поддержал тост Иван Иванович.
Выпили. Закусили жирной и пряной «Краковской» колбасой, которую младший лейтенант успел «покрошить» на цинковый поднос, – нарезать её тонко ещё не удавалось никому.
– У меня сегодня только приятные вести. Контора берёт вас на довольствие.
– Всех?
– И товарища полковника, и товарища майора… в отставке! – подтвердил начальник управления. – Иван и так в кадрах. Когда я сообщил в Белокаменную, что у меня в кабинете недавно гостил полковник Ковальчук, они чуть с ума не посходили от счастья. Оказывается, уже несколько дней ищут вас по всему Советскому Союзу. В киевской квартире, где вы прописаны, телефон не отвечает. Послали оперативника – дверь заперта, соседи говорят, там никто не живёт… Вчера, правда, догадались выйти на твоего, Ваня, отца, он сообщил, что родители переехали в Ворзель, и пообещал сегодня же связаться с ними через поселковый Совет.
– За что мне такая честь?
– Как выяснилось, объект на Свитязе интересует не только советскую сторону… Наши друзья в кавычках – американцы – тоже проявляют к нему неустанный интерес.
– По какому поводу?
– Оказалось, штатовские разведчики ещё в пятидесятом году встречались с Штольце, и тот передал им карту, на которой было указано место нахождения секретной лаборатории. Говорят, вы лично арестовывали полковника?
– Так точно. Тогда я прямо ставил вопрос: где? А он, как говорят у нас в Украине, «ни пары з уст». Мол, Шпеер указал место – вот оно, а куда объект перенесли позже не знаю, решение принималось без меня высшими чинами нацистской Германии во главе с бесноватым фюрером.
– И вы ему поверили?
– Поверил – не поверил, это уже не имеет никакого значения… Скажите, почему американцы, имея на руках карту, так долго себя не проявляли?
– Как я понимаю, их главная задача – не найти фашистскую лабораторию, а не дать нам сделать этого. Раньше янки особо не напрягались, ибо считали, что объект надёжно замаскирован, но, когда наши исследователи открыли на Свитязе филиал НИИ, заволновались, забеспокоились: а вдруг русским удастся добраться до тайн Третьего рейха!
– Не думаю, что разработки 25-летней давности могут сегодня кого-то удивить…
– Нет, конечно… Но в лаборатории наверняка хранится архив с фамилиями советских учёных, тайно сотрудничавших с нацистами, другие секретные документы, представляющие несомненный интерес для ведущих спецслужб мира и проливающие свет на многие научные открытия.
– Ясное дело.
– Более того, скажу вам по секрету: наше руководство обеспокоено утечкой отдельных секретных данных на Запад. По всей видимости, в НИИ уже внедрён вражеский разведчик.
– А что с Селезнёвым, выяснили?
– Ушёл на пенсию и затерялся на необъятных просторах огромной Советской Родины. Его тоже ищут, но пока безуспешно.
– Наша задача?
– Сегодня пьём-гуляем, а завтра вы оба в компании младшего лейтенанта Ковальчука возвращаетесь на Свитязь. Я договорился о вашей встрече с коллективом лаборатории. Говорите начистоту. Как разрушили планы фашистов, как вывезли из района боевых действий Селезнёва, как брали Штольце. Авось кто-то проявит повышенное внимание к вашим персонам…
17
Иван Иванович поправил старомодный полосатый галстук и, волнуясь, начал свой рассказ. В подробностях, ничего не упуская, как и просил начальник управления КГБ в Волынской области. Рядом с ним за столом сидел Тур, который периодически поддакивал или же что-то дополнял. Младший Ковальчук «дремал» на противоположном конце актового зала, а на самом деле исподтишка наблюдал за каждым из собравшихся. К счастью, их было немного – человек тридцать.
– В рамках так называемого «Уранового проекта» нацистские учёные предлагали добывать тяжёлую воду из нашего озера. На месте, где сейчас стоят корпуса НИИ, планировалось открыть ультрасовременную лабораторию, в которой, как предполагалось, будут работать величайшие умы Германии. А также один из самых известных советских учёных – Вениамин Сигизмундович Селезнёв…
При этих словах лицо очаровательной заместительницы директора Нелли Владимировны Пушновой, яркой блондинки лет тридцати пяти-сорока, вытянулось и побледнело, что не ускользнуло от внимания младшего лейтенанта, всю прошлую ночь тщательно изучавшего личные дела сотрудников закрытого учреждения.
А отставной полковник как ни в чём не бывало продолжал:
– …Мне лично пришлось дискутировать с величайшим физиком того времени – профессором Липке. Признаюсь, струсил тогда основательно. Ведь я ничего ещё не знал ни о свойствах тяжёлой воды, ни о её нахождении в природе, ни о способах применения в науке. Пришлось поддакивать да корчить умное лицо, которое мне совершенно не идёт, как часто шутит майор в отставке Тур, – человек, лично передавший предателя Селезнёва в руки советской контрразведки…
Блондинка снова заёрзала на месте и скривилась в презрительной улыбке. Нет, ей явно неприятны воспоминания его деда!
Младший лейтенант окончательно «проснулся» и больше не спускал с неё глаз.
18
После выступления старого разведчика в НИИ, как и полагается, накрыли стол.
Не то, что в деревне. Ни тебе самогона, ни сала, ни квашеной капусты… Сплошные деликатесы: икра, шпроты, сервелат. Всю эту роскошь наложили на тонкие кусочки хлеба, намазанные маслом или майонезом. Бутерброд, бутерброд, так и просится он в рот! Запивать тоже было чем: виньяк, «Рымникское» и конечно же советское шампанское – без него, если в коллективе есть дамы, никак не обойтись!
Два дня подряд Ковальчук в своей жизни никогда не пил и в этот раз тоже не стал изменять своему принципу; только наблюдал, как его боевой соратник – Тур – страстно поглощает прекрасный югославский напиток.
– Что не угощаетесь, Иван Иванович?
Это миловидная блондинка прижалась к нему пышной грудью и пристально глядит прямо в глаза.
– Да что-то не лезет… Насухо…
– Так выпейте со мной.
– Не могу – завязал!
– Я – Нелля Владимировна, можно просто Нелля, заместитель директора филиала НИИ.
– Очень приятно. Иван Иванович.
– Надолго в наши края?
– Дней на десять.
– По путёвке?
– Нет, дикарём… Здесь, на Свитязе, пока нет условий для организованного отдыха. Ни санаториев, ни курортов. Правда, в следующем году обещают сдать турбазу… Но это больше для молодых…
После такой невинной фразы дама изменилась в лице и, когда поняла, что Ковальчук заметил её состояние, ещё настойчивее стала предлагать шампанское.
Полковник снова отказался. А вместо себя подставил Тура.
– Вот он с вами выпьет.
– С огромным удовольствием, – неуверенно подтвердил изрядно захмелевший Владимир Михайлович. – Только я – виньяк. Уж больно славная штука!
– Давайте на брудершафт…
Она подняла свой почти полный фужер шипучего напитка и сильно ударила им о маленькую хрустальную рюмку. Тонкая ножка не выдержала и разлетелась на куски. Липкое вино разбрызгалось по сторонам, основательно загрязнив открытое белоснежное платье.
«Чего она так разнервничалась?» – удивлённо отметил старший Ковальчук.
Такой же вывод сделал и его внук…
19
После фуршета (хотя в СССР такой термин тогда ещё не употребляли) ветеранов и их юного спутника пригласил к себе руководитель филиала. Человек проверенный и верный. Если уж кого-то подозревать, то только не его, считало руководство КГБ. С таким выводом после беседы с учёным наши герои не согласились. Но я сильно забежал вперёд…
– Мне звонили из Москвы и предупредили о вашем визите, – начал директор. – Кстати, частично я был в курсе того, что происходило здесь в годы войны… Поначалу сомневался, но теперь уверен: фашисты хотели добывать на Свитязе тяжёлую воду. Почему именно здесь? Разрешите прочесть вам небольшую лекцию… Итак, в природных водах один атом дейтерия приходится на 6400 атомов протия. Почти весь он находится в составе молекул полутяжёлой воды DHO, одна такая молекула приходится на 3200 молекул лёгкой воды. Лишь очень незначительная часть атомов дейтерия формирует молекулы тяжёлой воды D2O, поскольку вероятность двух атомов дейтерия встретиться в составе одной молекулы в природе крайне мала. При искусственном повышении концентрации дейтерия в воде эта вероятность растёт быстрыми темпами. Этим мы здесь и занимаемся! Да, кстати, я понятно изъясняюсь?
Трое гостей согласно закивали головами, хотя никто из них так ничего и не понял.
– Тяжёлая вода токсична лишь в слабой степени, химические реакции в её среде проходят медленнее по сравнению с обычной водой, так как водородные связи с участием дейтерия несколько сильнее обычных. Эксперименты над млекопитающими (мышами, крысами, собаками), проведённые в нашем институте, показали, что замещение 25 % водорода дейтерием приводит к стерильности, иногда необратимой. А более высокие концентрации – и вовсе к быстрой гибели животного. Так, все звери, употреблявшие тяжёлую воду в течение недели, погибли; для рыб и беспозвоночных эта цифра составила 90 %. Пойдём далее… Простейшие способны адаптироваться к 70-процентному раствору тяжёлой воды, а водоросли и бактерии живут даже в 100-процентной.
– А человек? – отважился на вопрос младший лейтенант, слушающий «лектора» с явным интересом.
– Любой из нас может без вреда для здоровья выпить несколько стаканов, весь дейтерий будет выведен из организма через несколько дней. Таким образом, можно утверждать, что тяжёлая вода гораздо менее токсична, чем, например, всем известная поваренная соль… Производство тяжёлой воды очень энергоёмко, поэтому её стоимость довольно высока – свыше 20 долларов США за один грамм. Соответственно, 20 тысяч долларов – килограмм, 20 миллионов – тонна. Думаю, что после серии опытов на Свитязе мы серьёзно её снизим…
– Я слышал, что долго кипятить воду даже из крана крайне опасно, – продемонстрировал свои познания экс-полковник. – Ибо концентрация тяжёлой воды в ней резко повышается и негативно сказывается на здоровье.
– Очередной миф! – возмущённо отверг его дилетантские предположения учёный. – В действительности реальное повышение концентрации тяжёлой воды при кипячении ничтожно. Выдающийся советский физик-ядерщик академик Игорь Васильевич Петрянов-Соколов, которому в прошлом году, если помните, была вручена Ленинская премия, подсчитал, что для получения 1 литра воды с концентрацией дейтерия 0,15 %, то есть всего в 10 раз выше природных показателей Свитязя, в чайник надо будет долить в общей сложности огромное количество воды. Её масса в 300 миллионов раз превысит массу Земли! Гораздо сильнее сказывается на вкусе и свойствах воды при кипячении повышение концентрации растворённых в ней солей, переход в раствор веществ из стенок посуды и термическое разложение органических примесей. Уф, выдохся, простите…
– Ничего, продолжайте, – фамильярно похлопывая директора по плечу, промямлил Тур.
– Зачем я вам говорю всё это? Проще было ограничиться констатацией некоторых очевидных фактов. Первый: в нашем озере концентрация тяжёлой воды несравненно выше, чем в других водоёмах на территории СССР. Второй: здесь есть впадины, где нет ничего живого. Именно они интересуют нас более всего.
– Скажите, а кто из ваших сотрудников проявляет наибольшее усердие в работе? Задерживается допоздна, следит за всеми новейшими разработками в сфере ядерных технологий и так далее, и тому подобное? – неожиданно выдал старый чекист Ковальчук и своим нехитрым вопросом загнал руководителя НИИ в тупик.
– А почему вас это интересует? – откровенно занервничал тот.
– Так просто.
– Потрудитесь объяснить…
– Даже не представляю, чем я буду аргументировать… Может, интуицией?
– А я уже, грешным делом, подумал, что в вашу контору поступили сигналы о нарушениях трудового законодательства на моём предприятии…
– Нет-нет, что вы!
– Наши сотрудники остаются после работы исключительно в порядке личной инициативы.
– Не сомневаюсь… И кто делает это чаще остальных?
– Многие… Моя любимая заместительница Нелля Владимировна Пушнова, старший научный сотрудник Коростылёв Иннокентий Иосифович, лаборант Безбашенный Сергей Анатольевич и ряд других товарищей… Кстати, перед тем как поступить сюда на работу, они прошли тщательную проверку органов!
– За всем не уследишь, – философски рассудил Иван Иванович в ответ на это утверждение.
20
Из НИИ почётных гостей чуть ли не выносили на руках. На прощание очаровательная Нелля Владимировна преподнесла ветеранам по букету цветов и дефицитной коробке конфет «Птичье молоко», которые недавно по польскому рецепту начала выпускать Луцкая кондитерская фабрика. Подарки младший лейтенант решил изъять, уж больно косо смотрела на его деда мадам Пушнова!
И розы, и сладости были немедленно отправлены на исследование в Оперативно-технический отдел УВД Волынского облисполкома. Ничего предосудительного в них местные криминалисты не нашли.
Увядшие цветы после этого выбросили в мусор, а одну коробку конфет на всякий случай передали на экспертизу в столицу.
Пришедший через несколько дней по телетайпу ответ поразил и ошеломил всех участников этой истории: в «Птичьем молоке» был обнаружен неизвестный нашим специалистам яд замедленного действия. Принимавший в день по 2–3 таких конфетки человек уже через неделю неминуемо становился инвалидом, а на 20-й день и вовсе отправлялся к праотцам! Причём обнаружить следы отравления в организме покойника было практически невозможно – малые дозы, сделав своё дело, мгновенно выводились из организма! Подобными свойствами обладал яд японских ниндзя, добываемый из зелёного чая «Гёку-ро», но и он оказался гораздо менее токсичным.
Как в безобидные кондитерские изделия попала смертоносная начинка, поручили установить младшему лейтенанту Ковальчуку.
21
Старший Ковальчук с Туром тем временем продолжали наслаждаться нахлынувшей на них славой. О выступлении в НИИ стало известно местному партийному активу, который решил задействовать ветеранов в благородном деле патриотического воспитания молодёжи и составил график их встреч с трудящимися района на целую неделю вперёд.
Коллектив строителей турбазы в этом списке оказался на одном из первых мест. Его руководитель – Юрий Галаберда – лично пригласил Ивана Ивановича посетить вверенный ему объект в последний рабочий день недели – пятницу.
На улице было тепло, даже жарко, поэтому встречу решили провести не в душном вагончике, как планировалось изначально, а на лоне природы.
Рабочие сидели прямо на траве, а Ковальчук с Туром стояли в центре круга и, дополняя друг друга, вспоминали события далёких дней.
– Так что, дорогие друзья, – спустя полчаса начал «закругляться» полковник, – кто знает, может быть, где-то здесь, прямо под нами, действовала фашистская лаборатория, место нахождения которой органы госбезопасности пытаются установить на протяжении последних 25 лет! Всё! Спасибо за внимание!
Начальник строительства первым захлопал в ладоши. Бурными аплодисментами его поддержали каменщики и плотники, штукатуры и монтажники.
– А теперь разрешите мне от имени нашего трудового коллектива преподнести дорогим гостям в подарок картину молодого волынского живописца, всего лишь два года тому назад закончившего художественную школу в Луцке. Встань, Саша!
Невысокий, щупленький молодой человек с маленьким обветренным и смуглым лицом, смущаясь, поднялся со своего места и начал раскланиваться во все стороны.
– Запомните его фамилию – Валента. Вскоре этот парень, пришедший к нам подсобником всего на один летний сезон, обретёт всемирную известность… Да-да… Я в этом нисколько не сомневаюсь!
– Спасибо… – растроганно пробормотал Иван Иванович, принимая полотно, написанное в необычайно ярких, жизнеутверждающих тонах, особой, оригинальной авторской техникой.
– Оркестр, туш! – шутливым тоном скомандовал Галаберда и затянул: – Па-па-ра-па-ра-па-ра-па!
Его дружно поддержали подчинённые.
– Виктор Гаврилович, иди сюда, будем принимать наших гостей в почётные строители!
Но из круга никто не вышел.
– Прокопчук! Где ты? – требовательно повторил начальник.
Строители вертели головами по сторонам, пытаясь найти прораба так называемых «шабашников», но того и след простыл.
– Ладно, – не стушевался Юрий Абрамович. – Дайте кто-нибудь свою каску… Мы можем начать обряд и без него.
22
Для установления истины младший лейтенант Ковальчук первым делом посетил кондитерскую фабрику. Главный инженер предприятия долго вертел в руках коробку и в конце концов авторитетно заключил:
– Да, упаковка моя. Но бирки с датой и сменой, изготовившей продукт, которую мы обычно клеим с тыльной стороны, почему-то нет.
Тогда Иван сорвал контрольку.
– А конфеты ваши?
– Сейчас попробую.
– Стоп! Лучше этого не делать. По внешнему виду нельзя определить, произведены они Луцкой фабрикой или какой-нибудь другой?
– Нет, конечно… Хотя… Мне надо посоветоваться с технологом. Дело в том, что автомат выдаёт изделия одинаковой массы, плюс-минус несколько грамм. А те, что в вашей коробке, кажутся мне немного большими…
– Прекрасно. Я пойду с вами.
– На производство нельзя. Подождите в моём кабинете. И дайте мне для сравнения одну конфету.
– Берите. Но не вздумайте пробовать её.
– Почему?
– Секрет фирмы. Впрочем, можете ослушаться, если не хотите жить.
Инженер не заставил себя долго ждать.
– Ну, что вам сказать, товарищ младший лейтенант? Сто процентов гарантии дать, конечно, не могу, но 99 – точно: не наши это цукерки! Разброс по весу достигает 20 процентов, похоже, их клепали вручную – никакая машина не может так ошибаться.
– Спасибо. Вы мне очень помогли.
– Конфетку-то свою отравленную, ради бога, заберите.
– Что, страшно?
– А как вы думаете?
23
Доложив начальству результаты своего визита на кондитерскую фабрику, Ваня стал собираться в Шацк. Именно там находился кооперативный магазин, в котором директор филиала НИИ, по его собственному утверждению, купил «Птичье молоко».
За прилавком кондитерского отдела скучала, посасывая «Барбариску», совсем юная толстушка лет восемнадцати, по всей видимости, недавняя выпускница даже не техникума, а какого-нибудь училища, которых только на Волыни не один десяток.
– Скажите, вы одна трудитесь в этом отделе?
– Нет, нас двое, – не вынимая леденец со рта, промямлила продавщица. – Я и Зинаида Евгеньевна.
– И кто из вас работал пять дней тому назад?
– Я. Мы – по неделе, завтра меняемся.
– Имя у тебя есть?
– Конечно. Зоя. А вы?
– Я – Иван. Для тебя – младший лейтенант Ковальчук.
– Опочки! Мы с вами однофамильцы!
– Прекрасно… Давай, напрягай мозги, сестрица. У тебя есть такие конфеты? – он достал из портфеля коробку и положил на прилавок.
– Были.
– Что значит «были»?
– Были да сплыли, они долго не задерживаются. А вы милиционер, да?
– Хуже. Я из КГБ.
– Вот это номер! У меня там ни одного знакомого нет.
– Теперь будут.
– Класс!
– Директора НИИ знаешь?
– А що такэ НИИ?
– Понятно… Этот человек, – Ковальчук достал фото из досье учёного, которое конторские спецы увеличили в несколько раз, – покупал у тебя аж пять коробок!
– Я столько в одни руки не даю.
– А ты приглядись, может, кто-то просил тебя обслужить его или просто дал команду сверху.
Она наконец выплюнула остатки «Барбариса» и вгляделась в снимок.
– А, этот, вспомнила… Насчёт него мой шеф звонил – начальник райпотребсоюза Смалько.
– Ясно. Теперь посмотри внимательно на коробку: те, что были у тебя, такие же точно или чем-то отличались?
– Слушайте, товарищ однофамилец, что вы мне голову морочите? Купите одну коробку и рассматривайте её хоть целые сутки.
– Так ты ж говорила, что они сплыли?
– Вы как будто вчера на свет появились? Для уважаемых людей у нас в запасе всегда найдётся нужный товар.
– А ты молодец, Зоя.
– Рада помочь нашим доблестным органам!
24
Уезжать из Шацка в Луцк Ваня не торопился. Впереди выходные: суббота, воскресенье, чего торчать в такую жару в душном, вонючем городе? Впрочем, не такой он и вонючий, напротив, чистый, ухоженный, не зря постоянно берёт первые места по благоустройству среди областных центров Украины. Но всё равно дыра – дырой, провинция – провинцией, особенно для него, столичного жителя, коренного киевлянина.
В отличие от Луцка, в Шацке юноше понравилось. Леса, в сезон полные грибов, кишащие рыбой реки и озёра, свежий воздух и особый – уникальный – микроклимат. Даже если кругом идут проливные дожди, здесь тепло и сухо. Такой вот природный феномен.
Поэтому младший лейтенант с удовольствием составил компанию двум старикам. В пятницу вечером все трое собрались во дворе нового дома Владимира Михайловича Тура, чтобы тщательно обсудить детали порученного им дела.
– Значит так, дедуля, тебя хотели отравить…
– Полностью или частично? – отшутился полковник.
– Совсем и полностью, – принял его тон Иван. – В конфетах – яд замедленного действия. 10 дней – и ты инвалид, 20 – покойник.
– До чего только не додумается буржуазная наука!
– Вот твоя коробка, а эту я купил в Шацком коопторге. Как говорится, найдите три отличия…
Ветераны по очереди осмотрели картонную упаковку, и оба недоумённо развели руками.
– Цветовая гамма одинаковая, размеры те же, птички – как под копирку, – выразил общее мнение Ковальчук.
– Всё правильно. Коробки точно такие, как на Луцкой фабрике. Изготавливаются в УТОСе – Обществе слепых, я проверял. Стибрить парочку особого труда не составляет, тем более что к предметам строгой учётности данный товар не относится… А вот с конфетками – проблема. Они произведены промышленным способом, голыми руками впихивать в начинку яд никто, как вы понимаете, не станет.
– Ясно. Опять коварные враги?
– Похоже на то.
– Значит, тот, кого мы пытаемся вычислить, имеет в своём распоряжении целый ящик таких конфет, – сделал логический вывод полковник. – Пакует их в коробки и раздаёт налево и направо.
– Не преувеличивай. Сладости предназначались исключительно для вас двоих.
– Но ведь проклятые империалисты не могли знать, что мы собираемся в НИИ…
– Конечно, нет. Решение созрело спонтанно, в одно мгновение. Шпион понял, что вы представляете для него серьёзную опасность, и решил немедленно действовать. Что могло толкнуть его на такой отчаянный шаг?
– Только одно – угроза провала.
– Вот и я об этом. Агент подозревает, что кто-то из вас может его узнать! Вот фотоснимки всех сотрудников филиала, вот их автобиографии – ознакомьтесь, пожалуйста. Особое внимание обратите на эту дамочку…
– Которая всё время порывалась выпить с нами на брудершафт?
– Так точно. Кстати, именно она вручала вам конфеты. Директор передал ей все пять коробок за сутки до выступления. Так что подменить содержимое двух из них было несложно.
– Да… Но в таком случае она уже тогда должна была знать, что предстоящая встреча может представлять для неё опасность.
– Именно так.
– Ты разговаривал с директором? Как он анонсировал наше выступление в коллективе? Устно или развесил афиши?
– Вот этот момент я, кажется, упустил…
– Завтра, слышишь, Ваня, завтра же…
– Завтра воскресенье.
– Может, это и к лучшему. Меньше любопытных глаз. Пробей, где он живёт, и нанеси визит.
– Есть! А вы?
– Мы с Владимиром Михайловичем уже давно мечтаем о рыбалке, но до сих пор даже не размотали удочки… Так что на нас тебе лучше не рассчитывать.
– Но, дед…
– Никаких «но». Как все советские люди, мы имеем право на отдых.
– В котором часу у вас подъём?
– В четыре тридцать. В десять мы должны вернуться, – чётко отрапортовал Тур.
– Можно с вами, дядя Володя? – взмолился младший лейтенант. – Я сегодня всё узнаю, обо всём договорюсь, так что всё успею.
– Ну что, дед, – улыбнулся бывший участковый, – берём его с собой?
– А твоя «пирога» выдержит троих?
– Запросто. Правда, удочек у меня только две… Но это поправимо. Возьму пару у соседа – он завтра едет в Любомль на ярмарку.
– Ура! – завопил младший лейтенант.
25
Старший Ковальчук разместился на корме, младший – на носу, Владимир Михайлович – посередине. Якорь кинули сразу за прибрежными зарослями, на относительно небольшой трёхметровой глубине.
Ваня забросил поплавок прямо под камыши, его дед – далеко вперёд, в отрытое, так сказать, море.
Хитрый Тур опустил свою основательно усиленную и модернизированную умелым соседом снасть – коротенькую зимнюю удочку с самодельной, из закаточной крышки блёсенкой на конце лески – прямо под левый борт судна.
Именно он вскоре вытащил первую рыбёшку – полосатого окушка, с ладонь. Снял его с крючка и бросил на дно лодки, покрытое тонким слоем воды. Тот помчался сначала влево, затем вправо и, не найдя выхода, замер у одной из поперечин.
Владимир Михайлович снова опустил за борт леску и, подёргивая ею вверх-вниз, вскоре подцепил ещё одного красавца, в этот раз – чуть больше.
– Нет, я так не играю! – возмутился при этом Ваня. – Меняемся удочками!
– А смысл? У меня ещё одна такая есть. Говорил же: возьму у соседа пару.
– Давайте её сюда…
Младший лейтенант аккуратно положил поперёк лодки тяжёлое бамбуковое удилище и нервно опустил за борт маленькую золотистую «рыбёшку». Жилка сразу же натянулась и стала быстро разматывать катушку.
– Тяни! – заорал Тур.
Ваня резко подсек – да не тут-то было! Огромная, как ему показалось, щука вывернулась за несколько метров от «пироги» и на всех парах помчала в спасительный камыш. Тонкая нить не выдержала, оборвалась и теперь весело позванивала на ветру.
– Чё-ёрт… Вы видели, какой крокодил? Килограмм пять, не менее… Был!
Чуть ли не плача, он выпросил у дяди Володи ещё одну блесну и раз за разом начал опускать её в то же место, но всё было напрасно.
Дед тем временем добыл сначала одного большого леща, затем второго, и незадачливый рыболов стал подумывать над тем, чтобы вернуться к традиционному летнему способу ловли.
И тут ему снова улыбнулась удача.
Серая хищница схватила искусственную рыбку и поволокла её в густую траву, но Ваня уже был к этому готов. Дрожащими руками он медленно подтягивал щуку всё ближе и ближе к лодке, периодически вываживая ее голову наружу, чтобы рыба наглоталась воздуха, и, когда она утратила способность сопротивляться, прошептал:
– Подсак!
Тур подвёл сетку под угомонившуюся тушку и умелым движением выдернул её из воды.
Зубастая подводная жительница, оказавшаяся не такой уж и крупной (максимум – килограмма два), ещё долго извивалась на дне крыпы. Молодой рыболов то целовал её, что-то приговаривая, то поднимал руки к небу, благодаря Всевышнего за проявленную к нему милость, то вдруг начинал громко сожалеть по поводу первой, сорвавшейся с крючка, твари: мол, эта ей и в подмётки не годится.
Удочку он уже смотал и теперь только подгонял своих старших товарищей:
– Всё, закругляйтесь – пора работать!
26
– Ну что, ты договорился о встрече с директором? – спросил дед, вытягивая лодку на жёлтый песок.
– Так точно! Он живёт на территории НИИ, видел, там есть один коттеджик прямо на берегу озера?
– Нет, что-то не заметил.
– Мы условились на полдень. Впереди – ещё целых два часа. А может, дядя Володя подвезёт меня, чтобы не бить ноги в такую даль?
– Нет, я буду варить уху, а ты, если хочешь бери ключи и шуруй, куда душа желает, – устало отмахнулся Тур, который, кроме нескольких десятков окуньков, так ничего и не добыл.
– Хорошо – варите… Только щуку мою не трожьте, я её засолю или скопчу. Кстати, говорят, у вас на Свитязе водится чудо-рыба – угорь?
– Есть такая.
– И местные научились прекрасно её готовить?
– Это правда. У нас тут целая сеть частных коптилок.
– Найдёте хорошего мастера?
– Конечно. Самого лучшего.
– Занесите ему щуку; сколько надо, я заплачу.
– Договорились.
– Заодно купи мне пару угрей, – ввязался в разговор старший Ковальчук. – Скоро домой, будет презент для друзей и старухи.
– Не спеши. Будешь уезжать – тогда и поговорим…
– Понял.
27
Директор встречал Ивана прямо у ворот.
– Может, пройдём за ограду, чтобы не светиться на улице? – предложил младший лейтенант, втайне надеясь ещё раз осмотреть территорию НИИ и хоть одним оком взглянуть на быт его руководителя.
– Давайте.
По мощёной дорожке они вдвоём, не спеша, последовали в направлении озера, за весь путь не сказав друг другу ни слова.
– Вот здесь я живу, – нарушая затянувшееся молчание, директор кивнул на небольшое, аккуратненькое строение, внешне напоминающее обычный дачный домик. От других его отличала только острая красная крыша.
– Пригласите?
– Да-да, конечно. Сюда, пожалуйста, Иван… Как вас по батюшке?
– Иванович. Это у нас родовая традиция.
– Ковальчук – ваш отец?
– Дед.
– Он неплохо выглядит…
– Старается. Бегает, плавает и зимой, и летом. По ловле раков любому фору даст.
– Правда? Здесь неподалёку есть одно лесное озеро. Раков в нём просто невероятное количество. Давайте закинем туда вашего деда, а потом все вместе полакомимся членистоногими.
– А что, это идея. Вы один живёте?
На такой вопрос младшего лейтенанта подвигла стерильная чистота, царившая во всех помещениях.
– Нет, – засмущался руководитель лаборатории. – А… Всё равно узнаете… Со мной проживает Нелля Владимировна…
– Вот почему в прошлый раз вы назвали её своей любимой заместительницей.
– Да, в прямом и переносном смысле.
– Где она сейчас?
– Пошла купаться. Я предупредил её о вашем визите и велел убраться с глаз долой. Так, на всякий случай… Надеюсь, вы не станете докладывать наверх о моей распущенности в быту? Ведь в Москве меня ждёт семья: супруга, двое деток…
– Нет, ваша личная жизнь меня совершенно не волнует.
– Спасибо… Не стесняйтесь, спрашивайте, что ещё вы хотите узнать, – я, как видите, искренне стараюсь быть предельно полезным.
– Хорошо. Как вы сообщили коллективу о намечающейся встрече с де… полковником Ковальчуком?
– Обычно. На утренней планёрке объявил, что завтра к нам приедет знаменитый чекист, бывший партизан, воевавший в этих местах.
– И всё?
– Да.
– А Нелле что сказали? Только честно!
– Словно на духу… Как иначе, товарищ младший лейтенант? Я ведь всё прекрасно понимаю: утверждая меня на должность, начальство предупреждало, что враг может интересоваться нашими исследованиями! Я сказал… Я ей сказал…
– Прошу вас, максимально точно передайте мне содержание того разговора…
– А вы её в чём-то подозреваете? Да? Ну, это напрасно… Нелля Владимировна – святая… Сама благодетель… Я конечно же рассказал ей всё, что мне было известно на тот момент о вашем дедушке.
– А что вам было известно?
– Накануне секретарь райкома подробно поведал мне его историю. Мол, в войну именно товарищ Ковальчук, в ту пору капитан госбезопасности, опередил фашистов, намеревающихся открыть на Свитязе лабораторию по изучению свойств тяжёлой воды, и выкрал у них прямо из-под носа знаменитого советского учёного Селезнёва, согласившегося сотрудничать в этом вопросе с немецкой профессурой. Всё!
– Спасибо. Вы мне очень помогли.
– Не за что.
– Самой Пушновой о нашей беседе лучше не знать.
– Да-да, я понимаю…
– Кстати, вы купили в Шацке пять коробок «Птичьего молока»?
– Совершенно верно.
– Зачем?
– Такой дефицит нечасто встречается в наших магазинах. Одну мы съели сами, ещё две оставили дома на всякий случай.
– Вы можете показать их мне?
– Да-да, конечно!
Он потянул на себя створку шкафа и, недолго покопавшись в каком-то белье, извлёк оттуда две коробки. Всё было на месте: и контролька, и ярлык с ценой, и бирка с номером бригады, изготовившей продукт. Впрочем, в таком результате внешнего осмотра Ваня не сомневался ни на миг.
28
Круг сужался. Документы Пушновой снова и снова тщательно проверяли оперативники. В Москве, Киеве, Луцке. И пока не находили в них ничего странного, необычного, предосудительного. Родилась в Киеве в 1929 году, вместе с мамой пережила оккупацию. В 1950-м поступила в политехнический институт, через пять лет окончила его с отличием. Затем аспирантура, успешная защита диссертации, кандидатское звание. Сейчас работает над докторской. Тема: «Воздействие тяжёлой воды на разные виды млекопитающих».
Официально замужем Нелля никогда не была. Отца своего она не помнит, маму похоронила в прошлом 1966 году…
Чтобы убедиться в достоверности этих данных, младший лейтенант Ковальчук ранним утром в понедельник отбыл в командировку в родной Киев.
29
Ковальчук и Тур долго убеждали первого секретаря райкома партии в том, что сын их соратников по борьбе с фашизмом – не враг и не кулак. Кони для него – смысл жизни, а не средство наживы.
После долгих уговоров партиец согласился и даже пообещал открыть в Шацке школу верховой езды, в которой за Санькой будет закреплено место то ли тренера, то ли инструктора.
Сие радостное известие Туру не терпелось передать Валентине Никаноровне, и он стал «запрягать» в дорогу свою любимую «лайбу».
Путь к её дому пролегал мимо строящейся турбазы, и Ковальчук не упустил случая проведать Юрия Галаберду, с которым после пятничного выступления у него завязались весьма дружеские отношения.
– Иван Иванович, Владимир Михайлович, какими судьбами? – весело поприветствовал гостей начальник строительства, поочерёдно обнимая каждого из ветеранов.
– Да вот, собрались проведать боевую подругу – Валентину Никаноровну, она здесь неподалёку живёт. А у вас что нового?
– Ничего. Разве что прораб – Прокопчук – до сих пор так и не нашёлся.
– Вот те раз! Может, что-то случилось?
– Вряд ли. Хотя странно. Виктор Гаврилович всё время был рядом со своими шаромыжниками, но, как только я о нём вспомнил, схватился за живот – и в кусты!
– У вас есть его фото?
– Нет, конечно.
– Копия паспорта?
– Откуда?
– А трудовая книжка?
– Какая-то «левая» лежит в отделе кадров. Ему свою занятость афишировать незачем – человек на пенсии.
– Как же так, а, дорогой Юрий Абрамович?
– Ну, вы правильно меня поймите… Мои люди не успевают закончить строительство в срок, а начальство постоянно торопит: давай-давай, чтоб к следующему сезону объект был готов; вот я и вынужден пользоваться услугами шабашников. А с тех – что возьмёшь? Один паспорт на всех, одна трудовая, оформил по договору – и вперёд за орденами.
– Выходит, вы и двойной бухгалтерией не брезгуете, Юрий Абрамович?
– Есть такой грех, признаюсь честно. Только вы меня не сдавайте, ладно?
– Хорошо, если точно опишешь нам своего прораба.
– Сейчас, дорогие мои, сейчас… Позову Валенту, он вам его мигом нарисует.
– О! Правильно. Я и забыл, что у тебя под рукой есть свой собственный Микеланджело.
– Кстати, как вам его мазня?
– Очень хорошо. Ничего подобного я раньше не видел!
30
– Садись, Сашок, вот тебе альбом, вот карандаш. Нарисуй портрет нашего прораба, – предельно вежливым тоном распорядился Галаберда.
– Прокопчука?
– Так точно! – подтвердил Тур.
– Это я мигом…
Художник набросал по центру листа овал, затем принялся наращивать детали. Глаза, нос, рот, уши…
– Похож? – наконец спросил.
– Если честно, не очень, – признался Юрий Абрамович. – Брови не такие, лоб узковат… И морщин ему добавь, а то намалевал, понимаешь ли, сорокалетнего мужика, а ему – далеко за шестьдесят.
– Шестьдесят восемь, – уточнил Валента.
– А ну-ка, ну-ка, – что-то в образе Прокопчука зацепило Ивана Ивановича, и он принялся давать советы живописцу. – Не надо его старить. Оставь, как есть… А на другом листе – нарисуй новый портрет, более современный, что ли.
– Хорошо, – согласился Александр, которому явно льстило внимание старого чекиста, и принялся резво набрасывать штрихи хорошо заточенным карандашом.
– Вот теперь, как живой! – одобрил Юрий Абрамович.
– Тебе, Вова, он никого не напоминает? – спросил Ковальчук.
– Нет, Ваня…
– А ты приглядись внимательнее.
– Чёрт возьми, это же… Селезнёв!
31
К Валентине Никаноровне решили не ехать. Послали быстроногого Валенту с просьбой сообщить ей радостное известие, а сами помчали в НИИ, чтобы встретиться с руководителем филиала и его очаровательной заместительницей.
Директор был в стельку пьян.
– Она меня бросила… – рыдал он, уткнувшись носом в стопку служебной документации.
Тур, нажимая до полика педаль акселератора, погнал свою «лайбу» ещё дальше по дороге в Шацк. К своему другу участковому он уже не входил – влетал!
– Срочно набери телефонистку! Нам нужен начальник областного управления КГБ.
– Есть! Санечка, соедините меня…
– Полковник Ковальчук! – вырвал трубку Иван Иванович. – Немедленно объявите в розыск гражданку Пушнову, 1929 года рождения. И гражданина Прокопчука Виктора Гавриловича, предположительно 1899–1990 года рождения. Высокий, импозантный, выглядит намного младше своих лет.
– Понял! Сделаем! – заверил подполковник.
32
Младший лейтенант уже несколько часов гонял по Киеву в поисках нужной улицы и никак не мог её найти. Наконец вспомнил, что у него есть «волшебное» удостоверение, и обратился за помощью к постовому.
Тот долго, но доходчиво показывал короткую дорогу.
В трёхэтажке довоенной застройки было всего два подъезда, по девять квартир в каждом. Шестая находилась на втором этаже первого из них. Туда Ваня заходить не стал – зачем, там живут другие люди. А вот в пятую постучал.
– Вы к кому? – грозно поинтересовалась миловидная девчушка лет восемнадцати, без промедления выскочившая на лестничную клетку.
– Мне всё равно. Я из госбезопасности, младший лейтенант Ковальчук.
– Документы у вас есть?
– Так точно, моя ты бдительная! Вот, полюбопытствуй.
– Дайте я его хорошенько рассмотрю.
– В чужие руки такие вещи не передаются. По уставу не положено.
– Ясно… Что вы хотите?
– Соседкой вашей интересуюсь. Бывшей.
– Какой именно?
– Софьей Валентиновной Пушновой…
– Я её не помню. Этажом выше, над нашей квартирой, живёт дядя Миша – они дружили.
– Спасибо.
Перепрыгивая через ступеньки, Иван взбежал наверх и нажал кнопку звонка.
На его зов вскоре откликнулся грузный до неприличия мужчина с постоянно вываливающимся наружу из-под узкой рубахи брюшком.
– Дядя Миша, вы будете?
– Ну я…
– Младший лейтенант госбезопасности Ковальчук.
– Понял. Я чем-то проштрафился?
– Пока – нет. Соседку вашу ищу. Пушнову.
– Соньку?
– Ага…
– Так она того, ещё в прошлом году умерла.
– Где похоронена?
– На Байковом!
– Воевали?
– А то… Гвардии старшина. Дошёл до Кенигсберга, то есть Калининграда, прошу прощения.
– Она одна жила?
– Ну, что вы, такая женщина – и одна! Каюсь, одно время и я хотел заглянуть ей под юбку, полгода подбивал клинья, но не вышло ни… – он вдруг закашлялся, сильно, до хрипа, так и не успев закончить. – Извините, лёгкое прострелено, до сих пор даёт о себе знать… Короче, отшила она меня… А вскоре я понял почему. Оказывается, у неё есть хахаль. Вальяжный такой, породистый, самый настоящий барин. Сонька его почему-то на люди не показывала, держала за запертой дверью, может, боялась, что отобьют? После войны, сам понимаешь, нехватка кавалеров ощущалась достаточно остро по всей стране, а особенно в Украине.
– И долго он здесь прятался?
– Последние десять лет – точно.
– Как она его звала?
– Виктор. Чаще Витенька. Когда Соня умерла, барин погоревал-погоревал – и куда-то смылся. Перед отъездом крепко на стакан сел. Бывало, и я возле него добряче ужирался. Не до поросячьего, конечно, визга, но неслабо. Хороший он человек был, нежадный…
– Вы сможете руководить художником, который будет писать его портрет?
– Зачем?
– Чтобы установить, он это или не он. Вчера в реке был обнаружен труп, начальство подозревает, что это ваш знакомый Виктор.
– На каких основаниях?
– А кто их знает, начальников-то? Может, письмо этой Соньки у него в кармане нашли, может, адрес. Мне приказано – вот и выполняю!
– Так я сгоняю с тобой, – кхы-кхы-кхы, – там, на месте, и опознаю.
– Далеко ехать придётся. На Волынь.
– Так ты что же, за четыреста километров пёрся, чтобы со мною покалякать?
– Да, дядя Миша.
– Пойдём тогда, хряпнем по пятьдесят за знакомство. Али брезгуешь?
– А что у вас есть? Я человек разбалованный, дерьма не употребляю.
– «Зубровка». Белорусская. Недавно на родину съездил – в Могилёв, привёз пару бутылок…
33
Дядя Миша поставил на грязный стол два гранёных стакана и наполнил их по поясок.
– Ну, за тебя!
– И за вас тоже!
– Короче, за нас, бо мы того варти! Пей, пей до дна, свои слёзы оставляешь… О, теперь порядок. Закусывать чем будем?
– А что есть?
– Хлеб. Капуста.
– Кислая?
– А какая ж ещё?
– Ладно, давай! Вкусно… Сам квасил?
– Ты чё? У меня руки не с того места растут… Говорю же, у мамки был. В Могилёве.
– Понял… Наливай! – Иван «перемолол» очередную порцию белокачанной и в ожидании добавки спиртного начал водить глазами по стенам. И тут его глаз зацепился за фото… Нелли Владимировны.
– А это ещё кто?
– Она и есть. Предмет моего, так сказать, вожделения. Соня, здесь ей сорок, а может, и сорок пять, уже не помню. Но юбилей – точно!
– А как похожа, как похожа!
– На кого?
– На дочку свою. Точнее, дочь на неё.
– У Сони есть доча?
– Да. Нелля.
– Никогда не слышал! Чем она занимается?
– Учёная. Кандидат наук.
– В какой сфере?
– Физической.
– Сила!
– Сейчас докторскую пишет.
– Витька тоже мужик неглупый. Был. Если это он утоп, конечно… Как выпьет, всё про бомбу атомную рассказ заводит. Я, мол, стоял у её истоков!
– Серьёзно?
– Серьезней не бывает. Я, ясное дело, в этот бред не верил. Думал, белочка, горячка. А теперь сомневаться начинаю. Может, Нелля в него пошла?
– Не… Барин тут ни при чём. Он – Виктор, а она – Владимировна, разницу понимаешь?
– В наше время бывает всё. Ну, чего не пьёшь, сам просил повторить.
– А ты?
– Я всегда – за! Давай чокнемся… Эх, удобную вещь придумала архитектор Мухина. Смотри, и держать в руке, и пить удобно.
– Ты о чём, дядя Миша?
– О стакане. Гранёном. Как у нас говорят, гранчаке. Раньше люди советские всё время мучились – зацепиться не за что, посуда падает, бьётся, и Мухина, та, которая «Рабочий и колхозница», придумала снабдить стаканы гранями. Она за это ещё премию получила. То ли Ленинскую, то ли Сталинскую – шут его знает.
– Интересная байка. Сам придумал?
– Не… В инцик… инцип… энциклопедии читал. Ещё по одной, Ваня?
– Можно!
– А уже ничего нет…
– Так я сбегаю.
– И куда ж ты побежишь, родной, если в нашем районе ни хрена не знаешь?
– Логично. Сходи сам.
– Слушаюсь! Денег дашь?
– Конечно. Пятёрки хватит?
– Вполне. Чего брать?
– То же самое. Чтобы не мешать.
– Понял. Сделаем. Только в Киеве такой не найти. Наша горчит. И потом отрыгивается три дня.
– Ничего. Переживём.
– Железно! Я погнал, а ты пока альбом семейный полистай. Сомнительное, но все же развлечение. Так сказать, средство от скуки.
34
Дядя Миша громко хлопнул дверью и «полетел»… А Ваня пододвинул к себе альбом. Раскрыл его на первой попавшейся странице. И с любопытством уставился на пожелтевший снимок. Стройный поджарый франт стоял у великолепного, не иначе как Петергофского, фонтана рядом с девочкой лет десяти-двенадцати в пышном белоснежном платьице. Что его так поразило? «Фирменный» знак гражданок Пушновых – грудь! У юного создания она была вполне приличных размеров…
– Кто это? – спросил младший лейтенант, когда вернулся дядя Миша.
– Он. Витька.
– Йо-моё! Почему же вы не сказали сразу, что имеете его фото?
– А ты не спрашивал.
– Как к вам попала эта карточка?
– Когда в пятую квартиру въехали новые жильцы, они, естественно, первым делом стали наводить порядок. Все вещи, оставшиеся от предыдущих хозяев, выбрасывали, без сожаления, в мусор. Однажды возвращаюсь с работы, вхожу в подъезд, а сверху летит Жорик – малолетний пасынок новосёлов, ну и врезается в меня на всём ходу. А у него в руках – бумаги. Часть их разлетелась по всему парадному. А он даже не остановился… Гляжу: фотография лежит. Поднял, присмотрелся – Витька с какой-то девчонкой. Ну и решил сберечь, чтобы хоть какая память о соседе осталась.
– Всё, снимок я реквизирую.
– Не возражаю! Постой, куда ты?.. Мы ж ещё не всё выпили…
– Тебе больше будет.
35
Младший лейтенант Ковальчук неторопливо брёл по родному городу, двигаясь в сторону центра. Именно там, на улице Владимирской, долгие годы располагается главный офис всемогущественной организации, в которой ему посчастливилось служить. Отметить командировку – дело десяти минут, а дальше? Отец с мамой в Черкассах, дед «гастролирует» на Волыни, баба… Стоп. Проведать Семёновну как раз бы и не мешало. Тем более что до Ворзеля теперь регулярно ходит электричка. «Мой поезд ночью, так что времени – целый вагон плюс маленькая тележка».
На первом этаже серого здания дежурил немолодой сверхсрочник.
– Сержант Фоменко! – представился он.
Ковальчук молча раскрыл своё удостоверение.
– Куда направляетесь?
– В дежурную часть…
– Вам направо.
– Знаю.
Младший лейтенант протолкнул в щель под стеклянным окошком командировочный лист и отвернулся, чтобы не искушать судьбу: алкоголь ещё не выветрился из организма.
Дежурный майор поставил печать и вернул документы:
– Держите.
– Благодарю вас!
– Не за что, Иван Иванович… Вы, случайно, не родственник знаменитого разведчика?
– Внук.
– При встрече непременно передайте ему привет. Мы служили вместе одно время. Я тогда лейтенантом был… Прыщ моя фамилия. Может, вспомнит?
– Обязательно. У него с головой всё в порядке. Да, кстати, товарищ майор, мне надо как-то связаться с ним. Может, позволите воспользоваться вашим телефоном?
– Не проблема!
– К сожалению, я не помню номера. Пробейте по справке: Тур Владимир Михайлович, посёлок городского типа Шацк Волынской области.
– Сейчас попробую. Будете ждать?
– Если недолго.
– Возьмите трубочку…
– Алло, дядя Володя? Это Ваня Ковальчук. Дед у вас?
– А где же ещё?
– Дайте ему в ухо! Дед… Тут товарищ с тобой поговорить хочет: лейтенант Прыщ. Теперь он служит в центральном аппарате… Да… Держите, товарищ майор.
– Иван Иванович, дорогой, здравствуйте! – как из автомата, застрочил дежурный. – Как живы-здоровы? Рад за вас, рад! Приезжайте в столицу, здесь вас многие помнят… Спасибо… Хорошо… Даю телефон внуку!
– Да, деда?
– А ты знаешь, что я нашёл своего «друга» Селезнёва?
– Вот это номер… Где?
– Здесь. На Свитязе. Он руководил коллективом шабашников. Под фамилией Прокопчук. Виктор Гаврилович. Помнишь того прораба, что смылся с нашей встречи?
– И у меня для тебя есть свежие новости. По всей видимости, у Нелли был отец. Кстати, тоже Виктор. Чёрт возьми, деда, скорее всего, это один и тот же человек. Соседи утверждают, что он, когда выпивал, всегда вспоминал про атомную бомбу!
– Что будем делать?
– Пушнову надо немедленно брать!
– Поздно. Она уже сбежала…
– Чёртов директор, он таки рассказал о нашей беседе.
– Ну и шут с ним… Пока ты в Киеве, поставь задачу столичным коллегам, пусть попробуют разобраться, как Селезнёв стал Прокопчуком.
– Понял.
– Когда будешь?
– Завтра утром… Вот только проведаю бабулю – и домой. Да, кстати, я везу тебе его фото.
– Кого?
– Ну, этого Виктора, предполагаемого отца Нелли.
– Я и так уже не сомневаюсь, кто это!
36
Младший лейтенант нашёл свободное место в битком набитом новом вагоне, сел и задремал – обеденная попойка с дядей Мишей таки дала о себе знать.
Проснулся, когда голос диктора объявил:
– Двери закрываются. Следующая станция – Ворзель.
Ваня открыл глаза и чуть не получил разрыв сердца. По узкому проходу вдоль центра вагона к выходу из электрички спешила Нелля Владимировна, за ней шёл высокий бодрый старик в хорошо подогнанном, явно сшитом на заказ костюме.
На ловца и зверь бежит – гласит известная пословица.
Ковальчук хотел немедля броситься за ними вдогонку, но вовремя одумался и повернулся лицом к окну.
А с мест уже сорвались десятки других пассажиров, быстро отгородившие от него своими телами два искомых силуэта. Как ни работал локтями младший лейтенант, покинуть вагон он смог только одним из самых последних. Наконец, оказавшись на перроне, пробежался сначала в одну сторону, затем в другую, но ни Пушновой, ни Селезнёва нигде не было.
У входа в вокзал скучал молодой милиционер, сержант.
– Младший лейтенант КГБ Ковальчук! Вы не видели, случайно, куда пошёл этот человек? – он предъявил сначала своё удостоверение, затем изъятый у дяди Миши фотоснимок.
– Никак нет…
– Он сопровождал даму. Яркую блондинку с грудьми, как мячики!
– А… Эту, кажись, видел.
– Куда она пошла?
– А я откуда знаю?
– Скажи хотя бы налево или направо?
– Направо.
– Ладно. Стой здесь. Я скоро вернусь!
Ковальчук уже второй раз рысью помчал в указанном направлении, но так никого и не обнаружил.
Сержант стоял на том же месте.
– Тебя как звать?
– Коля.
– Поступаешь в моё распоряжение, ясно?
– Так точно!
– Где здесь ближайший телефон?
– На станции.
– Ты там кого-то знаешь?
– Да. Моя мама здесь работает.
– Веди к ней. Быстро!
– Мам… Это к тебе. Из госбезопасности!
Женщина отвлеклась от пишущей машинки и смерила вошедшего недобрым взглядом.
– Младший лейтенант Ковальчук. Срочно свяжите меня с КГБ.
– Номер?
– А вот этого я не знаю. Позвоните в справочную, на телефонную станцию, своему начальству, Господу Богу! Срочно!
– Молодой человек, ведите себя культурно. Ворвались в чужое служебное помещение, подняли крик, отдаёте приказы гражданским лицам…
– Имею право.
– Девочки, как позвонить в…
– Дежурную часть КГБ при Совете Министров УССР, – подсказал Иван.
– Дежурную часть КГБ при Совете Министров УССР, – повторила женщина.
– Хорошо, соединяю! – донеслось до ребят лирическое сопрано телефонистки.
В трубке захрипело, засвистело, и вдруг сквозь помехи на линии в кабинет прорвался знакомый голос:
– Майор Прыщ слушает!
– Младший лейтенант Ковальчук! Внук Ивана Ивановича…
– Не кричите, я вас прекрасно слышу.
– Срочно позвоните по тому же номеру и скажите деду, чтобы утром меня не ждал… Выйдите из кабинета, товарищи!
Мама с сыном торопливо покинули помещение.
– Я выследил профессора Селезнёва и его дочь Неллю. Это же передайте и своему руководству – оно должно быть в курсе. Если же республиканский Комитет по каким-то причинам не поставили в известность, пусть свяжутся с московскими товарищами, именно они санкционировали сегодняшние мероприятия.
– Да не орите вы так, Ваня, я сделаю всё, как надо.
– Спасибо.
– Передайте ваши координаты.
– Ворзель, улица Белостоцких, пять, – продиктовал адрес бабушки Ковальчук.
37
Екатерина Семёновна в одиночку гоняла чаи в малогабаритной кухне. Типичная судьба жены, матери, бабушки разведчика!
Иван зашёл со стороны леса, так, чтобы его не заметили раньше времени, и вкрадчиво постучал в тонкую фанерную дверь «семёркой» из азбуки Морзе. «Дай-дай закурить», – именно таким был их семейный пароль, хотя никто из Ковальчуков в своей жизни ни разу не прикасался к папироске.
Услышав знакомые позывные, старушка даже не стала спрашивать: «Кто там?» И так ведь ясно – свои!
Распахнула двери и откровенно растерялась – откуда этот молодой человек знает их родовой секрет?
– Бабуля, это же я – Иван!
– О, боже, Ванечка, родненький, откуда? А дед хвастался, что будет отдыхать с тобой на Свитязе. Что, опять наврал?
– Нет, в этот раз сказал чистую правду.
– Проходи, чай будешь?
– Ты ещё спрашиваешь? Я голоден, как волк!
– Любимых пельменей хочешь?
– Из судака?
– Ага… Дед в этом году штук пять поймал на Киевском море. Немаленьких, килограмма по три-четыре.
– Ого!
– Отделил филе, перекрутил на фарш, я намесила теста… Теперь есть чем угощать дорогих гостей. Ох, и красавчик же ты, Ваня, стал!.. Девки небось в очереди стоят, а?
– Не до них мне сейчас. Работы – по уши, если не с головой.
– Так я тебе и поверила… Когда приведёшь на смотрины какую-нибудь Аннушку или Галинку?
– Отстань, ба!
– Ладно, садись за стол, Ванечка, вода уже кипит, ещё пару минут – и всё будет готово.
38
Утром раздался стук в дверь. Такой мощный, что многослойная фанера еле выдержала напор.
– Иду… Иду! – зашевелилась Семёновна, но Ваня её опередил и выскочил на веранду.
– Кто?
– Свои!
– Кто свои?
– Комитет государственной безопасности. Младший лейтенант Ковальчук здесь?
– Так точно. Я. Заходите!
Порог дома немедля переступили трое крепких людей в штатском. Никого из них Иван раньше не знал.
– Я – майор Белобородов из Москвы, – назвал себя старший группы. – А это мои украинские товарищи: капитан Бондаренко и лейтенант Хлус.
– Приятно. Иван.
– Итак, вы утверждаете, что вчера выследили господина Селезнёва?
– Я бы не был таким категоричным. Гражданку Пушнову – да, даю сто процентов. А рядом с ней – вот этот тип, – он достал фотографию соседа дяди Миши и протянул её майору.
– Он и есть, собственной персоной – Вениамин Сигизмундович, – обрадовался тот. – Я его физиономию среди ночи в темноте узнаю. Уже десять лет она мне снится… Значит, скоро свидимся?
– Ну, это не только от меня зависит.
– Куда ты их довёл?
– В том-то и дело, что не довёл… Упустил. Прямо на вокзале…
– Плохо, сынок, но поправимо. Значит, эти двое в Ворзеле?
– Так точно!
– Начальство уже отдало приказ внутренним войскам под видом учений оцепить посёлок. Каждому милиционеру, каждому сотруднику госбезопасности розданы портреты этого проходимца. И его дочки Нелли. А мы разобьёмся на пары и будем обходить все дачные участки, все пансионаты, санатории и базы отдыха, заглядывать в каждый дом, каждую хату. Ковальчук – со мной, Бондаренко и Хлус – по заранее намеченному плану. Адреса вам розданы. Не посеяли?
– Никак нет, товарищ майор!
39
И снова – стук в двери. «Кого ещё черти несут, а?»
– Ты никого не ждешь? – расстёгивая кобуру, спросил Белобородов.
– Нет.
– Открывай.
– Есть!
Иван толкнул ногою дверь и, изумлённый, замер с раскрытым ртом:
– Дед?
– Я, Ванечка, я! И не один. С Туром и копчёными угрями. Всю ночь «москвича» гнали, как бы движок не запороли.
– Ну вы и молодцы!
– Рассказывай, что там у тебя стряслось?
– Простите, – неожиданно запротестовал Белобородов. – Здесь командовать буду я. Времени на пустой базар у группы нет.
– Отставить! С этой секунды все четверо поступаете в моё распоряжение.
– Но… – запротестовал майор, однако Ковальчук жёстко оборвал его:
– Приказ товарища Андропова. Все ясно?
– Так точно! – еле выдавил Белобородов.
– Давай, внучек, рассказывай…
– Особо и рассказывать-то нечего. Сел в поезд, задремал, открываю глаза – Боже правый – Нелля Владимировна, во всей красе… И не одна, а с человеком, лицо которого я уже видел на снимке из альбома дяди Миши…
– А это кто такой?
– Сосед матери Пушновой.
– Всё ясно… Выходит, Селезнёв – отец Нелли. Что ж, тем интереснее будет развязка. Товарищ майор!..
– Я.
– Вы разбили посёлок на сектора?
– Да, вот смотрите, – Белобородов разложил на столе карту: – Зелёный – мой и младшего лейтенанта, розовый – Хлуса и Бондаренко.
– Значит, так… Я с вами, а Владимир Михайлович – с другой группой… Мы оба знаем Селезнёва, так что не упустим.
40
Развиваться как курорт Ворзель начал с конца XIX века, когда стартовало строительство железной дороги Киев – Ковель. Первый санаторий на 60 коек с водолечебницей был организован здесь в 1932 году на базе пансионата врача Ердрайха, который практиковал начиная с 1928 года. В 1938-м поселок объявили курортом республиканского, то есть всеукраинского, значения. В канун Великой Отечественной войны в его здравницах насчитывалось 4500 коек для больных и отдыхающих.
Во время фашистской оккупации почти всё курортное хозяйство было уничтожено. Сразу после освобождения Киевщины от фашистских захватчиков на базе санаторно-оздоровительных заведений заработали эвакогоспитали. С 1944 года быстрыми темпами началось восстановление курорта. Уже во время летнего сезона в 1949 году здесь функционировали 17 оздоровительных заведений на 2585 коек.
Обо всём этом старый Ковальчук, добровольно вызвавшийся выполнять обязанности гида, успел рассказать своим младшим коллегам, двигаясь по дороге, ведущей к самому сердцу целебной зоны, туда, где посреди соснового бора таился очередной объект зелёного сектора – один из самых первых санаториев курорта под избитым названием «Звезда».
И тут им повезло. Впрочем, кто ищет, тот всегда найдёт!
По узкой, хорошо утоптанной тропе, спасаясь от очередного инфаркта, совершал утреннюю пробежку поджарый немолодой мужчина лет семидесяти.
– Комитет госбезопасности. Майор Белобородов.
– Подполковник в отставке Иващенко, – явно растерялся любитель бега. – К сожалению, документов при себе у меня нет.
– Ничего. Вам, случайно, не знаком этот человек? – без какой-либо надежды на успех, наверное, уже в сотый раз за нынешнее утро, спросил оперативник.
Физкультурник отрицательно покачал головой, но, когда майор уже прятал портрет в нагрудный карман сорочки любимого – защитного – цвета, попросил ещё раз показать ему фото.
– А вы знаете, наверное, я его всё-таки видел… Вчера. С молодой женщиной. Не заметить её просто невозможно. Такой великолепный «прилавок», – он согнул руки и, прижав к груди кулаки, красноречиво выдвинул вперёд локти, – теперь нечасто встретить, измельчали наши бабы после войны, усохли!
– Куда они пошли? – предчувствуя удачу, разволновался Иван Иванович и следом за майором полез в карман, нет, не за снимком, а за валидолом.
– Что, жмёт? – сочувственно поинтересовался внук, беря его под руку.
– Немного…
– Да не переживай ты так, дед! Возьмём мы его – и пикнуть не успеет.
– Где они поселились, мне неведомо, – задержался с ответом подполковник Иващенко. – Это точно знает военврач Пилютин, они вчера о чём-то долго судачили.
41
– Пилютин может оказаться их сообщником, – предположил майор Белобородов.
– Вполне, – согласился Ковальчук. – Кстати, как звать тебя, братец?
– Степан Николаевич.
– Это ничего, что я на «ты»?
– Нет, конечно. Легенде органов госбезопасности всё можно!
– Не льсти, Стёпа…
– Я искренне! Накануне операции Юрий Владимирович, лично проводивший инструктаж, рассказал мне вашу биографию.
– Что ж ты возмущался, когда я командование на себя перебирал?
– Так я сразу не понял, кто передо мной. Вы же не представились…
– Виноват, исправлюсь.
– Проехали, товарищ полковник! Что будем делать дальше?
– Для начала поговорим с главврачом, потом посмотрим… Ты, Ваня, останься возле главного корпуса, сядь на лавочку и сделай вид, что дремлешь. Заметишь профессора или Неллю – никаких действий без дополнительной команды не предпринимай. Уйди в сторону, чтобы тебя не узнали, – и всё.
– Есть!
– А мы с товарищем майором пока потолкуем с руководством учреждения, понял?
– Так точно.
42
– Вы к кому, товарищи?! – завопила толстая молодуха в белом халате, когда Ковальчук взялся за ручку двери, на которой красовалась табличка «Главврач». – Там идёт пятиминутка!
– Стёпа, успокой её, – тихо приказал Иван Иванович и толкнул дверь.
– Майор Белобородов. Сидите тихо…
– Хорошо…
…На столе стояли бутылка шампанского и торт, возле которого с ножом в руке колдовала хрупкая медсестричка в коротеньком, не застёгнутом на нижнюю пуговицу халатике.
– Вы кто такой? Что позволяете себе? – глаза высокопоставленного медика, только что излучавшие трепетную ласку и нежность, мгновенно наполнились злостью и ненавистью.
– Хорошо живёте, Пал Петрович (фамилия, имя и отчество главврача были указаны на двери).
– Маня! – завизжал тот. – Маня!!!
– Не орите. Комитет госбезопасности. Полковник Ковальчук.
– О-о-очень приятно… – доктор согнулся и услужливо протянул потную узкую ладонь. – Чем могу быть полезен?
Иван Иванович руку не пожал.
– Распорядитесь вызвать в кабинет Пилютина! – произнёс он максимально жёстко, опускаясь на свободный стул.
– Слушаюсь, товарищ полковник! Слушаюсь… Иришка, найди, пожалуйста, Артемия Давыдовича!
– Момент! – похоже, она хотела добавить, по обыкновению, «мой котик», но смолчала и, виляя тощим задом, медленно пошла к выходу.
– О товарище Ковальчуке – ни слова, я верно говорю?
– Абсолютно.
Спустя две минуты в кабинет ввалился десятипудовый увалень с огромным носом, поражённым какой-то странной болезнью, вызвавшей покраснение и напухание сморкательного органа. «Не стесняйся, пьяница, носа своего, он ведь с нашим знаменем цвета одного» – вдруг вспомнились ветерану запрещённые стихи, гулявшие по его конторе уже чуть ли не полвека.
– Вызывали? – тем временем развязно и нагло бросил Пилютин.
– Полковник Ковальчук. Из Комитета, – испуганно протарахтел Павел Петрович, кивая на седовласого гостя, вальяжно разместившегося в углу просторного кабинета.
Артемию Давыдовичу сразу же захотелось по малой (а может, и большой) нужде, чтобы удовлетворить её, он попытался выскользнуть из кабинета, но путь уже преградил Белобородов.
– Куда это вы собрались, гражданин хороший?
– В туалет…
– Обкакались?
– Никак нет…
– Значит, у вас всё впереди, – он повернулся к медсестре, с которой успел найти общий язык, и, показывая два ряда ровных белых зубов, громко распорядился: – Принесите доктору утку, Мария Борисовна!
– Слушаюсь, товарищ майор! – принимая игру, весело отрапортовала девушка.
43
– Итак, каких людей вы устроили вчера вечером в санаторий без путёвки? – спросил Ковальчук, жестом приглашая Пилютина сесть.
– Ка-ка-каких людей?
– Вот и я спрашиваю – каких? Неужели их было так много, что вы не можете всех вспомнить?
– Не-ет! – заблеял, как заблудшая овца, доктор. – Только двое. Он и она.
– Любовники?
– Непохоже… Скорее отец и дочь – слишком добрые у них отношения! Я… Я… Я не хотел их поселять, но старик обещал не сегодня завтра подвезти все необходимые документы.
– Как он объяснил их отсутствие?
– Сказал, что его ограбили… В поезде… Деньги, мол, были в сумочке у Тамары, поэтому остались в целости и сохранности, а документы – в повешенном на крючок пиджаке, который преступники забрали с собой. Вот такая неприятная история, товарищи чекисты… Я могу наконец выйти? Припекает так, что больше нет сил!
– Сейчас Маня принесёт уточку. В неё и оправитесь под присмотром главврача, – еле сдерживая хохот, процедил сквозь зубы Белобородов.
44
Ковальчук снял с Пилютина огромный белый халат и закутался в него. Белобородов «раздел» пышную Маню и следом за полковником направился в «люкс», снятый разыскиваемой парочкой.
– Я беру на себя профессора, а ты – Неллю, понял?
– Может, наоборот? С ним будет нелегко.
– Не переживай, справлюсь. А, чёрт! Одного мы с тобой не предусмотрели…
– Чего?
– У них наверняка есть яд… Одно неосторожное движение – и мы можем остаться без погон. Мне это не страшно, а тебе, как я понимаю, ещё расти и расти.
– У меня в кармане есть бинт. Я Неллю скручу и сразу забинтую ей рот.
– Боюсь, не успеем… Надо придумать что-то оригинальное… Пошли назад к Маховикову.
– А это кто?
– Читать умеешь? Павел Петрович – главный врач.
45
Маховиков и Пилютин сидели по разным углам. Угнетённые, подавленные, разбитые.
Маня грозно восседала на стуле посреди великолепного начальницкого кабинета и держала под прицелом обоих лекарей.
– Встать! – скомандовал Ковальчук. – Включайте мозги, граждане эскулапы, это смягчит вам наказание.
– Скостит срок, но не намного! – предварительно подморгнув девушке, зло уточнил Белобородов, часто использовавший в своей речи блатную лексику. – Нам надо взять ваших постояльцев без шума и пыли. Чтобы они даже не дёрнулись. Подскажите, как это сделать?
– Не знаю… – синхронно пожали плечами доктора.
– Стойте! – вдруг спохватилась находчивая медсестра. – Вы прописывали им какие-то процедуры?
– Да. Кардиограмму, – обречённо признался Артемий Давыдович. – На 11:00…
– Товарищи чекисты под видом медперсонала заранее проникнут в помещение, где будет проводиться диагностика сердца, и повяжут преступников жгутами, пока они находятся в горизонтальном положении со всевозможными датчиками на теле.
– Молодец, Маня! – майор восхищённо поднял вверх большой палец правой руки с треснувшим ногтем. – Учитесь, Гиппократы…
– Посмотри на часы, Стёпа! – остудил его пыл Иван Иванович.
– Блин, без четверти одиннадцать…
46
Первым на кардиограмму пошёл Селезнёв. Ничего не подозревая, позволил опутать себя электропроводами и, предвкушая блаженство, закрыл глаза. В это время из-за ширмы появились Ковальчук и Белобородов, набросились на него, заклеили пластырем рот и примотали руки к туловищу широким резиновым жгутом.
На лице профессора при этом читались удивление, разочарование и лютая жажда мести. Второй раз в жизни один и тот же человек помешал осуществлению его далеко идущих планов!
– Кто следующий? – выглянув в коридор, спросила сестричка, основательно проинструктированная оперативниками.
– Я, – мило улыбнулась пациентка Пушнова.
– Проходите, пожалуйста.
– А где папа?
– За ширмой. Одевается.
– А…
Она легла на кушетку, всё ещё надеясь найти глазами своего родителя или хотя бы услышать его голос, но вскоре взяла себя в руки – медсестра казалась очень учтивой, обходительной и делала свою работу без суеты и спешки, не выказывая при этом ни волнения, ни тревоги. Не верить ей было бы кощунством.
Нелля окончательно успокоилась и, когда над ней нависла мужская фигура в белом халате, даже не пыталась сопротивляться.
Майор схватил её за руки и плотно прижал их к туловищу.
«Что вы делаете?» – хотела закричать женщина, но не смогла, «кричалка», а одновременно и «кусалка» уже была «на замке».
Ковальчук вспорол накладной воротник выходного платья и достал ампулу с ядом.
– Всё – можешь отпускать змею, жало вырвано, а без него она не представляет для нас никакой угрозы!
47
У Селезнёва тоже нашли и, конечно, сразу же изъяли сильнодействующий яд.
– Ненавижу, ненавижу!.. – забрызгал слюной профессор, когда ему освободили рот.
– Побесись немного, это полезно, – успокаивающе похлопал его по плечу Иван Иванович, сидевший рядом в чёрном, точнее сером, «воронке».
Пушнова вела себя спокойно, не плевалась и не бросалась на людей. Однако и в её глазах Ковальчук не видел и тени раскаяния. Беспокойство – да, тревога за свою шкуру – вполне возможно, но никак не сожаление по поводу того, что она следом за отцом стала на преступную стезю, бросила вызов всему советскому народу, созидательный труд которого опять оказался под угрозой.
Что ж, неуёмные господа-империалисты, вашим планам в очередной раз не было суждено сбыться!
48
Председатель Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР Юрий Владимирович Андропов был очень доволен. Всего несколько месяцев он занимает столь важный, ответственный пост в рабоче-крестьянском государстве – и уже такая удача!
Двое предателей, агентов империализма, отец и дочь, вскоре предстанут перед судом.
А славных рыцарей-чекистов ждут очередные правительственные награды. Соответствующее представление он уже сделал.
Нет, сегодня он их обнадёживать не станет. Просто поблагодарит, пожмёт руки, скажет ободряющие слова.
– Товарищ Ковальчук! Иван Иванович, дорогой мой, дай я тебя обниму!
– Только не очень сильно, Юрий Владимирович, стискивать грудную клетку врачи не рекомендуют – сердечко уже не то.
– Да я легонько, по-братски… Карта у тебя?
– Так точно. Селезнёв зашил её в подкладку пиджака.
– Вот это и есть лаборатория фашистов? – Председатель ткнул указательным пальцем в место, обведённое красным карандашом.
– Нет. Там находился ложный объект. Я раскрыл его ещё в конце войны.
– А новый, настоящий – где?
– Ни Селезнёву, ни Пушновой о нём ничего неизвестно. Для этого их и послали на Волынь новые хозяева – американцы. Нелля устроилась в НИИ и пыталась решить поставленную задачу, пользуясь своими связями, а Вениамин Сигизмундович действовал, так сказать, по индивидуальному плану.
– Но хоть какие-то «наводки» у них были? Ведь нельзя действовать исключительно вслепую. При полном отсутствии вводных данных.
– Были. После того как я раскрыл местонахождение первичного объекта, Гитлер в режиме особой секретности отдал распоряжение о строительстве лаборатории на новом месте. Каком? Об этом знали только несколько высших чинов Третьего рейха. Даже Штольце не поставили в известность.
– Лихо!
– Да… Состав группы прикрытия был полностью изменён. Вместо националистов из полка «Бранденбург» к службе привлекли истинных арийцев – эсэсовцев, причём тех, кто давно специализировался на оперативном обеспечении работ профессуры «Аненербе». Вам наверняка знакома эта организация.
– Да-да… «Наследие предков» – любимое детище рейхсфюрера СС Гиммлера.
– Научные сотрудники завозились на объект исключительно в тёмное время суток, солдаты, обеспечивающие их доставку, безжалостно расстреливались эсэсовцами… Но, как я уже сказал, несколько зацепок у нас есть.
– Поделишься?
– Не сейчас…
– Хорошо. Как Селезнёв стал Прокопчуком, выяснили?
– Так точно… Вот справка об освобождении из лагеря этих двух граждан в честь очередной годовщины Октября, её мне представили в Центральном архиве НКВД. По дороге один из них пропал. Всё предельно просто, товарищ Председатель, – такое тогда часто встречалось.
– Понял… Значит, он спокойно вернулся в родной Киев с чужими документами?
– Да. Становиться на учёт не стал, жил чуть ли не взаперти у своей любовницы – Софьи Валентиновны Пушновой, которая ещё до нападения фашистов родила ему дочь, и всё время искал встречи с представителями западных спецслужб. Пока они сами его не нашли. Постарался один из довоенных кураторов, после капитуляции Германии обосновавшийся за океаном. Да, кстати, именно Селезнёв настоял на изменении отчества Нелли: понимал, гад, чем занимается, и не хотел, чтобы его кровинку считали дочерью врага народа…
– Понял. Подполковник Белобородов!
– Майор!
– Мне лучше знать… Вам поручено сформировать личный состав новой оперативной группы по выявлению лаборатории на озере Свитязь.
– Слушаюсь! Одного участника группы я уже знаю.
– Кто этот счастливчик?
– Иван Иванович Ковальчук.
– Товарищ майор, как вам не стыдно? Оставьте наконец ветерана в покое.
– Это его внук, товарищ Председатель. Младший лейтенант, оперативник Волынского управления КГБ.
– Понял. Бери ещё четверых товарищей – и за работу!
– Есть!
