Глава десятая

Кто-то постукивал меня по руке. Я приоткрыла один глаз: Деклан старался меня разбудить, и ему это удалось. На животе я чувствовала тяжесть: рука Эдварда прижала к матрасу и сына и меня, а ее хозяин крепко спал.

– Пошли завтракать, – шепнула я Деклану. – Не шумим, даем папе поспать.

Я как можно осторожнее приподняла руку Эдварда, придавившую мою талию. Высвободившись, Деклан тут же вскочил с постели. Постман Пэт, пролежавший не шевелясь всю ночь, тоже встал и замахал хвостом. Я выбралась из-под одеяла и не дала псу подойти к постели и разбудить хозяина. Деклан с Постманом Пэтом помчались вниз по лестнице. Перед тем как закрыть дверь, я в последний раз бросила взгляд на Эдварда – он улегся поперек кровати, голова переместилась на мою подушку. Как я смогу забыть эту картину?

Деклан ждал меня, усевшись на табурет у стойки. Я натянула валявшийся на диване свитер его отца и взялась за приготовление завтрака. Через десять минут мы устроились рядом. Деклан с тостами, намазанными маслом и джемом, и с горячим шоколадом, я с чашкой кофе. Я втягивалась в жизнь семьи, без оглядки, без опасений, не раздумывая.

– Что мы сегодня будем делать? – спросил он.

– Я пойду в гости к Джеку.

– А потом? Останешься с нами?

– Конечно, не волнуйся.

Он на время успокоился. Поев, Деклан спрыгнул с табурета и включил телевизор. Я налила себе еще чашку кофе, подхватила сигареты и телефон и, несмотря на холод, устроилась на террасе. Мне стало не по себе, когда я увидела количество непринятых вызовов и эсэмэсок от Оливье. Я почти сутки не подавала признаков жизни и ни единого раза не вспомнила о нем. Дрожащей рукой я вынула сигарету из пачки, закурила и набрала номер. Он сразу ответил.

– Господи! Диана, я так волновался за тебя!

– Извини… вчерашний день был очень тяжелым…

– Я все понимаю… но не надо больше так долго молчать…

Я коротко рассказала ему, как прошли похороны и поминки, ни словом не обмолвившись ни о своих чувствах, ни о пережитых потрясениях. И сразу перевела разговор на Париж и “Счастливых людей”. На долю секунды мне показалось, что он рассказывает не о моей жизни, а о чужой, не имеющей ко мне никакого отношения. Передо мной, поглощая все мое внимание, бушевало море, а он в это время объяснял, что Феликс гордится выручкой последних двух дней и с головой погружен в организацию очередного тематического вечера. Все это не производило на меня особого впечатления, не радовало и не воодушевляло. Я вставляла краткие реплики типа “отлично”. Тут за моей спиной открылась стеклянная дверь на террасу, и я обернулась в полной уверенности, что увижу Деклана. Я ошиблась. Ко мне присоединился Эдвард с чашкой кофе и сигаретами, его волосы были влажными после только что принятого душа. Мы встретились глазами.

– Оливье, мне пора…

– Погоди!

– Да.

– Ты завтра возвращаешься? Ты действительно вернешься?

– М-м-м… но… почему ты спрашиваешь?

– Ты не останешься там?

Я отвечала Оливье, но лицо Эдварда, как магнит, притягивало меня. Он не слышал, о чем мы говорим, но по его напряжению я догадалась: он понимает, как это важно. Мои глаза затуманились. Мое сердце разорвется, как бы все ни обернулось. Что я могу сказать Оливье? Возможен единственный ответ:

– Ничего не изменилось, я прилетаю завтра.

Эдвард глубоко вздохнул и подошел к балюстраде, остановился на некотором расстоянии от меня, облокотился о перила. Через стекло я видела Деклана, играющего со своими машинками. Собака лениво следила за ним краем глаза. Эдвард, чувствовала я, был совсем рядом и так далеко от меня. Завтра я возвращаюсь в Париж.

– Прекрасно, – услышала я ответ Оливье где-то вдали.

– Не надо меня встречать, ни к чему… Целую.

– Я тоже.

– До завтра.

Я отключилась. Стоя спиной к морю, закурила очередную сигарету. Ни один из нас не произнес ни слова. Я загасила окурок и решила вернуться.

– Пойду оденусь, мне нужно к Джеку, – сообщила я Эдварду, держась за ручку двери.

Я ничего не сказала Деклану, взбежала на второй этаж, вытащила из чемодана чистую одежду и заперлась на два оборота в ванной.

Здесь все кричало о недавнем присутствии Эдварда: зеркало, запотевшее от душа, который он принимал, запах его мыла. Я долго стояла под горячими струями воды, вцепившись зубами в кулак, по щекам текли слезы. Мои желания и эмоции не должны приниматься в расчет, только чувство ответственности и здравый смысл имеют значение. Мне оставалось провести с отцом и сыном сутки. После этого я улечу.

Когда я покинула свое убежище, голоса Деклана и Эдварда раздались совсем рядом, из Эдвардова кабинета. Я подошла, оперлась о косяк открытой двери. Они устроились перед компьютером, Эдвард ретушировал фотографии и спрашивал Деклана о его мнении. Между ними установился тесный контакт, они стали единой командой. Раньше я ни разу сюда не заходила. Мое внимание зацепил не царящий в этой комнате бардак, а черно-белый снимок, приколотый кнопкой к стене над экраном. Судя по обтрепанным углам, его наверняка часто брали в руки. На снимке была витрина “Счастливых людей”, и сквозь нее виднелась я, улыбающаяся, с мечтательным взором. Фото, снятое без ведома модели, – это очевидно. Когда он его сделал? Когда приходил повидаться? Исключено: я все время наблюдала за улицей и обязательно заметила бы его. Значит, он был возле кафе в другой день, но не захотел встречаться со мной. Его слова, сказанные давно, несколько месяцев назад, все еще звучали у меня в ушах: “В моей жизни больше нет места для тебя”.

– Диана! Ты пришла!

Голос Деклана заставил меня вздрогнуть и подсказал, что сейчас не время требовать объяснений.

– Чем вы занимаетесь? – спросила я, зайдя в комнату и останавливаясь на пороге.

– Мне нужно сделать небольшую работу, – ответил Эдвард.

– Деклан, хочешь пойти со мной в гости к Джеку?

– Да!

– Беги одевайся!

Он со всех ног рванул в спальню. А я никак не могла покинуть эту комнату, но упорно старалась не глядеть на Эдварда.

– Работай спокойно. Придешь к нам, когда освободишься.

Я не увидела, как он встал из-за компьютера, и вдруг почувствовала, что он рядом.

– Когда завтра твой рейс?

– В два часа… Давай не будем об этом, ладно? Лучше порадуемся сегодняшнему дню.

Я подняла голову, мы напряженно смотрели друг другу в глаза, наше дыхание ускорилось, и я поняла, что хочу большего в то короткое время, которое нам осталось. Наши тела соприкоснулись.

– Все! Я готов!

Я резко отпрянула, дистанция между нами была восстановлена.

– Пойдем! – позвала я Деклана чуть громче, чем следовало.

И вышла из комнаты, пошатываясь. Деклан попрощался с отцом, мы спустились вниз, надели пальто, шарфы и шапки – сегодня плохая погода.

– Вперед!

Я свистнула Постмена Пэта, который тут же прибежал трусцой, открыла входную дверь, и Деклан просунул свою маленькую ладошку в мою руку.

– До скорого, – раздалось за моей спиной.

Я оглянулась: Эдвард наблюдал за нами, стоя на лестнице. Мы обменялись улыбками.

На дорогу, которая обычно занимала минут двадцать, потребовался почти час. Я бегала с этим мальчишкой, играла с ним, смеялась вместе с ним, как если бы хотела навсегда запечатлеть его в своей памяти и никогда не забывать его силу и инстинкт выживания, чтобы питаться этими воспоминаниями. Или просто потому, что я его полюбила и скоро буду вынуждена покинуть. Как такое вынести?

Вот так, бегом, мы влетели в садик Эбби и Джека. Еще долгое время я не смогу думать об этом доме, не связывая его с Эбби. Джек дергал сорняки на клумбе жены. Я понимала, чем он занимается: пытается отвлечься, но при этом удержать ее рядом… Двойственные чувства траура.

– Ой, детки! Как хорошо, что вы пришли!

Деклан запрыгнул на него. Джек поманил меня и прижал к себе, когда я остановилась возле него.

– Как ты себя чувствуешь сегодня? – спросила я. – Поспал немного?

– Скажем так, я проснулся рано!

Он поставил Деклана на землю.

– Ух ты… вы не скучаете! Между прочим, у нас тут не каникулы!

На крыльце появилась Джудит, подбоченившись, в боевой униформе домохозяйки.

– Не ворчи, я пришла тебе помочь!

Джудит приводила дом в порядок после поминок. Я тоже засучила рукава и включилась в хлопоты по хозяйству. Они заняли все утро. Атмосфера была спокойная, отсутствие Эбби, конечно, ощущалось, но не давило. Мы с Джудит со смехом вспоминали ее, иногда роняя слезы.

Около полудня вернулись Джек с Декланом, и Джек разжег камин. Я отправила Джудит в душ, а сама взялась за обед. Я следила за кастрюлями, когда увидела в окно, как паркуется Эдвард. Застыла на месте. Услышала, как он спрашивает Джека, где я. Несколько секунд спустя я была уже на кухне не одна. Он приблизился ко мне:

– Помочь?

– Нет. – Я отвела глаза. – Осталось только накрыть на стол.

– Мы с Декланом этим займемся.

Он позвал сына, и мы втроем стали расставлять посуду и раскладывать приборы. Джек хотел помочь, но я его остановила, заставила сесть на диван и сунула в руки газету:

– Сегодня ты будешь гостем в собственном доме!

Меня, как и Эдварда, обрадовало то, что он засмеялся. Я внесла кастрюлю с супом, и тут в гостиную вошла Джудит. Она постояла, наблюдая за тем, как мы втроем суетимся вокруг стола, пристально посмотрела на меня, потом перевела взгляд на брата, после чего тряхнула головой.

Обед затянулся надолго. Под конец Деклан, чей стул стоял между отцом и мной, уже не мог больше усидеть на месте. Он размахивал руками, беспрерывно ерзал. Я наклонилась к нему:

– Что случилось?

– Мне надоело.

Я улыбнулась ему и кивнула на отца, который почувствовал, что мы устраиваем заговор, и подмигнул мне.

– Бери собаку и беги на улицу, – предложил он.

Дважды повторять не пришлось. Я не удержалась и позвала его.

– Оденься как следует, сегодня холодно.

– Договорились! – крикнул он уже в дверях.

– Вечером он отрубится, как только окажется в постели, – сказала я Эдварду.

– Тем лучше.

Мы улыбнулись друг другу.

– Черт! – воскликнула Джудит. – Вы доиграетесь!

Я съежилась, она была права.

– Оставь их в покое, пожалуйста, – одернул ее Джек.

– Я говорю это ради вас самих, – не унималась она. – И ради него.

– Никакой надобности напоминать, – сухо ответил ее брат. – Мы и так в курсе.

Он сжал в кулаки лежащие на столе руки, я положила ему на плечо ладонь, чтобы успокоить, и он сначала посмотрел на нее, а потом мне в глаза. Взял мою руку в свою и снова обратился к сестре:

– Можешь прийти и посидеть с ним завтра утром, а потом отвести в школу? Нам рано ехать в аэропорт.

– Конечно!

– Стоп! – прервала их я. – Это смешно, Эдвард! Я сама доберусь, возьму напрокат…

– Даже не пытайся! – резко возразил он и еще сильнее сжал мою руку.

– Дети! Успокойтесь, – вмешался Джек.

Его слова подействовали отрезвляюще, мы все трое повернули к нему головы.

– Диана и Эдвард, погуляйте с Декланом, а потом возвращайтесь домой, не заходя сюда. Джудит, тебе пора развлечься и повидаться с друзьями.

Брат с сестрой запротестовали, я не вмешивалась и исподтишка наблюдала за Джеком. Он не хотел висеть на них мертвым грузом, и ему нужно было побыть одному, наедине с воспоминаниями о жене. Он поднял руку, заставив их замолчать.

– Не тяните с возвращением к привычной жизни… Я не боюсь одиночества. Я тоже буду жить своей жизнью, не беспокойтесь обо мне. В любом случае сегодня днем я не останусь здесь с вами, хочу навестить Эбби.

Никто больше не пытался спорить. Джек встал и начал убирать со стола. Я поспешила помочь ему, Джудит и Эдвард тоже. Очень быстро мы освободили столовую и запустили посудомоечную машину. Эдвард обменялся рукопожатием с дядей и отправился за Декланом в сад. Джудит подошла ко мне:

– Извини, что сорвалась, просто я беспокоюсь за вас.

– Знаю.

– Увидимся завтра утром, – сказала она, покидая кухню.

Мы с Джеком остались одни. Он широко улыбнулся и расставил руки. Я бросилась в его объятия.

– Спасибо, что пришла, моя маленькая француженка…

– Мое место здесь. Береги себя…

– Ты знаешь, что ты у себя дома.

– Да, – прошептала я.

– Больше я тебе ничего не скажу. Ты и так все сама понимаешь.

Я поцеловала его в пышную белую бороду и выбежала из дома. Эдвард, Деклан и Постман Пэт уже сидели в машине. Я тоже забралась туда и захлопнула дверцу.

– Куда мы едем?

Я заглянула Эдварду в лицо. За спиной я услышала, как щелкнул, отстегиваясь, ремень Деклана, и он скользнул между нами, в промежуток между сиденьями, повиснув на наших подголовниках. Все вопросы, терзавшие Эдварда, все его колебания были почти осязаемыми.

– Еще несколько часов, – сказала я ему.

Вместо ответа он включил мотор и выехал на шоссе.

Остаток дня пролетел совсем быстро. Эдвард показал мне еще один отрезок Дикого Атлантического пути. Он доехал до первых утесов близ Акилла. Деклан изображал из себя экскурсовода и не давал нам вставить ни слова. Мы с Эдвардом обменивались понимающими взглядами, позволяя ему демонстрировать свои познания. В какой-то момент мы поддались искушению и вышли из машины, хоть лило как из ведра. Так что в коттедж мы вернулись вымокшими до нитки. Эдвард начал разжигать камин и отправил сына в душ. Я поднялась вместе с ним и натянула сухую одежду. Пока Деклан мылся, я перестелила его постель, прибрала в спальне и подготовила все, что нужно, для завтрашней школы. Вскоре он вошел и сразу спросил:

– Ты мне почитаешь?

– Выбирай книгу и спустимся к папе.

Мы устроились на диване, я обняла его за плечи, он прижался ко мне. Я начала читать. И тут перед моим мысленным взором вспыхнула картинка – воспоминание о неудавшихся детских чтениях в “Счастливых”. Я осознала, какой большой путь преодолела с тех пор. Но один вопрос оставался без ответа: если бы это был какой-то незнакомый ребенок, смогла бы я так? Не уверена. Я любила Деклана и больше не боялась себе в этом признаться. Мне было дорого место в его жизни, подаренное им.

Время от времени я отрывалась от книги и встречалась взглядом с Эдвардом: он тоже успел переодеться и теперь готовил ужин. В моих глазах он, наверное, увидел тоску, постепенно накрывавшую меня с головой. А я в его – не только грусть, но и редко покидавшую Эдварда ярость. Я подумала, что уже давно она не выплескивалась наружу. Мы сдерживались, стараясь, чтобы Деклан не заметил, как мы напряжены. В конце концов, разве у нас есть выбор?

За ужином Деклан из последних сил старался не уснуть, и это трогательное зрелище смягчило ярость его отца. Эдвард нежно погладил сына по макушке.

– Сегодня ты спишь в своей постели, – объявил он.

– Да…

Мальчик был совсем измучен, раз даже не сделал попытки поторговаться. Эдвард нахмурился:

– Завтра тебя в школу отведет Джудит.

– Да…

– А теперь иди спать.

Деклан ограничился кивком. Вышел из-за стола, взял меня за руку. Я встала и собралась идти вместе с ним, но он, не выпуская мою ладонь, обогнул стол и схватил за руку отца. Я скомандовала себе: продержись еще немного. Мы с Эдвардом переглянулись, потом он поднял сына на руки, и Деклан приник к нему, не отпуская меня. Войдя в спальню, Эдвард уложил его на кровать и накрыл одеялом. Я стала на колени рядом с подушкой. Привычным жестом он приложил шарф матери к лицу, а свободной рукой гладил меня по щеке. Я закрыла глаза.

– Не уезжай, Диана.

Его просьба перевернула мне душу.

– Спи, малыш. Увидимся завтра утром.

Он тут же уснул. Я поцеловала его в лоб и встала с колен. Эдвард ждал меня в коридоре, его лицо снова напряглось. Я увидела, что дверь в кабинет открыта, не удержалась и вошла, не спрашивая разрешения. Сняла фотографию со стены.

– Когда ты ее сделал?

– Какая разница? – Он остался на пороге.

– Пожалуйста… Ответь.

– Утром, перед нашей встречей на выставке.

Голос был усталым. Мои плечи опустились, к горлу подкатил комок. Наши сложные отношения, невозможность их развития, наши трудности, тайны, недомолвки, скрываемые чувства – все это лишало нас последних сил.

– А почему ты ее хранишь?

– Чтобы она напоминала мне…

Он развернулся и сбежал по лестнице. Я села за стол, не выпуская из рук снимок и не сводя с него глаз. Я чувствовала себя так, будто стою напротив “Счастливых” и наблюдаю за собой в своем же кафе, в собственной жизни. Никаких сомнений, у меня на лице написано счастье. В то время надо мной еще не сгустилась тень, зато имелось все, чтобы быть счастливой. По крайней мере, я тогда в это верила… Потому что всего через несколько часов после снимка мой мир обрушился, и с тех пор ситуация постоянно ускользала из-под контроля. Уверенность в правильности выбора, за который я сражалась все последние месяцы, слабела с каждой минутой. В конце концов я отвернулась от этой Дианы – парижанки, владелицы литературного кафе и подруги Оливье. Я заметила стопку фотографий, отражавших другие воспоминания – Эбби попросила Эдварда сделать их, когда я приезжала в прошлый раз. На них были мы все, кроме самого фотографа, но его присутствие ощущалось почти осязаемо. В те минуты я была совершенно другой. Ни на одном из снимков у меня нет отсутствующего взгляда: я смотрю то на Эбби, то на Джудит, то на Джека. Или же на Эдварда. Я на своем месте.

Эдвард сидел на диване с сигаретой в зубах, погрузившись в созерцание огня. Перед ним на журнальном столике стояли два стакана виски. Я сделала то, чего хотела, в чем нуждалась в данный момент: села, прижалась к нему, положила голову ему на грудь, подогнула под себя ноги. Он обнял меня за плечи. Мы не двигались и не произносили ни слова, и я различала только стук его сердца и треск дерева.

– Диана…

Никогда не слышала, чтобы он говорил так тихо, словно собираясь открыть мне какой-то секрет.

– Да…

– Не приезжай больше, пожалуйста.

Я теснее прижалась к нему, он крепче обнял меня.

– Больше нельзя питаться иллюзиями, – продолжил он. – И хватит ломать комедию…

– Знаю…

– Не хочу, чтобы по нашим счетам расплачивался Деклан… Он и так уже слишком привязался к тебе… Хочет видеть тебя на том месте, которое ты занять не можешь… Ему нужна стабильность…

– Да, конечно, мы должны его защитить… Мы не можем поступить по-другому.

Я потерлась щекой о его рубашку, он поцеловал мои волосы, вдохнул их запах.

– А я… я…

Он отодвинулся от меня, резко встал, одним глотком опустошил свой стакан и застыл перед камином спиной ко мне, сгорбившись. Я тоже встала и направилась к нему. Он это почувствовал и оглянулся:

– Не подходи…

Я застыла на месте, у меня все ныло – голова, сердце, кожа. Эдвард шумно втянул воздух.

– Не хочу больше страдать из-за любви к тебе… Невозможно так жить… слишком долго все это тянется… Моя фотография-напоминание не в силах вдолбить мне, что ты уже выстроила свою жизнь и в ней ты – не мать Деклана и не моя жена…

Он отдает себе отчет в том, какие слова произносит? Слова и признания, переворачивающие мне душу. Впервые за все время он позволил себе быть искренним, и все, что он говорил, причиняло нам обоим невыносимую боль.

– Твоя жизнь всегда была и будет в Париже.

– Это правда, – пробормотала я.

Он обернулся и пристально посмотрел на меня:

– Я должен забыть тебя раз и навсегда…

Это прозвучало как вызов и обещание выполнить невыполнимое.

– Прости меня, – тихо сказала я.

– Никто в этом не виноват… У нас никогда не было общего будущего… Мы не должны были встретиться и уж тем более увидеться вновь… Возвращайся на свой путь…

– Ты жалеешь о том, что встретил меня?

Он уничтожил меня взглядом и покачал головой:

– Иди спать… так будет лучше.

Первая моя реакция – послушаться; я развернулась и направилась к лестнице. Но на полпути остановилась. Не имел он права говорить все это. Не имел права делиться своими страданиями, не узнав о моих. Как он это себе представляет? Думает, мне легко все перечеркнуть, вернуться в Париж и делать вид, будто я люблю Оливье? Притом что я целиком принадлежу ему, Эдварду, хоть и прекрасно отдаю себе отчет в невозможности наших отношений. Я повернулась к нему лицом. Он не спускал с меня глаз. Я бегом пересекла всю гостиную и бросилась ему на шею. Он оттолкнул меня, схватил за плечи и удерживал на расстоянии.

– Нельзя, чтобы все так кончилось!

– Диана… прекрати…

– Нет, не прекращу! Я тоже должна кое-что тебе сказать!

– Не хочу слушать.

Жесткость его тона заставила меня отпрянуть, а потом я подумала, что все, хватит. Я схватила его лицо в ладони и прижалась в поцелуе. Он яростно ответил на него и стиснул меня в объятиях. В свой поцелуй я вложила все разочарования последних месяцев. Поднявшись на цыпочки, я распласталась по его телу, стала совсем маленькой, чтобы исчезнуть в нем, сделаться еще ближе. Мне было мало того, что есть, я хотела больше, больше – больше его тела, больше губ, кожи. Никогда еще я не испытывала такого желания, такого непреодолимого влечения к мужчине. Да, однажды он помог мне подняться, но сегодня мои чувства гораздо сильнее мольбы о поддержке и благодарности за нее. Сначала я плохо его любила, не так, как надо, а теперь каждая клеточка моего существа, все мое сердце и все мое тело хотели его. Я любила и его силу, и его слабости. Он оторвался от меня со страдальческим стоном.

– Нам будет еще больнее, перестань, пожалуйста…

– Одна ночь… Нам остается одна ночь иллюзий.

Он слишком долго пытался контролировать свои эмоции, слишком долго запрещал себе жить, потому что боялся страданий, неизбежных спутников любви, и был раздавлен грузом ответственности, которую сам взвалил на себя. Я взяла его за руку и повела на второй этаж. Оставила перед его спальней, чтобы проверить, плотно ли закрыта Декланова. Он ждал меня, прислонившись к дверному косяку и не сводя с меня глаз.

– Еще можно остановиться.

– Ты действительно этого хочешь?

Он закрыл за нами дверь и подтолкнул меня к кровати. Мгновение назад он был растерянным и слабым, теперь со слабостью покончено: он взял власть надо мной. Жесткость его поцелуя убедила меня в этом. Мы рухнули на кровать, подстегиваемые жгучим нетерпением; грубо раздевали друг друга, искали губы, касались разгоряченной кожи. Близость Деклана вынуждала нас проделывать все в полной тишине, а осознание того, что у нас всего несколько часов, усиливало интенсивность момента, которого мы так долго ждали, – момента, когда мы наконец позволим себе всё. Когда он проник в меня, дыхание у меня перехватило и наши взгляды погрузились друг в друга. Я прочла на его лице всю любовь и желание, но одновременно и всю боль, которые он испытывал. Наслаждение телом Эдварда вызвало у меня слезы. Он упал на меня, еще крепче прижимая к себе, а я удерживала его в скрещении своих ног и гладила по волосам. Потом обхватила ладонями его лицо. Он нежно поцеловал меня – гроза прошла.

– Я люблю тебя, – прошептала я.

– Никогда больше не повторяй этого… Это ничего не изменит…

– Знаю… но давай разрешим себе быть свободными в эти несколько часов.

Всю ночь мы отчаянно любили друг друга. Время от времени задремывали, и наши влажные тела слипались. Тот, кто просыпался первым, будил другого ласками.

– Диана…

Я прижалась еще теснее, вцепилась в него, переплела свои ноги с ногами Эдварда. Он тронул губами мой висок.

– Я сейчас встану… Не хочу, чтобы Деклан нашел нас вместе.

Его замечание окончательно разбудило меня.

– Ты прав.

Я подняла голову и провела пальцем по его подбородку. Он схватил мою руку и поцеловал. Потом отодвинулся, сел на край кровати, ероша волосы. Посмотрел на меня через плечо, я постаралась улыбнуться, он погладил меня по щеке:

– Я пошел…

– Да.

Я отвернулась, не желая видеть, как он покидает спальню: не нужно, чтобы эта картинка запечатлелась в моей памяти, пусть я буду помнить только нашу ночь любви. В тот момент, когда дверь с легким стуком захлопнулась, я изо всех сил прижала к себе его подушку.

Я лежала еще примерно полчаса. Чтобы встать, а потом собрать разбросанную по всей комнате одежду, мне понадобились сверхчеловеческие усилия. Я снова сражалась со своими привычными демонами – как тогда, несколько лет назад, когда мне хотелось как можно дольше обойтись без душа, чтобы сохранить запах Колена на своей коже. Но Эдвард жив.

Еще не совсем рассвело, когда я спустилась на первый этаж. Чемодан я поставила у входа. На кухонной стойке меня поджидала дымящаяся чашка кофе, и я сделала несколько глотков. Потом вышла на террасу, где курил Эдвард. Может, он и услышал, что я подхожу, но не подал виду. Я приблизилась к нему почти вплотную, наши пальцы переплелись, он, вздыхая, нежно провел ладонью по моим волосам. Потом мы услышали, как к коттеджу подъезжает машина.

– Вот и Джудит, – сказал он.

Я собралась отстраниться – была уверена, что он захочет сохранить нашу близость в секрете.

– Стой на месте.

Он выпустил мою руку, чтобы еще крепче прижать меня к себе, удержать в своих объятиях. Я зарылась лицом в рубашку Эдварда и вдыхала его запах полными легкими. Тут хлопнула входная дверь, и на пороге возникла Джудит со своей легендарной тактичностью.

– Пора будить Деклана, – объявил мне Эдвард.

Я вцепилась в его рубашку.

– Пойдем.

Он увлек меня в дом, где Джудит ждала нас, облокотившись о стойку, с чашкой кофе в руках. Она грустно улыбнулась:

– Так или иначе это должно было произойти, ведь сколько времени вы ждали…

– Оставь нас в покое, – резко оборвал ее Эдвард.

– Эй! Успокойся… я вас ни в чем не упрекаю. Просто завидую, вот и все…

По лестнице затопотали мелкие шажки, после чего раздался веселый голос Деклана:

– Я спал один! Папа! Диана! Я спал совсем один!

Я успела отойти от Эдварда, до того как сын вспрыгнул ему на руки. Он был так горд, на его лице сияла ликующая улыбка.

– Видела, Диана?

– Ты настоящий герой!

Его улыбка застыла, когда он заметил Джудит. На лице был написан шок от обрушившейся на него реальности. Он вырвался из рук отца и помчался к выходу. Дернул за ручку мой чемодан и перевел взгляд на меня.

– Что это? – закричал он.

– Мой чемодан, – ответила я, направляясь к нему.

– Почему он здесь?

– Я возвращаюсь домой, разве ты забыл?

– Нет! Теперь твой дом здесь, с папой и со мной! Не хочу, чтобы ты уезжала!

– Мне очень жаль…

У него на глазах выступили слезы, он покраснел от злости, даже ярости.

– Ты плохая!

– Хватит, Деклан! – вмешался Эдвард.

– Не трогай его, – шепнула я. – Он прав…

– Ненавижу тебя! – завопил Деклан.

Он бегом взлетел по лестнице и хлопнул дверью спальни. Эдвард обнял меня.

– Как мы могли быть такими эгоистами? – всхлипнула я.

– Знаю…

– А теперь убирайтесь, – велела нам Джудит.

Я оторвалась от Эдварда и подошла к ней:

– Не будем прощаться, не хочу, надоело. Поговорим по телефону…

– Ты права…

Эдвард с моим чемоданом в руках ждал на крыльце. Уже перешагивая порог, я остановилась. Нет, придется задержаться…

– Я должна сказать ему “до свидания”.

Я поднялась по лестнице, перескакивая через ступеньки, и постучала в дверь спальни.

– Нет!

– Деклан, я войду.

– Не хочу больше никогда видеть тебя!

Я зашла в комнату, он сидел на кровати, вытянувшись в струнку, и отчаянно тер щеки, уставившись в одну точку. Я присела рядом.

– Прости… Я вела себя так, что ты надеялся, что я не уеду. Ты прав, мне хорошо здесь, с тобой и с папой. Я тебя не обманывала… ты все сам поймешь, когда будешь большим… Не всегда удается делать то, что хочешь. У меня в Париже работа, обязанности взрослого человека. Я знаю, тебе это кажется ерундой… Я буду очень часто думать о тебе, обещаю.

Он бросился мне на шею. Я в последний раз баюкала его, лохматила волосы и еле сдерживала слезы. Он не поймет, почему я ухожу, если заметит, как мне плохо.

– Тс-с-с… все будет хорошо… ты храбрый мальчик… Я тебя никогда не забуду, никогда… Ты вырастешь большим и сильным, как твой папа… Договорились?

Я еще долго держала Деклана в объятиях, мне хотелось его защитить, успокоить. Но время неумолимо шло…

– Папа ждет меня в машине…

Он еще сильнее вжался в мой живот.

– Вот увидишь, будет классно пойти в школу с тетей Джудит… А папа встретит тебя после занятий. Вчера вечером я приготовила твою школьную форму, осталось только надеть ее…

Он выпрямился и поднял на меня свои красивые глаза. Потом встал с кровати, ухватил меня за шею и звучно чмокнул, как это делают дети, влажно и щедро. Я тоже поцеловала его в лоб, и он меня отпустил. Я с трудом разогнула спину, чувствуя себя беспомощной, и тут заметила Джудит, которая наблюдала за этой сценой.

– До свидания, Деклан.

– До свидания, Диана.

Я подошла к двери, остановилась на секунду рядом с Джудит, мы посмотрели друг на друга, улыбнулись, я поцеловала ее в щеку и сбежала по лестнице. Внизу, рядом с последней ступенькой, я увидела лежащего Постмена Пэта, прощаясь, потрепала его по холке и покинула коттедж. Эдвард курил возле машины. Я бросила последний взгляд на море и забралась в кабину. Он тут же присоединился ко мне и включил зажигание.

– Ты готова?

– Нет… но я никогда не буду готова, так что можешь ехать.

Несколько секунд я всматривалась сквозь стекло в коттедж. А потом машина тронулась с места и помчалась по пробуждающейся деревне.

– Обрати внимание, вот и он, – сказал Эдвард.

Издалека я заметила крупную фигуру Джека, он стоял у ворот дома. Когда мы проезжали, он приветственно поднял руку. Я обернулась и следила за ним через заднее стекло: несколько мгновений он глядел вслед автомобилю, потом, ссутулившись, вернулся в дом. Мы выехали из Малларанни, и я взяла с приборной панели сигареты Эдварда, закурила и стала делать одну затяжку за другой. Мне хотелось стучать кулаками по машине, орать, чтобы избавиться от душившей ярости. Впервые я разозлилась на Эбби: умерев, она загнала меня в невыносимую ситуацию. Я прекрасно сознавала наивность и эгоистичность своей реакции, но она была единственным доступным мне способом защиты от тоски. Я злилась и на себя: от меня одни неприятности! Я заставила страдать Оливье, Эдварда, Деклана и Джудит. Я так и осталась капризной, неуклюжей эгоисткой. Как будто жизнь ничему меня не научила.

– Черт! Что за свинство! – заорала я по-французски.

Выкрикивая еще более выразительные слова, я схватила сумку и высыпала ее содержимое на колени, чтобы разобрать. Мне нужно было чем-то занять себя. Горячий пепел сигареты упал на джинсы, и я завопила. Эдвард воспринял мою истерику невозмутимо и не мешал мне бушевать. Он мчался, как обычно, на предельной скорости. Понемногу приступ проходил, я успокоилась, задышала медленнее. Впрочем, комок в горле никуда не делся, однако я перестала вертеться на сиденье, села поглубже и уперлась затылком в подголовник. Я не отрывала глаз от дороги, но мелькающих в окне пейзажей не видела.

Телефон Эдварда зазвонил больше чем через час. Он ответил, я разговор не слышала и стоически хранила спокойствие все то время, что он длился.

– Это Джудит… С Декланом все нормально, у него хорошее настроение, он пошел в школу…

Эта новость вызвала у меня слабую улыбку, которая быстро растаяла. Я ощутила на щеке палец Эдварда – он стирал с нее слезинку. Я повернула к нему голову. Никогда еще он не казался мне таким грустным и таким сильным. Он отец семейства и ради сына должен стойко выдержать все испытания. Ему не впервые отодвигать себя на второй план – сегодня Деклан прежде всего. Я хорошо понимала его. Он погладил меня по щеке. Потом водрузил свою лапищу мне на бедро, я положила на нее ладонь, и Эдвард снова сконцентрировался на дороге.

Поездка прошла в глухом молчании и закончилась очень быстро, слишком быстро. Время от времени Эдвард вытирал мои безмолвные слезы. Я себе казалась приговоренной, которую ведут на казнь. Обстоятельства, расстояния отнимут у меня мужчину и ребенка, которых я люблю больше всего на свете. Единственное мое утешение – я знаю, что они живы, у них все хорошо и их у меня отобрала не костлявая. Нам просто не повезло: мы существуем в разных странах, и у нас разные жизни. Мы позволили чувствам увлечь себя, не соизмерив их с реальностью.

Мы въехали на парковку дублинского аэропорта. Эдвард выключил зажигание, но мы не сделали ни малейшего движения, чтобы покинуть автомобиль. Просидели, не шевельнувшись, минут десять. А потом я повернулась к нему. Он откинулся на спинку, положил голову на подголовник – закрытые глаза, напряженное лицо. Я погладила его по заросшему щетиной подбородку, и он перевел на меня пристальный взгляд. В нем читалась такая же любовь, как этой ночью, и одновременно еще большая, чем раньше, боль. Он выпрямился, наклонился ко мне, коснулся губами моих губ, и наш поцелуй постепенно стал более глубоким. Когда он прервал его, обхватил мое лицо и прижал свой лоб к моему, у меня потекли слезы, скатываясь по его ладоням. Он снова начал целовать меня.

– Надо идти…

– Да… пора…

Я, покачиваясь, покинула автомобиль. Эдвард взял мой чемодан и за руку повел меня. Я цеплялась за него изо всех сил и прижималась лицом к его плечу. Мы вошли в зал аэропорта. Естественно, мой рейс вылетал по расписанию. Мы приехали заранее, до посадки еще оставалось время, но я хотела, чтобы Эдвард не ждал, а сразу уехал и успел к окончанию занятий. Он должен встретить Деклана у школы. Нельзя, чтобы мальчик слишком долго ждал папу. Я пошла прямиком к стойке, зарегистрировалась и избавилась от чемодана. Эдвард не отпускал меня, стюардесса смотрела на нас.

– Вы летите вместе? – спросила она.

– Если бы только это было возможно… – пробормотал он.

– Нет, – выдохнула я. – Лечу только я.

Губы Эдварда снова притронулись к моему виску, слезы катились по моим щекам без остановки. Бросив на нас последний взгляд, девушка застучала по клавиатуре компьютера. Я мысленно поблагодарила ее за то, что она не пожелала мне счастливого пути. Мы отошли от стойки, и я проверила время.

– Поезжай, Эдвард. Я пообещала Деклану, что ты встретишь его после школы…

Мы прижимались друг к другу, наши пальцы тесно переплелись, и так мы пересекли весь зал вплоть до контроля безопасности. К горлу подкатывала тошнота, мне хотелось вопить, рыдать. Было страшно остаться без него. Но нам удалось как-то дойти до того места, где Эдвард должен был меня покинуть. Он обнял меня, крепко сжал.

– Не мчись как сумасшедший на обратном пути…

Он что-то страдальчески пробурчал и прижался губами к моей шее. Я наслаждалась этим поцелуем, таким нежным, полным для него такого глубинного значения… Почувствую ли я еще когда-нибудь столь же мощно, что я целиком и полностью принадлежу мужчине?

– Не говори больше ничего, – попросил он еще более хриплым, чем всегда, голосом.

Я потянулась к нему, наши губы искали друг друга, наслаждались друг другом, запоминали друг друга. Я застонала от боли и удовольствия, цеплялась за его волосы, шею, гладила щетину, а его руки мяли мою спину. Мир вокруг нас перестал существовать. Но время не ждало, и я в последний раз прижалась к его груди, зарывшись лицом в шею, а он целовал мои волосы. А потом я ощутила арктический холод: его руки больше не лежали на моем теле, он отступил на несколько шагов назад. Молча прощаясь, мы заглянули друг другу в глаза и обменялись обещаниями – всего и ничего. Я развернулась и пошла к очереди, держа в руках паспорт и посадочный талон. Инстинктивно обернулась: Эдвард не сдвинулся с места, неподвижно стоял, засунув руки в карманы джинсов, с жестким, суровым лицом. Некоторые пассажиры испуганно оглядывались на него. Только мне было известно, что он не представляет никакой опасности. Просто так он восстанавливал свой защитный панцирь, натягивал броню. Очередь продвигалась, в какие-то моменты я теряла его из виду, и всякий раз пугалась, что, обернувшись, больше не увижу – хоть в последний раз, хоть на секунду. Но он не шелохнулся. Нас разделяло уже метров двадцать. Я чувствовала на себе его взгляд, когда подошла моя очередь вынимать все из карманов, снимать ремень и сапоги. Я охотно пропускала вперед торопливых пассажиров. Рамка, через которую я пройду, будет означать конец всему. Но в какой-то момент мне все же пришлось двинуться с места. Я поднялась на цыпочки, снова увидела Эдварда: он уже держал в зубах сигарету, был готов закурить, как только окажется на улице. Он сделал несколько шагов ко мне, провел рукой по лицу. Нервы не выдержали, и я залилась слезами. Он заметил это, направился ко мне, мотая головой, – пытался попросить меня не плакать, держаться.

– Мадам, проходите, пожалуйста.

Эдвард застыл на месте. Расстояние не было для нас помехой: мы понимали, что творится в наших душах.

– Да, конечно, – ответила я секьюрити.

Плача и оглядываясь, я прохожу под рамкой. А потом Эдвард исчезает. Я долго стою в носках у края ленты, где вещи других пассажиров начинают громоздиться на мои, создавая затор. Наконец я решаюсь и, спотыкаясь, направляюсь к выходу на посадку. Пассажиры смотрят на меня как на инопланетянку. Будто это такая редкость – плачущая женщина в аэропорту.

Два часа спустя я застегнула ремень безопасности. Достала телефон и написала Оливье:

Мне больше нечего было сказать, и от этого стало грустно. Я отключила мобильник. Еще несколько минут – и самолет покатил по взлетной полосе.