Бережно держа книгу, маленький моторист попрощался с командиром и шмыгнул в коридор штольни.

Чудесной прохладой тянуло из квадратной щели выхода, а щеки у Кирюши горели. Маленькому мотористу было стыдно за свою забывчивость, о которой напомнил капитан-лейтенант. До разговора с ним казалось, что он ведет себя должным образом, ибо на войне как-то зазорно, да и некогда заниматься личными делами. Слова командира проникли до сердца и возвратили Кирюше всю силу его привязанности к родному дому.

Он торопливо шел навстречу свежему воздуху, подставляя его невидимым струям разгоряченное лицо, пока в глаза не брызнул, ослепив на мгновение нестерпимо яркий дневной свет.

Уже рассвело. Над маслянистой поверхностью бухты висли ленты испарений, постепенно редея и растворяясь в бледноголубом небе.

Спиралью вилась от штольни к пристани тропинка, протоптанная за месяцы осады.

Он сбежал по ней на пустынный причал, совсем недавно, четверть часа тому назад загроможденный грузом, переполненный людьми, заставленный судами, и поспешил к одинокому сейнеру. Другие лайбы еще до рассвета разбрелись по расщелинам Корабельной стороны, под защиту зданий госпиталя, артиллерийских складов и разбитого транспорта, который загораживал дальний угол бухты.

— Федор Артемович! — на ходу окликнул Кирюша. — Ухожу до семи вечера на берег. Капитан-лейтенант приказал.

Из-за выступа рубки на корме сейнера показался чернявый шкипер.

— Правильно, — одобрил он, сойдя на причал. — Чем тебе весь день без дела томиться, лучше ступай и проведай мамашу. А я за харчами слетаю. До башни вместе. Пошли, пока фрицы хай не устроили. Может, успеем взобраться.

Шкипер торопился не зря.

Едва оба моряка, составляющие вдвоем экипаж сейнера, поднялись на верхнюю площадку лестницы, вдалеке раскатился орудийный выстрел и над ними томительно зазвенел рассеченный снарядом воздух.

Кирюша обернулся и, убедившись, что снаряд разорвался в стороне от Минной пристани, поискал глазами место, откуда стреляли. Взгляд его задержался на обгорелых зданиях между Павловским мыском и артиллерийскими мастерскими, на цехах судостроительного завода и прилегающих к нему вокзальных кварталах, сплошь зияющих пробоинами, на источенном снарядами холодильнике, на остовах мертвых судов у берегов бухты, вернулся к пустынному рейду, пополз по редким купам зелени, увядшей под налетом гари взрывов и пожаров.

Стреляла немецкая батарея из-за слободки на Корабельной стороне.

Снаряды неслись через бухту, вонзались в нее, взметывая багровые в отблесках зари брызги, раздирали на мелкие облачка ленты испарений, разрывались у самого подножья и на склоне горы.

Шкипер встревожился.

— Сюда метят, и довольно точно… Как бы наш «экспресс» не накрыло.

Предчувствие не обмануло его.

Очередной снаряд зарылся в бухту по соседству с причалом, и тотчас палубу «СП-202» окутал пепельно-рыжий дым взрыва. Обломки деревянных надстроек взлетели над пристанью до уровня площадки, где задержались Кирюша и шкипер. Дым быстро рассеялся, стелясь по воде, и они увидели, как медленно, будто нехотя, начал погружаться в пучину у развороченного причала их сейнер.

— Отплавался!..

Огорченный шкипер выругался и ринулся к штабной штольне.

— Не торчи на виду! Уходи наверх и не дожидайся меня! — крикнул он.

Кирюша опешил, растерянный гибелью сейнера, но моментально пришел в себя, когда следующий снаряд упал между пристанью и площадкой лестницы. Град земляных комьев обрушился на площадку. Туча пыли скрыла ее и подростка.

Спустя минуту маленький моторист вынырнул из удушливого полумрака и, карабкаясь к подножью Минной башни, полез вверх, ничего не узнавая вокруг себя и лишь ужасаясь зрелищу, которое открывалось и ширилось перед ним с каждым шагом. Вершина горы выглядела так, словно ее встряхнуло землетрясение. Минная башня была разрушена до основания.

Севастополь лежал в развалинах, освещаемых зарей, словно залитый потоками крови его защитников.