Глава 3
Питт был слишком занят своими обязанностями, чтобы забивать голову неприятностями Кэролайн. В прошлом ему уже доводилось иметь дело с людьми такого же положения в обществе, но обстоятельства, в которых он видел их, всегда были необычными, обусловленными необходимостью, и он понимал, что то общение мало дало в понимании их убеждений и ценностей. Еще меньше он понимал, что приемлемо в их отношениях, а что нанесет непоправимый вред.
Питт чувствовал, что Шарлотте опасно ввязываться в кражи на Рутленд-плейс, но знал, что реакция его рождена эмоциями, а не разумом: он боялся, что с ней может что-то случиться. Уехав с Кейтер-стрит и оставив родительский дом, она впитала новые убеждения и представления, пусть некоторые и неосознанно, и забыла многое из того, что представлялось само собой разумеющимся ей самой и оставалось естественным для ее родителей. Шарлотта изменилась, и Питт опасался, что она сама не сознает насколько или полагает, что все остальное изменилось тоже. Движимая состраданием, верностью и страстным желанием помочь, она может легко навлечь беду на всех близких.
Но как отговорить ее от этого? Томас не знал. Есть вещи, которые видны лишь на расстоянии.
Он сидел за своим коричневым деревянным столом в полицейском участке, разглядывая бесперспективный список украденных предметов и думая о Шарлотте, когда в кабинет вошел констебль с узким, словно сжатым, лицом, острым носом и живыми глазами.
— Смерть, — лаконично изрек он.
Питт поднял голову.
— Да уж. Необычным такое событие, к сожалению, не назовешь. Чем заинтересовало вас именно это?
Его воображение рисовало переулки, скопища гниющих трущоб, лачуги, подступающие с тыла к крепким, просторным домам почтенных горожан. Люди умирают в них ежедневно и ежечасно: одни от холода, другие от болезней и голода, а кого-то убивают. Питт мог позволить себе заниматься только последними, да и то не всегда.
— Кто? — спросил он.
— Женщина. — Слова констебль тратил бережливо, как и деньги. — Богатая. Приличный адрес. Замужем.
Уже интересно.
— Убийство? — с надеждой спросил Томас и сам себя устыдился. Убийство — двойная трагедия, не только для жертвы и тех, кому погибший был дорог, но и для убийцы тоже, и тех, кто любил или жалел страдальца с истерзанной душой. Но такая смерть все же не столь заурядно сера и в меньшей степени является неотъемлемой частью неохватной проблемы, чем смерть от уличного насилия или бедности, присущей самой природе трущоб.
— Не знаю. — Констебль неотрывно смотрел на Питта. — Надо выяснять. Может быть.
Томас смерил его холодным взглядом.
— Кто умер? — спросил он. — И где?
— Некая миссис Вильгельмина Спенсер-Браун, — ответил констебль. — Дом одиннадцать, Рутленд-плейс.
Питт выпрямился.
— Вы сказали — Рутленд-плейс, Харрис?
— Да, сэр. Знаете это место, да, сэр?
Харрис добавил «сэр», только чтобы не выглядеть наглецом. Обычно он не утруждал себя излишними любезностями, но Питт был его начальник, а Харрис хотел остаться на этой работе. Даже если это не убийство, что вполне вероятно, смерть в высшем обществе все равно намного интереснее, чем заурядные бытовые преступления, которыми ему пришлось бы заниматься в противном случае. Настоящие загадки попадались не слишком часто.
— Нет, — сурово ответил Томас, — не знаю. — Он встал и отодвинул стул, царапнув им по полу. — Но, полагаю, мы скоро узнаем. Что известно о миссис Вильгельмине Спенсер-Браун?
— Немногое. — Они взяли свои пальто, шарфы и шляпы и вышли из полицейского участка на мартовский ветер.
— Итак? — потребовал ответа Питт, оглядывая улицу в надежде увидеть пустой кэб.
Харрис прибавил шагу, чтобы не отставать.
— Чуть за тридцать, весьма респектабельная леди, ни в чем предосудительном не замечена. — Впрочем, — добавил он, — это и неудивительно, с таким-то адресом. Куча денег, куча слуг, судя по всему. Хотя наружность бывает обманчива. Знавал я таких, у которых трое слуг, бомбазиновые шторы — а на столе ничего, кроме хлеба да овсянки. Одна только видимость.
— У миссис Спенсер-Браун бомбазиновые шторы? — осведомился Питт и резко отскочил в сторону, когда мимо, брызнув на тротуар смесью грязи и навоза, пронесся экипаж. Чертыхнувшись себе под нос, он громко крикнул: — Извозчик!
Харрис поморщился.
— Не знаю, сэр. Только что получил сообщение. Сам там еще не был. Нужен кеб, сэр?
— Ну, разумеется! — Томас сердито зыркнул на него. — Дубина! — буркнул он себе под нос, но уже в следующую секунду вынужден был забрать слово назад — Харрис живо выскочил на дорогу и остановил кеб чуть ли не на ходу.
Через минуту они сидели в тепле экипажа, бодрой рысью несущего их к Рутленд-плейс.
— Как она умерла? — продолжил Питт.
— Яд, — ответил Харрис.
Томас удивился.
— Откуда вы знаете?
— Доктор так сказал. Он нас и вызвал. У него один из этих новых аппаратов.
— Каких новых аппаратов? О чем вы говорите?
— О телефонах, сэр. Аппарат, который вешают на стенку и…
— Я знаю, что такое телефон! — резко оборвал подчиненного Питт. — Стало быть, доктор позвонил по телефону. Кому он позвонил? У нас ведь нет телефона!
— Своему другу, который живет прямо за углом от нас… некоему мистеру Уордли. Этот мистер Уордли и послал к нам своего человека с запиской.
— Понятно. И доктор сказал, что ее отравили?
— Да, сэр, таково его мнение.
— Что-нибудь еще?
— Пока нет, сэр. Отравлена сегодня пополудни. Ее горничная обнаружила.
Питт вытащил часы. Четверть четвертого.
— Во сколько? — спросил он.
— Примерно в четверть третьего или чуть позже.
Должно быть, служанка пошла узнать, ждать ли им гостей к чаю или не собирается ли миссис Спенсер-Браун выходить сама, подумал Питт. Он уже знал кое-что о привычках в высшем свете и заведенном дневном распорядке.
Спустя несколько минут они уже катили по Рутленд-плейс, и Томас с интересом оглядывал аккуратные фасады домов, чуть отстоящих от тротуара, с идеально чистыми проходами, кое-где затененными деревьями, и обращенными к свету окнами. К одному из домов подъехала карета, лакей помог леди сойти и закрыл за ней дверцу. Чуть дальше отъезжала другая. В одном из этих домов жила Кэролайн. Питт никогда там не был; стороны пришли к молчаливому согласию, что такой визит доставил бы неловкость как хозяевам дома, так и самому Томасу. Они встречались время от времени, но на нейтральной территории, где какие-либо сравнения были невозможны, хотя ни те, ни другие к ним вовсе и не стремились.
Кэб остановился, они вышли и расплатились.
— Одиннадцать, — сказал Харрис, когда они поднялись на крыльцо.
Дверь открылась еще до того, как они подошли к ней, и лакей впустил их с такой поспешностью, какую только позволяло его достоинство. Никто здесь не хотел, чтобы в округе топталась полиция и все соседи видели, что одному из них пришлось ее вызвать. Нерасторопность в таком деле могла обойтись лакею дороже даже, чем продвижение по службе.
— Инспектор Питт, — сдержанно представился Томас, сознавая присутствие трагедии, какого бы рода она ни оказалась.
Он привык к смерти, но она не переставала трогать его, и он по-прежнему не знал, что говорить перед лицом утраты. Слова тут значения не имели. Ему не хотелось показаться банальным или бесчувственным, но Томас боялся, что именно таким часто и предстает, просто потому что чувствует это извне. Он незваный гость, чужак, напоминание о самых мрачных возможностях, самое неприятное объяснение.
— Да, сэр, — отозвался лакей. — Вы, без сомнения, захотите поговорить с доктором Малгру. За мистером Спенсер-Брауном послана карета, но он пока еще не вернулся.
— Вы знаете, где он? — спросил Питт чисто по привычке.
— Да, сэр. Он отправился в город, как всегда. Мистер Спенсер-Браун, полагаю, имеет интерес в нескольких предприятиях. Состоит в совете директоров ряда важных коммерческих фирм и одной газеты. Пожалуйста, сюда, сэр, я провожу вас в утреннюю гостиную, где ожидает мистер Малгру.
Питт и Харрис последовали за ним через холл в заднюю половину дома. Оглядывая обстановку, Томас отметил, что в нее вложены очень большие деньги, пусть даже только для того, чтобы пустить пыль в глаза. Если бы у Спенсер-Браунов возникли финансовые затруднения, несколько картин с лестницы и из холла обеспечили бы их таким доходом, на который Питт мог бы прожить несколько лет. Верно оценивать стоимость картин он научился благодаря профессиональным связям в мире искусства.
Огонь в камине утренней гостиной только что не рвался наружу, и Малгру стоял так близко к нему, что Питту показалось, будто он чувствует запах подпаленной шерсти брюк. Доктор оказался мужчиной плотного сложения, с густыми седыми волосами и седыми усами. Глаза его слезились, а нос заметно покраснел. Когда полицейские вошли, он громко чихнул и вытащил из кармана большой носовой платок.
— Простуда, — объяснил он то, что в объяснении не нуждалось. — Отвратительная штука. Лекарства от нее нет. И никогда не было. Я — Малгру. Полагаю, вы из полиции?
— Да, сэр. Инспектор Питт и констебль Харрис.
— Здравствуйте. Ненавижу холодную весну — нет ничего хуже, разве только холодное лето.
— Я так понимаю, горничная нашла миссис Спенсер-Браун мертвой, когда пошла узнать насчет планов на день? — спросил Питт. — Служанка позвонила вам?
— Не совсем так. — Малгру убрал платок. — Она сказала дворецкому — что, полагаю я, вполне естественно. Дворецкий пошел посмотреть сам, потом отправил ко мне лакея. Я живу тут за углом и сразу пришел. Сделать ничего уже не мог. Бедняжка была мертва. Я позвонил приятелю, Уильяму Уордли, а уж он отправил записку вам. — Доктор снова чихнул и выхватил платок.
— Вам надо чем-то полечиться, — сказал Питт, отступая на шаг. — Попить горячего, горчичники…
— Лекарства нет. — Малгру покачал головой и махнул рукой. — Ничего не помогает… Яд, но пока не могу наверняка сказать какой.
— Вы вполне уверены? — Томасу не хотелось оскорбить доктора, слишком явно подвергая сомнению его компетентность. — Не могла ли это быть какая-то форма заболевания?
Малгру прищурился и пристально посмотрел на инспектора.
— Клясться не стал бы, но не хочу ждать, пока смогу сказать точно. Тогда вам слишком поздно будет осматривать место преступления. Не дурак, знаете ли.
Питт не без труда сдержал улыбку и постарался придать лицу более приличествующее случаю выражение.
— Спасибо. — Ничего более соответствующего ситуации он не придумал. — Насколько я понимаю, вы были постоянным врачом миссис Спенсер-Браун?
— Естественно. Потому они меня и позвали. Совершенно здоровая женщина. Обычные мелкие недомогания время от времени, но у кого их не бывает?
— Не могла ли она принять слишком большую дозу какого-нибудь лекарства?
— Ничего такого я ей не давал. Время от времени случалась простуда или приступ меланхолии. Но от этого лекарства нет, знаете ли. Просто часть жизни — смирись и прими достойно. Немного сочувствия, если удастся, и хороший сон.
Питт вновь удержал улыбку.
— А как насчет остальных в доме? — спросил он.
— Что? А. Сомневаюсь, что у нее достало бы глупости выпить чужое лекарство. Она-то была неглупа! Но, с другой стороны, полагаю, могла. Когда дело касается лекарств, здравого смысла хватает не всем. — Он снова громко чихнул. — Прописывал мистеру Спенсер-Брауну одно лекарство от желудочных колик. Хотя, думаю, он сам же в них и виноват. Пробовал сказать ему это, да только нарвался на резкую отповедь.
— Желудочные колики? — переспросил Питт.
— Из-за рациона питания главным образом. — Малгру покачал головой и высморкался. — Ест всякую дрянь, неудивительно, что у него колики. Странный парень — как будто от этого какой-то прок! — Доктор косо взглянул на инспектора, словно ожидая возражений.
— Точно, — согласился Томас. — Большая доза этого лекарства могла бы привести к смерти?
Малгру состроил кислую мину.
— Полагаю, могла, если размешать все и выпить.
— Есть ли вероятность случайной передозировки? Если, к примеру, у миссис Спенсер-Браун были желудочные боли и она подумала, что облегчит их, одолжив лекарство мужа?
— Велел держать запертым в шкафчике, но, полагаю, если он не послушался, она могла принять. Но не столько, чтобы принять по ошибке смертельную дозу.
— Инструкции на пузырьке?
— На коробке. Это порошок. И да, само собой, они есть. Не раздаю яды направо и налево, знаете ли.
— Яды?
— Оно содержит белладонну.
— Ясно. Но мы пока не знаем, отчего она умерла. Или, по крайней мере, если и знаем, вы этого не сказали? — Он смотрел с надеждой.
Малгру взглянул на него поверх платка и торжественно высморкался. Полез в карман за другим и не нашел. Питт вытащил свой запасной и спокойно протянул ему.
— Благодарю. — Малгру взял платок. — Вы джентльмен. Это-то меня и удручает. Не могу пока поклясться, но у меня сильное подозрение, что ее убила белладонна. Очень похоже. На плохое самочувствие определенно не жаловалась. Только вернулась с раннего визита к кому-то из соседей — и умерла в течение пятнадцати-двадцати минут после того, как вошла в гостиную. Совершенно внезапно. Ни рвоты, ни крови. И конвульсий, по-видимому, не было. Увеличенные зрачки, сухой рот — именно так бывает от белладонны. Сердце останавливается.
Вся картина встала вдруг перед Питтом: умирающая в одиночестве женщина, стесненное дыхание, боль, свет меркнет, оставляя ее перед лицом тьмы, паралича и ужаса…
— Бедняжка, — произнес Томас вслух, удивив самого себя.
Харрис смущенно прокашлялся.
Лицо Малгру смягчилось, и в глазах, когда он посмотрел на Питта, мелькнуло что-то похожее на одобрение.
— Может быть, и самоубийство, — медленно проговорил он. — По крайней мере, теоретически. Причины не знаю, но так обычно и бывает. Одному Господу ведомо, какие тайные страдания скрываются за вежливыми масками, которые носят люди. Ей-богу, я не знаю!
Сказать было нечего; молчание казалось единственным подобающим ответом. Питт подумал, что надо бы не забыть послать Харриса найти коробку с лекарством мистера Спенсер-Брауна и определить точно, сколько его было использовано.
— Хотите посмотреть на нее? — спросил Малгру через минуту.
— Да, пожалуй, — ответил Томас.
Малгру медленно направился к двери; Питт с Харрисом проследовав за ним через холл, мимо сурово стоящего на страже лакея, вошли в гостиную с задернутыми в знак признания смерти шторами.
Это была большая комната с изящными креслами со светлой обивкой и диванами во французском стиле — гнутые ножки и много резного дерева. Повсюду вышивки, изобилие искусственных цветов из шелка и несколько приятных пасторальных акварелей. В иных обстоятельствах это была бы очаровательная, пусть и несколько перегруженная вещами комната.
Вильгельмина Спенсер-Браун лежала на кушетке — голова запрокинута, глаза и рот широко открыты. Ни умиротворением, ни покоем сна здесь и не пахло.
Питт подошел и, ни к чему не притрагиваясь, присмотрелся. Душа ушла, и не осталось ни той приватности, куда не позволено вторгаться, ни чувств, которые можно было бы задеть, но он все равно вел себя так, как если бы все это было. Томас ничего не знал о ней, была ли она доброй или жестокой, щедрой или скупой, смелой или трусливой; но ради себя, как и ради нее, он хотел выказать ей хотя бы немного уважения.
— Вы увидели все, что хотели? — не оборачиваясь, спросил он Малгру.
— Да, — ответил доктор.
Инспектор подвинул ее чуть вперед, придав положение, в котором она выглядела так, будто прилегла отдохнуть, сложил ей руки, хотя расцепить их не смог, и опустил веки.
— Она пробыла тут минут пятнадцать-двадцать до того, как ее обнаружила служанка? — спросил он.
— Так она говорит.
— Что бы это ни было, оно подействовало быстро. — Питт повернулся и осмотрелся — ни стакана, ни чашки видно не было. — Что она ела или пила? — Он нахмурился. — Здесь, похоже, ничего нет. Служанка что-нибудь убирала?
— Спрашивал. — Малгру покачал головой. — Сказала, что нет. На взбалмошную девицу не похожа. Не вижу, с чего бы ей лгать. Думаю, когда нашла свою хозяйку мертвой, ей было не до уборки.
— Значит, она приняла это не здесь, — заключил Питт. — Жаль. Упростило бы дело. Что ж, вам придется провести вскрытие и сказать мне, что это было и, если возможно, сколько и когда.
— Естественно.
Питт еще раз взглянул на тело. Больше узнать от него было нечего. Никаких признаков насилия, но, с другой стороны, поскольку миссис Спенсер-Браун была одна, он и не ожидал найти их. Она приняла яд по доброй воле; но знала жертва или нет, что это было, еще предстоит выяснить.
— Давайте вернемся в утреннюю гостиную, — предложил Питт. — Не вижу здесь ничего, что могло бы нам помочь.
Все поспешили к огню. В доме не было холодно, но холод в мыслях передавался телу.
— Что она была за женщина? — спросил Питт, когда дверь закрылась. — И не прячьтесь за профессиональной конфиденциальностью. Я хочу знать, самоубийство это, несчастный случай или убийство, и чем скорее узнаю, задавая как можно меньше вопросов родным, тем легче будет для них. Им и без того тяжело придется.
Малгру состроил несчастную мину и высморкался в платок Питта.
— Не могу представить несчастный случай, — сказал он, глядя в пол. — Неглупая женщина, по-своему толковая, сообразительная, все мигом подмечала. Менее рассеянной женщины мне знать не доводилось.
Томасу не нравился вопрос, который он должен был задать, но ни избежать его, ни облечь в более мягкую форму возможным не представлялось.
— Была ли причина, по которой она могла бы покончить с собой?
— Нет, иначе я сказал бы об этом.
— Привлекательная, женственная, изящная особа. Мог у нее быть любовник?
— Наверное, если бы она захотела. Но если вы спрашиваете, известно ли мне о чем-то таком, то нет, неизвестно. Никогда никаких сплетен о ней не слышал — даже тех, что передаются по секрету. — Доктор посмотрел Питту в лицо.
— А как насчет мужа? — не отставал инспектор. — Могла ли у него быть женщина, любовница? И не могло ли это довести его жену до самоубийства?
— Олстон? — Малгру удивленно вскинул брови. Мысль эта явно не приходила ему в голову. — Я бы сказал что это крайне маловероятно. Такой, знаете ли, бесстрастный тип. С другой стороны… кто знает, плоть полна сюрпризов. Нет ничего более диковинного в человеческом существе, чем его пристрастия в данной сфере. Мне пятьдесят два года, и двадцать семь из них я был доктором. Казалось бы, ничто не должно меня удивлять — но ведь удивляет!
Иные, еще более неприятные мысли посетили Питта — мысли о других мужчинах, мальчиках, даже детях. Узнай жена о чем-то подобном, жизнь могла показаться невыносимой. Но это всего лишь ни на чем не основанное предположение.
За этими мыслями последовали другие. Шарлотта говорила о кражах, об ощущении слежки. Вдруг эта женщина была воровкой и, когда поняла, что ее разоблачили, покончила с собой перед лицом несмываемого позора? Общество жестоко, оно редко прощает и никогда ничего не забывает. На Питта словно дохнуло страданием, холодным, как январский снег. Бедная женщина. Если он узнает, что это так, то найдет способ избежать огласки.
— Не придавайте большого значения тому, что я болтаю, инспектор. — Малгру посмотрел на него серьезно. — Я ничего не имею в виду, просто рассуждаю.
Томас заморгал.
— Я так и понял, — осторожно сказал он. — Когда такое происходит, уверенности не может быть ни в чем.
Из холла донесся какой-то шум, голоса, то повышающиеся, то стихающие, после чего дверь резко распахнулась.
Все одновременно обернулись, понимая, чего ожидать, и страшась этого. Только Харрис держался спокойно, зная, что ему не придется ничего говорить.
Олстон Спенсер-Браун предстал перед ними, потрясенный и негодующий.
— Кто вы такой, черт побери, сэр? — Он просверлил Питта гневным взглядом. — И что делаете в моем доме?
Томас понимал и принимал его гнев, но избежать дальнейшей неловкости не было никакой возможности.
— Инспектор Питт, — представился он. — Мистер Малгру позвал меня, как того требовал его долг.
— Долг? — возмутился Олстон, резко поворачиваясь к Малгру. — Это мой дом, сэр! И это моя жена умерла! — Он сглотнул. — Упокой, Господи, ее душу. Это не ваша забота! Вы больше ничего не можете для нее сделать. Должно быть, у бедняжки случился сердечный приступ. Дворецкий сказал мне, что она умерла еще до того, как вы прибыли. Не представляю, зачем вы все еще здесь. Разве что из любезности сообщить мне лично, за что я благодарю вас. Теперь можете считать себя свободным от всех обязательств как врача, так и друга. Премного благодарен.
Никто не сдвинулся с места.
— Она умерла не от сердечного приступа, — медленно проговорил Малгру, чихнул и полез за платком. — По крайней мере, не от него как такового. — Он высморкался. — Боюсь, его вызвал яд.
Краска отхлынула от лица Олстона, он даже покачнулся. Сыграть такое потрясение было невозможно, в этом Питт не сомневался.
— Яд? — с трудом переспросил мистер Спенсер-Браун. — Что, во имя всего святого, вы имеете в виду?
— Мне очень жаль. — Малгру медленно поднял голову и посмотрел на него. — Очень жаль. Но она съела или выпила что-то, что ее отравило. Думаю, либо белладонна, либо нечто подобное, но точно сказать пока не могу. Пришлось вызвать полицию. У меня не было выбора.
— Абсурд! Нелепость! Мина никогда бы… — Не найдя слов, растерянный и преданный собственным рассудком, Олстон замолчал, отказавшись от попыток что-либо понять.
— Идемте. — Малгру подошел к нему и потянул к большому мягкому креслу.
Питт выглянул в холл и крикнул лакею принести бренди. Бренди принесли. Инспектор налил и дал Олстону; тот выпил, не ощутив ни вкуса, ни удовольствия.
— Не понимаю, — повторил он. — Нелепость какая-то. Этого не может быть!
Говорить об этом Томасу было крайне неприятно, но ничего другого ему не оставалось.
— Полагаю, вам не известно ни о какой-либо трагедии, ни о страхе, которые могли бы довести вашу жену до состояния столь сильного расстройства, — начал он.
Олстон вытаращил глаза.
— На что вы намекаете, сэр? Что моя жена совершила самоубийство? Как… как вы смеете? — Подбородок его затрясся от ярости.
— Можете ли вы представить обстоятельства, при которых ваша супруга приняла бы яд случайно, сэр? — спросил он.
Олстон открыл рот. И тут же закрыл. До него дошел весь смысл вопроса. Несколько секунд он силился найти иной ответ и наконец выдавил:
— Нет. Не могу. Как и не могу вообразить какой-либо причины, по которой она приняла бы его намеренно. Мина была совершенно счастливой женщиной, имела все, что только можно пожелать. Она была мне прекрасной женой, и я был рад дать ей все, что она хотела: комфорт, место в обществе, путешествия, когда она того желала, одежду, драгоценности — да положительно все. Я сам человек вполне умеренный, не подвержен приступам ярости, не склонен к крайностям. Вильгельмину любили и уважали, чего она и заслуживала.
— Стало быть, ответ нужно искать в чем-то другом. — Питт высказывал свои выводы как можно мягче. — Надеюсь, вы понимаете, сэр, что мы обязаны продолжать следствие, пока не установим причины.
— Нет… нет, я не понимаю! Почему вы не можете позволить бедной женщине упокоиться с миром? — Олстон выпрямился и поставил стакан с бренди на стол. — Теперь мы уже ничем не можем ей помочь. Но можем, по крайней мере, выказать уважение ее памяти. Строго говоря, я требую этого!
Вот это Питт терпеть не мог. Он знал — это будет, потому что это естественно. Большинство людей чувствовали и делали бы то же самое, но легче от этого не становилось. Все это было знакомо ему; он проходил через это много раз, много раз произносил эти слова, но для того, к кому он обращался, это всегда было впервые.
— Мне очень жаль, мистер Спенсер-Браун, но ваша жена умерла при невыясненных обстоятельствах. Это мог быть несчастный случай, хотя, по вашим же словам, такое представляется маловероятным. Это могло быть самоубийство, но никто не знает причины, по которой она могла бы это сделать. И это могло быть убийство. — Он посмотрел на Олстона и встретился с ним взглядом. — Я должен знать — закон должен знать.
— Это абсурд, — тихо проговорил Олстон, слишком потрясенный, чтобы злиться. — Чего ради кто-то мог желать Мине зла?
— Не имею представления. Но если кто-то все же желал, этого человека надо найти.
Олстон уставился на пустой стакан перед ним. Все ответы представлялись ему невозможными, однако разум подсказывал, что один из них должен быть правдой.
— Хорошо, — сказал он. — Но я был бы признателен, если бы вы помнили, что наш дом в трауре, и соблюдали возможные приличия. Вы, может быть, привычны к внезапной смерти, и для вас она чужой человек, но я — нет, и она моя жена.
Питт не проникся к нему инстинктивной симпатией. Спенсер-Браун был человеком суетливым и осмотрительным, тогда как Томас — экстравагантным и импульсивным, но в нем было достоинство, и оно требовало уважения.
— Да, сэр, — сдержанно отозвался инспектор. — Я видел смерть много раз, но, надеюсь, никогда не смогу воспринимать ее равнодушно, без скорби и сострадания.
— Спасибо. — Олстон поднялся. — Полагаю, вы захотите опросить слуг?
— Да, пожалуйста.
Всех их привели одного за другим, но никто не смог сообщить ничего, кроме того, что Мина пришла домой пешком в начале третьего, что лакей впустил ее, что она поднялась наверх, в гардеробную, и что вскоре после четверти третьего горничная обнаружила ее мертвой в гостиной на диване, где ее и увидели Питт и Малгру. Разумеется, никто не знал, что она ела или пила со времени завтрака, который был в середине утра — слишком рано, чтобы она проглотила яд тогда.
Когда слуги ушли, а Харрис был послан найти коробку с лекарством Олстона от желудочных колик и провести положенный осмотр кухни и других мест, Питт повернулся к Малгру.
— Не могла она принять что-то в том доме, где была с визитом между завтраком и возвращением домой? — спросил он.
Малгру выудил очередной платок.
— Зависит от того, что это было. Если я ошибаюсь и это не белладонна, значит, нам придется начинать заново. Но если это была белладонна, тогда — нет, не думаю. Белладонна действует довольно быстро. Не представляю, как Вильгельмина могла принять ее в другом доме, пройти весь путь сюда, подняться наверх, привести себя в порядок, спуститься вниз и только тогда умереть. Сожалею. Пока вам лучше предполагать, что она приняла яд здесь.
— Кто-то из слуг? — Питт в это не верил. — В этом случае нетрудно будет выяснить, кто из них принес ей что-то — только зачем?
— Рад, что это ваша работа, а не моя. — Малгру с отвращением посмотрел на платок, и Питт отдал ему свой лучший. — Благодарю. Что вы собираетесь делать?
Томас потуже затянул кашне и сунул руки в карманы.
— Собираюсь нанести несколько визитов, — сказал он. — Харрис займется приготовлениями к перевозу тела. Полицейский хирург сделает вскрытие, разумеется. Полагаю, вам надо будет помочь мистеру Спенсер-Брауну. Он выглядит вконец разбитым.
— Да. — Малгру протянул руку, и Питт пожал ее.
Пять минут спустя он был на улице, замерзший и несчастный. Оставалось еще одно, и отказаться от этой обязанности он не мог. Если Шарлотта права, то на Рутленд-плейс происходит что-то очень не хорошее: мелкая кража, подглядывание, слежка… Нельзя исключать, что смерть Мины — трагический результат происходящего здесь.
Дрожащей рукой Томас постучал в дверь Кэролайн. Для того чтобы задать ей вопросы, которые он должен задать, приятной процедуры не существовало. Она воспримет их как несносное вмешательство в ее личную жизнь, а тот факт, что это делает именно он, не улучшит, а только ухудшит дело.
Служанка его не знала.
— Да, сэр? — спросила она с некоторым удивлением. Джентльмены обычно не наносят визиты в этот час, особенно незнакомые, и это нескладное, неопрятное создание на крыльце, с растрепанными волосами, в расстегнутом пальто, здесь определенно не ждали.
— Будьте любезны, передайте миссис Эллисон, что ее хочет видеть мистер Питт. — Томас прошел мимо нее прежде, чем она успела возразить. — По срочному делу.
Имя было знакомое, но служанка не могла сразу вспомнить откуда. Она заколебалась, не зная, впускать его дальше или крикнуть на помощь слуг-мужчин.
— Да, сэр, извольте подождать в утренней гостиной, — с сомнением произнесла она.
— Конечно.
Питт послушно позволил выпроводить себя из холла в тишину задней комнаты, куда через пару минут и вошла Кэролайн. Лицо ее горело.
— Томас! Что-то случилось с Шарлоттой? — воскликнула она. — Она больна?
— Нет, нет, она вполне здорова. — Он протянул руки, чтобы дотронуться до нее успокаивающим жестом, затем вспомнил свое место. — Боюсь, тут нечто другое.
Тревога схлынула моментально, но внезапно, словно ее окликнули, вернулась, и Питт без слов понял: Кэролайн боится, что Шарлотта рассказала ему о медальоне с предательским портретом. В интересах дела было бы позволить ей и дальше так думать, поскольку она могла бы проговориться о чем-то, но слова сорвались с языка вопреки доводам рассудка.
— Боюсь, миссис Спенсер-Браун умерла сегодня днем, и причина ее смерти пока не ясна.
— Боже мой! — Шарлотта в ужасе прижала ладонь ко рту. — Какой ужас! А бедный Олстон… мистер Спенсер-Браун… уже знает?
— Да. С вами все в порядке? — Женщина побледнела, но, похоже, прекрасно владела собой. — Может, позвать служанку?
— Нет, нет, спасибо. — Кэролайн опустилась на софу. — Спасибо, что пришел, Томас. Очень любезно с твоей стороны. Прошу тебя, присаживайся. Не люблю смотреть на тебя вот так — это ужасно неудобно. — Она вздохнула и задумчиво расправила юбки. — Судя по тому, что ты здесь, надо полагать, речь не идет о смерти по естественным причинам? Несчастный случай? Из-за чьей-то неосмотрительности, быть может?
Инспектор сел напротив.
— Мы пока не знаем. Но это не дорожная авария, не падение или что еще вы имеете в виду. Похоже, это был яд.
Она вздрогнула и недоверчиво взглянула на него.
— Яд! Какой ужас — и какой абсурд! Должно быть, это был сердечный приступ, удар или еще что. Просто какая-то истеричная служанка, начитавшись бульварных романов… — Она осеклась, сплетя пальцы на коленях. — Хочешь сказать, что это убийство, Томас?
— Я не знаю, что это. Убийство, несчастный случай, самоубийство… — Нужно продолжать; чем дольше избегать этого, тем более искусственным и более акцентированным оно покажется потом. — Шарлотта рассказала, что в округе произошла серия мелких краж и что у вас бывает неприятное ощущение, будто за вами наблюдают.
— Рассказала? — Кэролайн замерла, потом выпрямилась. — Я бы предпочла, чтобы она сохранила это в тайне, но теперь говорить об этом уже поздно. Да, у нескольких человек пропали небольшие вещицы, и если ты собираешься бранить меня за то, что я не вызвала полицию…
— Вовсе нет, — сказал Томас резче, чем хотелось бы. Ему не нравилось такое отношение Кэролайн. — Просто сейчас, когда случилась смерть, я бы хотел спросить вашего мнения: не считаете ли вы вероятным, что миссис Спенсер-Браун была воровкой?
— Мина? — Кэролайн удивленно округлила глаза.
— Это может быть причиной, по которой она совершила самоубийство. Если вдруг осознала, что не может контролировать пагубное влечение.
Кэролайн нахмурилась.
— Я не понимаю, что значит «не может контролировать». Воровство — это всегда дурно. Я могу понять людей, которые воруют из-за отчаянной нужды, но Мина ни в чем не нуждалась. И в любом случае все те вещи, которые пропали, не представляют большой ценности, это просто всякие безделицы: носовой платок, крючок для застегивания пуговиц, табакерка… Зачем, бога ради, Мине их брать?
— Случается, люди берут что-то, потому что не могут ничего с собой поделать.
Говоря это, Томас понимал, что объяснение бесполезно. Свои моральные установки Кэролайн получила еще в детстве, когда добро и зло были абсолютны, и хотя жизнь и научила ее сложности в человеческих отношениях, право собственности — один из краеугольных камней общества и порядка, основа всей нравственности — никогда не подвергалось сомнению. Непреодолимые влечения — следствие страха и голода — даже принимаются, пусть и без сочувствия; или там, где дело касается плоти, по крайней мере в мужчинах — но не в женщинах, разумеется. Однако навязчивые состояния, вызванные одиночеством или несоответствием, расстройством или иными мрачными безымянными страданиями, — вне понимания, за пределами мыслимого.
— Я все равно не понимаю, что ты имеешь в виду, — тихо сказала теща. — Быть может, Мина знала, кто крадет вещи. Она время от времени делала намеки, что знает больше, чем ей следует говорить. Но не мог же кто-то убить ее просто для того, чтобы скрыть несколько мелких краж? Я хочу сказать, что укравшую что-то служанку, разумеется, увольняют, но возбуждать дело вряд ли станут — из-за неловкости. Не только перед собой, но и перед друзьями. Никому не хочется делать заявления и отвечать на вопросы. Но если происходит убийство, тут уж выбора нет — человека повесят. Полиция позаботится об этом.
— Если поймаем — да.
Питт не хотел вдаваться сейчас в моральное обоснование системы наказаний. Их мнения никогда не сойдутся. Они и говорить будут о разном, представляя миры, не встречающиеся даже на грани воображения. Кэролайн не знала, что такое топчак или карьер, не чувствовала вони от грязных завшивленных тел или больных тюремной лихорадкой, не видела стертых до кровавых мозолей пальцев, щиплющих паклю, — не говоря уж о камере смертника и веревке.
Кэролайн поглубже опустилась в мягкие подушки дивана, зябко ежась и думая о прошлых ужасах и смерти Сары.
— Прошу прощения, — быстро проговорил Томас, догадавшись, куда увели ее воспоминания. — Пока еще нет оснований полагать, что это было убийство. Вначале нужно поискать причины, по которым миссис Спенсер-Браун могла сама лишить себя жизни. Это деликатный вопрос, но самоубийство не предполагает уважения к чувствам. Вы случайно не знаете, не было ли у нее романтической связи, которая могла довести до такого отчаяния?
В голове у Питта билась внушенная Шарлоттой мысль о том, что у самой Кэролайн любовная связь на стороне, и мысль эта звучала так громко, что он почти ожидал от Кэролайн ответа на нее, а не на те приглаженные слова, которые он произнес вслух. Томасу стало неловко, словно он заглянул в окно чьей-то спальни.
Если Кэролайн и удивилась, то виду не подала. Возможно, она даже ожидала такого вопроса.
— Если и была, то я определенно ни о чем гаком не слышала. Должно быть, Мина была необычайно осмотрительна. Разве что…
— Что?
— Разве что это был Тормод, — задумчиво проговорила она. — Пожалуйста, Томас, ты должен понять, что я облекаю в слова просто слабые догадки, вероятности — не более того.
— Понимаю. Кто такой Тормод?
— Тормод Лагард. Он живет в доме номер три. Мина знала его много лет и явно была к нему неравнодушна.
— Он женат?
— О нет. Живет с младшей сестрой. Они сироты.
— Что он за человек?
Кэролайн на мгновение задумалась, прежде чем ответить, взвешивая факты того рода, которые он желает знать.
— Он очень привлекательный, — сказала она осторожно, — в романтическом смысле. Есть в нем нечто такое, что кажется недосягаемым, — некая замкнутость, отстраненность, одиночество. Он из тех мужчин, в которых женщины влюбляются, потому что к ним невозможно приблизиться настолько, чтобы разрушить иллюзию. Он всегда остается чуточку недостижимым. Сейчас в него влюблена Амариллис Денбай, а до нее были другие.
— А он… — Питт не знал, как приемлемо выразить то, что он хочет спросить.
Кэролайн улыбнулась, внезапно заставив почувствовать себя неуклюжим и очень молодым.
— Нет, насколько мне известно. В противном случае, полагаю, я бы услышала. Свет ведь очень мал, особенно на Рутленд-плейс.
— Понятно. — Лицо Томаса пылало от прилившей крови. — Стало быть, миссис Спенсер-Браун могла страдать от безответной любви?
— Возможно.
— А что вы знаете о мистере Спенсер-Брауне? — спросил Питт, переходя к другой теме, требовавшей серьезного изучения. — Не мог ли он иметь связи с другими женщинами? И не могла ли миссис Спенсер-Браун, узнав об этом, наложить на себя руки?
— Олстон? Боже милостивый, нет! В такое почти невозможно поверить. Конечно, он довольно приятный в своем роде, но пылким его никак не назовешь. — Кэролайн бледно улыбнулась. — Бедняга. Представляю, как он расстроен ее смертью — и характером ее, и самим фактом. Выясни все как можно быстрее, Томас. Подозрения и досужие домыслы ранят глубже, чем, думаю, ты можешь себе представить.
Питт не стал спорить. Кто может сказать, что понимает всю бездонную глубину боли другого?
— Я постараюсь, — пообещал он. — Вы можете рассказать мне что-то еще?
Инспектор знал, что должен спросить ее о предполагаемом преследователе. Не мог ли тайный наблюдатель, кто бы он ни был, узнать о Мине и Тормоде Лагарде, если там было что знать; или о том, что Мина — воровка, если кражи и впрямь ее рук дело? Был и другой вариант: если Мина узнала, кто вор, и ее за это убили.
А вот еще такая мысль: Мина была воровкой и стащила что-то настолько потенциально опасное для владельца, что ее убили ради возвращения компрометирующей вещицы. Чего-то вроде медальона с предательским портретом внутри или даже улики, еще более компрометирующей… Что еще могла она украсть? Поняла ли цену украденного и не попробовала ли приложить руку к шантажу — необязательно ради денег, быть может, исключительно ради власти над кем-то…
Питт взглянул на гладкое, с персиковым румянцем лицо Кэролайн, высокие скулы и тонкую шею, напомнившую ему о Шарлотте, длинные изящные руки — точно как у нее. И не смог заставить себя спросить.
— Нет, — искренне ответила теща, не догадываясь о битве в его душе. — Боюсь, пока больше ничего.
И вновь он упустил возможность.
— Если что-нибудь вспомните, пришлите записку, и я сразу приеду. — Томас поднялся. — Как вы сказали, чем скорее мы узнаем правду, тем менее болезненным это будет для всех. — Он дошел до двери и обернулся. — Полагаю, вы знаете, где миссис Спенсер-Браун была сегодня в первой половине дня? Она навещала кого-то поблизости, потому что ходила пешком.
Лицо Кэролайн чуть заметно напряглось, и она затаила дыхание, понимая, что это значит.
— О, ты не знал? Она ходила к Лагардам. Я была чуть позже у Чаррингтонов, и кто-то упомянул об этом — сейчас не помню кто.
— Спасибо, — мягко ответил Питт. — Быть может, это объяснит, что случилось. Бедная женщина. И бедный мужчина. Пожалуйста, не рассказывайте об этом никому больше. Будет лучше по возможности сохранить все в тайне.
— Конечно. — Кэролайн сделала шаг к нему. — Спасибо, Томас.
