Книга: Утопленник из Блюгейт-филдс
Назад: Энн Перри «Утопленник из Блюгейт-филдс»
Дальше: Глава 2

Глава 1

Ежась от холода, инспектор Томас Питт невесело наблюдал за тем, как сержант Фроггэт поднимает крышку канализационного люка, открывая зияющее отверстие. Железные скобы лестницы уходили вниз, в гулкий каменный колодец, откуда доносились отдаленные всплески бегущей воды. Действительно ли инспектор услышал семенящие шажки маленьких лап с острыми когтями, или ему только показалось?
Из глубины колодца пахнуло спертым, сырым воздухом, и Питт тотчас же ощутил затхлый смрад плесени. Он буквально почувствовал запутанный лабиринт подземных тоннелей и лестниц из скользкого от липкой грязи кирпича, расположенный на бесчисленных уровнях, простирающийся под всем Лондоном. Так огромный город избавлялся от своих нежеланных отходов.
— Придется спускаться, сэр, — уныло сказал Фроггэт. — Странно, я вам скажу, очень странно!
— Очень, — согласился Питт, плотнее укутывая шею шарфом.
Несмотря на то что было еще только начало сентября, Томас успел промерзнуть до мозга костей. Выстуженные улицы Блюгейт-филдс были пропитаны насквозь запахом нищеты и человеческих нечистот. Когда-то это был процветающий район, в многоэтажных элегантных домах селились зажиточные купцы. Однако сейчас Блюгейт-филдс превратился в один из самых опасных портовых пригородов во всей Англии, и инспектору Питту предстояло спуститься в здешнюю канализацию, чтобы осмотреть труп, который течением принесло к большим шлюзовым воротам, защищающим систему подземных тоннелей от разливов Темзы.
— Точно! — Фроггэт отступил в сторону, не собираясь первым спускаться в зияющее отверстие, ведущее в темные, сырые катакомбы.
Питт безропотно перешагнул задом через край колодца, крепче ухватился за скобы и начал осторожно спускаться вниз. По мере того как вокруг сгущался полумрак, шум бегущего потока становился громче. В воздухе усиливался кислый запах застоявшейся воды. Фроггэт спускался следом, внимательно следя за тем, чтобы не наступить инспектору на руки.
Остановившись на сырых каменных плитах дна колодца, Питт глубже втянул шею в воротник пальто и оглянулся по сторонам в поисках ассенизатора, сообщившего о зловещей находке: тот оказался здесь, совсем рядом, сливающийся с темнотой, — те же самые краски, те же самые сырые, размытые линии. Это был маленький человечек с острым носом. Его брюки, сшитые из остатков нескольких заношенных до лохмотьев пар, были перепоясаны бечевкой. В руке он держал длинный шест с крюком на конце, а на поясе у него висел большой холщовый мешок. Было видно, что этот человек привык к вечному полумраку, сырым кирпичным стенам, смраду и отдаленному шуршанию крыс. Наверное, он уже видел столько трагических, первобытных и неприглядных сторон человеческой жизни, что его больше уже ничего не трогало.
— Значицца, вы пришли за телом, да? — Ассенизатор задрал голову вверх, глядя на Питта. — Странная штука, точняк. Он тута у нас недавно, а то крысы бы им занялись. А тут даже не укусили, точняк. Вот я вас и спрашиваю, кто мог такое исделать?
Судя по всему, вопрос был риторический, поскольку ассенизатор, не дожидаясь ответа, развернулся и быстро направился в глубь главного тоннеля. Всем своим видом он напоминал Питту маленького суетливого грызуна. Его ноги мелко семенили по сырому кирпичу. Фроггэт замыкал шествие, свирепо нахлобучив каску на лоб и шумно шлепая галошами.
Завернув за угол, они остановились перед большими шлюзовыми воротами, наглухо закрытыми для защиты от поднимающейся в реке воды.
— Вот! — гордым тоном собственника, демонстрирующего свои владения, объявил ассенизатор, показывая на белое тело, лежащее на боку в такой скромной позе, какая только могла быть в данных обстоятельствах. Полностью обнаженное, оно резко выделялось на фоне темного кирпича.
Питт был ошеломлен. Никто не предупредил его о том, что тело не защищено приличиями одежды — и что оно такое молодое. Кожа на лице была абсолютно гладкой, тронутой на щеках лишь нежнейшим пушком. Живот упругий, плечи по-юношески узкие. Томас присел на корточки, тотчас же забыв про скользкие от грязи каменные плиты.
— Фроггэт, фонарь! — приказал он. — Принеси его сюда. И держи ровно!
Инспектор сознавал, что сержант ни в чем не виноват, однако смерть — особенно бессмысленная, скорбная, — неизменно действовала на него подобным образом.
Крайне осторожно Питт перевернул труп. Подростку было не больше пятнадцати-шестнадцати лет; черты его лица все еще оставались мягкими. Волосы, хоть и мокрые и перепачканные грязью, должно быть, были светлые и вьющиеся, чуть длиннее, чем у большинства сверстников. К двадцати годам юноша, вероятно, стал бы красивым, когда его лицо успело бы возмужать. Но сейчас оно было мертвенно-бледным, распухшим от воды, а широко раскрытые светлые глаза смотрели невидящим взором.
Однако грязь была лишь на поверхности; под ней кожа была ухоженной. В ней не было той въевшейся черноты, присущей тем, кто не моется регулярно, кто носит одно и то же белье по месяцу кряду. Подросток был стройным, но это была лишь изящная гибкость молодости, а не худоба постоянного недоедания.
Питт взял безжизненную руку и внимательно ее изучил. Мягкость кожи была обусловлена не только дряблостью омертвевших тканей. На ней не было ни мозолей, ни волдырей, ни грязных разводов, без чего невозможно представить руки сапожника, старьевщика или дворника. Ногти были аккуратно подстрижены.
Определенно, погибший юноша не принадлежал беспросветной нищете Блюгейт-филдс. Но почему на нем не было одежды?
Инспектор поднял взгляд на ассенизатора.
— Достаточно ли здесь сильное течение, чтобы стащить с человека одежду? — спросил он. — Особенно если он тонул, барахтался?
— Едва ли. — Маленький человечек с сомнением покачал головой. — Можеть, зимою… много дождей. Но не чичас. И токмо не башмаки — башмаки ни за что. Он здесь недавно, а то крысы за него уже взялись бы. Я видал одного мусорщика, так его обглодали до косточек, точняк; поскользнулся и утонул пару лет назад.
— Как долго?
Ассенизатор задумался, предоставляя инспектору возможность сполна вкусить его значимость.
— Несколько часов, — наконец сказал он. — Зависит от того, где он упал. Но не больше нескольких часов. И течение башмаки не стащит, точняк. Башмаки остаются.
Питт мысленно выругал себя за то, что сам не подумал об этом.
— Одежду ты не находил? — спросил он, сомневаясь, что можно рассчитывать на честный ответ. У каждого ассенизатора был свой участок подземных тоннелей, ревностно оберегаемый. Это была даже не работа, а своеобразный ленный надел. Вознаграждение заключалось в том, что удавалось найти под решетками: мелкие монетки, иногда золотой соверен, изредка ювелирное украшение. Даже одежда находила сбыт. Портнихи сидели в мастерских по шестнадцать-восемнадцать часов в день, распарывая и перешивая заново старые вещи.
Фроггэт с надеждой посветил фонарем по воде, но луч света не выхватил ничего, кроме черной маслянистой глади, не тронутой даже рябью. Если глубины и хранили что-то, это было надежно скрыто от взоров.
— Нет! — с негодованием ответил ассенизатор. — Я ничаво не находил, а то сказал бы. А я тута все хорошенько осматриваю.
— Ты привлекаешь на помощь мальчишек? — не сдавался Питт.
— Нет, это все мое. Сюды больше никто не ходит — и я ничаво не находил.
Инспектор пристально посмотрел на него, не в силах решить, верить ему или нет. Перевесит ли алчность естественный страх перед полицией? Такое ухоженное тело могло быть в одежде, за которую можно выручить кругленькую сумму.
— Клянусь святым господом! — заявил ассенизатор; к справедливому негодованию в его голосе примешались нотки зарождающегося страха.
— Запиши его фамилию, — строго приказал Фроггэту Питт. — Если выяснится, что ты солгал, я предъявлю тебе обвинение в воровстве и в том, что ты чинил препятствия следствию. Ты меня понял?
— Фамилия? — резко повторил Фроггэт.
— Эбензер Чабб.
— С двумя «б»? — Поставив фонарь на выступ в стене, сержант достал карандаш и принялся тщательно выводить буквы.
— Да, точняк. Но я клянусь…
— Хорошо. — Питт был удовлетворен. — А теперь лучше помоги нам поднять этого беднягу наверх и уложить на дроги. Полагаю, он утонул — определенно, внешне все указывает на это. Больше я не вижу никаких других следов — ни синяков, ни ссадин. Но лучше убедиться наверняка.
— Любопытно, кто это? — равнодушно спросил Фроггэт. Его район находился в Блюгейт-филдс, и он привык к смерти. Каждую неделю ему приходилось находить детей, умерших от голода, брошенных в темных переулках или оставленных под дверью дома. Или это были старики, умершие от болезней, холода или алкогольного отравления. — Пожалуй, мы это так никогда и не узнаем. — Сержант наморщил лоб. — Но будь я проклят, если смогу объяснить, как он попал сюда, обнаженный, словно новорожденный младенец! — Он хмуро оглянулся на ассенизатора. — Но твое имя у меня есть, приятель, и если мне понадобится, я буду знать, где тебя найти!

 

Когда инспектор Питт вечером вернулся в свой теплый уютный дом, с аккуратными оконными рамами и отдраенными до блеска ступенями крыльца, он ни словом не обмолвился о случившемся. Со своей женой Шарлоттой он познакомился, когда его пять лет тому назад, в 1881 году, вызвали в респектабельный дом ее родителей расследовать убийства на Кейтер-стрит. Он сразу же влюбился в нее, даже не надеясь на то, что девушка из такого дома увидит в нем что-либо помимо досадного приложения к трагедии, чего-то такого, что нужно вытерпеть, в максимальной степени проявив чувство собственного достоинства.
Невероятно, но Шарлотта научилась любить и его самого. И хотя ее родители едва ли нашли этот союз приемлемым, они не смогли отказать своей упрямой и чистосердечной дочери. В качестве альтернативы браку Шарлотта предложила навсегда остаться в праздном безделье дома, вместе с матерью, или посвятить себя благотворительности.
С тех пор Шарлотта проявила интерес к нескольким делам, которые расследовал ее муж, нередко рискуя собственной жизнью. Даже когда она вынашивала Джемайму, это не помешало ей присоединиться к своей сестре Эмили и впутаться в дело на Калландер-сквер. Сейчас второму ребенку, Дэниэлу, было всего несколько месяцев от роду, и даже несмотря на помощь горничной Грейси, Шарлотте хватало забот. Незачем было огорчать ее рассказом о трупе юноши, обнаруженном в канализационных трубах под Блюгейт-филдс.
Когда Питт вошел в дом, жена была на кухне, склонившись над столом с утюгом в руке. В который уже раз он подумал, какая же она красивая: сильное лицо, высокие скулы, густые волосы…
Шарлотта улыбнулась мужу, и ее взгляд наполнился дружеским участием. У Томаса в груди разлилось тепло, словно Шарлотта каким-то неведомым путем прочитала не его мысли, а внутренние чувства, словно она готова была понять все, что он скажет, неважно, дадутся ему слова легко или с трудом, будут они гладкими или нет. Именно в этом и заключалось счастье возвращения домой.
Питт начисто забыл про мертвого подростка и шлюзовые ворота, про смрад затхлой воды. По всему его телу разлилась спокойная уверенность, прогоняя холод. Он поцеловал Шарлотту, затем обвел взглядом все знакомые, умиротворяющие предметы: выскобленный стол, побелевший от времени, вазу с осенними маргаритками, манеж Джемаймы посреди кухни, чистое постельное белье, ожидающее штопки, маленькую горку разноцветных кубиков, любимые игрушки дочери.
Они с Шарлоттой поужинают, затем усядутся перед старой кухонной плитой и будут говорить обо всем: вспоминать былые радости и печали, строить планы на будущее, с трудом подбирая слова, делиться мелочами прошедшего дня.

 

Однако к полудню следующего дня тело, обнаруженное под Блюгейт-филдс, снова резко и болезненно всплыло в памяти Питта. Он сидел в своем не слишком опрятном кабинете, читая лежащие на столе бумаги и стараясь разобраться в собственных записях, и тут в дверь постучал констебль и, не дожидаясь ответа, прошел в кабинет.
— Сэр, к вам полицейский врач. Говорит, это важно.
Не обращая внимания на то, услышал ли его Питт, он распахнул дверь шире, впуская полного опрятного мужчину с ухоженной седой бородкой и восхитительной копной вьющихся седых волос.
— Доктор Катлер, — высокопарно представился врач. — Вы инспектор Питт? Я осмотрел ваш труп из канализации Блюгейт-филдс. Печальное дело.
Отложив бумаги, Томас посмотрел на него.
— Вот уж точно. — Он сделал над собой усилие, чтобы быть вежливым. — Настоящая трагедия. Полагаю, несчастный утонул? Я не видел никаких следов насилия. Или же он умер естественной смертью? — Питт в это не верил. Во-первых, где одежда? И что юноша делал под землей? — Я так понимаю, у вас нет никаких мыслей по поводу того, кто это? Никто его не опознал?
Катлер нахмурился.
— Кто мог его опознать? Мы не выставляем тела на всеобщее обозрение.
— Но бедняга утонул? — настаивал Питт. — Его не задушили, не отравили, не ударили по голове?
— Нет, нет. — Пододвинув стул, Катлер сел, словно разговор обещал быть долгим. — Он утонул.
— Благодарю вас. — Питт произнес это таким тоном, чтобы показать: разговор окончен. Определенно, больше сказать было нечего. Возможно, личность погибшего удастся установить, возможно, нет. Все будет зависеть от того, заявят ли родители или опекуны юноши о его исчезновении и удастся ли навести справки, пока тело еще можно опознать. — Хорошо, что вы заглянули так быстро, — подумав, добавил инспектор.
Однако Катлер даже не шелохнулся.
— Понимаете ли, он утонул не в канализации, — заявил он.
— Что? — Ощутив пробежавший по спине неприятный холодок, Питт уселся прямо.
— Он утонул не в канализации, — повторил Катлер. — Вода у него в легких чистая, как у меня в ванне. То есть она словно попала в них из моей ванны — в ней даже есть немного мыльной пены!
— Черт возьми, что вы имеете в виду?
На лице Катлера появилось кислое, печальное выражение.
— Именно то, что я сказал, инспектор. Мальчишка захлебнулся водой из ванны. Как он очутился в канализации, я не имею ни малейшего понятия. К счастью, в мои обязанности не входит это устанавливать. Но я крайне удивлюсь, если выяснится, что бедняге уже приходилось бывать прежде в Блюгейт-филдс.
Питт медленно впитал услышанное. Вода из ванны! Этот парень не из трущоб. Впрочем, Питт с самого начала чувствовал это — по ухоженной коже, по виду тела, — так что заявление врача не стало для него полной неожиданностью.
— Несчастный случай? — Этот вопрос был чисто формальным. Не было никаких следов насилия, синяков и ссадин на руках или шее.
— Думаю, нет, — мрачно ответил Катлер.
— Вы так говорите из-за того, где было обнаружено тело? — Питт покачал головой, отбрасывая эту мысль. — Это еще не говорит об убийстве, только о попытке избавиться от трупа, что, разумеется, является преступлением, но далеко не таким серьезным.
— Ссадины. — Катлер чуть поднял брови.
— Я ничего не заметил, — нахмурился Питт.
— На пятках. Довольно большие. Утопить сидящего в ванне человека гораздо проще, если схватить его за пятки и резко дернуть ноги на себя, тем самым погрузив голову под воду, чем если давить ему на плечи, оставляя руки свободными и давая ему возможность сопротивляться.
Помимо воли Питт явственно представил себе это. Катлер прав. Все можно сделать одним быстрым, легким движением. Подержать немного голову под водой — и все будет кончено.
— Вы считаете, он был убит? — медленно спросил инспектор.
— Это был сильный юноша, по-видимому, не имевший никаких проблем со здоровьем… — Катлер замялся, на его лице мелькнула печальная тень. — Кроме одной, и я к этому сейчас подойду. Никаких наружных травм и повреждений на теле нет, и несчастный определенно не было оглушен, скажем, падением. Почему же он захлебнулся?
— Вы сами только что сказали про какую-то проблему со здоровьем. Что это? Парень внезапно потерял сознание?
— Только не от этого. У него была самая ранняя стадия сифилиса — лишь несколько мелких трещинок на коже.
Ошеломленный Питт уставился на врача.
— Сифилиса? Но вы же сами сказали, что он из порядочной семьи, и ему от силы пятнадцать-шестнадцать лет! — возразил он.
— Понимаю. Но и это еще не все.
— Что у вас еще?
Лицо Катлера внезапно стало старым и грустным. Он рассеянно провел рукой по лбу, словно пытаясь унять боль.
— Его использовали в гомосексуальном половом акте, — тихо произнес врач.
— Вы в этом уверены? — Вопреки всему инспектор отказывался в это верить. Умом он понимал, что это неразумно, но ничего не мог поделать со своими чувствами.
Во взгляде Катлера мелькнуло раздражение.
— Разумеется, уверен. Неужели вы полагаете, что подобные вещи можно говорить, основываясь на одних только голых домыслах?
— Извините, — сказал Томас. Это было глупо — к тому же мальчишка все равно уже мертв. Впрочем, быть может, именно поэтому инспектора так глубоко задела информация, выложенная Катлером. — И давно? — спросил он.
— Совсем недавно; насколько я могу судить, часов за восемь-десять до того, как я его осматривал.
— Это произошло в ту самую ночь, когда мы обнаружили тело, — задумчиво промолвил инспектор. — Полагаю, это очевидно. Насколько я понимаю, вы не представляете себе, кто это может быть?
— Верхняя прослойка среднего класса, — размышляя вслух, произнес Катлер. — Скорее всего, образование в частной школе — на одном пальце чернильная капелька. Хорошее питание — на мой взгляд, парень ни разу в жизни не голодал и никогда не работал физически. Нерегулярные занятия спортом, вероятно, крикет или что-нибудь в таком духе. Последняя трапеза была дорогой — фазан, вино и бисквит со взбитыми сливками, пропитанный хересом. Нет, определенно, не Блюгейт-филдс.
— Проклятие, — пробормотал вполголоса Питт. — Кто-то его наверняка разыскивает! Надо будет установить, кто это такой, до того, как погребать тело. Вам нужно будет приложить все силы, чтобы сохранить его в надлежащем виде.
Инспектор уже проходил через все это: бледные как полотно родственники с замиранием сердца подходят к столу, раздираемые надеждой и страхом, чтобы посмотреть на мертвое лицо; обливаясь потом, они наконец находят в себе силы поднять взгляд, а далее следует приступ тошноты, облегчение или отчаяние — конец надежды или возвращение в неопределенность, ожидание следующего раза.
— Благодарю вас, — официально произнес инспектор. — Я сообщу вам, как только у нас появится что-либо новое.
Встав, Катлер молча вышел из кабинета, также прекрасно сознавая, что ждет их впереди.
На это потребуется какое-то время, подумал Питт, и ему будет нужна помощь. Если это убийство — а такую вероятность нельзя было сбрасывать со счетов, — необходимо отнестись ко всему соответствующим образом. Надо будет обратиться к старшему суперинтенданту Дадли Этельстану и попросить у него людей, чтобы установить личность мальчишки, пока тело еще можно опознать.

 

— Полагаю, без всего этого обойтись нельзя?
Откинувшись на спинку мягкого кресла, Этельстан с откровенным скептицизмом оглядел Питта. Он его не любил. Этот инспектор слишком много о себе думал, и все только потому, что сестра его жены вышла замуж за какой-то титул! Всем своим видом он давал понять, что не имеет уважения к положению в обществе. И все это дело с трупом в канализации было крайне неприятным — Этельстану хотелось держаться от него подальше. Оно никак не соответствовало тому высокому положению, которого он достиг, — и уж тем более тому, которого он собирался со временем достичь благодаря своему рассудительному поведению.
— Да, сэр, — резко ответил Питт. — Не обращать внимания на случившееся нельзя. Возможно, юноша стал жертвой похищения и практически наверняка убийства. По заключению полицейского врача, он из хорошей семьи, вероятно, получил хорошее образование. В последний раз он подкрепился фазаном и бисквитом с хересом; едва ли это может быть ужин простого работяги.
— Ну хорошо, — отрезал Этельстан. — В таком случае берите всех, кто вам нужен, и установите, кто этот парень. И, ради всего святого, проявите такт! Никого не задевайте. Возьмите Гилливрея — он, по крайней мере, знает, как вести себя со знатными людьми.
Со «знатными людьми»! Да, можно было не сомневаться в том, что старший суперинтендант предложит Гилливрея, мастерски умеющего успокаивать возмущенный гнев «знати», столкнувшейся с неприятной необходимостью иметь дело с полицией.

 

Вначале предстояла рутинная работа — связаться со всеми полицейскими участками города и выяснить, обращались ли в них с заявлением о подростках, пропавших из дома или учебного заведения, чье описание соответствовало обнаруженному юноше. Задача была нудная и тягостная. Приходилось встречаться с перепуганными родителями или опекунами, выслушивать рассказы о неоконченных трагедиях.
Харкурт Гилливрей оказался не тем напарником, которого выбрал бы Питт. Это был молодой мужчина с золотисто-соломенными волосами и ртом, который легко растягивался в улыбке — слишком легко. Одевался он с иголочки, его сюртук был наглухо застегнут, а накрахмаленный воротничок туго стискивал шею — в отличие от удобного и несколько кособокого воротничка самого Питта. И ему каким-то образом неизменно удавалось сохранять свою обувь сухой, в то время как Томас постоянно наступал в лужи.
Только на третий день Питт и Гилливрей пришли в серый каменный особняк сэра Энсти и леди Уэйбурн. К этому времени Гилливрей уже свыкся с категорическим отказом своего шефа пользоваться черным входом. Это тешило его самомнение, и он с готовностью согласился с доводами Питта о том, что в таком деликатном вопросе будет бестактно извещать всех слуг о цели их визита.
Дворецкий скрепя сердце впустил Питта и его спутника в дом, смерив их взглядом, проникнутым болезненной покорностью судьбе. Пусть лучше полицейские пройдут в гостиную, чем останутся ждать на парадном крыльце, где их увидит вся улица.
— Сэр Энсти встретится с вами через полчаса, мистер… э… мистер Питт. Будьте любезны, подождите здесь… — Развернувшись, дворецкий открыл дверь, собираясь удалиться.
— Речь идет о весьма неотложном деле, — с вызовом бросил ему вдогонку Питт. Он увидел, как Гилливрей поморщился. К дворецким было принято относиться с тем же почтением, что и к тем господам, которых они представляли, и большинство дворецких прекрасно это сознавали. — Лучше не терять времени напрасно, — продолжал инспектор. — Чем быстрее и деликатнее мы решим этот вопрос, тем менее болезненно все пройдет.
Дворецкий замялся, взвешивая сказанное Питтом. В конце концов перевесило слово «деликатнее».
— Хорошо, сэр. Я доложу сэру Энсти о вашем визите.
И даже несмотря на это, прошло добрых двадцать минут, прежде чем Энсти Уэйбурн вошел в гостиную, закрыв за собой дверь. Его вопросительно поднятые брови демонстрировали легкое недовольство. У него было бледное лицо, обрамленное пышными седыми бакенбардами. Увидев его, Питт сразу же понял, кто такой погибший юноша.
— Сэр Энсти… — Голос инспектора дрогнул, от раздражения по поводу высокомерного поведения хозяина особняка не осталось и следа. — Если не ошибаюсь, вы подали заявление о том, что ваш сын Артур ушел из дома?
Уэйбурн снисходительно пожал плечами.
— Это все моя жена, мистер… э… — Он отмахнулся от необходимости вспоминать фамилию какого-то простого полицейского. Для него все они были безымянными, как слуги. — Не сомневаюсь, вам не стоило беспокоиться из-за подобных пустяков. Артуру шестнадцать лет. Не сомневаюсь, он задумал какую-нибудь невинную шалость. Моя жена слишком его оберегает — сами знаете, женщины такие. Это у них в крови. Понятия не имеют, как воспитывать мальчишек. Хотят, чтобы те навсегда оставались маленькими детьми.
Питт ощутил острый укол боли. Эта самоуверенность была такой хрупкой! Ему предстояло разбить вдребезги безмятежное спокойствие этого человека, тот мир, где он считал себя надежно защищенным от той грязной реальности, которую олицетворял инспектор.
— Прошу прощения, сэр, — еще тише произнес Питт, — но мы обнаружили мертвого юношу, и у нас есть основания предполагать, что это ваш сын. — Не было смысла ходить вокруг да около, оттягивая страшное признание. Мучения не становились легче, а только затягивались.
— Мертвого юношу? Что вы хотите сказать? — Уэйбурн по-прежнему пытался прогнать эту мысль, отказаться иметь с ней дело.
— Он утонул, сэр, — объяснил Питт, остро чувствуя неодобрительный взгляд Гилливрея. Тот предпочел бы идти к трагической правде кружным путем, что, на взгляд инспектора, было бы равносильно медленной пытке. — Речь идет о светловолосом подростке лет шестнадцати, рост пять футов девять дюймов, судя по виду, из порядочной семьи. К сожалению, при нем не было обнаружено никаких документов и других вещей, которые помогли бы определить, кто он такой, поэтому личность его до сих пор не установлена. Кто-нибудь должен осмотреть тело. Если вы не желаете делать это лично… если выяснится, что речь идет о вашем сыне, нам будет достаточно слова…
— Не говорите ерунду! — прервал его Уэйбурн. — Я уверен, что это не Артур. Но я лично съезжу с вами и осмотрю тело. Слугам такое не поручают. Где оно?
— В морге, сэр. Бишопс-лейн, это в Блюгейт-филдс.
У Уэйбурна отвисла челюсть — это было непостижимо.
— В Блюгейт-филдс?
— Да, сэр. Именно там было обнаружено тело.
— В таком случае это никак не может быть мой сын.
— Очень на это надеюсь, сэр. Но кто бы ни был этот несчастный, судя по виду, он джентльмен.
Уэйбурн поднял брови.
— В Блюгейт-филдс? — язвительно повторил он.
Питт больше не спорил.
— Вы предпочитаете поехать с нами в наемной двуколке, сэр, или в своем экипаже?
— Благодарю вас, я поеду в своем экипаже. У меня нет ни малейшего желания пользоваться общественным транспортом. Я буду на месте через полчаса.
Извинившись, Питт и Гилливрей вышли на улицу и поймали извозчика, чтобы отправиться в морг, поскольку Уэйбурн, очевидно, не желал ехать в их обществе.
Дорога получилась недолгой. Двуколка быстро покинула квартал фешенебельных особняков и загромыхала по узким, грязным улочкам портового района, окутанного запахом реки. Густой туман буквально лез в горло. Бишопс-лейн оказалась безликой улицей, по которой спешили по своим делам серые, невзрачные люди.
Морг представлял собой угрюмое зрелище. Чистоты здесь было несравненно меньше, чем в больнице, — поскольку тут в ней не было особой необходимости. Внутри оказалась всего одна живая душа — маленький человечек со смуглым лицом, слегка раскосыми по-восточному глазами и на удивление светлыми волосами. Держался он меланхолично, что полностью соответствовало обстановке.
— Да, сэр, — сказал он, обращаясь к Гилливрею, взявшему дело в свои руки. — Я знаю, о каком юноше идет речь. Джентльмен, который должен осмотреть тело, еще не приехал.
Не оставалось ничего другого, кроме как дожидаться Уэйбурна. Как оказалось, обещанные тридцать минут растянулись почти в целый час. Если Уэйбурн и чувствовал, сколько времени прошло, он никак это не показал. У него на лице по-прежнему оставалось раздражение, словно его вынудили исполнить какую-то ненужную обязанность, следствие чьей-то вопиюще глупой ошибки.
— Ну? — Уэйбурн быстро прошел в коридор, не обращая внимания на сотрудника морга и Гилливрея. Взглянув на Питта, он вопросительно поднял брови и повел плечами. В коридоре было холодно. — Что вы хотите мне показать?
Гилливрей неуютно переминался с ноги на ногу. Он не видел труп и не знал, где тот был обнаружен. Как это ни странно, ему даже в голову не пришло поинтересоваться. Во всем этом деле он видел задачу, которую поручили ему из-за его утонченных манер, задачу, которую нужно было поскорее выполнить и сразу же забыть. Гилливрей предпочитал расследовать кражи, желательно совершенные в отношении состоятельной аристократии второго эшелона. Конфиденциальные, доверительные отношения, которые складывались у него с теми, кому он помогал, весьма благоприятно сказывались на его карьере.
Питт знал наперед, что будет дальше: неизбежная боль, тщетные старания оградиться от жуткой правды, упорное нежелание признать ее.
— Прошу вас сюда, сэр. Должен вас предупредить… — Внезапно инспектор взглянул на Уэйбурна как на равного себе, быть может, даже с некоторой долей превосходства: он знал, что такое смерть, ему уже приходилось чувствовать горе и ярость. Но по крайней мере он благодаря привычке мог контролировать свой желудок. — Боюсь, это зрелище не из приятных.
— Так давайте поскорее покончим с этим, — оборвал его Уэйбурн. — Я не могу тратить на это весь день. И, насколько я понимаю, после того как я удовлетворю вас тем, что это не мой сын, вам предстоит еще опрашивать других людей?
Питт проводил его в голое белое помещение, где на столе лежал труп, и осторожно поднял простыню, которой было закрыто лицо. Не было смысла показывать остальное тело, обезображенное зияющими разрезами, сделанными патологоанатомом.
Инспектор знал, что будет дальше, — внешнее сходство было неоспоримым: светлые волосы, длинный мягкий нос, полные губы.
У Уэйбурна вырвался глухой стон. Кровь полностью отхлынула от его лица. Он покачнулся, словно комната поплыла и пол ушел у него из-под ног.
Опешивший Гилливрей не успел среагировать вовремя, однако сотруднику морга приходилось уже видеть подобную сцену несчетное число раз. У него был наготове стул, и когда под Уэйбурном подогнулись колени, он помог ему сесть в одном естественном движении — не падение, а плавное опускание.
Питт прикрыл лицо простыней.
— Я очень сожалею, сэр, — тихо произнес он. — Вы опознали труп как своего сына Артура?
Уэйбурн попытался было что-то сказать, однако голос ему не повиновался. Сотрудник морга протянул стакан воды, и он отпил большой глоток.
— Да, — наконец вымолвил Уэйбурн. — Да, это мой сын Артур. — Стиснув стакан, он медленно отпил еще один глоток. — Будьте любезны, скажите, где он был обнаружен и как умер.
— Разумеется. Он захлебнулся.
— Захлебнулся? — Несомненно, Уэйбурн был изумлен. Вероятно, ему до сих пор еще не приходилось видеть утопленников, и он не узнал эти характерные приметы: вздувшееся лицо, мраморно-белая кожа.
— Да. Я вам сочувствую.
— Захлебнулся? Как? Артур утонул в реке?
— Нет, сэр, в ванне.
— Вы хотите сказать… он упал? Ударился головой, да? Какая нелепая случайность! Такое происходит только со стариками! — Уже начиналось отрицание, словно абсурдность случившегося каким-то образом могла сделать смерть нереальной.
Сделав глубокий вдох, Питт медленно выпустил воздух.
— Нет, сэр. Похоже, ваш сын был убит. Его тело было обнаружено не в ванне — и даже не дома. Я очень сожалею, но оно было обнаружено в канализационных трубах под Блюгейт-филдс, у шлюзовых ворот, перекрывающих выход в Темзу. Если бы не один особенно прилежный ассенизатор, скорее всего, его бы вообще никогда не нашли.
— О, едва ли! — вмешался Гилливрей. — Конечно же, рано или поздно тело обязательно нашли бы. — Ему хотелось опровергнуть инспектора, доказать его неправоту, словно это даже теперь могло бы что-либо изменить. — Тело просто не могло исчезнуть бесследно. Это вздор. Даже в реке… — Он осекся, рассудив, что лучше не развивать эту неприятную тему.
— Крысы, — просто сказал Питт. — Еще двадцать четыре часа, проведенные в канализации, и опознать тело было бы невозможно. А через неделю от него остались бы одни кости. Я очень сожалею, сэр Энсти, но ваш сын был убит.
Уэйбурну пришлось сделать заметное усилие, чтобы взять себя в руки. Его глаза ярко сверкнули на бледном лице.
— Это какой-то абсурд! — Он повысил голос, переходя на крик. — Во имя всего святого, кому могло понадобиться убивать моего сына? Ему было всего шестнадцать лет! Совершенно невинный ребенок! У нас честная, добропорядочная семья. — Судорожно сглотнув подкативший к горлу клубок, Уэйбурн частично совладал с собой. — Инспектор, вы слишком много общаетесь с преступниками и низами общества, — снова заговорил он, уже спокойнее. — Ни одна живая душа на свете не могла желать Артуру зла. Это несомненно.
Питт почувствовал, как у него внутри все сжалось в комок. Это будет самым болезненным: те обстоятельства, которые Уэйбурн найдет нетерпимыми, выходящими за рамки приемлемого.
— Я сожалею. — Похоже, каждую свою фразу инспектор начинал с извинения. — Я очень сожалею, сэр, но ваш сын страдал от ранней стадии венерического заболевания — и его использовали в гомосексуальном половом акте.
Какое-то мгновение Уэйбурн молча таращился на него, наливаясь кровью.
— Это грязная ложь! — воскликнул он наконец, пытаясь вскочить со стула, однако ноги отказали ему. — Как вы смеете говорить такое? Я сделаю так, чтобы вас уволили из полиции. Кто ваш начальник?
— Этот диагноз поставил не я, сэр. Так говорит наш полицейский врач.
— В таком случае он вопиюще некомпетентен в своем деле! Я позабочусь о том, чтобы он навсегда лишился лицензии доктора! Это чудовищно! Артур был похищен, бедный мальчик, и убит своими похитителями. Если… — Уэйбурн сглотнул комок в горле. — Если перед тем, как его убить, над ним надругались, то вы должны обвинить убийц и в этом гнусном преступлении. И позаботиться о том, чтобы они отправились на виселицу! Но что касается остального… — Он рубанул рукой воздух. — Это… это совершенно невозможно. Я требую, чтобы наш семейный врач осмотрел… тело и опроверг эту клевету!
— Вне всякого сомнения, — согласился Питт. — Но он обнаружит те же самые факты, которые вынудят его вынести единственное заключение — то самое, которое вынес полицейский патологоанатом.
Поперхнувшись, Уэйбурн неуклюже закашлял. Его голос, когда он наконец прозвучал, оказался натянутым и скрежещущим.
— Это ни за что не случится! У меня есть влиятельные знакомые, мистер Питт. Я позабочусь о том, чтобы эта чудовищная ложь не осквернила память моего бедного сына. Всего хорошего!
Встав, он развернулся, вышел из зала, поднялся по лестнице и распахнул дверь на улицу.
Питт провел рукой сквозь волосы, поднимая их дыбом.
— Он сам сделает себе только хуже.
— Вы уверены, что это действительно?.. — с беспокойством спросил Гилливрей.
— Не говорите глупости! — Питт уронил лицо в руки. — Разумеется, я уверен, черт побери…
Назад: Энн Перри «Утопленник из Блюгейт-филдс»
Дальше: Глава 2