Глава 1
– Сожалею, сэр, – тихо сказал инспектор Юарт. Суперинтендант Томас Питт взглянул на лежавшее поперек широкой кровати женское тело. Лицо погибшей было отечным и одутловатым от удушья, вызвавшего смерть. – Но это вы должны увидеть собственными глазами.
– Видимо, так, – криво усмехнувшись, согласился Томас.
С тех пор как он стал начальником полицейского участка на Боу-стрит, ему больше не приходилось заниматься такими рядовыми преступлениями, как насилие, кражи или мошенничество. Начальство вменило ему в обязанность сосредоточить свое внимание на тех случаях, которые грозили вызвать политические осложнения или в которых оказывались замешанными видные в обществе персоны. Здесь требовались особая быстрота и эффективность действий, чтобы избежать нежелательной реакции в правительственных кругах.
Вызов в трущобы Уайтчепела для осмотра трупа убитой проститутки, полученный им в два часа ночи, еще ждет своего ответа, думал Питт.
Посланный за ним полицейский с бледным лицом так ничего ему толком не объяснил, пока они тряслись в кебе по нешироким, мощенным булыжником улицам спящего города. По мере того как они приближались к месту происшествия в восточной части Лондона, улицы становились все у́же, а задымленность воздуха – все сильнее. Резкий запах речной гнили напоминал о близости Темзы.
Кеб наконец остановился на Олд-Монтегю-стрит: там, где начинался переулок Пентекост-элли, заканчивающийся тупиком. Свет одинокого фонаря на углу плохо освещал их путь пешком. Полицейский, подняв повыше сигнальную лампу, осторожно провел Питта мимо груд мусора и спящих на тротуаре бродяг к скрипучим ступеням крыльца и грязной двери многоквартирного дома, а затем по коридору в комнату, где ждал его инспектор Юарт. Из глубины коридора доносился испуганный плач, в котором уже звучали истерические нотки.
Наслышанный ранее о служебной репутации инспектора, Томас теперь не сомневался в том, что его ночной вызов – не случайность, да и срочность, с которой этот вызов был сделан, настораживала. Едва ли Юарт добровольно отказался бы от начатого дела и передал его другому офицеру полиции, особенно такому, как Питт, кто достиг высокого ранга начальника всего лишь потому, что прошел этот путь, начав с простого констебля. Совсем недавно Томас был в том же ранге, что и Юарт, который, как и многие в полиции, считал, что пост начальника полицейского участка может занимать лишь тот, кто достоин этого по рождению. Например, такая личность, как Мика Драммонд, предшественник Питта, человек состоятельный и прошедший войну.
Суперинтендант посмотрел на убитую. Она была молода, хотя определить точный возраст проститутки обычно трудно. Жизнь у них нелегкая и нередко короткая. Но, насколько Питту удалось разглядеть благодаря разорванному на груди девушки платью, на коже у нее не было пагубных следов пьянства и болезней. Обнаженные ноги убитой под сбившимися юбками были упругими и молодыми. Левая рука привязана чулком к изголовью кровати, чуть повыше локтя ее перетягивала дамская подвязка с ярко-голубой шелковой розочкой. Из второго чулка сделана петля, затянутая на шее девушки так туго, что глубоко врезалась в кожу. Торс задушенной и постель почему-то залиты водой.
Из коридора продолжал доноситься плач, но теперь он звучал тише. Слышались голоса и чьи-то быстрые легкие шаги.
Питт окинул взглядом комнату. К его удивлению, она оказалась довольно уютной. Обои, правда, были старыми, местами выцветшими и в пятнах сырости, но рисунок на них сохранился. В небольшом камине серела кучка свежей золы. Видимо, камин служил скорее украшением, чем источником тепла. На единственном кресле с ярко-красной обивкой лежала вышитая подушка, а пол перед камином покрывал плетенный из лоскутьев коврик. Полочку над ним украшала салфетка с вышивкой, комод для одежды и белья из полированного дерева сверкал начищенными медными ручками. На деревянной подставке умывальника стоял таз и кувшин для умывания.
На полу у кровати Томас заметил пару высоких черных ботинок со шнуровкой. Они не стояли рядом, как обычно ставят обувь, а лежали друг на друге, причем голенище правого ботинка было пришнуровано к голенищу левого. Рядом валялся крючок, говоривший о том, что кто-то сделал все это намеренно. Нелепая и извращенная проделка…
Суперинтендант шумно вздохнул. Отвратительное, зловещее убийство, но это не могло быть причиной, по которой инспектор Юарт вызвал его сюда. Проституция – опасный способ зарабатывать на жизнь. Здесь убийства не редкость, и они, как правило, не имеют отношения к скандалам ни в высшем свете, ни в других слоях общества.
Томас повернулся и посмотрел на оставшееся в тени лицо Юарта, но при слабом свете полицейского фонаря, освещавшего комнату, не смог ничего прочесть в глазах своего коллеги.
– Доказательства, – как бы предупреждая его вопрос, коротко сказал инспектор. – Их достаточно.
– О чем они нам говорят? – Несмотря на теплую августовскую ночь, Питта пронял озноб.
– О джентльмене, – не задумываясь, ответил его собеседник. – К тому же из весьма влиятельной семьи.
Странно, но это почти не удивило Томаса. Он подозревал нечто подобное, бессмысленное и жестокое, чему нельзя будет найти разумного объяснения. Он даже не спросил, почему Юарт в этом так уверен. Следует прежде самому ознакомиться с доказательствами, а потом делать выводы.
В коридоре послышался шум, заскрипели половицы, и в дверях возник человек.
На вид он был лет на двадцать моложе Питта. Томас подумал, что ему, должно быть, не больше тридцати. У него была свежая кожа, широко посаженные карие глаза, тонкие черты лица и нос с горбинкой. На таком лице хотелось бы видеть юмор и дружелюбие, но суровые реалии жизни уже омрачили его печалью и болью. При неверном меняющемся свете в комнате оно показалось Томасу осунувшимся и усталым. Вошедший почти машинальным жестом откинул со лба прядь волос и посмотрел сначала на Юарта, а потом на Питта. В руке у него был кожаный чемоданчик.
– Леннокс, хирург, – представил его инспектор своему начальнику.
– Доброе утро, сэр, – поздоровался медик хрипловатым голосом и тут же откашлялся, а затем поспешил извиниться, хотя вполне мог бы этого не делать. Питт не особо жаловал судебных врачей, для которых вид насильственной смерти становился чем-то обычным, не вызывавшим ни ужаса, ни гнева, ни тем более чувства утраты.
Он отступил назад, давая хирургу возможность изучить труп.
– Я уже осмотрел ее, – коротко сказал Леннокс. – Меня вызвали одновременно с инспектором Юартом. Я сейчас успокаивал здешних обитательниц. Они были несколько… э-э-э… расстроены.
– Что вы можете сказать об этом? – перебил его Томас, кивая на убитую.
Медик снова прочистил горло. Он смотрел на суперинтенданта, словно не замечая мертвой женщины на кровати, не видя ее разметавшихся по подушке волос и нелепой подвязки с розочкой на ее руке.
– Смерть наступила вчера между десятью вечера и двенадцатью ночи, не позднее, – ответил он. – В комнате сейчас относительно прохладно, но тогда, видимо, в камине горел огонь и было теплее. Зола оставалась еще теплой, да и ночь, как видите, не холодная.
– Вы так уверены, когда указываете время десять часов… – с интересом проговорил Питт.
Леннокс покраснел.
– Простите. Я должен был сказать, что есть свидетельница, которая видела, как в это время Ада Маккинли вернулась домой.
Томас улыбнулся, но эта улыбка походила скорее на гримасу:
– А что насчет двенадцати часов ночи? Это время тоже может подтвердить свидетель?
– В полночь ее уже нашли мертвой, сэр, – покачал головой хирург.
– Что еще вы можете сказать о ней? – продолжал допытываться суперинтендант.
– Предположительно ей лет двадцать пять, здорова… была.
– Были дети?
– Да… и… – Леннокс внезапно поморщился, как от боли. – Ногти у нее на руках и ногах сломаны, сэр. Три ногтя на левой руке, два – на правой. И еще три ногтя на… левой ноге тоже покалечены.
Питт почувствовал, как у него по спине пробежал холодок, словно в комнате внезапно понизилась температура.
– Повреждения ногтей свежие? – спросил он, уже зная ответ. Если бы это были следы старых повреждений, судебный врач не придал бы им значения. Он бы их просто не заметил.
– Повреждения, бесспорно, свежие, нанесены несколько часов назад, возможно, прямо перед тем, как она была убита, – подтвердил его догадку медик. – Однако опухолей в этих местах почти нет.
– Понятно. Благодарю вас.
Томас заставил себя снова повернуться к кровати. Ему не хотелось смотреть на лицо убитой, но он был обязан сделать это по долгу службы. Необходимо знать, какой была эта девушка и что с нею произошло в ее убогом одиноком жилище. Его обязанностью было понять, почему и кем совершено убийство.
Жертва была хорошо сложенной, среднего роста женщиной. Насколько можно было предположить, у нее были правильные черты лица и приятная наружность. Отек не позволял с нужной точностью определить строение и овал лица, но лоб у убитой был высоким, нос – прямым, хорошей формы, волосы – густыми и мягкими, а зубы – ровными, лишь недавно начавшими терять свою белизну. В обычной жизни Ада Маккинли могла бы стать женой, матерью трех или четырех, а то и больше детей и не мечтала бы ни о чем, кроме того, как спокойно и достойно дожить до старости.
– О чем это нам говорит? – спросил Питт, продолжая разглядывать убитую. Пока ничего не позволяло ему представить себе личность убийцы – было ясно только, что тот был жесток и явно испугался того, что зашел так далеко.
– Найдена эмблема частного клуба, – подсказал ему Юарт и тут же умолк, втянув в себя воздух. – Именной значок, и еще пара запонок.
Томас резко повернулся к нему. Леннокс, словно зачарованный, следил за ними.
– Имя? – с трудом вымолвил суперинтендант, нарушив тишину.
Побледневший инспектор засунул палец за воротничок, словно тот душил его:
– Финли Фитцджеймс.
За дверью скрипели половицы под ногами прохаживающегося там констебля. В темных окнах клубился ночной туман. Кто-то снова приглушенно заплакал в конце коридора.
Питт молчал. Это имя было ему знакомо. Огастес Фитцджеймс был очень влиятельной фигурой. Банкир, не без политических амбиций, он был близок ко многим знатным семьям, играющим видную роль в политической жизни страны. Финли, его единственный сын, был молодым дипломатом, которому, по слухам, предстояло в недалеком будущем начать свою карьеру в одном из британских посольств в Европе.
– И еще у нас есть показания свидетелей, – добавил Юарт, глядя своему начальнику в лицо.
– Показания о чем? – осторожно спросил тот.
Инспектор явно был обеспокоен. Он весь напрягся, углы его рта были горько опущены.
– Убийцу видели в квартале, – ответил он. – Но те, кто видел, не знают Финли Фитцджеймса, а по их описаниям это мог быть любой джентльмен, солидный и важный…
Юарт хотел было что-то добавить, возможно, о джентльменах, посещающих такие кварталы, но передумал. Оба полицейских знали, что сюда захаживают те их них, кто устал от собственных жен, но опасается заводить любовные связи в своем кругу, или же те, кого влекло к запретным радостям и кто жаждал острых ощущений. Впрочем, причин, по которым мужчины предпочитают покупать удовольствия именно в таких переулках и комнатушках, как эта, могло быть бесчисленное множество…
– Не забудьте о запонках, – напомнил им стоявший у дверей Леннокс хрипловатым голосом. – Они золотые, – добавил он с коротким смешком. – Высокой пробы.
Томас медленно обвел комнату взглядом, пытаясь представить, что в ней произошло несколько часов назад. Постель была смята, но какого-либо особого беспорядка, вроде разорванных простынь, он не заметил. Едва различимый темный след на одной из них, похожий на кровь, мог появиться там и неделю назад. Надо попросить Леннокса проверить, если он посчитает это важным…
Затем суперинтендант осмотрел стены и мебель. Никаких следов борьбы в комнате, все, похоже, стоит на своих местах. Хотя если схватка не была яростной и происходила между равными по силе и весу людьми, то старые обои никак не пострадали бы от этого, да и кресло или умывальник с тазом и видавшим виды голубым фаянсовым кувшином с давней, чуть замазанной трещиной едва ли были бы опрокинуты. Тем не менее ничего говорящего о драке Томас не увидел.
Юарт, словно читая его мысли, наконец нарушил молчание:
– В комоде ничего интересного – несколько платьев, нижние юбки, накидка, а также белье, полотенца и пара чистых простынь и наволочек. Под кроватью – ночной горшок и один черный чулок. Видимо, хозяйка когда-то уронила его, да так и не смогла потом найти в темноте. Мы вдвоем с констеблем с трудом его заметили, и то с помощью фонаря.
– А где вы нашли значок и запонки? – поинтересовался Питт. – Надеюсь, не под кроватью?
Инспектор обиженно поджал губы:
– Одну запонку, состоящую из двух частей, мы нашли на кресле под подушкой. – Он указал на кресло. – Она завалилась в щель между спинкой и сиденьем. Возможно, джентльмен, сняв сорочку, повесил ее на спинку кресла. Запонка могла выпасть из манжеты и закатиться в щель. Может быть, он даже сидел на ней. А когда в панике покидал комнату, даже не вспомнил о ней или вспомнил, да было уже поздно. Разумеется, ничто не говорит о том, что запонка была потеряна вчера… – Юарт посмотрел на коллегу, словно ожидая от него подтверждения.
– Возможно, – согласился Томас. Оба полицейских прекрасно понимали, что их ждет, если придется начать следствие против кого-то из клана Фитцджеймсов. Насколько проще была бы их задача, если бы подозреваемый оказался простым смертным, человеком из этого квартала, без высоких связей и поддержки!
Но улики налицо, их необходимо использовать в предстоящем расследовании, а заниматься этим по долгу службы предстояло не кому-нибудь, а самому суперинтенданту. Старания Юарта избежать упоминания об этом были вполне понятны Питту, но легче от этого ему не становилось.
– Вещественные доказательства говорят о хорошем вкусе и состоятельности клиента, – устало заметил Томас. – А значок – свидетельство того, что здесь был или Фитцджеймс собственной персоной, или же кто-то из тех, кто хорошо его знает. Где вы нашли эмблему? Тоже в кресле?
Инспектор вдруг почувствовал, как его прежнее служебное рвение исчезло. Почему-то стало тоскливо и тревожно. В складках его лица появилась усталость, темные глаза в неверном свете свечи казались черными, а уголки рта горестно опустились.
– Значок был найден на постели, – сказал он почти шепотом. – Под телом убитой. – Глупо было бы сейчас строить предположения, как и когда он там оказался. Улика слишком очевидная.
Питт протянул руку. Порывшись в кармане, его помощник извлек наружу небольшой круглый золотой значок, покрытый с лицевой стороны эмалью. На оборотной стороне у него была булавка. Юарт положил эмблему в раскрытую ладонь начальника. Тот повертел золотую вещицу в руках, внимательно разглядывая ее со всех сторон. Небольшой, в диаметре не более полудюйма, значок предназначался для ношения на лацкане пиджака. Серая эмаль с лицевой стороны делала его неприметным, и, приколотый к одежде, он не сразу бросался в глаза. Питт прочел золотую гравировку на обороте: «Клуб Адского Пламени». Под названием стояла дата: 1881.
Продолжая вертеть эмблему так и эдак, Томас различил на ее оборотной стороне, под планкой, на которой крепилась булавка, крохотные буковки: «Финли Фитцджеймс». Итак, сомнений в том, кому принадлежала эта вещь, не осталось.
Питт посмотрел сначала на инспектора, а потом на врача, который буквально застыл в дверях. Лицо его было бледным, а в глазах промелькнуло затаенное страдание.
– Это вы нашли значок? – уточнил Томас у Юарта.
– Да, – ответил тот. – Констебль, который первым нашел убитую, сказал, что ничего здесь не трогал. Убедившись, что женщина мертва, он тут же поднял тревогу.
– Как он оказался здесь? Его кто-то позвал? – Вопрос был лишним, но Питт обязан был его задать. – Он знал убитую?
– Знал ее в лицо, – ответил инспектор. – Ее звали Ада Маккинли. Жила в этом квартале лет пять или около этого. Констебль Бинс, увидев, как из дома в панике выбежал мужчина, остановил его, заподозрив неладное. Вместе с ним он вернулся в дом, решив, что, должно быть, произошла драка или клиент обидел кого-то из девушек. Задержанный оказался гостем некоей Розы Берк. Уходя от нее, он увидел дверь в комнату Ады приоткрытой и, мучимый нездоровым любопытством, заглянул в нее. Этот бесстыжий тип думал застать Аду с клиентом. Но был наказан, увидев совсем не то, что ему хотелось. – Юарт брезгливо поморщился. – Вот и бросился наутек, словно сам дьявол гнался за ним. Однако убить он не мог. Он в это время находился с другой проституткой, почти до той минуты, как выбежал из дома и констебль схватил его. Роза готова под присягой подтвердить это. Она одна из свидетельниц, которые видели, как к Аде вошел клиент. Мы говорили с ней, и она ждет вас, чтобы все рассказать.
– А мужчина? – спросил Томас.
– Он тоже ждет. – Инспектор иронично ухмыльнулся. – Зол как черт, но ждет. Такие, как он, всегда бесятся, когда их задерживают. Больше всего им страшна огласка. – Инспектор вновь состроил брезгливую примасу.
– Не поздновато ли он об этом задумался? – невесело съязвил Питт. – Ладно, что было дальше?
– Как только Бинс увидел, что этот тип дает стрекача, он задержал его. – Юарт округлил глаза. – Это было в половине первого ночи. Я прибыл сюда сразу же, как узнал об убийстве. Было где-то чуть больше часа ночи. Я осмотрел место происшествия и, как только нашел значок, сразу понял, что надо вызвать вас, поэтому послал за вами констебля Уордла. Мне очень жаль, но это дело, как на него ни гляди, ничего хорошего нам не сулит. Не вижу пока выхода. – Он тяжело вздохнул. – Надеюсь, Фитцджеймс сможет нам все объяснить, и тогда придется все начинать сначала.
– Возможно, – с сомнением произнес Томас. – А как насчет денег? Не было ли кражи?
Мрачное лицо Юарта прояснилось. В его глазах появилась надежда, но ответил инспектор не сразу.
– Думаете, это ее сутенер? – уточнил он наконец. – Неплохой выход. Я имею в виду, что это легче понять… и легче в это поверить. – Он умолк.
– Итак, были ли деньги? – переспросил Питт.
– В ящике комода среди постельного белья найден небольшой кожаный кошелек, – неохотно признался Юарт. – В нем оказалось три гинеи.
Суперинтендант печально вздохнул. Он возлагал мало надежд на возможность такой версии.
– Если бы она прятала их от сутенера, то там их уже не было бы! Прежде всего он порылся бы в ящиках комода, – устало заключил Томас.
В конце коридора пронзительно засвистел вскипевший чайник, и кто-то громко выругался.
– Возможно, они с сутенером поссорились, и он убил ее, а потом ему было уже не до денег, – предположил Юарт. – Он запаниковал и сбежал. Это наиболее вероятная версия. Хотел, мол, проучить, чтобы другим неповадно было утаивать от него деньги. У сутенера было больше мотивов совершить убийство, чем у Фитцджеймса.
– А что вы скажете о ботинках убитой? – спросил Леннокс сдавленным голосом. – Я допускаю, что он мог ее мучить, но зачем тому, кто искал деньги, связывать ботинки? Или надевать ей на руку подвязку для чулок?
– Кто его знает, – сердито сказал инспектор. – Возможно, все это проделал клиент до прихода сутенера. А тот знал, что она утаивает доходы, и нагрянул с проверкой. Девушка не успела развязать ботинки и снять подвязку.
– И вполне понятно почему, – с иронией заметил врач. – Ведь клиент, прежде чем уйти, привязал ее руку к изголовью кровати. И в таком виде ей пришлось объясняться с сутенером, не так ли?
– Кто знает? – неуверенно ответил Юарт. – Возможно, сутенер сам привязал ее, чтобы не мешала искать деньги. Он мог это сделать, чтобы потом пытать ее.
– Но денег он не нашел, не так ли? – вопросительно поднял брови Леннокс.
– Возможно, деньги хранились в другом месте – под матрасом, например. И все же, зачем такому человеку, как Фитцджеймс, убивать такую женщину, как Ада Маккинли? – Инспектор брезгливо, хотя и с жалостью посмотрел на убитую.
– Прежде всего по той же причине, по какой он использовал ее, – с горечью промолвил врач. – Я не трогал труп, – повернулся он к Питту. – Вам она еще нужна или я могу прикрыть ее?
– Прикройте, – согласился Томас, увидев, как тот расстроен. Теперь он испытывал к этому человеку гораздо более сильную симпатию, чем к Юарту, хотя последнего понимал лучше.
Начальнику участка на Боу-стрит были знакомы его чувство усталости и реакция на подобные сцены и жизнь несчастных героев этой горькой пьесы. Если когда-то у инспектора и были романтические заблуждения по поводу молодых женщин, выходящих на панель, то реальность жизни давно излечила его от этого. Нет, Юарт не был бездушным. Просто из чувства самосохранения он вынужден был держать свои эмоции под контролем. Более того, знал, что, сохраняя трезвый разум и не давая воли чувствам, он сможет лучше выполнять свои обязанности и быть полезным людям. Аде Маккинли уже не поможешь, а другим таким, как она, помочь еще было можно.
Но Питту все же была по душе отзывчивость молодого врача, в которой он видел веру в человека и сострадание к нему.
Во взгляде Леннокса Томас увидел благодарность и понимание. Получив разрешение, медик первым делом натянул на ноги убитой юбку, а затем накрыл одеялом тело и лицо девушки.
– Вы нашли еще что-нибудь, о чем следовало бы упомянуть? – спросил Питт, повернувшись к инспектору.
– Вам нужен список ее вещей? – не без иронии спросил тот.
– Пока нет. Я поговорю с констеблем Бинсом, а затем, в соответствующем порядке, – со свидетельницами.
– Здесь? – Юарт обвел взглядом комнату, стараясь не смотреть на кровать.
– А у вас есть другое помещение для этого?
– Комнаты соседок, например.
– Я поговорю с Бинсом здесь, а с каждой из свидетельниц – в ее комнате. Мне не помешает узнать расположение комнат в этом доме.
Инспектор мысленно одобрил намерения начальства. Он поступил бы так же.
Констебль Бинс, белокурый и простоватый парень, казалось, еще не пришел в себя от пережитого шока. Как постовому полицейскому, ему трудно было долго стоять навытяжку, и от неподвижности у него, должно быть, затекли ноги. Питт сразу заметил это по неуверенным шагам молодого человека, когда тот приблизился к нему.
– Слушаю, сэр. – Бинс замер перед суперинтендантом, старательно избегая смотреть в ту сторону, где стояла кровать.
– Расскажите все, что вы увидели, когда вошли в эту комнату, – велел ему Томас.
– Да, сэр. Как всегда, я совершал обход своего участка от Спиталфилдс в конце Уайтчепел-роуд до начала Майл-Энд-роуд и Энбюри-стрит. Закончив, я возвращался обратно, – на одном дыхании доложил констебль. Он глядел не на Питта, а куда-то мимо него в одну точку. – Дойдя до угла Монтегю-стрит, я увидел, как из Пентекост-элли выбежал человек. У него был такой вид, словно за ним гналось по крайней мере привидение или что-то похуже. Он бежал в сторону Брик-лейн. Я сразу заподозрил неладное, иначе зачем человеку бежать так, будто за ним кто-то гонится? Он то и дело оглядывался. – Констебль перевел дух и сглотнул слюну. – Я схватил его за ворот и остановил. Он закричал так, будто попал в лапы самому дьяволу. Тут я и подумал, что здесь нечисто. Он казался до смерти напуганным.
Питт понимающе кивал, а Юарт и Леннокс слушали не шелохнувшись, почти неразличимые в темноте.
– Я заставил его вернуться, – продолжал докладывать Бинс, переступая с ноги на ногу, словно ему было необходимо размять их. – Я сразу догадался, что он бежал не иначе как из этих комнат, больше здесь бежать неоткуда. Напротив нет жилых домов, только фабрика, а она ночью не работает. Я подумал, что он украл что-нибудь, но при нем ничего не обнаружилось. – Полицейский не смотрел в сторону инспектора и врача, словно их здесь и не было. – Эта комната первая от входа, дверь ее была открыта, вот я и вошел. – Его голос понизился до шепота, и только теперь он отважился посмотреть на лежащее на кровати тело. – Бедняжка. Я сразу понял, что она мертва, поэтому ничего здесь не трогал. Я вышел и закрыл дверь комнаты и, прихватив с собой беглеца, дал сигнал тревоги полицейским свистком. Еле дождался, когда меня услышат, хотя прошло, должно быть, не более пяти минут, как откликнулся констебль Роджерс. Он дежурил неподалеку, на Вентворт-стрит. Когда он прибежал, я тут же послал его за мистером Юартом.
– В котором часу это было? – уточнил Томас.
Лицо Бинса залилось краской смущения:
– Не знаю, сэр. Виноват, но мне было не до этого. Надо было удержать свидетеля, чтобы не убежал, а когда я увидел ее на кровати, то совсем все забыл. Я знаю, что полицейскому нельзя такое забывать, но все это здорово меня пришибло. Ведь я ее знал.
– Что вы можете рассказать о ней? – Питт пристально посмотрел на совсем оробевшего констебля.
Тот опять переминался с ноги на ногу, но выправку при этом сохранял.
– Ада жила здесь, в этом квартале, лет шесть или около этого. Приехала сюда на заработки, наверное, из деревни, из самой глуши. Была красивой, кровь с молоком, как говорят. – Он сокрушенно покачал головой, и его лицо сморщилось от искреннего сожаления. – Рассказывала, как служила горничной в одном богатом доме в Белгравии. Но не смогла соблюсти себя. – Последние слова молодой человек произнес как-то обреченно, без эмоций – видимо, эта обычная история не вызывала у него даже возмущения. – Господский дворецкий задурил ей голову. Когда она поняла, что попала в беду, рассказала все хозяйке. Дворецкий был прощен, а ее выгнали. Ребенок родился недоношенным. Он умер, бедняжка, да это и к лучшему. – Черты лица констебля заострились, и теперь его взгляд был устремлен в пространство. – Смерть его была лучшим выходом, чем приют для ребенка и работный дом для нее. Она не задумываясь пошла на панель. Ада была неглупой женщиной, умела защищаться, но и ей порой становилось тошно от такой жизни. – Остатки доброты и сожаления исчезли с лица Бинса, и оно стало жестким. – Она знала, на что шла и чего хотела, даже в истории с этим дворецким.
Питт понял, что Бинс согласен даже этому найти оправдание. Как полицейский, он готов был понять его, но сейчас было не до сантиментов.
– Может, она шантажировала дворецкого? – довольно громко, с надеждой, подал голос Юарт. – Вот он и убил ее.
– Зачем? – медленно спросил Леннокс. – Ведь хозяйка все знала. Ее мало беспокоила репутация дворецкого, и ему ничего не грозило.
– Что это нам даст? – отмахнулся Томас, прервав бесполезный спор. – Никто не принял бы слово убитой против слова дворецкого. А сейчас и подавно нечего об этом говорить.
Этим он как бы сказал о жертве то, что должен был сказать. Главным сейчас была причина, из-за которой его вызвали, и причиной этой было не убийство проститутки, а имя Финли Фитцджеймса на значке закрытого джентльменского клуба. На месте инспектора Юарта кое-кто просто проигнорировал бы эту деталь и сосредоточился бы только на поисках убийцы, а по прошествии должного времени положил бы дело на полку нераскрытых уголовных преступлений. Если бы не присутствие Леннокса, Юарт, пожалуй, так бы и поступил. Но медик видел, как инспектор обнаружил под телом убитой злополучную эмблему клуба, и никогда бы не позволил замолчать это. На лице врача не было ни осторожности, ни тем более цинизма, а лишь усталость и печаль.
В доме наконец воцарилась тишина. С улицы уже долетали первые звуки пробуждающегося города. На горизонте светлела полоска рассвета.
Питт повернулся к Бинсу:
– Это всё?
– Да, сэр. Я подождал, когда придет инспектор Юарт, и доложил ему все как было. После этого все перешло в его руки. Было чуть больше часа ночи.
– Благодарю, констебль. Вы действовали правильно.
– Спасибо, сэр. – Молодой полицейский повернулся, чтобы удалиться. Голова его была по-прежнему вскинута, а плечи развернуты, но шагал он как будто бы на онемевших ногах.
– Перейдем, пожалуй, к допросу свидетеля, – обращаясь к Юарту, сказал Томас. – Допросим его здесь.
Несколькими минутами позже в комнату был доставлен худой, узкоплечий мужчина в коричневом пиджаке и темных брюках, слишком длинных для него, так что штанины были завернуты внизу над башмаками. Бледное лицо этого человека дергалось от испуга. Сколько бы он ни заплатил за утехи этого вечера, они обойдутся ему теперь во сто крат дороже.
– Ваше имя? – начал допрос Питт.
– Об-бадия С-скеггс, – заикаясь, произнес свидетель. – Я не трогал ее, клянусь Богом, не трогал! – Он повысил голос почти до крика, чтобы только ему поверили, и еще сильнее затрясся от страха. – Спросите у Рози. – Он сделал жест в сторону коридора. – Она вам все скажет. Рози не станет врать ради меня. Я для нее никто, пустое место. – Он посмотрел на Томаса, а затем на инспектора. – Клянусь!
Суперинтендант не смог удержаться от улыбки:
– Рози вас не знает?
– Нет.
– А откуда вы знаете ее?
– Я тоже ее не… Я хочу сказать… – Поняв, что попал впросак, свидетель не знал, куда деваться. Бедняга тяжело дышал, и казалось, что ему не хватало воздуха.
– Не торопитесь отрицать, – сухо перебил его Питт. – Я все равно узнаю все от Рози. Наверняка ей известно, постоянный ли вы клиент или случайный.
– Ради меня она не будет лгать, сэр, – в отчаянии повторял Скеггс, судорожно глотая воздух. – Я ей даже не понравился.
– Я ее понимаю, – согласился Томас. – Вы помните, в котором часу пришли сюда?
– Нет. – Обадия больше не собирался рисковать и снова угодить в ловушку полицейских. – Нет. Я уже уходил, когда констебль схватил меня. А это незаконно, я ничего плохого не сделал, – жалобно заныл он. – Человеку нужно немножко поразвлечься! Я всегда хорошо плачу. Рози может подтвердить.
– Откуда ей знать, что вы делали потом, когда покинули ее комнату? – вопросительно вскинул брови Томас.
Лицо Скеггса стало злым.
– Может, вы захотели еще позабавиться, – невозмутимо продолжал Питт. – Поэтому, увидев дверь в комнату Ады приоткрытой, заглянули туда. Только вместо Ады, обслуживающей клиента, увидели ее мертвую, привязанную к спинке кровати, с петлей из чулка на шее и с подвязкой на руке…
Свидетель со стоном выругался.
– Вы бросились наутек, но констебль Бинс поймал вас, – закончил Томас.
– Я собирался поднять тревогу! – протестующе закричал Скеггс, с ненавистью глядя на обоих полицейских. Он, видимо, всерьез настроился защищать свою версию собственного поведения. – Я побежал за полицией. Вот почему я так торопился.
– А почему вы ничего не сказали констеблю о мертвой Аде? – спросил его Питт.
Обадия уставился на него с нескрываемой злобой, но промолчал.
– Вы еще кого-нибудь видели, когда бежали? – задал Томас новый вопрос.
За окном совсем рассвело. Шум на улице усилился. Появились пешеходы, задымила фабрика напротив.
– Вы спрашиваете о том, кто это сделал? – возмущенно воскликнул Скеггс. – Конечно, я его не видел, иначе сразу бы сказал вам. Думаете, я вот так стоял бы перед вами и позволял допрашивать себя как подозреваемого, если бы знал, кто это сделал?! Я не такой болван, как вам кажется!
Питт воздержался от комментариев. Его молчание обидело свидетеля – тот весь ощетинился, когда, оглядываясь, следовал за констеблем и мысленно подбирал слова позабористей в адрес полиции.
После этого суперинтендант сам навестил Розу Берк в ее комнате, расположенной через две двери дальше по коридору. Это помещение оказалось совсем не похожим на комнату Ады. Оно было попросторней, и значительную его часть занимала кровать, такая же измятая после визита клиента. Простыни на ней были серыми, неопрятными. В комнате пахло по́том и немытым телом. Скеггс получил свою порцию удовольствия, заплатив за нее столько, сколько она стоила.
Леннокс, тоже вошедший в комнату Розы, заметно побледнел. Ему совсем незачем было присутствовать при этом допросе, и Питт был немало удивлен, когда доктор последовал за ним. Возможно, подумал полицейский, хирург решил, что свидетельнице понадобится его помощь.
Однако та не производила впечатления девицы робкого десятка. Роза Берк была среднего роста, широкоплечая и полногрудая и явно относилась к тем личностям, которые умеют постоять за себя. Пряди ее темно-каштановых волос были удачно высветлены спереди, что очень ей шло. В целом Томас пришел к заключению, что перед ним довольно красивая женщина, хотя уже и утратившая первую свежесть кожи и потерявшая пару зубов. На вид ей можно было дать от двадцати пяти до сорока лет.
Роза, человек сдержанный, не торопилась заговорить первой и ждала, когда ей станут задавать вопросы. Она стояла посреди комнаты, сложив руки на груди, и, словно не замечая присутствия доктора Леннокса, смотрела только на Питта. Лишь часто вздымавшаяся грудь выдавала ее волнение. Трудно было сказать, была ли она полностью безразлична к смерти Ады или просто обладала недюжинной выдержкой. Однако суперинтендант в своих предположениях склонялся к последнему.
– Роза Берк? – начал он допрос.
– Да, это я. – Она вскинула подбородок.
– Расскажите, что вы делали вчера вечером, начиная с восьми часов, – строго произнес Томас, но, заметив ироничную усмешку свидетельницы, пояснил: – Меня не интересуют профессиональные подробности вашей жизни, я просто ищу убийцу Ады Маккинли. Видимо, он побывал здесь уже не в первый раз. Если мы не найдем его, он наведается снова. И следующий жертвой можете оказаться вы.
– Черт побери! – непроизвольно вырвалось у Розы, и она шумно втянула в себя воздух. Однако в ее глазах вместе с неприязнью было заметно и уважение.
– Не хотите ли вы сказать мне, что ничего подобного у вас здесь никогда не случалось? – спросил Питт уже не так строго. – Это будет неправдой. Убийца покалечил Аде пальцы на руках и ногах, а затем задушил ее, сделав петлю из ее же чулка, как заправский палач. – Суперинтендант не упомянул о подвязке с розочкой и связанных ботинках, решив оставить эти подробности на другой раз. – Думаете, он остановится на этом?
Доктор Леннокс поморщился, как от боли, и хотел было что-то сказать, но передумал и молча направился к выходу. Он вышел, плотно притворив за собой дверь.
Роза шепотом помянула имя Господа и, возможно, произнесла про себя молитву, потому что ее рука, словно не ведая того, что делает, осенила женщину крестным знаменем. Кровь отхлынула от ее лица, и умело наложенные румяна на щеках стали некрасиво заметными.
Питт терпеливо ждал.
– В десять вечера я принимала клиента, – сказала наконец Роза. – Вам назвать его имя? Мы не любим этого делать. Это плохо для нашей профессии.
– Да, мне нужно его имя, – потребовал Томас.
Какое-то время свидетельница колебалась, но потом все же сказала:
– Чез Ньютон. Он был здесь почти до одиннадцати вечера.
– Щедро же вы его принимали, – с сомнением в голосе заметил Томас. – Целый час? Неужели дела идут так плохо в последнее время?
– Он заплатил мне вдвойне, – резко ответила его собеседница, чье самолюбие явно было задето.
Питт ее понимал. Она была красивой, знала свое дело и многое могла себе позволить.
– А когда он ушел, где вы были? – резко спросил он.
– Оделась и пошла на улицу, конечно, – раздраженно ответила Роза. – Что еще, по-вашему, я должна была делать? Завалиться спать? Я вышла, прошлась по переулку и собралась было пройти между домами на Уайтчепел-роуд, как увидела, что с другой стороны переулка идет мужчина.
– С какой стороны? – перебил ее полицейский. – Со стороны Олд-Монтегю-стрит?
– Нет, – терпеливо пояснила женщина. – Скорее он шел от Спрингхил-Джек или Фарвер-Кристмас. Я была в самом конце переулка. Там нет фонарей. Вы что, этого не знаете?
– Но вы все же заметили, как он прошел под фонарем? – против воли повышая голос, спросил Томас.
– Да. – Роза продолжала стоять посреди комнаты, не меняя позы. Руки ее были сложены на груди.
– Опишите его внешность, – велел Питт.
– Выше меня ростом, но чуть пониже вас. Что-то в нем было такое странное. Хорошо сложен и довольно молод.
– Сколько лет? Двадцать? Тридцать? – быстро спросил суперинтендант.
– Нет, не такой молодой, а вот тридцать или около того, это да. Нелегко определить возраст у таких щеголей. Сытно едят, долго живут…
– Как он был одет? – Томас понял, что лучше набраться терпения и не подсказывать свидетельнице ответы.
Та на мгновение задумалась.
– Хорошее пальто и, видно, дорогое, несколько фунтов стоит, не меньше. Он был без шляпы. Когда свет упал на него, я увидела его волосы. Светлые, густые, да еще волнистые… Мне бы такие! – Она дернула плечами. – А вот его лицо мне не понравилось. Злое, особенно рот. Что-то в нем было неприятное. А нос ничего, какой и должен быть у джентльмена.
Роза внезапно окинула Питта оценивающим взглядом, но, видимо, передумала и ничего не добавила. К физической близости с клиентами она, видимо, относилась разумно и по-деловому. Эмоциям здесь не было места.
– Вы когда-нибудь видели его прежде? – спросил Томас, делая вид, что не заметил ее взгляд.
– Не могу сказать.
– Почему не можете?
– Потому что не знаю, – резко ответила Берк, поморщившись то ли от страха, то ли от печальных воспоминаний. – Если бы я знала, кто убил Аду, неужто не сказала бы этого вам, а потом не посмотрела бы с удовольствием, как вы вздернете этого ублюдка?! Я сама бы помогла вам в этом. Бедняжка Ада! Жадновата была до денег и ставила себя выше нас… Но все равно не заслужила такой смерти.
– И все же не припомните, может, вы видели его когда-нибудь? – настаивал Питт.
– Ночью все кошки серы. – Роза выразительно махнула рукой. – Разве вы не слышали такой поговорки? Я же не вглядываюсь в лица мужчин, мне нужны только их деньги. Моя память что-то не подсказывает мне никаких имен. Не думаю, что я когда-нибудь видела того человека. Клянусь адским пламенем, что не знаю его имени, иначе сказала бы вам.
– Адским пламенем, – медленно, раздумывая, повторил полицейский. – Почему вы так сказали?
– Потому что это единственное, в чем я уверена, – ответила женщина, смерив его с ног до головы взглядом. – Чего вы ждете от меня? Господи, откуда мне знать? – Она обвела глазами свое жилище. – Если хотите, могу поклясться райскими кущами, если они существуют. Но они не для нас с Адой. Спросите святош в сутанах. Они скажут вам, что таким, как я, погрязшим в грехе и совращающим благонравных джентльменов, гореть в адском пламени!
Роза неожиданно выругалась, причем так грубо и непристойно, что даже видавший виды Томас был потрясен, услышав это из уст женщины, да к тому же еще красивой.
– Вы когда-нибудь слышали о «Клубе Адского Пламени»? – придя в себя, спросил он.
На лице проститутки появилось искреннее изумление:
– Нет, а разве есть такой? Те, кто помирает, горят там? Это большая печь? Если бы в нее попал убийца Ады, я бы сама подбросила в печку угольку, чтобы горела жарче, джентльмен он или не джентльмен!
– А этот был джентльменом? – после недолгого колебания спросил Питт.
Роза, не колеблясь, встретила его взгляд.
– Он был похож на благородного. В деньгах, видимо, не нуждался и в себе был уверен, если появился в этом квартале в такое время, как раз когда убили Аду. Я поболталась с полчасика на Уайтчепел-роуд, мне не везло, но потом подвернулся один господин, и я вернулась домой.
– Вы никого не видели в другом конце переулка? – уточнил Томас.
– Это не мой участок, – резко ответила женщина. – Спросите у Нэн…
– Вы сказали, что Ада была жадной до денег. Она брала их у вас? – продолжил Питт допрос.
– Я не говорила, что она воровка! – рассердилась Роза, и глаза ее гневно сверкнули. – Я сказала, что она всегда думала о деньгах. Хотела, чтобы их у нее было побольше, ломала голову, как бы заполучить их не только для себя одной, но и для нас. А еще я не встречала человека, который мог бы так ненавидеть. Бывало, ненависть просто душила ее!
– Она не делилась с вами, кого именно ненавидит?
Берк в ответ презрительно передернула плечами.
С улицы донесся шум подъехавшего экипажа, громко хлопнула дверца, а затем послышался удаляющийся цокот копыт. Кто-то быстро прошел по коридору, и наверху захлопнули дверь с такой силой, что в комнате Розы задребезжали стекла.
– Ада называла когда-нибудь имя дворецкого? – поинтересовался Питт.
У Розы от удивления округлились глаза:
– Вы думаете, это он сделал? Зачем ему? Она ему не угрожала. Ей до него было так же далеко, как до Биг-Бена на Часовой башне!
– Я не думаю, что это сделал дворецкий, – согласился Томас и вновь сменил тему: – Когда вам в переулке повстречался этот джентльмен? Вы помните время?
– Нет, не помню. Наверное, было около десяти.
– Что вы делали потом?
– Нашла еще двух клиентов. Так, ничего интересного. На каждого ушло по полчаса. А потом попался этот Скеггс, жалкий придурок. Целый час потратила на него. – В голосе женщины было презрение. – Видать, ему больше нравится подглядывать. От меня он, видите ли, побежал подглядывать за Адой. – Теперь Роза стояла подбоченившись. – Что ж, он свое получил! Увидел ее, но не с клиентом, а одну и мертвую. От страха небось в штаны напустил!
– Когда это произошло, вы помните?
– Да, тут уж я посмотрела на часы. Я была чертовски зла, решила, что на этот вечер с меня хватит, и к тому же проголодалась. Я собралась на угол Чиксэнд-стрит, там торгуют пирожками, но появился полицейский, и сами знаете, что было дальше. Мне пришлось остаться дома, и я умираю от голода.
Питт промолчал.
Взгляд свидетельницы по-прежнему был полон неприязни.
– Считаете меня бессердечной шлюхой, не так ли? – Голос ее дрожал от гнева. – Так вот, мне было так же плохо, как и вам, когда я увидела ее мертвой. Но прошло уже два часа, и к тому же я не ела со вчерашнего вечера. Мы в этом квартале привыкли к смерти, она здесь частый гость и не такой добрый, как у вас, на западе Лондона. А вот ваш доктор – хороший человек. Он сказал, что Ада не мучилась. Велел Нэн вскипятить чайник, подлил каждой из нас в чашку по глотку бренди. Такого доброго человека я еще не встречала…
Рассказывая это, Берк, казалось, с трудом находила слова. Видимо, ей редко приходилось кого-либо хвалить или высказывать кому-либо сочувствие вслух. От этого ее скупые выражения показались Томасу куда более весомыми, чем его собственные. С лица Розы исчезла горечь, и полицейский смог представить себе, какой бы она была, если бы не жестокость судьбы и обстоятельств.
Другая местная жительница, Нэн Салливан, была, пожалуй, на добрый десяток лет старше Розы. Годы и джин не пощадили эту женщину, волосы ее поредели, а блеск в глазах погас, но у нее осталась, видимо, присущая ей всегда мягкость характера. Томас отметил, что в ее речи еще сохранились отзвуки живого говора Западной Ирландии.
Женщина сидела на кровати, озябшая, заплаканная и слишком усталая, чтобы на что-то реагировать.
– Да, я была в конце переулка, где же мне еще быть, – подтвердила она, подняв на Питта безразличный взгляд. – Мне в этот вечер не везло, клиентов не было, пришлось отправиться на Брик-лейн. – Салливан не стеснялась говорить о своем невезении. – А потом я и вовсе решила вернуться домой. В это время пришла домой и Ада.
– Вы видели, как к ней вошел клиент? – с нетерпением прервал ее суперинтендант.
– Конечно, видела. Во всяком случае, я видела его спину и затылок, когда он входил, и как он был одет. – Нэн вздохнула, на ее губах мелькнуло подобие улыбки. – На нем было пальто, красивое, из дорогого габардина. Уж в этом я знаю толк! Это был настоящий габардин. В свое время я работала на швейной фабрике. У нашего хозяина тоже было габардиновое пальто. Помню, оно было коричневое, сидело как влитое, без единой морщинки или складки там, где не нужно.
– А какого цвета было пальто на мужчине, который пришел к Аде? – вернул ее к настоящему Питт. Он занял единственный в комнате стул в ярде от кровати, на которой сидела Нэн.
Окно комнаты выходило на задний двор и дворовую свалку. Уличный шум сюда не долетал.
– У этого джентльмена? – на мгновение задумалась женщина, глядя в пространство. – Оно было темно-синим, а может, и черным. Но только не коричневым.
– А воротник какой?
– Воротник лежал отлично, не так, как обычно у дешевых пальто.
– Он был меховой, бархатный или, может, из каракуля? – помог Томас свидетельнице.
Та отрицательно замотала головой:
– Воротник был из того же габардина, что и пальто. Разве меховой воротник покажет линию кроя?
– Хорошо, а какого цвета волосы были у этого господина?
– Густые, – машинально ответила Нэн, непроизвольно касаясь рукой своих собственных, поредевших и неухоженных волос. – По цвету светлые, – добавила она. – Это я заметила, когда он входил в комнату Ады и свет упал на его волосы. Бедняжка Ада… – Голос Салливан пресекся. – Она этого не заслужила.
– Вам она нравилась? – неожиданно для себя спросил полицейский.
Это удивило Нэн, и какое-то время она молчала, раздумывая. Наконец произнесла:
– Думаю, что да. От нее, правда, всего можно было ожидать, но она умела быть веселой и смешила меня. Еще мне нравился ее характер борца.
– С кем же она боролась? – У Питта екнуло сердце от неразумной надежды.
– Иногда она уезжала в западную часть Лондона. Для этого требуется смелость, да еще какая! Ее поездки бывали удачными. О, Ада умела не продешевить!
– Но с кем она там боролась?
Нэн рассмеялась резким отрывистым смехом:
– С девками Жирного Джорджа в районе Гайд-парка. Это их пятачок. Если бы Аду убили ножом, я не задумываясь сказала бы, что это сделал Малыш Джорджи. Но он никогда бы не задушил Аду, да еще в ее собственной комнате. Он убил бы ее на улице и там бы и оставил. Кроме того, я хорошо знаю обоих: Жирного Джорджа и Малыша Джорджи. Я сразу бы их узнала и ни с кем не спутала.
В этом не было сомнения, ибо Томас тоже их знал. Жирный Джордж был великаном, человеком-горой, и его невозможно было спутать с Финли Фитцджеймсом. А Малыш Джорджи, напротив, был карликом. Если бы Ада вторглась на их территорию, они в худшем случае избили бы ее, может, покалечили или изуродовали ей лицо, но никогда не стали бы убивать и привлекать к себе внимание полиции. Это при их деле было совсем ни к чему.
– Значит, вы видели, как этот человек вошел в комнату Ады? – вернулся к допросу полицейский.
– Да.
Питт нахмурился:
– Вы хотите сказать, что она открыла ему дверь? Значит, она не просто привела его с собой с улицы?
Глаза Нэн расширились от удивления:
– Нет. Насколько я помню, она не привела его с улицы. Он пришел сюда сам, словно уже бывал здесь, ну, как постоянный клиент или что-то в этом роде.
– А у вас много таких постоянных клиентов? – поинтересовался Томас и уже после этого понял, что допустил бестактность по отношению к этой немолодой уже женщине. У Ады могли быть постоянные клиенты, а вот у Салливан – едва ли.
Поняла это и сама Нэн. На ее лице промелькнуло горькое сознание того, что предвещают ей последние неудачи. Она понимала, что полицейский догадывался о ее страхах и жалел ее.
Однако Нэн заставила себя улыбнуться, и ей это почти удалось.
– Не то чтобы постоянные, но кое-какие лица запоминаются. Вот только никто из клиентов не назначает нам день или время встреч. Как у кого получается, больше это случайные визиты. Но Ада была популярна. – Лицо свидетельницы скривилось в жалобной гримасе, плечи ее поникли, а глаза наполнились слезами. – Она была остра на язык. Бедная девочка… Как она умела нас развеселить! – Салливан прерывисто вздохнула. – Ей это хорошо удавалось. – Она посмотрела на Питта. – Как-то она подарила мне ботиночки. У нас с ней один размер ноги. У них были такие красивые каблучки… Тогда у Ады выдалась удачная неделя, а у меня как раз был день рождения. – По щекам Нэн катились слезы, смывая белила и румяна, но она не собиралась себя контролировать. Сейчас в ней появилось особое достоинство, и ее печаль по убитой подруге была искренней. Все это заставило Томаса на мгновение забыть об убогой комнатушке с неубранной неопрятной постелью, о вони, доносившейся со двора, о безвкусной кричащей одежде местных обитательниц и о том, что перед ним разочарованная отчаявшаяся женщина, чье тело устало от любви, так и не познав ее.
Питту оставалось только выразить Салливан свое соболезнование по поводу гибели Ады Маккинли.
– Мне очень жаль, – сказал он тихо и, не колеблясь, положил свою руку на сложенные руки Нэн. – Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы найти того, кто убил Аду. Я заставлю его ответить за это, кто бы он ни был.
– Вы сделаете это? – взволнованно воскликнула его собеседница. – Даже если это будет джентльмен?
– Даже если это будет джентльмен, – пообещал полицейский.
Примерно таким же был его разговор с третьей свидетельницей, чья комната находилась рядом с комнатой Ады. Агнес Солтер была молода, но красотой не блистала. У нее был слишком длинный нос и слишком большой рот, однако заразительная живость юности поможет ей в ближайший десяток лет компенсировать все недостатки. Когда же молодость этой девушки пройдет, а тело увянет, ее могут ждать нелегкие времена. Агнес, возможно, уже и сама над этим задумывалась.
– Конечно, я знала Аду, – спокойно ответила Солтер на вопрос Питта. Она сидела на стуле с прямой спинкой, высоко, до колен, подобрав юбки и открыв свои красивые ноги, которые, очевидно, были ее гордостью. Однако в Томасе Агнес мужчину не видела: он понял это по ее безразличному взгляду. Открывать ноги просто стало для нее профессиональной привычкой, да и поза эта казалась ей удобной.
– Она была задавакой, но неплохой девчонкой, – продолжала проститутка свой рассказ об убитой. – Была не прочь поделиться, чем могла. Как-то дала мне свои подвязки. – Женщина довольно улыбнулась. – Она понимала, что ноги у меня красивее, чем у нее, хотя ее ножки тоже выглядели неплохо. Когда речь шла о хорошем заработке, она всегда это понимала. Я тогда неплохо заработала на ее подвязках. Некоторые джентльмены просто балдеют от красивых подвязок. Наверное, леди вовсе их не носят. Там всё корсеты да длинные панталоны…
Питт благоразумно воздержался от комментариев. За окном начинался новый день, и улица, на которую выходил переулок, была уже запружена повозками и экипажами. Вовсю работала фабрика напротив.
– Мне нечего вам сказать, – продолжала Солтер. – Я ничего не знаю. Хотела бы я видеть, как этого негодяя четвертуют!.. Риск риску рознь. – Она сжала кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев, и ее прежнее спокойствие исчезло. – Любую из нас могут побить, это бывает, такова наша жизнь. Или порезать, если довести клиента до белого каления. Но то, что проделали с Адой, – это несправедливо. Она этого не заслужила. – Женщина выпятила нижнюю губу, и ее лицо стало сердитым. – Не думала, что вы устроите такой переполох. Убита еще одна проститутка… Подумаешь, какая потеря! В Лондоне их пруд пруди. Может, кто-то из святош решил почистить немного эти места? – Агнес рассмеялась высоким резковатым смешком.
Томас уловил в этом смехе страх.
– Не думаю, – искренне сказал он, хотя и допускал такую возможность. Исключать ее совсем не следовало.
– Вот как? – с любопытством сказала Солтер. – Почему же именно ее? Ада была обыкновенной шлюхой, как и все мы.
Питт не стал уклоняться от ответа. Он был искренен с этой девушкой.
– Есть причины полагать, что это мог сделать человек состоятельный и, возможно, даже с положением, – объяснил он. – Ада не привела его с улицы. По словам Нэн, он сам к ней пришел и Ада его впустила. Похоже, что он уже бывал здесь, и не раз.
– Да? – удивилась Агнес и немного успокоилась. – Наверное, она его знала?
– А как вы думаете, кого она могла знать?
Свидетельница задумалась. Питт задал этот вопрос для порядка, поскольку сам почти не сомневался, что гостем убитой был Финли Фитцджеймс. Иначе как объяснить найденный именной значок клуба?
– Кто же мог убить ее? – размышляла девушка. – Да любой, с кем она поссорилась! Например, другая проститутка, у которой она увела клиента. Но тогда они обязательно бы подрались, и шуму было бы на весь дом. Я же ничего не слышала. Хотя… – Она пожала плечами. – Можно выцарапать глаза, а если уж совсем осатанеешь, так полоснуть ножом по лицу, чтобы век не забыла. Но это все проделывают на улице, не так ли? Какой же надо быть сукой, чтобы прийти в дом и хладнокровно рассчитаться! Ведь Ада была не такой уж плохой.
– Не такой уж? – переспросил суперинтендант. – Но она все же уводила чужих клиентов, не так ли?
Солтер рассмеялась:
– Конечно, уводила. А кто из нас этого не делал? Она была красивой и умной, язык у нее был хорошо подвешен, она была веселой и любила смешить. Ада нравилась джентльменам; те любили, когда их смешат. Это помогает им забывать, в какую грязную канаву их занесло. Видимо, дома со своими леди им не удается всласть посмеяться. Там всё у-тю-тю да муси-пуси, корсеты да крахмальные юбки… – Агнес снова презрительно выпятила губу, и Питт понял, что она жалеет всех этих джентльменов. – Бедняжки, наверное, давно разучились смеяться. Ведь леди негоже это делать, не так ли?
Томас промолчал. Мысленно пред ним предстали образы его знакомых и близких леди, но что толку было объяснять этой девушке, как она ошибается?
На верхнем этаже громко хлопнула дверь, и послышались быстрые шаги по лестнице. Кто-то звонко что-то выкрикнул.
– Правда, некоторым нравится валяться в канаве, – нахмурившись, сказала Агнес. – Как свинье в навозе. Что-то их возбуждает. – В голосе свидетельницы зазвучало гневное презрение. – Черт побери! Если бы не их чертовы деньги, я бы рассчиталась с каждым из них!
Питт в этом не сомневался. Но это никак не поможет ему найти того, кто убил Аду Маккинли, которая и не думала защищаться. В ее комнате не было следов крови, а на теле не осталось никаких следов насилия – только сломанные ногти. Ни царапин, ни синяков, свидетельствовавших о драке. Только сорванный ноготь на пальце правой руки и несколько сломанных.
– Кто из ее знакомых мог так запросто зайти к ней? – спросил Томас.
– Не знаю, – пожала плечами Солтер. – Может, Томми Леттс… Он захаживал сюда. Он мог зайти, но Ада больше не работала на него. Нашла сутенера получше, как она мне сказала. Даже похвалилась этим.
– Человек, который зашел к Аде, похож на Леттса?
– Нет. – Девушка переменила позу. – Леттс – грязный слизняк. Черные замызганные волосы, как крысиные хвосты, с меня ростом. А этот господин был высокий, с густой вьющейся шевелюрой, чисто одетый, как настоящий джентльмен. У Томми Леттса сроду не могло быть такого пальто, разве что он украл бы его.
– Значит, вы видели гостя Ады? – удивился Томас.
– Нет, никогда его не видела. А вот Роза видела, и Нэн тоже. Бедняжка Нэн совсем сама не своя от горя. Сердце у нее доброе. Ваш доктор помог ей. Хоть и полицейский, а человек… – Агнес состроила гримаску. – Он еще молодой, а потом станет как все.
Более Питт ничего от нее не узнал. Он спросил, не слышала ли свидетельница какой-либо шум, но она была занята с клиентами и ничего не заметила. Это подтверждало, что убийство было произведено без шума, криков и ломания мебели. К этому выводу суперинтендант пришел и сам, осмотрев комнату. Тот, кто убил Маккинли, застал ее врасплох и действовал быстро. Значит, это был тот, кого она знала и кому доверяла.
Томас закончил допрашивать Агнес и вышел в коридор, где его поджидал Юарт. По лицу своего начальника инспектор сразу понял, что ничего нового тот не узнал и что теперь их ничто не спасет от необходимости остановиться на Финли Фитцджеймсе. Последний лучик надежды в глазах Юарта, жадно смотревшего на Питта, погас, и казалось, что он сам стал меньше ростом и как-то усох, хотя человеком был отнюдь не худым.
Суперинтендант, ничего не сказав, лишь едва заметно качнул головой.
Инспектор тяжело вздохнул. В оставленную открытой входную дверь подуло ветром с улицы.
Леннокс ждал их у лестницы. Лицо его казалось желтым при свете полицейского фонаря в полутемном коридоре.
– Фитцджеймс? – внезапно произнес он со странным интересом.
Юарт, словно угадав, что тот чувствует, болезненно поморщился и стиснул зубы. Он еле удержался, чтобы не сказать что-то резкое, но перевел дух и промолчал.
– Боюсь, что так, – согласился с доктором Питт. – Придется позавтракать с ним. Но прежде я должен заехать домой, помыться, побриться и чего-нибудь перекусить. Советую вам сделать то же самое. Пока вы мне не понадобитесь, во всяком случае, несколько часов.
– Хорошо, сэр, – ответил Юарт, хотя облегчения в его голосе не было. Передышка на какое-то время все равно не облегчала стоящую перед ними задачу.
Врач не сводил с Томаса широко открытых глаз, но тот не различал его лица в темноте. Однако суперинтендант чувствовал, как напряжено худое тело доктора под просторным сюртуком – словно у бегуна, готового к старту. Питт понимал его. Его собственный гнев, спрятанный глубоко в нем, был столь же жгуч и нестерпим.
Он отдал Юарту распоряжение оставить охрану у комнаты Ады. Дверь ее не имела замка, а если бы он там и был, то явно не стал бы помехой для местных взломщиков, которых в этом районе было в избытке. Не то чтобы Питт опасался, что будут уничтожены улики, просто надо было дождаться кареты из морга, да и Ленноксу понадобится вспомнить свои печальные обязанности и получше осмотреть тело. Томас не ждал новых улик, могущих помочь ему, но проделать все это было необходимо.
Возвращаясь домой по утренним улицам города, шумным в этот час от повозок, везущих товар на рынки – ему даже повстречалось стадо баранов, которых гнали на бойню, – суперинтендант гадал, есть ли у Ады Маккинли родственники, которым следовало бы сообщить о ее смерти, и будет ли кто-нибудь ее оплакивать. Ее похоронят в безымянной могиле, как бездомных бедняков. Про себя Томас уже решил, что пойдет на похороны, какими бы они ни были, даже если это будет самое простое погребение.
Кеб вез его в западную часть Лондона через Спиттал-филдс и Сен-Люк в объезд Холберна. На часах было без четверти восемь утра. Просыпался квартал Блумсбери, спешили по своим делам горничные и чистильщики сапог. В тихом утреннем воздухе над крышами ровными столбиками поднимался первый дымок. Прислуга разжигала огонь в плитах, готовя господам завтрак.
Когда Питт наконец приехал к себе на Кеппел-стрит и, расплатившись с кебменом, отпустил его, на востоке над Сити уже заголубело небо и подул свежий ветерок. Возможно, он разгонит ночные облака.
Парадная дверь была уже открыта. Войдя в дом и повесив пальто, Томас с наслаждением втянул в себя аппетитный запах готовящегося завтрака. Легкие и быстрые шаги говорили о том, что его дочь Джемайма уже спустилась в кухню.
– Папа! – радостно воскликнула она, увидев отца и бросившись к нему.
Ей было восемь лет. В этом возрасте девочка уже начинала ощущать и достоинство, и собственную значимость, но юная леди все еще не стыдилась крепких отцовских объятий и открытых выражений чувств. На ней была темно-синяя школьная форма, белоснежный крахмальный фартук и новые башмачки. Темно-каштановые, волнистые, как у отца, волосы были туго стянуты лентой, и вся она была аккуратной и чистенькой, как и должна выглядеть идущая в школу девочка.
Дочка с удовольствием бросилась в широко открытые объятия отца, и дробный стук ее новеньких ботиночек был слишком громким для ее тоненькой и легкой фигурки. Это даже несколько удивило Питта – он не знал, что детская обувь способна производить столько шума.
Томас подхватил Джемайму и крепко прижал ее к себе. От нее пахло туалетным мылом и свежестью чистой одежды. Суперинтендант был рад забыть об убитой Аде Маккинли.
– Мама на кухне? – спросил он, отпуская девочку.
– Конечно, – ответила та. – Дэниел куда-то засунул свои чулки, и поэтому мы опаздываем. Грейси уже приготовила завтрак. Ты голоден, папа? Я – ужасно.
Томас хотел было пожурить ее за то, что не помогла брату-растяпе, но Джемайма уже гордо вела его на кухню, и момент был упущен.
В кухне было тепло и вкусно пахло поджаренным беконом, свежим хлебом и чисто выскобленным деревом. На плите запел, закипая, чайник. Горничная Грейси, поднявшись на цыпочки, потянулась за коробкой с чаем, которую Шарлотта по забывчивости поставила на верхнюю полку. Грейси было уже почти двадцать, но она совсем не подросла с тех пор, как тринадцатилетним подростком появилась в их доме. Ей по-прежнему приходилось укорачивать подол платья или подшивать его в плечах и в талии.
Подпрыгнув, девушка лишь зацепила чай и задвинула его еще дальше.
Питт подошел и снял коробку с полки.
– Спасибочки вам, сэр, – задыхаясь от смущения, поблагодарила его Грейси.
Служанка испытывала огромное уважение к хозяину, которое возрастало после каждого его успешного дела. В принципе, она уже привыкла, что ей всегда все помогали в подобных случаях, но все же горничной было неловко, что это произошло на кухне, где она считалась хозяйкой. Во всем должен был быть порядок.
Вошла улыбающаяся Шарлотта. Глаза ее радостно засияли при виде мужа, но в них мелькнул и беспокойный вопрос. Они были женаты давно и хорошо понимали друг друга. Томас не скрыл от жены, куда и зачем его вызвали ночью и насколько это его расстроило. Однако он не считал возможным посвящать супругу в неприглядные детали нового дела.
Миссис Питт бросила внимательный взгляд на мужа. Ее беспокоил его вид: усталые глаза, небритые щеки и горькие складки у рта.
– Ты будешь завтракать? – спросила она. – Тебе обязательно надо поесть.
Глава семейства и сам это знал.
– Да, только что-нибудь полегче, – попросил он.
– Овсянку?
– Да, пожалуй.
Томас сел на твердый, с прямой спинкой стул. Джемайма, сбегав в кладовую, принесла кувшин с молоком, бережно держа его обеими руками. Кувшин был голубым в белую полоску, с надписью крупными буквами: «Молоко».
С шумом распахнулась дверь, и в кухню, победоносно размахивая найденными чулками, вошел шестилетний Дэниел.
– Нашел! – радостно показал он чулки отцу, который слишком редко видел детей за завтраком. – Папа, что случилось? Ты не идешь сегодня на работу? – Мальчик осуждающе посмотрел на мать. – Значит, сегодня день отдыха? А ты велела мне идти в школу!
– Ты пойдешь в школу, – быстро сказал Томас. – Я только что пришел с работы. Зашел домой, чтобы позавтракать, потому что еще рано навещать тех, с кем мне необходимо повидаться. А теперь надевай-ка чулки и башмаки и садись за стол. Грейси сейчас подаст нам овсянку.
Сев на пол, Дэниел натянул чулки, затем внимательно проверил, какой башмак правый, а какой левый, и застегнул их. Наконец он взобрался на стул и снова посмотрел на отца:
– А кого ты навестишь, папа?
Шарлотта тоже смотрела на мужа в ожидании.
– Человека по имени Фитцджеймс, – ответил тот сыну, а заодно и жене. – Он завтракает не так рано, как мы.
– Почему? – с любопытством спросил мальчик.
Питт улыбнулся. «Почему» было любимым словом этого ребенка.
– Я спрошу его, если хочешь, – пообещал мальчику полицейский.
Полосатый рыжий котенок, выскочивший из кладовой, испуганно остановился, выгнул спинку и боком сделал несколько неуверенных шагов. Шерсть на его хвосте стала дыбом. Непонятно откуда появившийся его черный друг набросился на рыжего, и между ними завязалась шумная драка. Овсянка стояла на столе забытой, но никто этого не замечал.
Томас отодвинул свой стул, давая Джемайме возможность заглянуть под стол, где отчаянно сражались котята. Дэниел тоже отодвинулся от стола. Это был удивительно спокойный и добрый мир, так сильно отличающийся от того, в котором рождались и умирали люди, живущие в переулке Пентекост-элли…
