14
Эйхо одевалась в изолированной комнатке в мастерской Джона Рэнсома, когда услышала, как дверь закрылась и как художник запер ее на ключ.
— Джон!
Дверь была из толстого закаленного стекла. Рэнсом утомленно оглянулся на нее, прижимающую свитер к обнаженной груди, а Эйхо дергала ручку двери, не веря тому, что оказалась взаперти.
— Я прошу прощения, — сказал он. Толщина двери скрадывала звук его голоса. — Когда с этим будет покончено… если сегодня вечером будет покончено… я вернусь за вами.
— Нет! Сейчас же выпустите меня!
Он покачал головой, потом зашагал по грохочущим ступенькам железной лестницы, как человек на грани нервного срыва. А Эйхо сражалась с дверью, упрямо не желая верить, что ей сидеть под замком, пока Рэнсом не передумает.
Она бросила взгляд на начатый им эскиз обнаженной натуры, пока еще свободный набросок, но несомненно — Эйхо. А потом, вопя что было сил, показала, сколько ругательств подобрала на улице за все эти годы.
Только суровый ветер с неспокойного моря, от которого дрожала ее стеклянная темница, завывал куда громче, чем Эйхо того хотелось.
Питер проснулся будто от толчка, когда Силки Маккензи тронула его рукой за плечо. Острая боль пронзила его, потом подступила тошнота, прежде чем он смог рассмотреть пришедшую.
— Здравствуйте, Питер. Это Силки.
Подавив недомогание, Питер попробовал улыбнуться. Правая сторона лица девушки была аккуратно перевязана.
— Как вы, Силки?
— У меня все будет хорошо.
— Который час?
Силки взглянула на золотые часики:
— Двадцать минут четвертого.
— Господи! — Питер облизнул сухие губы. В левой руке у него торчала игла, соединенная с капельницей. Все равно во рту у него пересохло. Забинтованной правой рукой (сколько же раз Тайя полоснула его?) Питер дал знак Силки склониться к нему поближе. — Поговорить надо. Не тут. Могли прослушку поставить. Они вместе не все время ходят, как я успел заметить.
— Разве это не нарушение закона?
— В суде за доказательство не примут. Но они ни вам, ни мне не верят, вот и забрасывают удочки. Хотят выловить зацепку, за какую на допросе можно будет ухватиться. Проводите меня до туалета.
Силки помогла ему встать с кровати, подставила плечо, свободной рукой подтаскивала за собой стойку с капельницей. Питер увлек девушку прямо в туалет. Его так накачали всякими жидкостями, что мочевой пузырь едва не лопался. Силки, подпирая его, продолжала поддерживать под локоть, старательно глядя на стену.
— Сегодня Тайя не в первый раз привязалась к вам, — выдал Питер.
— Да. Месяцев пять назад я была в Лос-Анджелесе. В рекламе снималась. Первая работа, которую смог устроить мой агент после того, как я сделала все, что полагалось по контракту с Джоном. Только, понимаете, Джон не хотел, чтобы я работала. Чтобы лицо мое на телеэкране красовалось. Это разрушило бы… как его… очарование, прелесть, тайну его работ, которые с таким трудом создавались и пестовались.
— Значит, чтобы сохранить картины, кончай натурщицу. Я видел Анну Ван Лайер и Айлин Вендкос.
Силки оглянулась на него. Они стояли так близко… Питер почувствовал, как дрожь прошла по телу девушки.
— Я увидела Тайю в ресторане напротив Сансет-Плаза. Она притворилась, будто не замечает меня. А я… меня всю жизнь предчувствия одолевают. Неожиданно я увидела, как на Сансет-бульвар опускается туча. Темнее и зловещей я в жизни не видела. И я во весь дух пустилась бежать. Позже наняла частных детективов. Любопытство разбирало узнать, что стряслось с моими… с моими предшественницами. Выяснила, как и вы. И однажды, беседуя с Валери, поняла, что мне шестое чувство говорило про Джона. По-моему, он безумец.
— Нам надо выбраться отсюда. Прямо сейчас. Нет. У меня машина, напрокат взял, если только полиция Кембриджа ее не забрала. Вот только не уверен, смогу ли за рулем высидеть. — Поворачиваясь, он ткнулся в Силки. Слабость насторожила его. — Силки, помогите избавиться от этих иголок, а потом принесите мне остальную одежду.
— И куда мы направляемся?
— В ближайший аэропорт, откуда можно долететь до острова Кинкерн, в Бангоре, штат Мэн.
— Не думаю, что погода там очень летная.
— Значит, чем скорее мы отправимся, тем лучше. Возьмите в камере хранения мой бумажник и часы. Забронируйте по моей кредитке два места на ближайший рейс из Бостона в Бангор.
— Не уверена, что мне этого хочется. То есть снова возвращаться туда. Питер, я боюсь.
— Силки, я прошу! Вы должны помочь мне. Моя девушка сейчас на острове с этим сукиным сыном Рэнсомом!
Владелец и шеф-пилот службы полетных услуг «Лола» в бангорском аэропорту просматривала счета у себя в конторке, когда туда вошли Питер и Силки. По часам — без десяти восемь. Снежные хлопья кружили снаружи ангара, и силы морозной в них хватало, чтобы разрисовывать стекла.
Лола была женщиной крупной, немного косившей, смахивала на видавший виды воздушный драндулет. В речи ее соленых словечек хватило бы на двух жен Лота. Питер объяснил, что им нужно.
— Вертушку, чтобы высадить вас обоих на Кинкерн в такую ядреную погоду? Не пляшет, коль скоро я собираюсь протянуть до средней продолжительности жизни.
Питер предъявил свой жетон. Знак властных полномочий Лола встретила кривой усмешкой.
— Миленький ты мой, я получила звание «Заново Рожденной» и, гром меня убей, сильно не хочу пропустить Вознесение. Иначе какой толк быть Заново Рожденной?
Вмешалась Силки:
— Выслушайте меня, пожалуйста. Мы должны туда попасть. Сегодня на острове может случиться ужасное и непоправимое. У меня предчувствие.
Лола, даже не пытаясь скрыть, как сильно поражена, выпалила:
— Дресня.
— Ее предчувствия очень верные, — подал голос Питер.
Лола еще раз оглядела обоих. Бинты и кровоподтеки.
— Мне как-то гадали на чайной заварке. Выпало, что не след связываться с людьми, от которых за версту несет тем, что их крепко побили в местечковой разборке. — Шеф-пилот взяла с полетного расписания остатки бутерброда с ветчиной, на который целый батон ушел, и в два приема умяла его.
Силки терпеливо раскрыла сумочку и достала из нее очень толстый рулон ассигнаций, половину которых, как дали убедиться Лоле, составляли сотенные.
— С другой стороны, — заговорила Лола, — у вас есть предчувствие, во что обойдется маленькая экскурсия?
— Назовите цену, — спокойно ответила Силки и принялась отсчитывать купюры, бросая их на расписание поверх увядшего листа салата.
Для удовлетворения естественных нужд в распоряжении Эйхо находились биотуалет, небольшой холодильник, где она нашла молоко, кусок сыру, воду в бутылках и белое вино. Был еще электронагреватель, не дававший закоченеть после захода солнца. Нашлась даже большая овечья шкура, в которую Эйхо завернулась, забравшись в кресло-качалку.
Физически она себя чувствовала превосходно. Выпила все оставшееся в бутылке белое вино, чего в обычное время ей бы с лихвой хватило, чтобы провалиться в беспробудный сон. Но, судя по указателю за окном, ветер метался со скоростью сорок узлов, да и обстоятельства не давали уснуть. Сердце томилось от боли и предчувствия надвигающейся трагедии.
«Если сегодня вечером будет покончено», — сказал Рэнсом. Что ему известно про Тайю и что он собирался делать?
Через каждые несколько минут, устав перебирать четки, с которыми не расставалась, Эйхо вскакивала и беспокойно обегала мастерскую. Потом замирала, чтобы разглядеть между штор каменный дом в четырех сотнях шагов. Увидеть удавалось лишь неясные огоньки, свет которых перечеркивал взметенный ветром снег. Рэнсом больше не появлялся в мастерской. Сайеру она заметила, когда та ушла из дома, наверное, отпущенная Рэнсомом. В сумерках пробираясь по острову, Сайера прошла всего в какой-нибудь сотне шагов от маяка. Эйхо дубасила по стеклу, кричала, но Сайера даже головы не подняла ни разу.
Эйхо погасила свет в мастерской. После вина начала болеть голова, больше от пережитого, чем от выпитого. Свет резал ей глаза, мешал рассмотреть что-либо за окнами. В полной темноте утешением были свечение нагревателя да красный отблеск предупредительных огней, установленных на крыше.
Устав ходить кругами по мастерской и высматривать что-либо сквозь бушующий шторм, она с ногами забралась в кресло-качалку. Ей было уже не до обид, раздумий и молитв. Пришла пора строго спросить себя: «Что, Мэри К., маленькая проблемка одолела? Так реши ее».
И в эту минуту пульсирующий свет, идущий откуда-то сверху, напомнил ей, как все началось.
По пути от Бангора в трехместном «евролете», вертушке, оставшейся не у дел после того, как Мануэль Норьега лишился фавора ЦРУ, у Питера было достаточно времени, чтобы разобраться, почему его не тянуло попарить в воздухе в свободное от работы время.
Странная то была ночь — с прояснениями кое-где по побережью, зато и с перемещением воздушных масс с силой всех семи, а может, и восьми ветров. Море с высоты тысячи двухсот футов просматривалось до самого горизонта. Внизу, куда ни глянь, оно было сплошь затянуто белыми барашками. Лунный свет окрашивал небо в цвет потемневшего серебра. Лола, поглощенная сложностями полета среди воздушных завихрений, от которых вертолет дрожал и бряцал всеми частями, хранила вид невозмутимый, уверенная в своем мастерстве, хотя порой и стискивала зубы, перекатывая меж ними виноградную жвачку, обычно упрятанную за правой щекой.
— Пора бы уж и угомониться немного, — ворчала она. — Из-за этого мы и выжидали.
Силки сделалось плохо через две минуты после того, как в половине первого они оторвались от земли, и весь остаток пути она стонала, обхватывая руками то живот, то голову. Даже для Питера, опытного моряка, привычного к непогоде, нынешняя болтанка была чем-то из ряда вон. Нанесенные ножом Тайи раны горели, при каждом толчке он молился, как бы швы не разошлись.
Лола с Питером были в наушниках. Силки свои сняла, они мешали ей покрепче охватывать руками голову.
— Где мы сейчас? — спросил Питер у Лолы.
— Над заливом Блу-Хилл. Видите там, слева, свет?
— У-гу, — выговорил он, щелкнув зубами.
— Это начало гавани. Ой-ой! Внизу катер береговой охраны, шпарит на всех парах на юго-запад. Кто-то в беду попал. Нынче в эту воду бултыхнешься — больше двенадцати минут не продержишься. Ладно, мы тоже сейчас на юго-запад пилим: точно двести сорок градусов и поближе к палубе. Ребятки, держитесь, будет малость похуже.
Питер проверил старый карманный «кольт», который позаимствовал у дяди Чарли в Бруклине, перед тем как отправиться в штат Мэн. Потом посмотрел на видневшиеся внизу острова. Куча островов, некоторые просто точечками на радаре мелькали.
— Как вы надеетесь отыскать…
— Кинкерн я узнаю по свету. Беда в том, что, помнится, никто никогда не сажал на него вертолет. Ровной площадки на острове нет. Ветер вокруг такой кучи камней, как Кинкерн, дыбом встает — самое оно для похорон по разряду НЯМ.
— НЯМ? — вскинулась Силки. Она снова успела надеть наушники.
— Невезуха, язви ее мать, — пояснила Лола и оглушительно захохотала.
Из окна своего кабинета Джон Рэнсом смотрел в бинокль на то, как мигает свет в мастерской. Знакомое чередование. Сигнал бедствия по азбуке Морзе. Изобретательность Мэри Кэтрин вызвала у него улыбку. Разумеется, меньшего от нее он и не ожидал. Она последняя и самая лучшая из женщин Рэнсома.
Взглянув на основание кинкернского маяка, затем на дорогу к городу, увидел, как от бухты двигается «лендровер». Когда автомобиль остановился возле маяка, Рэнсом не удивился, увидев, что из него вышла Тайя.
За замутненным от соли стеклом появилось лицо Мэри Кэтрин и тут же пропало, как будто она увидела Тайю.
Женщина в черном вышагивала медленно и скованно, склонив голову под порывами ветра. Правый бок придерживала рукой. Такое впечатление, что ее швыряло и било на волнах, пока она пробиралась на катере сквозь бурное море. Глядя на нее, Рэнсом не испытывал ни сочувствия, ни сожаления. Она была наростом, сыпью на его душе, как он и попытался объяснить Мэри Кэтрин. Пришло время отделаться от этого.
Рэнсом положил бинокль на стол, отпер ящик. В нем он хранил полицейский «смит-вессон» 38-го калибра. Много лет уже не стрелял из этого револьвера, однако, осмотрев, убедился, что оружие в порядке.
После этого пара телефонных звонков — и об остальном за него побеспокоятся. Как всегда. Никакой возни, никакого шума, никакой прессы.
Мэри Кэтрин он сочувствовал. Какая жалость, что и ей придется стать частью искупления. Но позже он о ней позаботится, как заботился обо всех женщинах Рэнсома. Он никогда не прятался за свой талант для оправдания дурного поведения. Когда Бог кинет ее — а нынче ночью он ее кинет, — Джон Рэнсом станет для нее Богом.
Уже надевая пальто, Рэнсом сквозь завывания ветра расслышал стрекот вертолета, пролетевшего над домом на низкой высоте.
— Питер, это Тайя! — взвизгнула Силки.
Он увидел внизу, в сотне метров, женщину в черном, которая, подняв голову, смотрела на вертолет. Потом она открыла дверь у основания маяка.
Огни мастерской вновь замигали. Затем Эйхо бросилась к окнам, неистово сигнализируя вертолету.
— Кто там? — спросила Силки.
— Это Эйхо, — радостно ответил Питер. И тут же недолгая радость испарилась, когда он увидел, как Тайя вошла в здание маяка. — Высадите нас! — обратился он к Лоле.
— Только не здесь! Может, у бухты, на пристани!
— Отсюда далеко?
— Мили три к югу, по-моему.
— Нет! Можете сбросить меня здесь? Рядом с маяком?
— Вы что задумали? — встревожилась Силки.
— Мне машину больше трех-четырех секунд на месте не удержать, — предупредила Лола. — И не ближе, чем метра три от земли!
— Нормально! — кивнул Питер. — Силки! Возвращайтесь с Лолой. На Тайю розыск объявлен. Позвоните в полицию штата, скажите им, что она на Кинкерне!
Он открыл дверцу со своей стороны и глянул на скалы внизу, высвеченные прожектором вертолета. Озноб опасности терзал его сильнее, чем ветер лицо. Ошибись он при приземлении, и трехметровый прыжок на вымерзшую каменистую землю станет для него не лучше, чем падение метров с пятнадцати.
Из мастерской Джона Рэнсома Эйхо увидела через дверь, как Тайя вышла из маленького лифта. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом Эйхо отвернулась к окнам, провожая взглядом улетевший вертолет.
Когда она вновь повернула голову, Тайя успела отпереть стеклянную дверь и войти в мастерскую. Увидев дверь открытой, Эйхо думала только об одном — как бы поскорее убраться отсюда. Но мимо Тайи, быстрой и сильной, ей не пройти. Память услужливо явила образ парня в индейской рубахе, в подземке, когда она почувствовала, как ее хватают за руку и тащат назад. До самого подрамника, на котором стоял начатый Рэнсомом этюд, где она изображена без одежды. Картина вроде отвлекла внимание Тайи, и Эйхо попыталась освободиться, ругаясь и изо всех сил молотя левой рукой по женщине в черном.
Эйхо, словно в замедленном кино, увидела, как Тайя поднимает прижатую к боку свободную руку. Перчатка на ней была липкой от крови. Вот негодяйка нащупала стол за спиной. Пальцы обхватили рукоятку ножа, который Рэнсом ежедневно оттачивал, прежде чем подровнять кисти.
И тут Эйхо завопила в голос.
Питер уже до половины забрался по винтовой железной лестнице, припадая на ушибленное колено, когда услышал ее вопль. Понял, что это означает. Черт, он двигался слишком медленно и был слишком далеко от Эйхо, чтобы хоть чем-то ей помочь.
Тайя нанесла удар, распоров Эйхо основание ладони, которую та взметнула, защищая лицо.
Затем, вместо того чтобы нанести второй, смертельный удар, женщина в черном направила нож на холст, стоявший на подрамнике, и яростным движением располосовала его.
На какой-то миг тело Тайи оказалось склоненным перед Эйхо и уязвимым. Эйхо ухватилась за рабочий стол и сильно ударила Тайю коленом под ребра, как раз в то место, куда угодила пуля, выпущенная Силки в кембриджской квартире.
Тайя, хрипло всхлипнув, упала, выронив нож. Она потянулась за ним, когда в мастерскую влетел Питер и бросился к ней.
— Брось, черт тебя побери, брось!
Он перехватил ее руку с зажатым ножом, пока Тайя силилась встать с пола и напасть на него. Свободной рукой полицейский ударил ее по лицу, как это делают в уличных драках. По глазам не попал, зато попытался взять на захват, когда у нее голова качнулась.
Показалось, что на руку часть ее кожи намоталась. Но то оказалась маска.
Ее настоящее лицо было покрыто беспорядочными округлыми оспинами от сигаретных ожогов.
Боль изводила обоих, но удержать Тайю Питер не смог. Он знал — сейчас она ударит ножом. Но помогла Эйхо, захватив шею Тайи согнутой в локте рукой и рванув назад. Питер тут же коротким хуком врезал женщине в черном по челюсти и разом сбил ее с ног. Вырвал нож, рывком поднял Тайю на ноги. Сознания та не утратила, но глаза сходились к переносице — сил сражаться у нее не осталось.
— Отпустите ее, Питер, — раздался сзади голос Джона Рэнсома. — Все кончено.
Питер резко оглянулся:
— Еще нет! — Он опять заглянул Тайе в глаза. — Ты мне только одно скажи. Это Рэнсом? Это он подсылал тебя ко всем своим женщинам? Говори!
— Питер, она не может говорить! — воскликнула Эйхо.
Тайя все еще не пришла в себя. В уголке рта появилась струйка крови.
— Делай что хочешь, только скажи! Мне нужно знать!
— Питер, — произнес Джон Рэнсом, — прошу вас, отпустите ее. — Голос звучал устало. — Разбираться с Тайей мое дело. Она моя…
— Это Рэнсом?! — заорал Питер прямо в лицо Тайе, когда та, сощурившись, уставилась на него.
Женщина кивнула. Глаза ее закрылись. Секундой позже Рэнсом в нее выстрелил. Кровь и осколки кости из дырки у нее во лбу брызнули в лицо Питеру. Тайя повисла на руках Питера, уже не слыша воплей Эйхо. Все еще удерживая Тайю, Питер обернулся к Рэнсому, не в силах от ярости выговорить ни слова.
Рэнсом опустил «смит-вессон», глубоко вздохнул.
— Я несу за это ответ. Простите. А теперь опустите ее, пожалуйста.
Питер выпустил Тайю из рук, достал пистолет и, держа его обеими руками, наставил его на Рэнсома в нескольких дюймах от лица.
— Бросай ствол! Не то я тебя с Божьей помощью прямо тут прищучу!
— Питер, нет!..
Рэнсом еще раз вздохнул, медленно снял палец с курка.
— Все в порядке, — произнес он до жути спокойно. — Я кладу револьвер. Не позволяйте чувствам взять верх. Никаких случайностей, Питер. — «Смит-вессон» 38-го калибра лег на стол. Рэнсом медленно отвел от него руку, посмотрел на лежащее между ними тело Тайи. Питер стволом пистолета показал, чтобы отошли от стола.
— Вы арестованы за убийство! У вас есть право хранить молчание. У вас есть право воспользоваться услугами адвоката. Все сказанное вами может и непременно будет обращено против вас во время суда. Вам все понятно?
Рэнсом кивнул.
— Питер, это была самооборона.
— Заткнись, черт тебя возьми! Эта штука у тебя не пройдет!
— Это вне пределов вашей юрисдикции. И еще одно. Я владею этим островом.
— На колени, руки за голову.
— Полагаю, нам стоит поговорить, когда вы будете в более разумном…
Питер снял палец со спускового крючка своего «кольта» и ударил рукояткой Рэнсому по макушке. Тот обмяк и упал на одно колено. Потом медленно поднял руки.
Питер взглянул на Эйхо, которая натянула рукав свитера на раненную Тайей руку. Она сжимала ее в кулак, пытаясь остановить кровь. От страха ее трясло.
— Ой, Питер, о Боже! Ты что собираешься делать?
— Владеете этим островом, говорите? — обратился Питер к Рэнсому. — Да плевать! С тем и отправимся.
