Первое сообщение
В воскресенье утром Ана, по своему обыкновению, пошла в местечко. Как уже повелось в последние месяцы, она сразу направилась в канцелярию Народного комитета. Горожане приветливо здоровались с ней, справлялись о здоровье, о видах на урожай и про всё прочее. Только про Янко, чтоб не бередить её рану, не спрашивали. Добрые люди жалели её в душе, а иной раз вздыхали промеж себя: «Бедная Ана! Жена без мужа, мать без сына!»
С тяжёлым сердцем подходила она к новому трёхэтажному зданию посреди местечка. Всю дорогу она думала лишь об одном: пришёл ли ответ. Нашли ли его! И представляла себе такую сцену: Иван Брдник, секретарь, при её появлении внезапно озаряется, достает из письменного стола запечатанный конверт и, вручая его ей, говорит с улыбкой: «Ана, это тебе».
И каково было её удивление, когда пожилой седовласый секретарь при виде её действительно полез в ящик и с улыбкой подал ей большой белый конверт.
— Пришло с сегодняшней почтой. Из Любляны, из Красного креста.
Как вкопанная остановилась она возле письменного стола.
Во сне это или наяву?
— Возьми и распечатай!
Нет, значит, не сон!
Ана протянула руку, взяла конверт, дрожащими руками разорвала его и вынула белый лист. Уже при первом слове она вся просветлела. Даже худощавое лицо Брдника засветилось радостью.
— Нашли его?
Ана протянула лист секретарю и, прижав руку к груди, чтоб унять расходившееся сердце, прошептала:
— Прочтите!
Брдник развернул лист и медленно, подчеркивая каждое слово, стал читать:
Уважаемый товарищ!
Международная организация беженцев несколько дней назад прислала нам из Германии следующее сообщение:
Янко Слапник, увезённый из Югославии, из словенского края Стеничи, по-немецки Тенчах, летом тысяча девятьсот сорок четвёртого года, под именем Курта Грота воспитывается в семье Фрица и Фриды Грот, проживающих в Хаймдорфе, близ Ганновера. Как нам удалось установить, мальчик здоров и окружён заботой и попечением приёмных родителей. Мы уже подали прошение о возвращении мальчика его родной матери.
Надеемся, что в самое ближайшее время сможем известить вас о приезде Вашего сына на родину.
СМЕРТЬ ФАШИЗМУ — СВОБОДА НАРОДУ!
— Так, так! — сказал Брдник. — Наконец дождалась!
— Да, дождалась! — воскликнула Ана и ещё раз быстро пробежала глазами письмо. Затем положила его обратно в конверт и торопливо вышла из канцелярии.
Перед общиной ей было преградили дорогу мужчины, которые собирались здесь, чтоб потолковать о том, что происходит у себя дома и на белом свете.
— Ана, как дела?
— Нашли его, нашли!
— Кого? — полюбопытствовал старик, державший на уме не одного Янко.
— Янко, моего Янко! — крикнула Ана.
— Где? Как! — оживились мужчины.
Но Ана была уже далеко, она спешила домой. Из канцелярии вышел Брдник. Он-то и объяснил им, что и как.
Выйдя из местечка, она сразу увидела свой дом на ближнем отроге. Озарённый ласковым утренним солнцем, он белел в саду, под которым простиралось большое поле. Верхняя половина его была вспахана; над садом вплоть до тёмного елового леса тянулось пастбище. Всё это принадлежало ей. Надел невелик, но хорош. А дальше уходила в голубое безоблачное небо заросшая лесом гора.
Сейчас на Слемене тишина и покой. Но пройдёт неделя-другая, думала Ана, замирая от счастья, и оно оживёт, наполнится весёлым шумом и криком, день-деньской будет Янко петь и кричать, и радостный голос его зазвенит по всей округе, будет слышен внизу, в местечке, и высоко в горах. Не будет больше грустных вечеров, когда она часами стояла на пороге, глядя в долину, в сторону Стеничей. Теперь она будет сидеть на завалинке и слушать Янко. Он станет рассказывать, как жилось ему на чужой стороне, у чужих людей, как всей душой рвался домой, но не знал, куда идти, как звал свою мать, но она не слышала его. А она ему поведает, какие муки приняла в лагере, как упорно увёртывалась от смерти, на которую её там обрекли, и как ей было тяжело, когда, вернувшись сюда, в полуразрушенном доме она нашла одну только бабушку. И бабушке есть о чём порассказать. Она расскажет, как через несколько дней после самого страшного несчастья, когда-либо случавшегося на Слемене, вернулась на пепелище и начала поднимать хозяйство, что называется, голыми руками — без скота, без инструмента, без горсти зерна. И как через добрых людей передала Ане, чтоб она не зачахла с горя и тоски, что Янко вернулся, сообщала ей даже, как он вырос и шлёт ей большой привет.
Из сада Юрая выскочил на дорогу Ловренц.
— Напугал тебя? — засмеялся он.
— На́ вот, Ловренц, читай! — воскликнула Ана и протянула ему письмо, которое всё ещё держала в руке.
По счастливым глазам её Ловренц понял, о чём там написано.
— Значит, всё-таки нашли!
— Да!
— Я же говорил тебе! — Он быстро прочёл сообщение и уверенно заявил: — До конца месяца будет дома!
— Правда?
— Теперь пойдёт быстрее, раз его нашли.
— Ему дали другое имя, хотели насовсем присвоить.
— Как ты думаешь, охота ему понравится? — спросил Ловренц, возвращая письмо.
— Ему понравится всё, что нравилось Симону!
— У меня есть детское ружьё со сломанным прикладом. Сегодня же сделаю новый. Пусть мальчик порадуется.
— Надо приготовить ему бельё, одежду, башмаки… — спохватилась Ана и заспешила домой.
Ловренц проводил её взглядом, потом повернулся, намереваясь идти в местечко, но вдруг вспомнил, что внизу у него никаких дел нет, и, махнув рукой, пошёл домой, чтоб без промедления починить ружьё.
Бабушка вся светилась радостью и счастьем.
— Нашли его, нашли! — без устали повторяла она. — А я уж на него крест поставила. Нет, Янко, всё-таки я тебя увижу!
Вскоре на Слеме, где после стольких лет снова звенела песня Аны, потянулись соседи с уединённых хуторов, жители местечка, крестьяне из ближних сёл. Каждому хотелось собственными ушами услышать радостную весть. Многие приходили в надежде увидеть мальчика, который через шесть лет вернулся к матери. Каждый приносил для него подарок — перочинный ножик, свисток, пару подмёток на башмаки, корзинку сушёных яблок и орехов или домашнюю колбасу.
В конце недели явилась группа школьников во главе с учительницей.
— Ещё не приехал? — разочарованно протянули они.
— Внизу, в местечке, разнёсся слух, что он приехал вчера вечером, — объяснила учительница.
— Нет ещё, — ответила Ана, радуясь их приходу и вместе с тем печалясь, что Янко ещё нет. Но она ждёт его с минуты на минуту… завтра, послезавтра…
— Мы принесли ему книги и игрушки, — сказали два самых смелых мальчика, кладя на стол свои свёртки.
— Спасибо, Зинка, спасибо, ребята! — поблагодарила растроганная Ана.
Зинка, её всё ещё величали партизанской кличкой, сжала Анину руку и попросила:
— Дайте мне знать, как только приедет. Я выполню своё обещание, буду учить его нашему языку. Ведь он его совсем забыл.
Целую неделю Ана с бабушкой провели в хлопотах и приготовлениях к встрече Янко и в разговорах о нём. Вторая неделя показалась им длиннее. Ана каждый день ходила в местечко.
— Есть ли вести? — спрашивала она с порога старого Брдника.
Брдник улыбался:
— Так скоро это не делается. Сначала надо всё утрясти с приёмными родителями, выправить документы, найти сопровождающего. Шесть лет ждала, подожди ещё недельку.
— Понятно, понятно…
Но, вернувшись на Слеме, она долго стояла у дома, глядя вниз на дорогу — а вдруг Янко приедет…
