Глава 12
Могильный холод
Варнаков и другие
Август 2016 г. Четверг. Искитим
На кладбище они отправились в одиннадцатом часу вечера, оставив Закира в квартире. По дороге решили заправиться бензином, но у АЗС наткнулись на большую очередь автомобилей. Доехали до следующей станции, однако и там очередь оказалась не меньше.
– Надо заправляться здесь, лучше варианта не найдем, – сказал Нагаев. – Эффект паники, народ запасается бензином.
– А в честь чего паника? – не понял Стеблов.
– Как в честь чего? Нашествие муляжей. Люди после Скачка очень напуганы и реагируют на любую аномальную активность Зоны. Поверьте мне – многие уже запасаются солью и консервами.
– А в чем логика? Если Зона снова скакнет, разве солью спасешься?
– Не спасешься. Но у паники нет логики. Впрочем, как и у Зоны.
На АЗС простояли минут двадцать. До кладбища, расположенного на северо-востоке за чертой города, добрались без приключений, но почти в одиннадцать часов.
– Сейчас главный вход закрыт, туда соваться не будем. Дальше есть проселок, где ночью редко кто ездит, – сказал Нагаев. – Я раньше с той стороны и подъезжал, потому что оттуда совсем близко до могилы. Но недавно там ограждение поставили, облагородили, так сказать.
– Ограда высокая? – спросил Стеблов.
– Да так, пустяки. Хотя с вашим ростом придется напрячься. Но мы вас подсадим в случае чего.
– Спасибо. Вот чего не люблю, так это по заборам лазить. С детства. Было дело – как-то зацепился штаниной за штырь, когда у соседа малину воровал, а внизу злющий кобель. Ох и натерпелся ужаса.
– Ты еще ужасов нашего городка не видел, – сказал Колян. Сам не понял, зачем сказал. И добавил: – Обойдемся без тебя. Детские комплексы – это серьезно.
Варнакова еще со вчерашнего вечера немного напрягало то, что Стеблов постоянно находился рядом с ним – прилепился банным листом и присматривает, будто он, Колян, пацан какой-то. Михаил, конечно, постарше (под сорок уже, наверное, а то и больше), и тертый калач, судя по всему, но ведь чужой. Можно сказать – чужак.
Сейчас Колян ощутил неприятное чувство, похожее на ревность. Свалился со своего далекого Сахалина и туда же – артефакты ему подавай. Ишь, как глазенки загорелись, едва про Лунный Цветок прознал! А ты его заслужил, этот Цветок? Ты по Зоне на карачках поползал между «плешей», повопил от боли, когда «жарка» до костей прожигает? И вообще – на Цветок Вафида вышла. И жизнью за это заплатила. А какое отношение к Вафиде имеет Стеблов?
В эту минуту Варнаков забыл о том, что еще недавно не испытывал особого желания лезть в Зону. В нем пробуждался азарт.
– Вот здесь налево, – сказал Нагаев. – Теперь метров сто и к ограде. Там старая колея сохранилась, где раньше машины оставляли… Ага, вот здесь. И за кусты, чтобы с дороги не отсвечивать.
Они остановились. Колян посмотрел в боковое окошко и изрек:
– Значит, так. Ограждение и на самом деле высокое. Думаю, мы с Равилем Салиховичем вполне управимся вдвоем. А «коротышки» пусть остаются на стреме.
– Да я пошутил по поводу заборов, – сказал Стеблов. – Так, для разрядки. Я тоже умею по ним лазить.
– Шутки шутками, но ты, Михалыч, лучше машину посторожи. Мало ли чего. А то вернемся, а машина тю-тю.
Последние слова Варнакова внезапно насторожили Михаила. Он нахмурился и спросил:
– А здесь эти, как их, муляжи не бродят?
– Чего? – Колян, не ожидавший подобного вопроса, на мгновение «завис». – Ну ты и загнул! Отсюда им далеко топать, считай, через весь город. Понимаешь, муляжи вылезают только из захоронений, находящихся на территории Зоны. Это она на покойников как-то воздействует. Но за пределами Зоны никакого аномального влияния нет. Вообще никакого. Так что на этом кладбище покойники спят спокойно, от него до Периметра километров пять-шесть. А то и больше.
– Но ведь в Искитим же муляжи заходят?
– Понимаешь, они абы куда не ходят. Идут или в свое бывшее жилье, или к родственникам. А зачем им идти на кладбище?
– А вдруг у них здесь какой-нибудь родственник похоронен?
Нагаев негромко засмеялся:
– А ведь резонный вопрос. Как-то он никому раньше в голову не приходил.
– Михалыч, – сказал Колян. – Скажи прямо, ты муляжей боишься?
– Не то чтобы боюсь… Просто я с ними никогда дела не имел.
– А вы что, Михаил, тут недавно? – спросил Нагаев.
– Около месяца. Нет, я не боюсь. Но ведь эти, нынешние, муляжи какие-то бешеные, верно? Черт знает что у них на уме.
– Сделаем так, – решил Варнаков. – Оставайся тут и жди нас. А если что… Пистолет ведь с тобой?
– Да.
Стеблов распахнул куртку на замке и показал левую внутреннюю сторону. Рукоятка «макарова», с которого Михаил так и не снял глушитель, торчала из длинного кармана в районе подмышки. Рядом, ближе к линии замка, находился еще один карман, покороче.
– Ловко, – сказал Колян. – Ты что, постоянно пистолеты с глушителем таскаешь?
– Нет, это… Это я так, на всякий случай. – Стеблов смутился. – Можно что угодно засунуть – от бутылки до большого гаечного ключа. Я в Южно-Сахалинске так и делал на случай форс-мажора – я там на окраине жил.
– Предусмотрительный ты мужик, Михалыч. Так вот, по поводу муляжей. Если вдруг что, стреляй, и лучше в голову. Они после выстрела на какое-то время отключаются. Но я надеюсь, что до этого дело не дойдет.
Они выбрались из автомобиля и приблизились к ограде.
– Ты глянь – ночь-то какая лунная, – сказал Нагаев. – Светло без фонариков. Три дня моросило, а тут распогодилось. Словно специально.
– Могила далеко? – спросил Стеблов.
– Да нет, – отозвался старик. – Метров сто, не больше. Вон видите высокое дерево виднеется? Это старая береза. Могила Гулии от нее в десятке шагов левее.
Михаил вытащил сигарету и, щелкнув зажигалкой, закурил.
– Будете, Равиль Салихович?
– Нет. Я лучше потом.
– Что, кошки скребут?
– Скребут. Но это из-за Гулии. Не думал, что буду ночью к ее могиле пробираться, словно вор. Печально всё это… Быстрей бы уж с этим закончить.
– Ну тогда… – сказал Стеблов. – Удачи, что ли.
– К черту! – отозвался Колян.
Нагаев и Варнаков перебрались через ограду и медленно двинулись между могил. Старик подсвечивал под ноги фонарем, бормоча под нос: «Не слышно шуму городского, над невской башней тишина…»
– А почему «невской»? – негромко спросил Колян. – Это про Петербург?
– Про него.
– Вы там бывали?
– Учился я там. Но вообще-то это стихи Блока.
– Знаю такого. «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Бессмысленный и тусклый свет…»
– Что, запомнилось?
– В юности проняло. Страшное стихотворение, враз мозги прочищает.
– Жизнь страшнее. А вообще – не знал я, что ты стихи любишь.
– Я не люблю. Просто запомнилось.
Дальше они продвигались в молчании почти до самой могилы. У приметной высокой березы, от которой следовало повернуть налево, Нагаев неожиданно остановился и сказал:
– Коля, а мы ведь лопату забыли. Как копать будем?
– А зачем копать? Я прихватил кухонный нож – думаю, его достаточно. Вы считаете, что Вафида там яму выкапывала?
– А что?
– Если и выкапывала, то маленькую ямку. Тайник должен находиться очень близко к поверхности. Возможно, даже на виду, так, чтобы вы могли его очень быстро обнаружить. Естественно, когда догадаетесь, что он находится где-то там.
– Верно. Действительно, я и не сообразил. Глупо всю могилу перекапывать. Если тайник там есть, то прямо под носом.
Сначала они проверили землю под могильной плитой и возле каменной стелы, изготовленной в форме продолговатого конуса. Затем Нагаев взял нож. Однако, ткнув несколько раз в землю, выпрямился и со вздохом произнес:
– Коля, давай ты.
– Спина болит?
– Есть немного. Но тут, скорее, сердце. Не могу я здесь в землю ножом тыкать. Мандраж какой-то. Суеверным, что ли, становлюсь. – Он протянул нож Коляну: – Держи. Покопайся, на тебя Гулия не рассердится. А мне… Я лучше пока на скамеечке посижу, чтобы не нарываться. – Старик криво усмехнулся.
– А как ваша жена умерла, Равиль Салихович? От болезни?
Колян спросил, чтобы не молчать. Ему тоже стало не по себе. Не столько от обстановки ночного кладбища – видали и не такое – сколько от слов старика, слегка отдающих паранойей. Вафида говорила, что отец не верит ни в Бога, ни в черта. Поверил? Или он так шутит, чтобы взбодриться?
– Не совсем от болезни, Коля, – после паузы откликнулся Нагаев. – Гулия испытывала средство от паралича, который возникает при поражении «коричневым мхом». Ну есть такая аномальная гадость, ты знаешь. Человека постепенно парализует, и в результате он мучительно умирает от удушья. Гулия установила, что механизм действия схож с действием яда кобры, и начала разрабатывать антидот. Экспериментировала с мышами, ну и… в общем, заразилась, если так можно выразиться, ядом «коричневого мха». Я застал ее последние минуты. Лучше бы, наверное, такое не видеть. Ужасно…
Он махнул рукой и замолчал…
Варнаков провозился минут десять, используя нож в виде щупа. Проредил всю почву в площади оградки, вымазал джинсы в земле, оцарапал руки о какой-то колючий сорняк – все безрезультатно.
– Хватит, Коля, – наконец сказал Нагаев. Он сидел на маленькой скамеечке внутри оградки и курил. – Ошиблись мы. Не экскаватором же здесь копать? Нет, что-то мы упустили. Или направились не в ту сторону.
– Хотите сказать, в сторону кладбища? – спросил Колян. – Это я вас на кладбищенскую тематику навел.
– Да, помню. Мы говорили о том, что Махаллат родила смертная женщина, ну и съехали потом на кладбище. А вот сама Махаллат – она какое отношение к смерти имеет?
– Хотите сказать, что мы неправильно трактовали намек на Махаллат?.. Возможно. Вот вы, Равиль Салихович, вспоминали о том, что Вафида изображала ее на маскараде. А как эта дьяволица выглядела?
– Как выглядела? – Нагаев внезапно хмыкнул. – Помню я этот маскарад… видишь ли, Махаллат часто рисуют в виде женщины-змеи. То есть верхняя половина туловища человеческая, а нижняя – змеиная. Так вот, Вафиде очень хотелось, чтобы у нее был змеиный хвост. Гулия замучилась ей объяснять, что в этом случае Вафиде придется ползать, а не ходить. В конце концов они что-то такое соорудили, из-за чего на утреннике Вафида еле-еле кандыбала. И даже, если мне память не изменяет, пару раз шлепнулась, наступив на хвост.
– Значит, змеиный хвост?
– Намекаешь на тему змеи? Да я уже думал об этом. Даже медицинскую эмблему вспоминал – чашу со змеей. Гулия ведь у меня медиком была по образованию. Только не нахожу я здесь ключа. Линию кладбища мы отработали… ну не выкапывать же гроб? Нет, Коля, это ложный след.
Варнаков с силой воткнул нож в землю.
– Да, похоже на то. Ладно, хоть заодно часть травы выпололи.
Он злился и на старика, и на Стеблова, но, в первую очередь, на себя. Как он мог повестись на эту дурацкую затею с кладбищем? Вафида, конечно, была девушка с богатой фантазией, но тут уж очень сложно и неопределенно…
Зачесалось запястье под браслетом. Колян посмотрел на грязные, выпачканные в земле ладони и тихо матюкнулся. Бляха-муха! Словно картошку выкапывал.
– Гуки в гогу и не деггаться! – скомандовал со спины чей-то картавый голос. – Погешу на месте.
Варнаков замер – не столько от испуга, сколько от неожиданности. Рядом сдавленно кашлянул Нагаев.
– Тихо! – взвизгнул тот же голос. Его обладатель явно пытался выглядеть крутым, но голос выдавал неуверенность. – Стагик, ты тоже встал. И гуки за голову, кому сказал, мать вашу!
– Они, наверное, оглохли, – произнес второй голос. В отличие от первого, тембр был низким и сиплым. – Или обосрались на хер, гробокопатели хреновы. Эй, в кепке, тебе три раза повторять?
Последняя реплика относилась к Варнакову. Он перед поездкой нацепил на голову летнюю кепочку Закира с пластиковым солнцезащитным козырьком, взяв ее с полки гардероба. Так, на всякий случай надел для дополнительной конспирации.
Колян покосился на нож, воткнутый в землю почти рядом с правой ногой. Если бы продолжал сидеть на корточках, то мог бы дотянуться до ножа. Но он уже успел подняться и распрямить ноги. Да и перцев за спиной не меньше двух. И если оба с «пушками», то затея с ножом обречена на провал.
Варнаков медленно, демонстративно растопырив пальцы, вытянул руки вверх. Потом слегка опустил, согнув локти. Влипли! И непохоже, что случайно. Засада?
– Теперь спокойно, без резких телодвижений, выходим из оградки, – распорядился сиплый голос. Колян, выполняя команду, повернулся в сторону «сиплого» и увидел двух мужчин.
Первый стоял теперь слева от него метрах в четырех, около соседней могилы. Его Варнаков в свете луны разглядел отчетливо. Высокий и худощавый, в темных мешковатых штанах и такой же темной куртке спортивного покроя – с блестящей линией замка. Правая рука приподнята и вытянута вперед. В ладони – пистолет. Ствол тонкий и длинный, но вроде бы без глушителя. «Токарев»?
Второй находился по диагонали от Коляна, рядом с калиткой. Когда Нагаев поднялся со скамейки и шагнул по направлению к калитке, второй мужчина сместился на пару шагов левее от себя, в сторону Варнакова. «Боится, что мы окажемся с Равилем на одной линии огня, – подумал Колян. – Грамотный перец, черт бы его побрал».
Этого, второго, он толком не рассмотрел. Мужик прятался в тени большой березы и к тому же стоял спиной к луне. Но правая рука у него была приподнята, как и у «спортсмена», и в ладони он сжимал что-то очень похожее на пистолет.
– Слушай, Француз, – сказал «спортсмен», и Варнаков определил в нем обладателя сиплого голоса. – А на фига нам этот чел в кепке? Шеф ничего про второго не говорил – только про старика. Может, грохнем его тут же? Зачем нам лишняя возня?
Колян, едва успевший шагнуть вперед, застыл на месте. Речь явно шла о нем.
– Ну хген его знает, – неуверенно протянул картавый Француз. – Чтобы кого-то мочить, Жога тоже не говогил.
– А ты позвони?
– Думаешь?
– А чего? Если чел не при делах, так его всё равно грохнуть придется. Уж лучше сразу здесь. Смотри, какой качок. Еще ерепениться начнет.
– Ну… хм. Ладно, попгобую. А вы, угоды, – стоять на месте!
Француз опустил руку с пистолетом, а другой рукой вытащил из кармана трубку мобильного. Варнаков скосил глаза на рукоятку ножа, которая теперь торчала из земли в полуметре позади. Так. Его частично прикрывает от «спортсмена» надгробная плита. Плюс стела, которая тоже может послужить помехой для стреляющего. Если резко упасть на землю и схватить нож, то «спортсмен» его завалить, скорее всего, не сможет. Но что потом? Если он метнет нож в «спортсмена», то Француз успеет выстрелить из пистолета. А если сначала метнуть нож во Француза, то тогда с ним разделается «спортсмен».
Если бы он был один, то можно было бы проскользнуть в калитку и дать деру между могилами. А то и вообще через оградку махнуть. Но прямо у калитки стоит Нагаев. Во-первых, он может помешать. Во-вторых, его-то наверняка завалят, даже если Колян ускользнет. Хотя…
– Это я, – сказал Француз. – Тут такая кагтина, Жога. Стагика мы взяли, но с ним еще один хген… Да хген его знает, в пегвый раз вижу. Что с ним делать, тащить на базу?
Варнаков вдруг подумал о том, что бандитам (а в том, что это бандиты, он уже не сомневался) Нагаев был нужен живым. Точно, живым! Ведь после Вафиды старик оставался единственной ниточкой, ведущей к Цветку. Но имел ли право Колян рисковать жизнью старика? Ведь если «спортсмен» откроет пальбу…
– Газобгаться на месте? – спросил Француз. – Я не гасслышал.
А своей жизнью он имеет право рисковать? На фига ему заботиться о Равиле, если его самого сейчас здесь пришьют?
Варнаков напружинил ноги и слегка пригнулся.
И в этот момент негромко хлопнул выстрел. Пух!
Уже падая, Колян успел заметить, как дернулось тело «спортсмена». А ведь стреляли из оружия с глушителем! Он отметил это автоматически, хватаясь за нож, и тут же перевернулся на спину.
Выронив от неожиданности мобильный, Француз пригнулся, прячась за оградкой. Его ладонь, сжимающая пистолет, взметнулась вверх.
На мгновение глаза Варнакова и Француза встретились.
Колян, продолжая лежать, попытался завести правую руку для броска.
Пух! И сразу – бдзинь! Пуля со звоном срикошетила о железный прут оградки над головой Француза. Тот, не успев выстрелить в Коляна, боком нырнул за оградку.
«Не достать гада!» – молнией мелькнула мысль. А дальше он не думал. Не отдавая отчета в собственных действиях, Варнаков, словно гуттаперчевый, оттолкнулся от земли и перелетел через надгробие. Почти одновременно треснуло подряд, отчетливо и громко, несколько пистолетных выстрелов – это уже палил Француз. Одна из пуль попала в стелу, и мелкая мраморная крошка секанула Коляна по шее. Он вжался в землю, пытаясь прикрыть голову ладонью и еще не понимая, что спасся. Могильный холм прикрывал его от огня Француза, а тот не мог приподняться, потому что в него тоже стреляли. Неужели Стеблов?
«Пах! Пах!» – раздалось откуда-то из-за головы Варнакова.
Бах! Бах! Бах!
Француз палил в ответ, не жалея патронов. Но его выстрелы, как показалось Коляну, звучали всё глуше.
Бах! Бах!
Пах!
И все стихло.
