Только в мае 1967 года мы наконец встретились с китовой акулой. Неделю подряд «Калипсо» шла в Индийском океане курсом норд-норд-вест, от Диего-Суареса в сторону Таджурского залива. С февраля, когда началось плавание, стоянка в Диего-Суаресе, этом важном порту Мальгашской Республики, была нашим первым большим заходом, и нас, как всегда, чудесно принимали. «Калипсо» на время перешла в руки рабочих военной верфи, и они целую неделю трудились, приводя судно в порядок после почти четырех месяцев непрерывного плавания и напряженной работы.

После долгих вечеров, когда мы беседовали на террасе отеля, мечтая о будущих проектах, слушая шорохи леса и отдыхая от непрестанного колыхания палубы под ногами, от неумолчного плеска волн и рокота всевозможных корабельных механизмов, нас опять неудержимо манили новые дали и новые дела. И хотя мы с тоской смотрели, как земля уходит за горизонт далеко за кормой, в душе уже рождалась тихая радость, которая всегда сопутствует новому начинанию.

Всю эту неделю после выхода из Диего-Суареса мы конструировали всевозможные новые ловушки и разрабатывали планы новых экспериментов, надеясь с их помощью лучше узнать акул. Но эта удивительная встреча застигла нас врасплох.

Китовая акула, несомненно, самая крупная рыба в мире. Она достигает в длину двадцати с лишним метров, а десятиметровые экземпляры вполне обычны. Люди редко наблюдали этого исполина, и нам не известно, мигрирует ли китовая акула, подчиняясь каким-то своим закономерностям, или ведет оседлый образ жизни. Питается она, как киты, планктоном и мелкой рыбешкой: вполне возможно, что это заставляет акулу держаться глубоководных океанских течений, в которых сосредоточен ее корм. За все годы, проведенные в море моим отцом, он только дважды видел это могучее животное.

Китовая акула относится к селахиям, у нее пять жаберных щелей, латинское наименование — Rhincodon typus. Спина и бока бурые; тело и хвост покрывают круглые белые или желтоватые пятна, на голове они поменьше и расположены гуще. Через спину идут поперек тонкие, извилистые полосы желтого или белого цвета. Брюхо белое или желтоватое. Рот почти всегда открыт, ширина пасти около двух метров, высота от 30 до 50 сантиметров: челюсти окаймлены твердыми пластинами, вероятно предназначенными для того, чтобы крошить излишне крупную добычу.

Несмотря на чудовищные размеры, китовая акула считается безопасной для человека. Плывет она неторопливо, скорость не больше трех узлов. Часто она обвешана множеством прилипал и окружена полчищами лоцманов: одни толщиной с большой палец человека, другие — с рукоятку теннисной ракетки. Мы очень много слышали про этого исполина морей, но до сих пор никто на борту не встречался с ним близко.

Как это у нас заведено, когда «Калипсо» идет по курсу, два человека непрерывно ведут наблюдение и докладывают обо всем, заслуживающем внимания. Будь то фонтанирующий кит или просто кусок плавающего дерева — мы ничем не пренебрегали. Неутолимое любопытство моего отца ко всему, что происходит в море, передалось команде. Достаточно малейшего загадочного пятнышка на поверхности моря, чтобы мы отклонились с курса.

Воскресенье. 7 мая. 11.30. «Калипсо» идет со скоростью десяти узлов между Момбасой и Джибути. В это время года Индийский океан в части, прилегающей к африканскому побережью, еще спокоен. Знаменитый юго-западный муссон пока только собирается с силами. Поверхность воды отражает зловещие тропические тучи, но никаких признаков жизни, которые заслуживали бы нашего внимания, со вчерашнего дня не видно. Ни бонит, ни летучих рыб, ни фонтанирующего кита. Море словно пустыня, однако вода не совсем прозрачная. Поверхностный слой насыщен планктоном, настолько крупным, что его видно с палубы. Утром мы долго рассматривали через иллюминаторы подводной обсерватории на носу поток этих беспорядочно движущихся крохотных созданий. С виду — белые комочки, тонкие нити и хрустальные кубки, а на самом деле — целый мир веслоногих, медуз и сальп. Естественно, вся эта мелюзга борется за существование, подчиняясь тем же простым и жестоким законам, что рыбы на рифах или звери в джунглях. Правда, планктон лишь в очень малой степени властен над своей судьбой, он подчинен воле течений, которые носят его по свету. Он в изобилии размножается и в изобилии погибает, в зависимости от колебаний температуры или солености. В это утро тропическое море настолько загустело от взвешенной живой массы, что напоминало гигантскую миску с горячим супом, приготовленным для неведомого Гаргантюа. Это сравнение родилось как шутка в нашем разговоре, но совершенно неожиданно оно оправдалось.

В 11.35 Пьер Ли, наблюдавший с левого борта, заметил что-то на воде и доложил на мостик. Через несколько секунд капитан Роже Маритано скомандовал «лево руля», и «Калипсо» направилась к загадочному предмету. Издали можно было различить только два больших плавника на изрядном расстоянии друг от друга, но мы понимали, что речь идет об очень крупном животном. Вскоре стало ясно, что это не млекопитающее, а огромная акула, дремлющая у поверхности воды. Но какая — гигантская или китовая? Мы одинаково мало знали о той и о другой. Гигантская акула — внушительная тварь, достигающая в длину десяти и больше метров. Она появляется в Средиземном море весной, чаще всего в апреле. Маленькие группы гигантских акул лениво плавают у поверхности. Потом гости исчезают, и никто не знает точно, где и как они проводят остальную часть года. Но конечно, китовая акула и длиной и весом превосходит всех живущих ныне рыб. (Напомним, что кит не рыба, а млекопитающее, тогда как китовая акула — самая настоящая рыба, а китовой ее назвали только за величину.) Этот великан любит теплые моря и предпочитает держаться глубоко, лишь очень редко всплывая к поверхности, так что встреча с ним — из ряда вон выходящее событие.

На борту «Калипсо» царил ажиотаж. В два счета был спущен на воду «Зодиак», в него прыгнули два кинооператора — Барски и Делуар, и два аквалангиста — Фалько и Коль. Лодка бесшумно подошла к сонной рыбине, и аквалангисты скользнули за борт. Длинный-предлинный хвост с высоченным плавником, мощный, округлый спинной плавник — точно, китовая акула! «Зодиак», видимо, заинтересовал ее, и она принялась медленно описывать круги под ним. В ней было около одиннадцати метров. Делуар подплыл к акуле поближе, задумав снять ее широкоугольным объективом. Чудовище сперва позировало в профиль, затем пошло на камеру. Его разинутая пасть напоминала сопло реактивного двигателя на самолете. Метрах в полутора от Делуара акула вдруг нырнула и прошла как раз под оператором. Коль захватил свое знаменитое копье, которым уже пометил столько других акул. Он нырнул и поплыл вдогонку за исполином. Но как он ни напрягался, акула легко его опережала, и ему приходилось снова и снова взбираться на «Зодиак», чтобы догнать ее. Поднявшись из воды в последний раз, Коль с присущим ему лаконизмом так описал увиденное:

— Полный размах хвостового плавника два метра. Спинной плавник — около полутора метров в основании и почти столько же в высоту. Глаза круглые, чуть скошенные, очень живые. Зрение отличное. Дважды акула возвращалась, чтобы взглянуть на «Зодиак», и каждый раз, как мы подходили к ней в лоб, она слегка наклоняла голову и проходила под нами. Несколько раз мы видели, как она ныряет: плавно наклонится вниз и идет вглубь наподобие подводной лодки, но уже через несколько минут опять всплывает чуть поодаль. Когда ей надоело играть с нами, она повернулась вертикально и ушла отвесно вниз, как кит ныряет. Я несколько раз брал ее за хвост, а она никак не реагировала, не пыталась ни атаковать, ни защищаться. Кожа у нее жесткая, вся в круглых пятнах, их плохо видно. Со всех сторон акулу облепили прилипалы, особенно густо позади жаберных щелей. Там есть ямка, они то зайдут в нее, то опять выйдут. А лоцман был только один, полосатый такой. Метку воткнуть около спинного плавника было очень трудно, кожа страшно жесткая, я даже погнул острие копья.

Через несколько минут появился второй экземпляр, еще более крупный, метров двенадцать — пятнадцать. «Номер два», как мы его окрестили, пробыл с нами не так долго, но Колю удалось его пометить. Потом китовая акула ушла в пучину, и Коль, держась за спинной плавник, сопровождал ее до глубины около пятидесяти метров.

— Она ничего не делала, чтобы уйти или избавиться от меня, — рассказывал он мне после. — Вообще она реагировала только тогда, когда мы оказывались в ее поле зрения. Тут она проявляла любопытство…

Увидеть и снять двух китовых акул — это было, несомненно, большой удачей. Почему их так редко встречают? Очевидно, потому, что они поднимаются к поверхности лишь в особых случаях — например, когда при благоприятной погоде течение выносит в поверхностные слои планктон определенного, особенно ценимого ими состава. Недаром, когда нам посчастливилось наблюдать под водой двух представителей этого племени великанов, в их разверстых пастях исчезали огромные порции планктона. Усатые киты тоже кормятся только планктоном и мелкими морскими животными, причем они способны погружаться за кормом ночью на глубину до двадцати пяти, а днем и до ста метров. Ведь глубина, на которой держится планктон, зависит от освещенности. Киты поднимаются к поверхности лишь за воздухом. Китовые акулы, не нуждающиеся в воздухе, всплывают куда реже, можно сказать, ненароком.

Может быть, одинаковый способ кормления обусловил еще одну общую черту в поведении китовой акулы (холоднокровной рыбы) и кита (теплокровного млекопитающего). Мы своими глазами смогли убедиться, что китовая акула уходит в пучину не отлого — в отличие от всех других акул она ныряет вертикально вниз.

Больше всего наших аквалангистов поразила могучая пасть китовой акулы, которую они, как вы помните, сравнили с соплом реактивного двигателя. У этой акулы совсем маленькие зубы, но они могут быть опасными. Наш американский друг Конрад Лимбо получил однажды серьезное повреждение, нечаянно угодив рукой в пасть китовой акулы. Хотя рыбина не сомкнула челюсти, у Конрада осталась памятка в виде множества ссадин и кровоподтеков.

Вполне естественно, что такое фантастическое существо, как акула, дало пищу для всевозможных легенд и суеверий среди народов, населявших морские берега. Куда менее естественно, что во многих преданиях акула выступает в роли благодетеля. То она Кама-Хоа-Лии — живое воплощение какого-нибудь горячо любимого предка, то бог изобилия, то покровитель рыбаков, потерявшихся в море. В далеких, глухих уголках океана, где жизнь людей тесно связана с морем, я ни разу не слышал, чтобы в местных преданиях говорилось об акуле как о злокозненном существе. Это тем поразительнее, что у большинства народов приморья сравнительно безобидные киты обычно слывут злодеями. Есть и другие представители морской фауны, дурная слава которых вовсе незаслуженна, так как они просто неспособны причинить вред человеку, если не считать какой-нибудь маловероятной случайности. Наглядным примером может служить гигантская манта: ее еще называют морским дьяволом. Франсуа Поли рассказывает в своей книге «Акул ловят ночью» о суеверном страхе, который манта внушает кубинским рыбакам. Некоторые из них даже уверяют, будто гигантский скат их гипнотизирует. Хорошо известны рассказы о том, как манты будто бы увлекали в пучину шхуны вместе со всей командой или же подпрыгивали высоко в воздух и падали сверху на рыбачье судно, сокрушая его своим чудовищным весом.

Средневековые книги о путешествиях и отчеты морских экспедиций полны рассказов о грозных морских чудовищах, которые оплетали корабли своими щупальцами и давили их, как ореховую скорлупу. Эти небылицы, естественно, помогали морякам выглядеть героями в глазах окружающих, впрочем, героический ореол был ими вполне заслужен, если вспомнить, какими хрупкими были тогдашние суда. Очень может быть, что люди моря именно в погоне за популярностью распространяли такие версии. Конечно, гигантский кальмар и впрямь достигает больше пятнадцати метров, но встречи с такими монстрами исключительно редки. В течении Гумбольдта члены экспедиции «Кон-Тики» много ночей подряд наблюдали кальмаров, но, к счастью, все обошлось благополучно.

Самый яркий из известных мне примеров незаслуженно дурной славы — тридакна. Легенды сообщают об этом огромном двустворчатом моллюске тропических вод, будто он способен зажать руку или ногу ныряльщика и держать, пока жертва не захлебнется или не отсечет себе пойманную конечность. Что ж, известны тридакны весом в сто с лишним килограммов, однако просвет между открытыми створками так мал, что просунуть между ними хотя бы кисть может разве что циркач.

А вот акулы в самом деле представляют собой вполне реальную угрозу, и ведь они водятся практически во всех морях мира. Тем не менее — возможно, для поднятия собственного духа — там, где акул особенно много, люди предпочитают считать их добрыми божествами.

Капитан Янг и другие авторы сообщают, что на Гавайских островах акула была в ряду самых могущественных богов. Король акул Кама-Хоа-Лии, которому были подчинены все прочие акулы, мог по желанию принимать человеческий облик. Согласно преданию, он обитал в огромном, под стать его размерам, гроте где-то под Гонолулу. Вместе с могущественной акулой Калахики он выручал рыбаков, терпящих бедствие. Кама-Хоа-Лии предвидел все опасности и готов был прийти на помощь мореплавателям в случае урагана, встречного ветра или штиля. Попав в беду, команда лодки зажигала большой факел и выливала в море сок растения ава. Как только призыв доходил до Кама-Хоа-Лии, он немедленно посылал акулу из числа своих подданных (сам король не показывался), чтобы она провела рыбаков в родную гавань.

Кроме того, — для этого требовались определенные заклинания и соответствующие жертвоприношения — Кама-Хоа-Лии выступал также в роли защитника угнетенных и карателя тиранов и ревнивых мужей.

Способность акульих богов принимать человеческий облик, естественно, легла в основу многих фантастических историй. Некоторые из этих всемогущих существ пользовались своим волшебным даром, чтобы обольстить и взять себе в жены юных красавиц на островах. Рожденные от такого союза мальчики наследовали от отца его волшебные свойства, но единственной видимой приметой их божественного происхождения был знак акульей челюсти на спине, между лопатками. Отец предупреждал всех родных, чтобы ни в коем случае не давали молодому богу мяса, не то он к нему пристрастится и начнутся всякие ужасы. Разумеется, какой-нибудь сердобольный дедушка нарушал этот запрет, после чего мальчик, отправившись вместе с другими жителями деревни к морю, прыгал в воду, обретал облик акулы и тотчас принимался пожирать своих товарищей. Если молодой бог почему-либо терял плащ — «капу», закрывавший грозную метину на спине, ему надлежало плыть на какой-нибудь другой остров поблизости, где его никто не знал и он мог продолжать свои кровавые акции.

Несмотря на такие страшные предания, возродиться в последующей жизни в облике акулы считалось такой высокой честью, что ее удостаивались только мудрейшие из всех гавайских мудрецов. Они пользовались великим уважением; главный жрец острова самолично наносил им на спину татуировкой изображение челюсти акулы. Простолюдины обязаны были кормить этих будущих богов, которые поселялись обособленно, на берегу моря, у рубежей своего будущего царства.

Впрочем, на этих островах акулы играли важную роль не только в легендах. Археологи обнаружили следы древних обычаев, в которых акула выступала как вполне реальное действующее лицо. Недалеко от Пирл-Харбора найдены остатки морских арен. Из камней выкладывался круг с выходом в море, и в таком театре, напоминающем древнеримский, местные гладиаторы сражались с акулами. На глазах у критических зрителей — короля и простых смертных — обнаженный пловец с одним только коротким кинжалом в руке вступал в единоборство с океанической акулой. Сделанное специально для таких поединков оружие представляло собой всего-навсего деревяшку, к которой крепился акулий зуб. Остроумнейшее решение, ведь у акул очень жесткая кожа, ее не так-то просто пропороть. И на Гавайских островах в ту пору еще не знали металла. Правда, археологи не могут нам сказать, чем кончались такие поединки, кто чаще побеждал — человек или акула и какими празднествами в честь всемогущего и милостивого Кама-Хоа-Лии сопровождались эти игры.

Но если наше любопытство насчет исхода гавайских подводных коррид не может быть удовлетворено археологами, то в другой точке земного шара мы сами можем найти ответ. Островитяне Вест-Индии, как и жители тихоокеанских островов, с морем «на ты», здесь искони много превосходных моряков и рыболовов. Вестиндские воды тоже изобилуют весьма активными акулами, о которых сложено немало легенд, хотя они не стали предметом такого поклонения, как в Тихом океане. На острове Санто-Доминго мне рассказывали про двух негров, регулярно выходивших на поединки с акулами. Никакой особой арены у них не было, просто мелкая лагуна, соединенная с морем проливом, который перегораживали камнями и ветвями. И негры пользовались не акульим зубом, а настоящими кинжалами из лучшей стали. Запрут в лагуне крупную акулу, затем гладиатор получает условленную сумму денег, входит с кинжалом в руке в воду, и начинается смертельный бой. Как правило, уже через несколько секунд кинжал вонзался в бок животного. Судя по тому, что опасный спорт был главным источником существования этих двух негров, можно заключить, что поединки устраивались часто и счастье было на стороне гладиаторов. Что ни говори, для того чтобы в мутных водах лагуны сражаться с акулой, нужно либо обладать редкой отвагой, либо быть в полном неведении о том, чем грозит встреча с хищницей.

В Центральной Америке мы опять встречаем веру в акулу как в доброжелательное существо: местами она даже считается неприкосновенной. В уже упомянутой книге «Акул ловят ночью» Франсуа Поли рассказывает, что индейцы, живущие на берегах озера Никарагуа, когда им предлагали принять участие в лове акул, воспринимали это чуть ли не как святотатство. Пресноводные акулы в этом озере — потомки морских селахий, постепенно приспособившиеся к новым условиям. По одной из гипотез, здесь в далеком прошлом образовалась горная гряда, она отрезала морской залив — так возникло озеро. За много веков вода опреснялась, и акулы к ней приноровились.

В таком предположении нет ничего противоестественного, достаточно вспомнить про некоторых акул Южной Африки, которые часть своей жизни проводят в солоноватых водах эстуариев. Акулы даже поднялись на сотни километров вверх по реке Замбези и обитают там в пресной воде. Установлено родство акул озера Никарагуа с замбезийскими.

Франсуа Поли рассказывает также о древнем обычае индейцев приозерья приносить в жертву акулам тела покойных, украшенные драгоценностями. Узнав про этот обычай, один голландский авантюрист задумал нажиться на суеверии местных жителей. Обосновавшись рядом с тем местом, где происходило жертвоприношение, он после каждой погребальной церемонии отправлялся ловить акул. И будто бы накопил целое состояние, но затем индейцы его разоблачили, и сам голландец был убит, а дом его сожжен дотла.

Отношения индейцев с озерными акулами обостряются только в том случае, когда кто-нибудь из них в неудачном столкновении с акулой лишается руки или ноги. Тогда виновницу нещадно преследуют, ведь потерянную конечность непременно надо найти и похоронить рядом с погибшим, без этого он не попадет в рай.

Зимой 1967 года мой брат Жан-Мишель прибыл в порт Тулеар на юге Мадагаскара, чтобы подготовить все для захода «Калипсо». Прибыл он заблаговременно, и, пока ожидал нас, ему представился случай поговорить со многими местными жителями. Одна маленькая девочка рассказала ему, что люди ее племени совсем не боятся акулы, так как считают ее земным воплощением своих предков.

— А ведь дедушка не станет причинять мне вред, правда же? — заключила девочка.

Недаром эти люди относятся к тем, кто верит, что акулы указывают путь к берегу своим «родичам», терпящим бедствие в море. Естественно, никто здесь не охотится на акул, за исключением нескольких «васа» — белых чужеземцев, на которых смотрят как на святотатцев.

Во всем районе Мадагаскара только на крохотном островке в Мозамбикском проливе, к северо-западу от главного острова, ведется акулий промысел. Один старый араб, не разделяющий суеверий мальгашей, ставит на ночь ярусы около берега и регулярно берет неплохой улов. Еще несколько лет назад он брал также ремор (одно из названий прилипалы, присасывающейся к акулам), которых продавал живыми рыбакам на других островках пролива. А рыбаки привязывали ремор за хвост на длинную лесу и пускали в воду около рифа. Глядишь, присосется к другой рыбе покрупнее, а то и к морской черепахе (их в этих водах очень много), после чего остается только извлечь из воды облюбованного прилипалой нового «хозяина» и тащить его на рынок. Но теперь этот восхитительный способ почти не применяется, и ловец акул лишился славного источника дохода. Что же до акул, то араб дубит их кожи, а из печени выжимает жир. Эти занятия, хотя и далеко не столь романтические, обеспечивают ему жизнь спокойную и безбедную, несмотря на тяжелый запах от дубильни и косые взгляды соседей, считающих его чуть ли не колдуном.

В Полинезии отношение к акулам меняется от острова к острову, даже от племени к племени. Отнюдь не везде их считают богами, а кое-где акул и вовсе ни во что не ставят. В некоторых племенах все меры предосторожности сводятся к тому, что старшие отлавливают некоторое количество бестий и пускают их в широкие мелкие лагуны, где каждый день играют дети. И юные островитяне с малых лет познают ухватки акулы и учатся справляться с ней. Когда они, став взрослыми, встретятся с акулой во время рыбной ловли, они уже будут знать, как себя вести, не потеряют голову со страха. Надо ли говорить, как это важно для людей, питание которых больше чем наполовину состоит из продуктов моря.

По собственным наблюдениям я знаю, что на очень мелкой воде акула передвигается с трудом, а полинезийские дети отличаются поразительным проворством, так что риск несчастных случаев в лагуне сведен до минимума. Словом, мудрость древнего обычая очевидна, ведь он устраняет столь типичный для встреч человека с акулой фактор паники и опрометчивых поступков. Американский ученый Уильям Мерфи собирается провести углубленное исследование психологических факторов, которые заявляют о себе, когда человека атакует акула; его цель — увеличить безопасность купальщиков и подводных пловцов. Мерфи считает — по-моему, справедливо, — что безрассудный страх при встрече с акулой превращает человека из достойного соперника в легкую добычу. Если это исследование в самом деле позволит лучше разобраться в психологии взаимоотношений человека и акулы, оно, вероятно, поможет разработать действенные способы защиты.

В основе многих религий на Филиппинских островах лежит сочетание анимизма и веры в переселение душ, и нередко диких животных, вместо того чтобы убивать их и употреблять в пищу, одомашнивают и откармливают. Любые животные, от птиц до речных угрей, могут оказаться в роли любимцев, потому что их считают земным воплощением предков.

К счастью, запретными для каждой филиппинской семьи являются только один-два вида. Кто-то поклоняется змеям, кто-то — дикой свинье, кто-то — попугаю, а животных, являющихся священными для соседа, можно со спокойной совестью убивать и есть. Иными словами, ешь на здоровье земное воплощение предка, только бы это был не твой предок.

Я уже называл некоторые из ролей, которые приписывались акульему богу на Гавайских островах, когда они еще назывались Сэндвичевыми. Хочу остановиться на той из них, которую, пожалуй, можно считать первостепенной. Во всех деревнях каждый род выбирал себе тотем, и одним из самых почитаемых был тотем акулы. Если женщина из рода акулы рожала мертвого ребенка, отец прибегал к магическому ритуалу, стараясь переселить душу бедняжки в тело акулы. Он заворачивал в ритуальную циновку вместе с тельцем ребенка жертвоприношения в виде плодов и священных кореньев, произносил положенные молитвы и заклинания и, наконец, опускал драгоценный дар в море, уповая на то, что он будет благосклонно принят Богом. Потому что в этом случае Бог потом не разрешал своим слугам нападать на членов этого рода.

В горном храме, посвященном акульему божеству, обитали жрецы-прорицатели, которые обливались раствором каменной соли, чтобы казалось, что кожа их покрыта чешуей. От них можно было узнать, когда именно Бог принял жертву и превратил младенца в акулу. И когда они возвещали, что долгожданное событие состоялось, осчастливленный род ликовал и устраивал для жрецов пир.

Многие обычаи и суеверия первобытных народов отражают их страх и бессилие перед лицом явлений природы и опасных животных. Вулканы и землетрясения, тигры и змеи — наверное, всюду к ним относились с благоговением и страхом. Точнее, перед ними благоговели, потому что боялись их. Но грозные, неодолимые силы природы воплощались в облике недобрых богов. А вот акула, одно из самых опасных животных на земле, похоже, являет собой исключение из этого правила. Люди, преклоняющиеся перед могущественным акульим богом, обычно считают его добрым божеством, своим защитником и покровителем. И только современный цивилизованный человек видит в акуле отвратительное чудовище, внушающее омерзение и безрассудный страх.

Оба взгляда, надо думать, одинаково неверны. И преклонение и страх вредны, когда они выливаются в самоуничижение; это тем более справедливо, если предмет страха или преклонения — животное. Снова и снова я думаю о мудрости тех полинезийцев, которые не прививают своим детям слепое преклонение или слепой ужас, а учат их понимать опасность, чтобы они могли ее избежать и, если понадобится, одолеть.