Ко второй половине дня настроение команды «Джозефины» явно испортилось. Когда они услышали о том, что представители «Лейчестера» отказываются принимать корабль, «Джозефина» простоит на якоре всю ночь, а их никого не отпустят на берег, стало расти возмущение.

— Попомни мои слова, парень, — сказал, угрюмо глядя на мерцание огней на берегу, один из палубных матросов, которые собрались на юте «Джози», — они упускают свой шанс заполучить корабль. А если они не хотят его получить, то нам лучше не возиться с ним.

Когда часом позже моторка с «Джозефины» отправилась на берег с капитаном Коули и еще несколькими офицерами (и даже корабельным псом Фредди), их отплытие сопровождалось разочарованными взглядами многих моряков.

Через час после наступления сумерек два ньюфаундлендца, стоя у борта «Джози», мрачно глядели на черную громадину возвышающегося бок о бок с ней «Лейчестера». Неожиданно одному из них (никто не может вспомнить, кому именно) пришла в голову идея, которую он с трудом мог выразить словами.

— Ты знаешь, — начал он осторожно, — не так ведь трудно забросить веревку на борт этого корабля…

Нужно было время, чтобы эта идея проросла в душах. Когда же это случилось, второй ньюфаундлендец просиял. Опытным глазом он прикинул расстояние между «Джозефиной» и «Лейчестером». Не более сотни футов. Ночь была спокойная, вода абсолютно неподвижная.

Десять минут спустя на палубе собралась группа молчаливых людей. В руках одного из них блеснул мясной крюк, украденный в судовом холодильнике, и привязанная к нему плотно смотанная подъемная веревка.

Раздался свист тяжело летящего предмета, и послышался всплеск воды.

— Ничего, сынок, — успокоил его хриплый шепот. — Давай еще разок.

На этот раз свист сопровождался приглушенным звоном. Темные фигуры осторожно потянули за свой конец веревки. На палубе «Лейчестера» что-то брякнуло, потом линь натянулся.

— Давай, ради Бога! Теперь осторожно, сынки, осторожно. Теперь тяните! Легонько.

Говорят, что пчела может создать тягу, способную сдвинуть «Куин Мэри», если эта тяга будет достаточно долгой. Возможно, это так, а может быть, и нет. Но бесспорно, что два моряка, аккуратно тянущие линь в четверть дюйма, могли отклонить в сторону корму даже такого большого буксира, как «Фаундейшен Джозефина».

Его корма очень мягко коснулась «Лейчестера», почти беззвучно. Два якорных перлиня, подвернувшихся под руку, за несколько секунд перекинули и закрепили на втором корабле.

— И тут, — говорит безымянный мемуарист о последовавших за этим событиях, — наступил момент, когда нас охватила пиратская лихорадка. Понимаете, это не сразу пришло нам в голову. Сначала на «Лейчестер» перебрались только двое ребят. Корабль стоял там, темный и призрачный, без единого огонька. Кое-кто из нас не очень рвался копаться в нем этой ночью, особенно когда мы вспомнили о том, что на судне погибло несколько человек.

Эти двое еще не вернулись обратно, когда на палубе появился Велли Мялс. Когда капитан на берегу, командует Велли. Ему не нужно было объяснять, что здесь происходит.

— Отпустите-ка лини. Слышите вы, пиратская шайка, — сказал он.

— Нельзя, — ответили моряки, — двое наших уже на борту.

Велли немного подумал, затем повернулся к Фарреллу и Грину:

— Ступайте туда и верните их. Да побыстрее. Если капитан застанет кого-нибудь из вас на борту «Лейчестера», вас вышвырнут с судна еще до Рождества.

Фаррелл и Грин ушли, а остальные вместе с Мялсом ждали. Долго ждали. С «Лейчестера» никто не возвращался. Велли начал злиться. Выбрав еще двоих матросов, он сказал им:

— Если вы не появитесь через десять минут вместе с этими пиратами, то на берегу отправлю в тюрьму всю компанию.

Но и с новыми гонцами никто не возвращался. Следующим Велли послал одного из младших помощников и механика. Черт побери! Все они как исчезли. На «Лейчестер» ушла добрая половина команды, и Велли охватило отчаяние. Он боялся посылать новых людей и не решался идти сам, так как знал, что каждый из оставшихся мог перепрыгнуть на корабль за его спиной.

И тут раздался приглушенный крик с «Лейчестера», и кто-то прошел по палубе к релингу. Мы помогли ему. Это был таможенный чиновник, оставленный на борту, чтобы охранять пострадавшее судно. Он очень нервничал.

— Слушайте, — сказал он, — с этим кораблем что-то не в порядке! Вещи двигаются с места на место. Ваши ребята разрешили мне перейти на ваш корабль. Я не останусь там больше!

— Черт возьми! — воскликнул Велли. — Это не вещи, это ньюфаундлендцы! Оставайтесь здесь и не давайте этим идиотам перепрыгивать на корабль. Я намерен сходить за остальными, пока они не разобрали корабль на части!

С этими словами Велли перепрыгнул на «Лейчестер» и исчез. Минуту спустя таможенник, оглянувшись, увидел, что он один. К этому времени я тоже был на полпути к палубе «Лейчестера». Я слышал, что этот чиновник вопит как сумасшедший, умоляя нас не оставлять его одного. Пожалуй, он не больно беспокоился, что мы оказались на борту «Лейчестера». Ему просто было там чертовски неуютно.

Во всяком случае, я не осуждал его за то, что он чувствовал. «Лейчестер» вроде бы был мертвым кораблем, но, откровенно говоря, он был самым живым из всех мертвых кораблей, которые нам приходилось видеть. Там в поисках добычи бродило человек двадцать, и каждый старался держаться отдельно от других. В каютах и проходах было темней, чем у кита в брюхе, почти ни у кого не было фонарей. А те, у кого они имелись, старались ими не пользоваться. Иногда вспыхивал огонек спички, и удавалось мельком увидеть лицо и пару сверкающих глаз, а потом все вновь скрывала темнота.

Пиратская лихорадка — страшная штука. Ее нельзя объяснить, о ней неудобно говорить. Я нащупал проход к каюте капитана и вдруг кожей почувствовал, что кто-то ползет на четвереньках. Зажег спичку и увидел человека, ползущего с наволочкой на спине, приспособленной вместо рюкзака, доверху набитой рулонами туалетной бумаги.

Чем дольше мы оставались на борту, тем сильнее охватывала нас лихорадка. Кому-то досталось то, что он давно иметь хотел, например радиоприемник. Он припрятывал его в тайном месте и продолжал поиски. Когда же возвращался за своей находкой, кто-то уже отнимал у него добычу. Удача улыбалась другому, и самое забавное, что этот приемник переходил из рук в руки не один раз.

Я наткнулся на своего приятеля, и мы стали держаться вместе. Так нам показалось удобнее. К этому времени корабль был заполнен странными шумами — шепот доносился из вентиляторов, раздавались звуки борьбы, клацанье и бацанье. Я зажег фонарь в одной из кают и увидел нашего спасателя из команды машинистов, сидящего на наклонном полу в окружении огромного количества ботинок. Он нашел подходящий ботинок на правую ногу, но вряд ли ему удалось бы найти пару в этой темноте. Вокруг шеи моряка была намотана дюжина галстуков, а в руке посверкивала бутылка, к которой он то и дело прикладывался. Я почувствовал неловкость оттого, что посветил на него; парень рассмотрел этикетку — это была пинтовая бутылка «Каскары».

Удивительно, что в эту ночь никто не утонул и никого не убили. Народ шатался по переходам; попадая на лестницу, не видели, куда она ведет, и шли наугад. Никто не знал, где остальные, да и где находится он сам. Оставалось одно — ощупью пробираться вперед, пока в конце концов не попадешь на палубу. Один из наших ребят упал с трапа в машинное отделение, где плескалось пять футов воды, и спасался оттуда вплавь. Он вопил так, что таможеннику, считай, повезло, что он не слышал этого голоса, несущегося из чрева корабля. Иначе бедняга мог бы запросто прыгнуть за борт.

И все же среди нас нашлись практичные парни. Один принес на борт «Джозефины» семнадцать костюмов. Он ходил по «Лейчестеру» пустым, только надевал костюмы один на другой, пока мог двигаться. Потом он перебрался на буксир, где разделся, и вновь отправился за грузом.

Кто-то нашел корабельный сейф и отправился за газовым резаком. Но потом вдруг заинтересовался сувенирной музыкальной шкатулкой, о которую он споткнулся, и в итоге удовольствовался ею.

Я как раз вернулся на «Джози», когда услышал, что подходит моторка, и понял — это капитан. Он поднялся на борт и спросил, где Велли. Я ответил, что он, наверное, на корабле.

— Ясно. А где же команда? Я хочу перейти на новую якорную стоянку.

Пришлось сказать ему, что и этого не знаю. Но капитан увидел странные фигуры, слоняющиеся по палубе «Лейчестера» с наволочками, висящими за спиной в виде рюкзаков. Капитан разразился бранью, вопя, что немедленно отправится на «Лейчестер». Он намеревался побыстрее вернуть команду на борт, но это наверняка заняло бы очень много времени.

К середине ночи лихорадка начала спадать, а еще через час все вернулись на борт «Джози». Коули никому не сказал ни слова, но утром послал помощника сказать нам, что дверь каюты капитана с утра будет открыта, а в полдень закрыта, заперта и опечатана. Больше ему ничего говорить не пришлось. Лихорадка к этому времени прошла. Все утро мы встречали моряков, направлявшихся в каюту капитана с оттопырившимися куртками или рубахами.

Никто не сомневался, что команда вернет все обратно. Мы просто пошутили.