Глава десятая
Группа 4 продолжает крепнуть

Уход Бравадо, Мэйзи и Мачо из группы 4 в 1971 году означал, что Диджит лишился трех единокровных сестер, партнерш по играм в переходный период жизни — от подростка до взрослого черноспинного самца. Достигнув к этому времени возраста девяти лет, он был слишком стар, чтобы играть с однолетней Августом, сорокамесячной Симбой, сорокапятимесячным Тигром или пятилетней Папуз, но слишком юн для вступления в близкие отношения со старшими самками группы 4 — Старой Козой, Флосси и Петьюлой. Может быть, именно поэтому Диджит привязался к людям сильнее, чем любая другая горилла из изучаемых групп, имеющая братьев, сестер и сверстников.

У меня создалось впечатление, что Диджиту просто нравились ежедневные контакты с наблюдателями из Карисоке и они служили для него источником развлечений. Со временем выяснилось, что он отличает мужчин от женщин: на первых он игриво нападал и награждал их легкими оплеухами, а в присутствии вторых им овладевала застенчивость. Он всегда первым выбегал посмотреть, кто из наблюдателей прибыл в этот день. Ему нравилось, когда я приводила незнакомцев: в таких случаях он полностью игнорировал меня и изучал моих спутников, обнюхивая их или осторожно касаясь их одежды и волос. Если я приходила одна, он часто приглашал меня поиграть с ним, опрокидывался на спину, размахивал в воздухе своими короткими ногами и, глядя на меня с улыбкой, как бы спрашивал: «Неужели ты можешь устоять передо мной?» Должна признаться, что в такие моменты мои серьезные намерения заняться чисто научным исследованием молниеносно улетучивались.

Как и Пак из группы 5, Диджит питал пристрастие к термосам, блокнотам, перчаткам и фотоаппаратуре. Он всегда внимательно изучал, обнюхивал и перебирал в руках эти предметы, а иногда возвращал их владельцам. Делал он это не от сознания, что эти предметы принадлежат не ему, а лишь потому, что не любил присваивать вещи, принадлежащие людям.

Однажды, отправляясь на встречу с группой 4, я взяла с собой зеркальце и устроилась в зарослях так, чтобы Диджит заметил его. Без малейшего промедления он подошел ко мне, улегся, опершись на локти, и стал обнюхивать зеркальце, не прикасаясь к нему пальцами. Но вот молодой самец увидел свое отражение, и его губы вытянулись в трубочку, голова недоуменно склонилась набок, а из груди вырвался глубокий вздох. Диджит некоторое время спокойно созерцал себя в зеркальце, а затем протянул руку и стал искать за ним тело. Ничего не обнаружив, он молча рассматривал свое отражение еще минут пять, потом вздохнул и отодвинулся назад. Меня удивило, с каким спокойствием Диджит отнесся к зеркальцу и с каким неподдельным удовольствием гляделся в него. Трудно сказать, узнал он себя в отражении или нет, но по отсутствию посторонних запахов, по-видимому, догадывался, что другой гориллы поблизости нет.

Чтобы привлечь туристов в Вулканический национальный парк, руандийское бюро по туризму попросило меня сфотографировать гориллу для рекламного плаката. Поскольку я была гостем этой страны, то решила удовлетворить просьбу так же, как несколько лет назад передала в почтовое ведомство Руанды снимки с лесными видами и гориллами для использования в первой серии почтовых марок, посвященной гориллам Вулканического национального парка. На диапозитиве, представленном мною в бюро по туризму, был изображен мой любимый Диджит. Вскоре после этого по всей стране — в отелях, банках, управлении парка, аэропорту Кигали, а также в бюро путешествий во всех странах света — появились большие разноцветные плакаты с изображением Диджита, вцепившегося зубами в кусок дерева. На плакате красовалась надпись: «Приезжайте в Руанду повидать меня!» При виде плаката меня охватили противоречивые чувства. До сих пор Диджит был неизвестен миру, теперь молодой самец, живущий в своей родной семье, приобрел всемирную славу. Я не могла отделаться от чувства, что нашей близости приходит конец. Меня не устраивало, что группа 4 может стать объектом паломничества бесцеремонных толп туристов в то время, когда она была на грани превращения в устойчивую семейную ячейку.

В августе 1971 года Флосси родила от Дядюшки Берта Коле. Это произошло ровно через год после исчезновения их первого отпрыска. Коле появилась на свет в нескольких сотнях метров от того места, где Флосси в 1967 году родила Симбу. С этой точки, названной Скалой рождения, хорошо просматривалась окружающая местность. Поскольку речь идет о скалистом выступе в широком ущелье с крутыми склонами, попасть на него было нелегко, во всяком случае людям.

Флосси впервые проявила себя настоящей матерью по отношению к Коле, второму выжившему детенышу из пяти, отцом которых был Дядюшка Берт. Повышенное внимание Флосси к Коле я объясняла тем, что под более умелым предводительством Дядюшки Берта группа 4 становилась более устойчивой, а серебристоспинный вожак превратился в надежного защитника детенышей в группе. Молодой вожак продолжал набираться опыта в улаживании отношений в группе, однако понадобилось несколько лет и множество контактов с гориллами, прежде чем он смог проявить себя подобающим образом при встречах с другими группами.

В октябре 1971 года группа 4 встретилась с группой 5 на юго-восточной окраине своей территории. Во время двухдневного контакта Бравадо, перешедшая в группу 5 за десять месяцев до этой встречи, заново «познакомилась» с членами родного семейства. Все, кроме малых детенышей, сразу же узнали ее. Диджит и Папуз оживленно играли с Бравадо, а также с Икаром, Пентси и Пайпер. Дух товарищества, воцарившийся между ними, дал кое-какие представления о том, как молодые гориллы соседствующих групп знакомятся друг с другом в переходном возрасте до достижения половой зрелости.

К сожалению, Дядюшка Берт проявил несдержанность по отношению к Бетховену. Молодой серебристоспинный самец при поддержке Диджита несколько раз предпринимал агрессивные выпады против вожака группы 5. Он не позаботился даже о том, чтобы держать членов группы 4 на безопасном расстоянии от Бетховена, и в возбуждении прыгнул прямо в середину своей группы. Самки и детеныши отскочили в стороны, а пятимесячная Августа и двухмесячная Коле оказались в опасности. Августа — ее еще носили на спине — в ужасе от происходящего буквально вжалась в Петьюлу, крепко вцепившись в ее шерсть и громко вскрикивая всякий раз, когда растерявшиеся члены группы 4 отступали под натиском Бетховена. Коле, висящая у Флосси на брюхе, проспала и не слышала переполоха. Наконец Старая Коза с кислым выражением лица отвела детенышей и самок группы 4 подальше от разбушевавшихся вожаков. Вечером следующего дня Бетховен решительно увел Бравадо из группы 4 в свою группу. В тщетной попытке сказать последнее слово Дядюшка Берт угрожающе затопал вслед за Бетховеном, а за ним гуськом двинулись Тигр, Симба и Папуз, комически подражая походке молодого вожака.

За эти два дня я обратила внимание на разительное отличие в поведении обоих вожаков. Когда-то, за много лет до этой встречи, Бетховен столь же неумело руководил членами своего семейства, как теперь Дядюшка Берт своим. Более зрелый возраст и опыт позволили Бетховену выйти из сложившейся ситуации, не прибегая к агрессивности. Я была уверена, что со временем Дядюшка Берт научится вести себя при встречах с другими группами горилл или одинокими серебристоспинными самцами и подобно Бетховену окажется на высоте. А пока Дядюшке Берту предстояло многое познать, равно как и более молодым самцам в обеих группах: Диджиту — в группе 4 и Икару — в группе 5.

Будучи пока черноспинным самцом, то есть самцом, не достигшим половой зрелости, Диджит старался справляться со своими обязанностями как можно лучше. Как второй по возрасту самец в группе 4, он оказал поддержку Дядюшке Берту во время стычки с группой 5, хотя было очевидно, что Бетховен нагнал на него страху. Но, я думаю, его возбуждала мысль о возможном возобновлении связи с Бравадо. Мне было не ясно, кто из двух — Диджит или Старая Коза — стал первым домогаться общества другого, но в какой-то момент выяснилось, что взрослая самка в высшей степени терпимо относилась к близости Диджита, когда они оказывались вдвоем на краю группы. Такой ход развития отношений между ними был явно на пользу всей группе. У Старой Козы наконец появился партнер, с которым можно было делить обязанности по охране группы.

Диджит определился в той роли, которую ему предстояло играть, а у Дядюшки Берта стало два «стража», с помощью которых можно было более надежно защищать интересы группы.

Исполнение Диджитом новых обязанностей, свалившихся на его плечи, стало очевидным в начале 1972 года, когда группа 4 более прочно освоила седловину. С выходом на новую территорию группа оставила местность, которую приходилось делить с группами 8 и 9, а также получила в свое распоряжение более разнообразную и обильную растительность, произрастающую в седловине. В отличие от горных склонов в более или менее плоской седловине обзор окружающей местности во время походов и отдыха стал более ограниченным для группы, и Диджит со Старой Козой превратились в бдительных стражей.

Оказывая поддержку Дядюшке Берту во время встреч с другими группами, Диджит в большей степени подвергался опасности получить ранение от взрослых и опытных самцов из группы 8. Так, в марте 1972 года после встречи с группой 8, которую нам не удалось наблюдать, у Диджита появилось несколько серьезных ран на лице и шее. На протяжении более четырех лет из глубокой раны на шее сочилась отвратительно пахнущая жидкость. Рана находилась в таком месте, что Диджит не дотягивался до нее языком и, стало быть, не мог зализать. Ему оставалось только слизывать жидкость с пальца, которым он непрестанно ковырялся в ране, чем, очевидно, и объяснялся затянувшийся воспалительный процесс. Почти два года от Диджита исходил необычный кислый запах, он часто испускал огромное количество газа и можно было слышать, как он рыгает. Помимо того что Диджит становился малоподвижным и апатичным, он сгорбился, и его тело постепенно стало принимать угловатую осанку, будто животное собирается присесть.

Оживал он лишь на два-три дня каждый месяц, когда у семилетней Папуз начинался менструальный цикл. Дядюшка Берт никогда не препятствовал Диджиту совокупляться с неполовозрелой самкой, но не подпускал к группе, когда в середине 1972 года у Старой Козы возобновилась менструация. В эти дни Диджит обычно устраивался поодаль от остальных и раскачивался из стороны в сторону, словно занимаясь мастурбацией, хотя за этим занятием его так никто и не застал.

Во время встреч групп 4 и 8, когда их разделяло друг от друга не более 30 метров, Папуз и Симба ненадолго покидали свою группу, чтобы поиграть с Пинатс и Мачо из группы 8, к большому неудовольствию Диджита. Дядюшка Берт и Рафики не обращали внимания на передвижения обеих самочек. Я объясняла это тем, что Папуз и Симбе было далеко до половой зрелости, а также преклонным возрастом Рафики, которого новые самки уже не привлекали.

Возмужание Диджита проявлялось в том, что его интерес к наблюдателям упал, поскольку теперь ему приходилось выполнять функции стража группы 4, и он становился потенциальным производителем потомства.

Подобно Диджиту, Тигр также был призван сыграть особую роль в повышении устойчивости группы 4. Когда Тигру исполнилось пять лет, его окружали сверстники по играм, любящая мать и заботливый вожак. Он представлял собой довольную жизнью и вполне здоровую в психическом отношении личность, заражавшую жизнерадостностью остальных членов группы. Тигр часто выражал свое благополучие особой гримасой. Он вытягивал губы наподобие мальчишки, готового выдуть пузырь из жевательной резинки, сморщивал нос, а его прищуренные глаза превращались в узенькие щелочки. В отличие от Диджита Тигр редко вступал в панибратство с наблюдателями. Он обращал внимание на людей только тогда, когда сородичам было невмоготу от его неиссякаемой энергии. Будучи склонным скорее к движению, нежели к пытливой любознательности, он получал огромное удовольствие от перетягивания каната с нами, причем канатом служил стебель растения, который он пытался вырвать из рук наблюдателя. Ему особенно нравилось, когда человек выпускал стебель из рук и Тигр кубарем катился назад, захлебываясь от удовольствия, после чего возвращался, и все начиналось сызнова.

Любимым партнером Тигра по играм была Папуз, которой исполнилось семь с половиной лет: она вступала в возраст подростка. В потасовках с Тигром в ней пробуждалось мальчишеское озорство, в то время как маленькая Симба будила в ней материнский инстинкт. Ее игры с Диджитом, приобретавшие половой оттенок, постепенно стали вытеснять прочие занятия. Папуз также стремилась установить близкие отношения с Петьюлой — самкой, занимающей нижнюю ступеньку в иерархии группы 4. Судя по их внешнему сходству и близости, можно было предположить, что это единокровные сестры.

Петьюла очень напоминала мне Лизу из группы 5: обе самки занимали последнее место в иерархии своих групп, их присутствие плохо переносилось более взрослыми самками и у обеих были беспокойные чада. Петьюла была довольно непоследовательной в выполнении своих материнских обязанностей. После стычек с Флосси или Старой Козой она часто срывала досаду на дочери Августе. Всякий раз, когда мать хрюкала на нее или притворно кусала без каких-либо видимых причин, лицо Августы морщилось в выразительной гримасе, и она начинала хныкать. Если ее хныканье перерастало в жалобный вой, Августе снова доставалось от Петьюлы.

В первый год ее жизни, по всей вероятности из-за недостаточного внимания со стороны матери и нежелания старших сородичей водиться с ней, Августа стала проявлять необыкновенную изобретательность в одиночных играх на деревьях. Своими акробатическими трюками она буквально уничтожала ростки вернонии. Августа была, пожалуй, единственной гориллой, которая часто использовала деревья для обнаружения других животных, особенно Петьюлы, когда та исчезала в высоких зарослях.

Когда Августе исполнилось восемнадцать месяцев, она обнаружила, что, хлопая в ладоши, можно издавать интересный звук. Она предавалась этому занятию до пятилетнего возраста. Я никогда не видела, чтобы живущая на воле горилла хлопала в ладоши, хотя среди животных, живущих в неволе, это не столь уж необычное занятие. Судя по удивленным выражениям лиц остальных животных группы 4, хлопки в ладоши были в новинку и для них. Августа иногда проявляла излишнее усердие и могла сидеть и хлопать в ладоши целую минуту с идиотской улыбкой на лице. (Некоторые живущие на воле детеныши часто хлопают руками по стопам ног, но они это делают ради осязательного, а не звукового эффекта.)

В возрасте шести месяцев Коле превратилась в пытливое создание с шилом в заднице, проводящее большую часть дневного отдыха в ползании по земле в пределах досягаемости мамы Флосси. В этот период она неизвестно каким образом серьезно повредила глаз. Почти два года из раны сочилась жидкость, потом она зажила. Однако казалось, что рана Коле не беспокоит, а Флосси ни разу не пыталась вылизать ее.

Как и в случае первых двух детенышей, Флосси снова стала пренебрегать своими материнскими обязанностями. Поэтому я была удивлена, когда однажды она подбежала к Коле и отшвырнула подальше от детеныша свежие комья помета Петьюлы. Я так и не поняла, были ли ее действия продиктованы материнским инстинктом или она таким образом решила показать свое превосходство над самой низкой по рангу Петьюлой.

Коле оказалась последним детенышем, родившимся в группе 4 за трехлетний период. К концу 1973 года все три взрослые самки снова вошли в менструальный цикл и стали домогаться ухаживаний Дядюшки Берта. Молодой серебристоспинный самец проявлял особый интерес к Старой Козе, в меньшей степени к Флосси и почти полностью игнорировал Петьюлу. Старая Коза, иногда через каждые четверть часа, медленно приближалась к Дядюшке Берту и нехотя позволяла ему овладеть ею. Самец тратил больше времени и энергии на совокупление с ней, чем с Флосси или Петьюлой. Но с особой охотой он совокуплялся с Флосси в те дни, когда у нее с Петьюлой полностью или частично совпадал менструальный цикл. Петьюла кокетничала с Дядюшкой Бертом больше, чем Флосси, но он, как правило, ограничивался кратковременным ухаживанием, не совокупляясь с ней. Только когда Августе исполнилось сорок месяцев, Дядюшка Берт возобновил половые отношения с Петьюлой, да и то бесстрастно.

Когда взрослые самки становятся восприимчивыми в половом отношении, в группе зачастую начинаются недвусмысленные игры. Флосси, как правило, взбиралась на довольно безразлично держащего себя Тигра, а Петьюла карабкалась на Флосси или Старую Козу. Только Старая Коза никогда не приставала к другим самкам. Тигру исполнилось шесть лет, когда у его матери начался регулярный менструальный цикл в 1973 году. Он стал проявлять повышенный интерес к половой деятельности Старой Козы, но ни разу не осмеливался вмешаться, если Дядюшка Берт предавался с ней любовным утехам. Именно в этом возрасте Тигр начал свои попытки покрыть Симбу или Папуз, да и то, если Диджит, которому было почти одиннадцать лет, был далеко.

Когда Симбе стукнуло шесть лет, Диджит начал совокупяться с ней так же, как и с Папуз, без какого-либо вмешательства со стороны Дядюшки Берта в те дни, когда его привлекала одна из трех взрослых самок. Разница в возрасте и размерах придавала их совокуплениям комический вид — безразличный взгляд Симбы резко контрастировал с озабоченным выражением лица складывавшего губы в трубку Диджита.

В январе 1974 года Дядюшка Берт стал водить свою группу вслед за группой 8, предводительствуемой старым Рафики. Она состояла из Пинатс, Мачо, восьмимесячной дочери Тор от Мачо, а также Мэйзи, перешедшей в группу 8 в середине 1971 года. Благодаря приобретенному опыту Дядюшка Берт стал стратегом, и ему удалось отвоевать Мэйзи у Рафики. В течение первых нескольких недель пребывания молодой самки в группе 4 Дядюшка Берт не раз налетал на нее и награждал оплеухами. Когда самка попадает в новую группу, она обычно становится объектом возбужденных демонстраций со стороны серебристоспинного вожака, пытающегося утвердить свое господство над нею.

В случае Мэйзи ситуация была несколько иной, если учесть, что группа 4 была для нее родной и она была хорошо знакома со всеми ее членами, за исключением Коле в возрасте двух с половиной лет, родившейся после ухода Мэйзи из группы в июне 1971 года. Коле более остальных была недовольна возвращением Мэйзи и часто выражала свою неприязнь хрюканьем или притворными нападениями. А Августе было всего лишь одиннадцать месяцев от роду, когда Мэйзи покинула группу. Молодая самка уже в возрасте сорока одного месяца пыталась любыми средствами обратить на себя внимание Мэйзи и добиться ее благосклонности.

Мэйзи пробыла в группе 4 всего лишь пять месяцев. Ей так и не удалось гармонично вписаться в группу, о чем свидетельствовало недовольное хрюканье в ее адрес со стороны других членов, а также дистанция, которая установилась между ней и взрослыми самками, включая Старую Козу, Флосси и Петьюлу. В июне 1974 года Мэйзи начала курсировать между группой 4, группой 8 и серебристоспинным одиночкой Самсоном, когда-то состоявшим в группе 8, и в конце концов осталась с ним.

После смерти Рафики в апреле 1974 года Дядюшка Берт стал все больше времени проводить по соседству с территорией группы 8 и даже заходил на нее. Месяц спустя три оставшиеся в группе 8 гориллы — Пинатс и Мачо с вцепившимся в брюхо Тором — ввязались в ожесточенную схватку с группой 4. Тор был убит Дядюшкой Бертом. Как обычно, детоубийство произошло после смерти серебристоспинного вожака группы, к которой принадлежал детеныш, после чего его мать перешла в группу убившего детеныша самца. Уничтожив Тора, Дядюшка Берт избавился от отпрыска конкурента, приобщил к своей группе новую самку и сократил промежуток времени до оплодотворения Мачо. Правда, этот случай отличался от большинства детоубийств тем, что Дядюшка Берт не касался Мачо после смерти Тора целых пять месяцев.

Можно назвать две причины, почему Дядюшка Берт овладел Мачо с таким перерывом. Пинатсу, сыну Рафики, в то время было около двенадцати лет, и он еще не достиг половой зрелости, а значит, не был соперником по части оплодотворения. К тому же в южной части своей территории группе 4 приходилось встречаться с двумя серебристоспинными одиночками, Самсоном и более старым Нанки, который впервые появился в районе наблюдений два года назад. Дядюшка Берт не мог тягаться с Нанки, которому, как, впрочем, и Самсону, было под силу завладеть Мачо, если бы она была отобрана у Пинатса сразу после убийства Тора. Но через месяц после смерти Тора произошло совершенно неожиданное.

Петьюла и Папуз ушли из группы 4 и присоединились к Нанки, положив тем самым начало новой группе горилл на горе Високе. Папуз, скорее всего, покинула группу 4 из-за того, что долгое время была тесно связана с Петьюлой, по-видимому ее единокровной сестрой, а также потому, что у нее было мало шансов приобрести партнера в группе.

Эмиграция Петьюлы была внезапной. Получилось так, что, как в случае Лизы из группы 5, самка низшего ранга оставила своего четырехмесячного детеныша с отцом. И так же как Лиза, Петьюла решила поправить свое социальное положение, порвав с самками группы, где уже давно сложилась определенная иерархия. Наиболее примечательным в обоих случаях было то, что обе взрослые самки продолжали вскармливать молоком своих четырехмесячных детенышей, которых уже давно было пора отнять от груди, поскольку затянувшееся кормление делает зачатие невозможным. Ни Петьюла, ни Лиза не могли спровоцировать своих серебристоспинных партнеров на совокупление.

Мне было трудно сравнить поведение двух сироток из группы 4 — Симбы и Августы. У Августы были преимущества по сравнению с Симбой: она была на год старше, когда лишилась матери, а ее отец, Дядюшка Берт, оставался в группе. В отличие от Симбы Августа никогда не замыкалась в себе, хотя и стала проводить меньше времени в играх со сверстниками. Она пыталась держаться как можно ближе к Дядюшке Берту во время кормежек и дневного отдыха, а после того как лишилась матери, старалась устраиваться в неумело сооруженном ночном гнезде по соседству с ним.

В отличие от Симбы Августа не была избалована вниманием Дядюшки Берта, и она взрослела гораздо быстрее, чем если бы все это время оставалась в группе с матерью. Она стала покровительствовать Коле и пыталась ухаживать за всеми членами группы 4, кроме Флосси. Без Петьюлы с ее низким рангом Августе удавалось проводить больше времени рядом с отцом, что способствовало дальнейшему укреплению ее связи с остальными сородичами.

В августе 1974 года, то есть ровно через три года после появления на свет дочери Коле, Флосси родила мальчика Тита. За все годы исследований мне удалось установить, что интервал между родами составляет в среднем (по тринадцати самкам) 39,1 месяца. Если учитывать только удачные роды (то есть когда очередной детеныш выживает), то средний интервал между ними (для десяти самок) составляет 46,8 месяца. В случае Флосси этот интервал был самым коротким. Если же принимать во внимание только неудачные роды (когда детеныш погибает или исчезает), то средний интервал между родами (для семи самок) составляет 22,8 месяца. Рождение Тита было весьма неожиданным. Хотя и было отмечено, что Флосси совокуплялась с Дядюшкой Бертом восемь с половиной месяцев назад, никаких признаков беременности видно не было, да и она то и дело приставала к Дядюшке Берту или другим самкам.

Обусловленное менструацией поведение можно наблюдать во время беременности, особенно в поздней стадии, а у Флосси оно проявлялось даже накануне родов. Почти все наблюдаемые самки перед родами залезали на главенствующих и подчиненных взрослых самцов, а также на других самок. Объекты подобного поведения беременных самок обычно оставались пассивными. Однако небеременные самки, оказавшись под своими сородичами на сносях, проявляли двигательную активность и подавали соответствующие голосовые сигналы. Чем выше по рангу была верхняя самка, тем больше была вероятность активной реакции со стороны нижней. Подозреваю, что такое поведение помогает укрепить социальные узы между беременными самками и остальными членами семейства перед родами.

Тит был вторым детенышем Флосси, которому удалось выжить после родов, и, как прочие ее отпрыски, он выглядел недоразвитым и тощим. Кроме того, ему было трудно дышать. Сидя с разинутым ртом, он втягивал воздух громким сиплым вдохом, после чего его голова сотрясалась, как во время чихания. Такое затрудненное дыхание продолжалось у малютки почти восемь месяцев. Меня сильно беспокоило внешнее безразличие Флосси к своему сыну Титу, особенно во время переходов, когда головка детеныша беспомощно свисала через руку матери, которой она едва прижимала его к брюху.

За три года, протекшие между родами, Флосси сильно постарела. Казалось, пожилая самка уже исчерпала свои жизненные силы. Коле и Титу доставались лишь крохи ее былой энергии и материнского внимания. Она либо полностью игнорировала сына, либо пресекала его попытки поиграть с ней хрюканьем или мнимым покусыванием.

Флосси ухаживала за Титом кое-как. Он редко пытался вырваться на свободу, лягаться или отмахиваться руками, как это обычно делают детеныши, протестуя против ухаживания. В отличие от большинства отпрысков, для которых ухаживание всегда начинается по инициативе матери, а кончается по настоянию малыша, Тит наслаждался вниманием матери. Когда же дело доходило до сосания груди, то он ничем не отличался от других детенышей в том смысле, что кормление обычно начинается по инициативе малыша, а прекращается матерью. К тому же Флосси была более строга к Титу, чем к Коле. Ее нетерпимость была, пожалуй, главной причиной того, что сын быстро прекращал сосать грудь, дабы не раздражать мать.

Когда Флосси родила Тита, прошло тридцать восемь месяцев со дня неудачных родов Старой Козы и она уже давно должна была снова забеременеть. Судя по ее ежемесячным приставаниям к Дядюшке Берту, с циклами у нее все было в порядке. Если не считать шестинедельного периода болезни, начиная с сентября 1973 года, Старая Коза выглядела вполне здоровой и одаряла Тигра постоянным вниманием и лаской.

В один прекрасный теплый день в октябре 1974 года я с удовольствием загорала на солнце среди группы 4 в самой что ни на есть мирной обстановке. Старая Коза возлежала на боку рядом со мной и несколько озадаченно следила за игрой семилетнего Тигра. С ликующим выражением лица он набирал пригоршни травы и молотил ею по земле, а также по голове и телу Старой Козы, ни на секунду не выходя из возбужденного состояния. Наблюдая за этой парой, я не могла не восхищаться, насколько прочны семейные узы среди горилл.

На следующий день у группы 4 произошла кровавая стычка с Пинатсом и Самсоном. Во время драки Самсон отобрал Мэйзи у Пинатса, а Дядюшка Берт у того же Пинатса вновь отобрал Мачо, и молодой серебристоспинный самец опять оказался в одиночестве. Мы решили, что очередная стычка была кровавой, судя по многочисленным следам крови с клочьями серебристой шерсти на довольно обширном участке, где чувствовался сильный запах самцов. Группа 4 удалилась километров на шесть с половиной от места встречи в отдаленную западную часть седловины и на южный склон горы Високе. Пинатс неотступно преследовал группу, пытаясь вернуть Мачо. Весь следующий месяц он бродил на расстоянии нескольких метров от группы 4, что приводило к неоднократным яростным стычкам. Так кончилась мирная жизнь для группы 4.

К тому же исчезла Старая Коза. Убедившись сначала, что она не пристала к Самсону и что в районе наблюдений не появлялись окраинные группы, мы приступили к поискам ее тела. Прошел месяц, но так и не удалось обнаружить ее останков в седловине по всему маршруту следования группы 4 от места последней стычки. Затем в конце ноября один из участников поисковой группы, спасаясь от стада буйволов, вынужден был забраться на дерево. Почуяв запах гниющего трупа, он глянул вниз и увидел разлагающееся тело старой самки в дупле большой хагении, почти полностью скрытом лианами.

Тело Старой Козы разложилось до такой степени, что мне удалось только взять пробы ее органов для гистологического исследования. До сих пор не могу забыть того ощущения ужаса, охватившего меня, когда я резала скальпелем тело этой благородной гориллы. Прошло много месяцев, пока я совладала с чувством потери при встрече с группой 4, лишившейся своей самой яркой личности, Старой Козы.

Меня удивило, что Тигр совершенно не был расстроен смертью матери, и я отнесла это на счет напряженности, возникшей в результате месячного присутствия одинокого самца Пинатса рядом с группой. Вместе с Диджитом ему удалось не допустить проникновения Пинатса в группу. Когда они вышагивали угрожающей походкой перед молодым серебристоспинным самцом, то напоминали двух мальчишек, играющих в солдат. Диджит, которому было уже около двенадцати лет, еще не научился издавать звуки, присущие в таких случаях взрослым самцам, но, перед тем как начать бить себя в грудь, он складывал губы соответствующим образом в надежде, что требуемые звуки возникнут сами собой. Но из этого ровным счетом ничего не получалось. Семилетний Тигр подражал всем позам, походке и наскокам Диджита после первой же встречи с Пинатсом. Дядюшка Берт, конечно, видел их оборонительные маневры, но, расположившись между Пинатсом и Мачо, он в основном занимался любовью с вновь приобретенной самкой.

В конце ноября 1974 года подавленный, утомленный и раненый Пинатс вконец отчаялся и удалился на северный склон Високе, где промышлял и раньше. С его уходом Диджит превратился в серебристоспинного самца без определенных занятий. Он подолгу сидел в привычном для него месте, в тыловом охранении группы 4, и мрачно смотрел в ту сторону, где было найдено тело Старой Козы. Ни присутствие людей, ни активные любовные игры Дядюшки Берта с Мачо не могли приободрить Диджита. Его меланхолия напоминала поведение Самсона после смерти Коко, старой самки из группы 8. Рана на его шее, появившаяся тридцать два месяца назад, еще давала о себе знать. Создавалось впечатление, что тело Диджита отставало в росте от его головы, и со временем он выглядел довольно неказисто. Подавленное настроение, в котором он пребывал в тот период, и его жалкий вид делали его столь непохожим на прежнего жизнерадостного и любопытного Диджита, которого я знала когда-то.

С возвращением Мачо в группу 4 в ней стали происходить едва ощутимые пространственные перемещения. Лишившиеся матери Симба и Августа для большей безопасности старались держаться поближе к старой самке Флосси, несмотря на то что она не обращала на них никакого внимания. Всякий раз, когда Дядюшка Берт исчезал из виду, Флосси с трехмесячным Титом, вцепившимся ей в брюхо, приставала к Мачо. Вскоре примеру Флосси последовали Симба, Августа и Коле, и первый месяц пребывания Мачо в группе 4 был для нее весьма трудным. Агрессивность Флосси точь-в-точь повторяла ее отношение к Мачо в 1969 году, когда молодая самочка приближалась к половозрелому возрасту. Я относила это за счет отсутствия родственных связей между обеими самками.

Хотя после смерти Старой Козы Флосси заняла главенствующее положение в группе 4, Дядюшка Берт отстранил ее от себя, заполучив восприимчивую в половом отношении Мачо. Титу в то время было всего лишь четыре месяца, и должно было пройти не менее двух с половиной лет, пока Флосси, доставшаяся Дядюшке Берту в наследство, а не приобретенная со стороны партнерша, снова не вошла в менструальный цикл. И антипатия старой самки обратилась на собственного малыша, которому стало доставаться за малейшую провинность. Дядюшка Берт вроде бы не замечал такого поведения Флосси. Обычно степенный вожак, подобно пылкому юноше, почти все время проводил в объятиях Мачо или играл, как мальчишка, с Тигром, Симбой, Августой и Коле. Их потасовки и взаимное щекотание периодически прерывались, и вожак с добродушнейшим выражением лица прижимал к себе малышей и ласкал их.

Как только Мачо забеременела от Дядюшки Берта, он сразу же забыл о ее существовании. Флосси и три самки помоложе возобновили свои приставания к ней уже в присутствии вожака, постепенно оттеснив Мачо на самый край, поближе к Диджиту. Мачо стремилась быть рядом со своим новым партнером, но ее полностью подавили другие члены семейства. Каждый раз, приближаясь к ним, она ступала словно по битому стеклу.

В июле 1975 года у Мачо родился сын Квели, второй детеныш Мачо и седьмой Дядюшки Берта. Это наглядное доказательство доверия вожака вернуло Мачо уверенность в себе. Даже Флосси стала обмениваться с новоиспеченной матерью довольным урчанием и более терпимо относиться к ее близости с Дядюшкой Бертом.

Однажды, когда Квели было около трех месяцев, Мачо без видимых причин вдруг с хрюканьем напала на восьмилетнего Тигра, и тот бросился наутек с тревожными криками. Дядюшка Берт тут же наскочил на Мачо, она смиренно склонилась перед ним, и он стал ей что-то резко выговаривать. Дядюшка Берт трижды пытался выхватить Квели из ее рук, а она медленно уползала в сторону, съежившись от страха. В этот момент мне пришло в голову, что, может быть, Мачо вспомнила, как за год до этого Дядюшка Берт убил Тору, ее первого детеныша и последнего отпрыска Рафики. Мне, однако, не доводилось видеть или слышать о том, чтобы серебристоспинный самец когда-либо убил собственного детеныша, хотя бы потому, что это может вредно сказаться на продолжении рода.

Когда Квели исполнилось пять месяцев, подростки группы ополчились против Мачо, которая продолжала таскать малыша на брюхе. Они оттеснили ее от равнодушного Дядюшки Берта на самый край группы. Было грустно наблюдать, как из молодой матери сделали козла отпущения. Во время пребывания Мачо на периферии рядом с Диджитом у нее появился нервный тик. Она время от времени резко поворачивала голову в сторону Дядюшки Берта, какое-то мгновение смотрела ему в глаза, потом сразу же их опускала и закусывала губу. Ее взгляд выражал сильный страх, хотя вожак, казалось, не замечал ее вовсе. Всякий раз, когда она поступала подобным образом, пятимесячный Квели, обладавший сметливостью и собранностью, весь передергивался и тревожно смотрел на мать огромными проницательными глазами, унаследованными от Мачо.

В течение последующего года никто не вмешивался в жизнь группы 4. А в январе 1976 года произошла новая ожесточенная стычка с Пинатсом. Проведя в одиноких странствиях около тринадцати месяцев, молодой серебристоспинный самец обзавелся неизвестным партнером на северном склоне горы Високе. Дядюшке Берту удалось отбить этого партнера, которому, по всей видимости, было около десяти лет, от Пинатса, смирившегося с потерей, хотя в случае с Мачо все было иначе.

Поскольку я не смогла разобраться в происхождении и половой принадлежности новоявленной гориллы, то назвала ее Битсми. Животное выглядело неряшливым и тощим, что характерно для горилл, обитающих на северном склоне Високе, где произрастает довольно скудная растительность. Также было заметно, что горилла знала людей, и не исключено, что она когда-то была детенышем в группе 9 под предводительством Джеронимо. Хотя Битсми внешне походил на черноспинного самца, Дядюшка Берт с энтузиазмом покрывал его, а Битсми стал подолгу ласкать семнадцатимесячного Тита, наслаждавшегося неожиданным вниманием.

Со временем Битсми был внесен в наши записи в Карисоке как самец, и это был, по сути дела, первый и пока единственный зарегистрированный случай появления самца в группе с согласия ее членов. Я никак не могла понять, с какой целью Дядюшка Берт насильственно обзавелся еще одним самцом, когда в группе 4 соотношение самцов к самкам уже было 1:1. Быть может, отобрав Битсми у Пинатса, Дядюшка Берт еще больше ослабил соперника и уменьшил его шансы создать собственную группу. Подобное предположение, однако, может привести к ошибочному выводу, будто Дядюшка Берт обладал даром проницательности. Такую стратегию по аналогии с детоубийством, скорее всего, следует рассматривать как часть развитого механизма сохранения генофонда.

Буквально за месяц выяснилось, что Битсми был прирожденным скандалистом и бездельником. Жизнь ему представлялась сплошными летними каникулами с выходными днями. Его потасовки и гонки с Тигром, а также постоянное приставание к Симбе и Коле с попытками овладеть ими нарушали спокойствие в группе 4, и Дядюшке Берту частенько приходилось прибегать к дисциплинарным взысканиям. А у Тигра впервые появился самец-сверстник, всегда готовый к играм, и он постепенно забросил сторожевую службу, которую нес с Диджитом после смерти Старой Козы. Подрывная деятельность новоявленного самца позволила Мачо восстановить нормальные отношения с остальными членами группы, и она начала общаться с ними без былой опаски.

Новое положение Мачо в группе привело к резкому изменению личности Квели. Годовалый детеныш стал необычайно жизнерадостным и целые дни проводил в играх с таким рвением, будто каждый новый день был последним в его жизни и он хотел взять от нее все. Вскоре Квели догнал погодка Тита в физическом развитии и общительности, а потом и перегнал его.

Наблюдения за возрастающими различиями в развитии обоих детенышей привели меня к убеждению, что Тит родился преждевременно и даже на втором году своей жизни не мог наверстать отставание. Попытки Битсми ухаживать за ним и играть можно было оценивать как заведомо эффективный способ улучшить собственное социальное положение в группе 4, где он недавно обосновался. И естественно, его внимание к Титу развивало общительность последнего. Благодаря ему Тит стал более свободно играть со своими сверстниками.

Когда Титу исполнилось три года, он обнаружил, что если кистями обеих рук быстро ударять по отвисшей челюсти, можно выбивать ритмическую дробь при соприкосновении верхних зубов с нижними. Возникающие в результате звуки были столь же необычными, как и хлопанье в ладоши, к которому Августа пристрастилась семь лет назад.

Не исключено, что некоторые гориллы, не способные наладить нормальное общение со своими сородичами, вынуждены прибегать к необычным актам поведения, как бы компенсируя недостаток общения. Раскачивание молодого Диджита из стороны в сторону также могло быть вызвано теми же причинами, как и не совсем обычное поведение многих горилл, оказавшихся в неволе.

После того как мать покинула группу 4, Августа стала редко хлопать в ладоши, но, когда Тит начал бить себя по челюсти, она возобновила это занятие. Выступая вместе, они смахивали на уличных музыкантов. В солнечные спокойные дни их хлопки и клацанье зубами не раз заставляли Симбу, Клео и маленького Квели выделывать забавные пируэты. После того как Квели в течение нескольких месяцев пристально следил за тем, как Тит таким необычным способом привлекал к себе внимание, он тоже стал хлопать себя по челюсти каждый раз, когда с ним никто не хотел играть.

Когда Титу исполнилось два года, его мать Флосси возобновила приставания к Дядюшке Берту. Он продолжал игнорировать старую самку даже тогда, когда другие самки в группе перестали отвечать ему взаимностью. В этот период, в августе 1976 года, Симба, которой было уже восемь лет и восемь месяцев, стала проявлять признаки регулярной месячной восприимчивости. Но Дядюшка Берт по-прежнему игнорировал осиротевшую самку, оказавшуюся на его попечении, как объект любовных утех. Тогда молодая самка обратила свои взоры на четырнадцатилетнего Диджита, который вот-вот должен был стать половозрелым. Диджит с большим энтузиазмом откликнулся на приставания Симбы, и в нем как будто снова возродился интерес к жизни.

Вступление Симбы в менструальный цикл сразу же сказалось на поведении большинства членов группы 4, особенно Битсми, который исподтишка стал залезать на Коле, Августу и Тита. Но ни ему, ни Тигру не было позволено покрывать Симбу, когда у нее была менструация. В эти дни Диджит становился на защиту своих прав по отношению к Симбе, оставаясь рядом с ней и не подпуская Тигра или Битсми. Оба молодых самца часто пытались обратить на себя ее внимание, затевая при ней потасовку, но при этом не спускали глаз с Диджита. Коле, которой к концу 1976 года было пять с половиной лет, была весьма заинтригована изменениями, происшедшими в социальном положении ее партнерши по играм Симбы; расположившись поодаль, она с интересом следила за странным поведением своих сородичей и иногда сама пыталась привлечь к себе внимание Тигра или Битсми.

В те дни, когда Симба была восприимчива в половом отношении, Флосси приставала к равнодушному Дядюшке Берту и даже к Мачо, которая вместе с Квели хорошо вписалась в социальную канву группы 4. Восемнадцатимесячный Квели был единственным членом группы, на кого достижение Симбой половой зрелости не оказало ни малейшего воздействия. Из Квели вырос довольно независимый подросток, чьи действия будили в отце откровенную нежность к нему.

Однажды, когда Симба находилась в центре всеобщего внимания, Квели отошел в сторону покормиться рядом с Дядюшкой Бертом. Тот прервал свое занятие, чтобы помочиться. Зачарованный Квели сложил ладони в пригоршню под струю и пытался перехватить ее. С комически раздраженным выражением лица Дядюшка Берт шлепнул сына по башке, как назойливую букашку. Квели неохотно отскочил на несколько метров, присел с угрюмой миной на лице и продолжал смотреть, не сводя глаз с отца. Затем вожак ловко перехватил руками два вышедших из него яблока до того, как они упали на землю, и принялся пожирать их, причмокивая губами от удовольствия. Юного Квели эта сцена зачаровала еще больше, нежели происходящие поблизости оживленные половые игры. (Копрофагия — поедание экскрементов — позволяет лучше усваивать питательные вещества, присутствующие в растительной массе.)

В те дни, когда Симба была невосприимчива в половом отношении, Диджит всегда находился на краю группы, где занимал сторожевую позицию. Тигр и Битсми, как правило, были на противоположной стороне и, резво гоняясь друг за другом и устраивая потасовки, вытаптывали лесную растительность.

Выйдя на контакт с группой 4 в один ужасный холодный и дождливый день, я с трудом удержалась от соблазна подойти к Диджиту, съежившемуся под ливнем метрах в десяти от остальных животных. Он уже давно перестал проявлять интерес к наблюдателям, и я не хотела посягать на его растущую независимость. Оставив его в гордом одиночестве, я расположилась в нескольких метрах от группы сгорбившихся горилл, едва различимых в густом тумане. Через несколько минут я почувствовала руку на плече. Я оглянулась и увидела теплые добрые карие глаза Диджита. Он постоял, задумчиво глядя на меня, похлопал меня по голове и плюхнулся рядом на землю. Я склонила голову на колени Диджита и оказалась в положении, давшем мне желанное тепло и идеальную возможность рассмотреть давнюю рану на шее. Затянувшаяся рана больше не гноилась, но оставила после себя глубокий шрам с ответвлениями, расходящимися по всей шее.

Медленными движениями я вытащила фотоаппарат, чтобы снять шрам. Слишком близкое расстояние не позволило навести его на фокус. Прошло около получаса, и дождь наконец притих; Диджит без предупреждения откинул голову назад и широко зевнул. Я мгновенно нажала на спуск. На снимке добрейший Диджит выглядел как чудище Кинг-Конг, из-за того что в зевке обнажились его внушительные клыки.

Прошло немного времени, и клыки Диджита предстали в совершенно ином свете. В декабре 1976 года мы со следопытом Немейе провели пять часов под проливным дождем в поисках группы 4 в западной части седловины, ставшей теперь неотъемлемой частью ее территории. Поскольку до лагеря надо было идти еще несколько часов, мы решили бросить поиск и пошли назад по широкой открытой тропе, восемь лет назад названной Тропой скота.

Немейе шел метрах в трех впереди меня, когда завеса тумана чуть разошлась и перед моим взором предстали сгорбленные спины членов группы 4, прижавшихся друг к другу под дождем у подножия горы Високе на высоте около 35 метров слева над тропой. Я решила, что не стоит выходить на контакт с группой в такой поздний час и в такую погоду. Я пустилась вслед за Немейе, как вдруг из густых зарослей справа от тропы выбежал Диджит и оказался лицом к лицу с моим следопытом. Оба застыли в ужасе. Диджит встал на ноги, издал два ужасных вопля, обнажив клыки, и от него исходил тошнотворный запах страха. Казалось, молодой самец не знал, бежать ему наутек или нападать. Меня он еще не заметил. Ринувшись вперед, я обогнала Немейе. Узнав меня, Диджит тут же опустился на четвереньки и кинулся в сторону группы, которую Дядюшка Берт уже погнал к склону Високе, подальше от опасности. Как только Диджит перестал кричать, сбитая с толку группа остановилась, и нервное напряжение спало, когда гориллы выяснили причину беспокойства Диджита. Этот злополучный инцидент наглядно показал важность бокового охранения для обеспечения безопасности группы.

За несколько лет Диджит и Дядюшка Берт сплотились в хорошо слаженную пару защитников и могли полностью положиться друг на друга при улаживании внутренних споров или перед угрозой со стороны посторонних групп. Нельзя сказать, что их отношения были столь же интимными, как между Дядюшкой Бертом и Тигром, однако их с уверенностью можно назвать гармоничными, потому что обоих в одинаковой мере заботила сплоченность и безопасность группы.

Взаимная поддержка самцов особенно проявилась, когда группа 4 вышла в седловину, которую так и не удалось полностью очистить от браконьеров. Однажды в начале 1977 года я собиралась выйти на встречу с группой 4 далеко на западе от Високе, когда до меня вдруг донеслись тревожные крики Дядюшки Берта. Предчувствуя недоброе, я ринулась на эти крики и увидела, что гориллы преспокойно устроились на дневной отдых. Только Дядюшка Берт, выпрямив спину, сидел в напряжении с тревожным выражением лица.

Прошло около пятнадцати минут. Серебристоспинный вожак по-прежнему сидел в застывшей позе с выражением страха на лице. Вдруг пара воронов, каркающих по соседству, взлетела и, описав круг над группой, спикировала прямо на голову Дядюшки Берта. Бум! Он съежился и прикрыл голову руками. Почти целый час вороны издевались над величественным вожаком, на которого никто из его семейства не обращал ни малейшего внимания. Мне стало как-то неловко за моего благородного друга.

Как только вороны угомонились и улетели прочь, Дядюшка Берт с достоинством повел свою группу на кормежку. Думая, что все гориллы ушли, я медленно поднялась и стала смотреть, в каком направлении они последовали, чтобы на следующий день выйти на контакт с ними. Вдруг в соседних зарослях раздался шорох, и на меня уставилось прекрасное доверчивое лицо Мачо. Она отстала от группы, чтобы подойти ко мне. Увидев необыкновенную доброту, спокойствие и доверие в глазах Мачо, я была до глубины души потрясена нашей близостью и никогда не забуду этого трогательного момента.