В моем саду я отвел грядку для гороха: мне хотелось привлечь сюда гороховых зерновок. В мае зерновки появились. Кто скажет, откуда они взялись? Перезимовали в какой-нибудь трещине стены, а когда весеннее солнце разбудило их, выползли наружу. Горох зацвел, и они прилетели к своему любимому растению.

Маленькая головка с узенькой мордочкой, пестренькое платье — смесь серых, бурых и белых волосков — с неясным белым пояском, большой зубец на задних бедрах — вот приметы гостей моей грядки гороха.

Первые зерновки появились в середине мая. Они взобрались на цветки гороха: кто пробрался внутрь, кто остался снаружи. Время откладывания яиц еще не наступило, и жучки ничем не заняты, они наслаждаются жизнью. К полудню становится слишком жарко, и зерновки прячутся в тени. Утром и вечером они ползают по цветкам, греются на солнце.

Проходит несколько дней. Самые нетерпеливые самки начинают откладывать яйца. Они пристраивают их на совсем молоденькие бобы: только что завязавшиеся, плоские и очень маленькие. Такие ранние яйца — погибшее потомство. Для личинок, вылупившихся из этих ранних яиц, пиши еще нет: семена в бобах крошечные, водянистые. Личинки погибают от голода. Но зерновка плодовита, а гибель потомства для нее не в диковинку. Она так откладывает свои яйца, что большая часть ее потомства всегда обречена на гибель.

Горох почти совсем созрел. Начинается откладывание яиц просто на поверхность боба. Яйцо лежит ничем не прикрытое, его жжет солнце, мочит дождь. Горошина, которой будет питаться личинка, спрятана внутри боба, и личинка должна сама добираться до пищи. На один боб самка откладывает яиц больше, чем в нем горошин. Она откладывает их столько, что на каждую горошину приходится по пяти, по восьми яиц. Иногда даже — по десяти, а возможно и больше: кто помешает ей отложить на один боб два десятка яиц. А ведь каждой личинке нужно по горошине. Очевидно, только немногие выживут, большая же часть погибнет: для них не окажется еды.

Яркого янтарно-желтого цвета яички зерновки не длиннее миллиметра. Они прочно прикреплены к поверхности боба: приклеены слизью. Ни ветер, ни дождь не отделят их от боба. Часто самка откладывает яйца по два, одно над другим. И часто из верхнего яйца личинка вылупляется, а нижнее яйцо вянет и погибает. Чего не достало ему для развития? Солнца? Ведь лежащее на нем яйцо загородило его от солнечных лучей. Но по той или иной причине, а старшее в паре яйцо редко развивается.

Извилистая беловатая полоска-ниточка на кожице боба рядом со скорлупкой яйца — сигнал: личинка вылупилась. Она проделала узенький ход в кожице боба: начались поиски места, откуда легче пробраться к горошине. Найдя такое место, бледный, в черной шапочке червячок прогрызает стенку боба. Пробравшись внутрь боба, личинка добирается до ближайшей горошины. Я слежу в лупу, как она прогрызает себе ход. В ней всего миллиметр длины, и ей нужна совсем маленькая ямка. Личинка выгрызает ее, спускается туда, грызет все глубже. Вскоре она скрывается в глубине хода. Теперь она дома.

Входное отверстие очень маленькое, но его нетрудно заметить: своим бурым цветом оно хорошо выделяется на зеленом фоне горошины. У него нет определенного места, но его не бывает на нижней стороне, там, где горошина прикреплена к стенке боба. Здесь находится зародыш горошины, и личинка словно щадит его — он остается нетронутым, и выеденная личинкой горошина все же прорастает.

Почему личинка щадит зародышевую часть горошины? В бобе тесно, горошины соприкасаются своими боками, и здесь прохода для личинки нет. Нижняя сторона с пупковидным выростом, неудобна для прогрызания. Возможно даже, что этот вырост содержит соки, неприятные для личинки.

В горошине всегда только одна личинка, хотя зерновка отложила на боб много яиц: больше, чем горошин в бобе. Что случилось с лишними личинками? Погибли еще на поверхности боба? Или внутри него в борьбе с проникшими туда раньше? Ни то ни другое.

Вот мои наблюдения.

На каждой горошине, из которой вышел жук, можно найти при помощи лупы несколько маленьких рыжих точек с отверстием посередине. Их бывает пять, шесть и даже больше на одной горошине. Ошибиться невозможно: это входные отверстия. В горошину проникло несколько личинок, но только одна из них выжила и выросла: в горошине всегда лишь один жук. Где же остальные личинки? Сейчас мы узнаем это.

В конце мая и в июне, во время откладывания яиц, осмотрим еще зеленые и нежные горошины. Почти все пораженные зерновкой покрыты несколькими точками, такими же, какие мы видели на старой горошине. Снимем кожицу с таких горошин, разделим каждую на обычные две половинки, а если понадобится, то и на более мелкие части. Мы найдем несколько очень молодых личинок, согнувшихся в дугу, толстеньких и ворочающихся — каждая в своей маленькой круглой ячейке. Питание еще только начинается, провизии достаточно, и в горошине, по-видимому, все хорошо и спокойно. Когда же начнется драма? Ведь я знаю, что выживет лишь одна из личинок, прочие — погибнут.

Я разламываю заселенные личинками горошины, кладу их в стеклянные трубки и каждый день вскрываю новые, другие горошины. Так я могу следить изо дня в день за жизнью личинок. Сначала не происходит ничего особенного. Каждая личинка занимает свое место и грызет вокруг себя. Она еще очень мала и ест немного. Все же горошины не хватит на всех до конца, впереди голод, и от него погибнут все, кроме одной. И правда, вскоре все меняется. Одна из личинок, занимающая середину горошины, растет быстрее других. Как только она переросла своих соперниц, те перестают есть. Они становятся неподвижными и одна за другой умирают. Они такие маленькие, что исчезают, словно растаяв, бесследно. Вся горошина достается теперь одной, оставшейся в живых.

Почему погибли все остальные?

Я предложу такое объяснение. Не оказывается ли срединная часть горошины, в которой химические процессы обмена протекают медленнее, самой нежной пищей? Именно той, которая нужна молодой личинке. Я думаю, что все личинки стремятся к середине горошины и в своих ячейках находятся лишь временно. Одна из личинок достигает ее раньше всех, устраивается здесь, и тогда делу конец: прочим остается только погибнуть. Как узнают они, что место занято? Слышат ли, как грызет их счастливая соперница, или ощущают сотрясение? Нечто подобное должно происходить, потому что с этих пор прекращаются попытки личинок проникнуть ближе к середине горошины. Они остаются на своих местах и погибают, не пытаясь бороться.

Другой причиной того, что в горошине может развиться лишь одна личинка гороховой зерновки, служит теснота помещения. Из наших зерновок гороховая самая крупная. Места в горошине не так уж мало, но на двух его не хватит. В бобе, который зерновка любит почти так же, как и горох, могут поместиться несколько личинок: здесь хватит места для пяти, шести и больше. И здесь каждая маленькая личинка найдет нужную ей пищу: тот срединный слой, который медленно твердеет и лучше сохраняет нежность и сочность.

В горошине нежная часть занимает лишь небольшой участок в центре. В бобе она устилает все пространство, где соединяются две семядоли. Откуда ни начни личинка вгрызаться внутрь боба, она вскоре встретит нужную ей пищу. Как идут дела в бобе? Я пересчитываю отложенные яйца, потом подсчитываю число зерен и узнаю, что для пяти-шести личинок места вполне хватает. В бобе нет погибающих от голода: еды достаточно.

Если бы зерновка откладывала свои яйца на бобы, то было бы вполне понятно, почему их много. Но почему же она делает то же самое и на горохе? Ведь этим она обрекает на гибель большую часть своего потомства.

Я думаю, что объяснение этой странности нужно искать в прошлом зерновки. Не всегда в Европе росли горох и бобы, а зерновки жили здесь и прежде. Зерновка заселяет журавлиный горошек — дикое растение. Зерна этого горошка гораздо мельче горошин, но личинке хватает еды: она съедает такое зернышко целиком. В одном «стручке» журавлиного горошка бывает больше двадцати зерен. Их хватит на те полтора-два десятка личинок, которые выведутся из отложенных зерновкой яиц. Нет журавлиного горошка — зерновка отложит яйца и на вику. Но здесь горошинок в одном «стручке» меньше, и часть личинок погибнет.

Очевидно, если гороховая зерновка — наш европейский жук, то ее природное растение — журавлиный горошек. А может быть, она завезена к нам из Азии вместе с бобами? И в этом случае все обстоит хорошо: зерна бобов велики, одного хватает для нескольких личинок. Иное дело горох и вика. Зерновка и на них откладывает обычное число яиц, но зерен-то здесь меньше, и часть личинок погибает. Вывод ясен: ни горох, ни вика не являются природными растениями гороховой зерновки. Жить за их счет она может, но большая часть ее потомства погибает.

Вернемся к нашей горошине, в середине которой находится единственная личинка. У нее одно занятие — еда. Она грызет, и ее ячейка растет, как растет и жилец этого помещения. Личинка хорошо выглядит, она толстенькая и пышет здоровьем. Если я начинаю ее дразнить, то она поворачивается и качает головой. Так она жалуется на причиненное беспокойство.

Растет личинка очень быстро. С наступлением летней жары она уже взрослая и начинает готовить выход наружу. Жук-зерновка не имеет орудий, чтобы проложить себе дорогу через затвердевшую горошину. Личинка словно знает это.

В твердой горошине личинка выгрызает выходной коридор. Она съедает все мучнистые части в этом проходе, но тотчас же останавливается, как только достигнет кожицы горошины. Коридор нельзя оставить открытым: на куколку могут напасть враги. Тонкая, полупрозрачная перепонка — единственное препятствие, которое встретит жук, выбираясь из горошины. И она же — защита куколки от внешних врагов.

Понимает ли личинка, что она делает, оставляя кожицу нетронутой? Проверим на опыте. Я сдираю с горошины кожицу, а чтобы такие горошины не подсохли, кладу их в стеклянные трубочки. Личинки живут в ободранных горошинах так же хорошо, как и в целых. В свое время они начинают выгрызать выходные коридоры. И что же? Личинка грызет ход до самого конца. Кожицы нет, вход в коридор оказывается открытым.

Нет, она ничего не знает и не понимает, эта толстая личинка. Она не трогала кожицы просто потому, что эта кожица ей не по вкусу. Из-за невкусной кожицы и могло показаться, что личинка что-то «знает», что она «нарочно» оставляет кожицу. Содрали с горошины кожицу и вместе с ней исчезло и «знание». А что случилось бы, если бы личинка «понимала»? Она оставила бы нетронутым тоненький наружный слой зерна, и коридор оказался бы закрытым, пусть и дверью иного строения.

В конце лета на горошинах появляются темные пятна. Это просвечивают сквозь тонкую кожицу выходные коридоры. В сентябре я вижу взрослых зерновок. Жуку нетрудно выбраться из горошины. Стоит только посильнее толкнуть прозрачную дверку — и крышечка падает, открывая выход.

Осень прекрасна, много цветов, освеженных дождями. Зерновки летят на цветки, наслаждаются солнцем и теплом. Когда начинаются холода, они прячутся кто куда. Впрочем, многие зерновки остаются зимовать в горошинах: они откроют дверки своих убежищ лишь весной.

Наблюдателя привлекает к насекомым возможность изучать неисчерпаемое разнообразие их инстинктов. Я знаю, что многим не по вкусу такой способ изучения насекомых. Для практических людей урожай с грядки гороха дороже множества наблюдений, не дающих материальной выгоды. А кто сказал вам, деловые люди, что бесполезное сегодня не сделается полезным завтра? Ведь мы живем не только бобами и горохом, часть которых иной раз у нас отнимает зерновка. Мы живем еще и знанием, без которого невозможен прогресс.

Знание говорит нам: «Владельцу горохового склада незачем тратиться на борьбу с зерновками. Когда зараженный горох привезен в склад, то зло уже сделано и оно непоправимо. Но целым горошинам нечего бояться зараженных соседок. В свое время из заселенных горошин выйдут жуки. Если они смогут, то улетят, не смогут — погибнут, не заселив здоровых сухих зерен. Никогда гороховая зерновка не отложит яиц на сухой горох и никогда она не станет есть его».

Гороховая зерновка не живет в складах и амбарах: ей нужны солнце, воздух и простор полей. Умеренная в еде, она и не посмотрит на сухие горошины: ее пища — сладкий сок цветков. Личинкам же требуется мягкая зеленая горошина.

Горох может быть поражен зерновкой только на поле. Там и нужно бы бороться с ней, если бы это было легко. К счастью, у нас есть помощники в этой борьбе.

В начале августа, когда зерновки начинают вылезать из горошин, я встречаюсь с одним из защитников гороха. Это маленький наездник: крошечное насекомое из семейства хальцид. У его самки рыжие голова и грудь, черное брюшко и длинный яйцеклад, самец поменьше и совсем черный. Наездничек этот во множестве появляется в моих стеклянных трубочках, в которых я содержал зерновок. Его история несложна.

Перед окукливанием личинка зерновки выгрызла в горошине выходной коридор, закрытый снаружи тонкой дверкой — кожицей горошины. И вот на горошине появляется наездник. Он бегает по горошинам, осматривает их, находит отверстие, прикрытое кожицей. Вход в коридор закрыт, но наезднику он и не нужен. У самки наездника есть яйцеклад — тонкое сверло. Она вонзает это сверло в кожицу, прокалывает ее. Как бы глубоко ни находилась личинка зерновки в выходном коридоре, наездник доберется до нее. Кончик яйцеклада прикоснется к личинке, и к ее коже прилипнет маленькое яичко. Из него вылупится личинка наездника. Она нападает наличнику зерновки. Толстая личинка ничем не может защититься от врага и погибает: паразит ее высасывает. Неподвижная куколка и подавно не сможет защититься.

Как жаль, что мы не можем сильно размножить этого истребителя зерновок. Увы! Выхода здесь нет. Ведь для того, чтобы иметь побольше наездников, нужно развести и побольше зерновок.

Где родина фасоли? Было ли известно это растение у нас в давние времена? Насекомое — свидетель весьма надежный — отвечает: нет, в наших странах фасоль в древности не была известна, и проникла она сюда иными путями, чем бобы. Она — чужестранка, завезенная в Европу позже бобов.

Доказательства? Вот они. Я следил очень внимательно и все же никогда не видел, чтобы на фасоль нападали зерновки, такие любительницы семян бобовых растений. Я расспрашиваю моих соседей — крестьян. Они очень зорки и наблюдательны, когда дело касается урожая, да и хозяйки заметили бы вредителя, готовя фасоль для еды. Все они отвечают на мои расспросы одинаково: «Знайте, сударь, что в фасоли никогда не бывает червяков. В горохе, в бобах, в чине, в чечевице червяки бывают, в фасоли — никогда». При этом они улыбаются, явно недоверяя моему знанию насекомых.

Действительно, гороховая зерновка не заселяет фасоли. И это очень странно: она нападает на многие бобовые. Ее привлекает даже скудная чечевица, а крупная вкусная фасоль остается нетронутой. Почему? Очевидно, это чужеземное растение ввезено к нам не так давно, и местные зерновки еще не знакомы с ним.

Зерновка подтверждает, что фасоль появилась у нас недавно и завезена издалека, вероятно, из Нового Света. Будь она уроженкой Старого Света, у нее нашлись бы здесь вредители. Пока их нет, но, конечно, они появятся: рано или поздно, а их занесут к нам из той же Америки.

Так и случилось. Три или четыре года назад я получил из Мельяны, в устье Роны, тех жучков, которых я напрасно искал в своей местности. Друзья, узнавшие о моих поисках, прислали мне оттуда изрядное количество фасоли. Сильно источенная, она обратилась в нечто вроде губки, и в ней копошилось бесчисленное множество зерновок, напоминавших своим малым ростом чечевичную зерновку. Мне сообщили при этом, что в Мельяне эти жучки истребили почти всю фасоль.

Для моих опытов и наблюдений время самое подходящее: середина июня. У меня есть грядка ранней черной фасоли, которую я очень люблю. Пусть я лишусь ее, а все же выпущу на грядку этих вредных жуков. Фасоль цветет, на ней и множество бобов разной величины; на горохе зерновка работает именно в такое время. Я кладу на тарелку две-три горсти полученной фасоли и ставлю эту копошащуюся кучу зерновок на грядку.

Я заранее предвижу, что случится. Солнце светит вовсю, и зерновки, разогретые жаркими лучами, полетят, найдут мою фасоль, отложат яйца. Так по крайней мере поступила бы гороховая зерновка.

И что же? Я ошибся. Несколько минут погревшись на солнце, зерновки взлетали одна за другой и вскоре исчезали из глаз. Ни один жук не сел на мою фасоль. Может быть, полетав и прогулявшись, они вернутся завтра, послезавтра? Нет, они не возвращаются. Целую неделю я внимательно осматриваю мою грядку, но не нахожу зерновок. А время самое благоприятное: в банках присланные мне зерновки откладывают яйца на сухую фасоль.

Придется повторить опыт в другое время. У меня есть еще две грядки поздней, красной фасоли, посеянной именно для зерновок. Они засеяны в разное время, и на одной фасоль созреет в августе, на другой — в сентябре и позже. Много раз я выпускаю на эти грядки зерновок, но безуспешно. Я повторял опыт ежедневно все это время года, и ни одна зерновка не осталась на грядке. Я слежу не только за своими грядками, но и за фасолью соседей. Напрасный труд: нигде нет и следа яичек.

В высокие банки я помещаю стебли фасоли с висящими на них бобами: и зелеными, незрелыми, и с красными пятнышками, зерна в которых почти созрели. Сажаю туда зерновок. На этот раз они откладывают яйца, но странно: самки отложили их не на фасоль, а на стенки банок. Все же личинки вылупляются. Я вижу, как они ползают по банке, по стеблям и бобам фасоли, что-то ищут. Наконец все они погибают, не дотронувшись до фасоли.

Опыт показал, что нежная, молодая фасоль не годится в пищу. Что же нужно фасолевой зерновке? Ей нужно старое, сухое, твердое, как камешки, зерно. Я кладу в банки очень зрелые, долго сохнувшие на солнце твердые бобы. На этот раз опыт удается: зерновки откладывают яйца. Вылупляются личинки, вгрызаются в зерна, скрываются в них.

В природе, по-видимому, происходит следующее. Фасоль оставляют в поле, на корню, до тех пор пока бобы и зерна в них не высохнут. Такую фасоль легче молотить. Тут-то зерновка и откладывает свои яйца на сухие бобы. Собрав на поле фасоль, крестьянин привозит домой вместе с ней и зерновок. Подобно амбарному долгоносику, грызущему пшеничные зерна в амбарах, фасолевая зерновка не любит свежих зерен и предпочитает сумрачную тишину амбара солнцу и свету полей.

В одной фасолине часто поселяется до двух десятков личинок. Пока в этой фасолине есть съедобные части, ее заселяют поколение за поколением. В конце концов от нее остается лишь кучка испражнении личинок. Кожицу личинки не едят, но жук, выбираясь наружу, прогрызает дырочку. По числу дырочек можно узнать, сколько зерновок прокормилось в этой фасолине.

В горошине живет и развивается лишь одна личинка гороховой зерновки. Она выедает лишь небольшую часть зерна и такая горошина пригодна для еды. Фасолевая зерновка уничтожает фасолину совершенно, и свиньи отказываются есть фасоль, поточенную зерновками.

Америка наградила нас филлоксерой — жутким врагом виноградников. Теперь мы заполучили от нее фасолевую зерновку, серьезную опасность в будущем. Некоторые опыты покажут, как велика эта опасность.

Вот уже три года, как на столе в моем кабинете стоит несколько дюжин банок, обвязанных кисеей, чтобы не дать расползтись живущим в них насекомым. Здесь я развожу фасолевую зерновку, снабжая ее разнообразной пищей. Оказывается, что она не так уж разборчива и ест фасоль белую, черную и пеструю, крупную и мелкую, собранную в этом году и пролежавшую несколько лет и так затвердевшую, что ее трудно разварить. Охотнее она заселяет лущеную фасоль, но если такой нет, то нападает и на бобы: личинки добираются до зерен и через твердые, как кожа, стенки боба. Очень охотно заселяет она длинные турецкие бобы.

Пока зерновка не выходила за пределы рода «фасоль». Но опасно вот что: она безотказно нападает и на сухой горох, бобы, журавлиный горошек, вику. И во всех этих зернах личинки прекрасно развиваются. Только от чечевицы отказывается этот жук: очевидно, эти зерна слишком малы для него. Вот какой опасный вредитель, эта американская гостья.

К счастью, зерновка не заселяет зерен, злаков, как я предполагал это вначале. Помещенная в банки с пшеницей, ячменем, рисом, кукурузой, она гибнет, не дав потомства. Тоже с кофе, клещевиной, подсолнухами. Фасолевая зерновка не ест ничего, кроме бобовых, и здесь она может нанести. огромный ущерб.

Самка откладывает яйца безо всякого порядка. То они лежат по одному, то кучками. Они могут быть отложены на фасоль, а могут оказаться и на дне или на стенках банки. Личинка сама найдет, что ей нужно. Вылупляется она не позже, чем через пять дней: белая крошка с рыжей головкой.

Только что вылупившиеся личинки передвигаются очень деятельно: они торопятся найти поскорее жилье и пищу. Прогрызая твердую кожицу фасолины, они проникают внутрь зерна. Развитие занимает всего пять недель, и в течение года успевает смениться несколько поколений. Я насчитал четыре. Одна пара зерновок оставила мне восемьдесят личинок. Количество самок и самцов у зерновки почти одинаково, а потому посчитаем, что я получил сорок самок. Тогда к концу года потомство одной пары составит чудовищную цифру — пять миллионов. Сколько фасоли сожрет такой отряд зерновок!

Повадки фасолевой зерновки очень похожи на то, что мы знаем о зерновке гороховой. Каждая личинка выгрызает внутри фасолины ячейку, но кожицу не трогает. У этой зерновки такое же выходное окошечко, как и у гороховой: она легко открывается при выходе наружу жука. Ко времени выхода жуков кожица пестрит темными пятнышками, а при новых заселениях — и дырочками.

Не стоит бороться с фасолевой зерновкой на поле. Это сложно, да и к чему такая борьба? Главный вред эта зерновка наносит в складах и в амбарах. А там уничтожить ее не так уж трудно.