Глава четырнадцатая
ДОЛИНА МАРА

Во время третьего африканского путешествия я хотел найти по-настоящему девственную область, обильно заселенную различными дикими животными. Сердце Итури оставалось страной каменного века, но под непроницаемым пологом тропического леса снимать зверей было трудно; Турканаленд — отдаленный и дикий район, но там засушливый климат, скудная растительность и бедный животный мир; большие парки и заповедники Конго, Уганды, Кении и Танганьики были богаты зверями, но они не совсем подходили для моих целей.

С помощью двух лучших в Восточной Африке ловцов зверей нам удалось заснять много удивительных сцен на просторах Кении и Танганьики, но мне все чего-то не хватало. Меня тянуло туда, где живет множество зверей и где они борются друг с другом, играют и любят. Мне хотелось найти настоящий земной рай для зверей, еще не опустошенный ордами охотников, рай, где бродят огромные стада животных, которые обращаются в паническое бегство, едва почуяв запах человека. Мне хотелось побывать в уголке, где еще нет ферм и не вырублены заросли в процессе борьбы с мухами цеце, уголке, более глухом, чем заповедники, в которых продолжают охотиться браконьеры, уголке, куда еще не дошли цивилизация и полчища любопытных и где нет строгих правил, введенных для защиты животных от людей. Я хотел, чтобы никто и ничто не помешало бы мне добыть приманку для львов, раздразнить носорога, вспугнуть стадо стремительных импала, обратить в паническое бегство буйволов или зебр — иными словами, дразнить или пугать диких животных и снимать «киногеничные» сцены.

Конечно, в Африке сохранилось еще немало таких нетронутых уголков. Например, в 1937 году таким раем для крупных животных был кратер Нгоронгоро. Его открыли в 1892 году, но детально описан он был лишь после Первой мировой войны Т. Александром Бэрнсом. Позднее вверх по внешнему склону была проложена тропа, которую только неисправимые оптимисты могли называть дорогой. Передвигаться по ней можно было лишь пешком. На дне кратера побывали очень немногие.

Путь к подножию потухшего вулкана пролегал по Великому грабену. Справа от нас виднелся едва различимый вдали отвесный западный склон грабена, облюбованного дикими животными. Почти всю поездку мы могли любоваться и симметричными склонами действующего вулкана Ленгаи. Масаи считают эту гору священной, источником добра и зла. Мы прошли мимо озера Маньяра, где обитают тысячи фламинго и пеликанов, миновали небольшую деревню Олдеани и затем погрузились в густой лес, покрывающий склоны Нгоронгоро. Пока мы пробирались сквозь чащу, карабкаясь вверх, мы ничего не видели, кроме плотно обступивших нас деревьев. Только по наклону почвы под вашими ногами и бесчисленным поворотам тропы вы понимаете, что поднимаетесь на гору. Прежде чем достичь края воронки кратера высотой восемь тысяч футов, вам придется пройти около девяти миль.

Наверху мы обнаружили маленький деревянный домик, крытый соломой и предназначенный для отдыха инспекторов и окружных чиновников, но служащий прибежищем также и усталым путешественникам. Когда мы добрались до него, уже смеркалось, однако я пришел в восторг, убедившись, что с рассветом перед нами откроется чудесный вид. Раньше я боялся, не закроет ли от нас все окружающее густой лес на краю кратера. Но, к счастью, мои опасения оказались напрасными. Здесь вообще не было густых зарослей, а сам домик стоял на опушке.

Гораздо более умелые мастера слова напрасно пытались передать всю неповторимость Нгоронгоро. Обычно в таких затруднительных случаях я предпочитаю цветные фотографии типографским знакам. Но, к сожалению, даже хорошие снимки кратера получить невозможно. Он слишком длинен, слишком широк и слишком глубок и не умещается целиком в одном кадре или на одном снимке. Мне очень хочется подчеркнуть одну особенность этого удивительного творения природы. Слово «кратер» при описании Нгоронгоро невольно вводит читателя в заблуждение. Обычно диаметр кратеров вулканов четверть мили, полмили, от силы одна-две мили, а дно их занято озером или застывшей черной лавой, покрытой скудной кустарниковой растительностью. Даже если мы знаем, что Нгоронгоро — крупнейший в мире кратер, это слово продолжает вызывать в нашем уме все старые ассоциации, а они в данном случае совершенно неподходящи.

Несомненно, некогда Нгоронгоро был огромным массивом, не только очень высоким, но и с очень большим основанием. И отделившаяся в незапамятные времена при гигантской катастрофе его вершина сама была большой горой. В результате взрыва образовался кратер двенадцати миль в диаметре и тридцати пяти — сорока миль в окружности! Дно кратера — плоская равнина площадью сто квадратных миль, находящаяся в двух тысячах футов ниже его края. Там на плодороднейшей почве могут произрастать самые нежные и требовательные растения.

Хотя я знал о величине Нгоронгоро, при первом взгляде на него на рассвете у меня захватило дух. Косые лучи солнца отдаляли все предметы, и противоположный край кратера, освещенный ярким утренним светом, казалось, находился в пятидесяти милях от меня. Конечно, мне довелось видеть горные долины поглубже и пошире воронки Нгоронгоро, но здесь впечатление усиливалось тем, что склоны кратера образовывали круг, замыкающийся у моих ног. Окинув взором края Нгоронгоро, вы понимаете: это гигантское блюдо, заполненное буйной растительностью, — кратер, а не долина.

Иногда на рассвете из-за тумана или дымки растительность плохо видна. Вскоре под яркими лучами солнца туман начинает рассеиваться, и сквозь него проглядывают все большие и большие участки, покрытые зеленью, но дымка придает всему ландшафту фантастический оттенок, и все кажется миражом, видением, вызванным волшебными заклинаниями. Это чувство не покидает вас весь день, когда на смену туману приходят белые облака, низко парящие над краями кратера.

На первый взгляд дно кратера кажется огромным гладким зеленым ковром. Но потом вы замечаете кое-где на нем небольшие холмы и более темные пятна — клочки леса. Вглядевшись внимательнее, вы заметите и солнечные блики на поверхности вьющейся внизу реки и двух довольно крупных озер. Во время первого путешествия я разглядел в бинокль многотысячные стада, пасшиеся на травянистой равнине. Они были так далеко, что я не мог определить вида животных, но количество их изумило меня. Когда я побывал на горе в последнее путешествие, стада поредели, и недалеко от них я заметил гурты домашнего скота масаев.

В 1937 году трое проводников-масаев сопровождали меня и Цезаря при спуске на дно кратера. Недалеко от края кратера на его внутреннем склоне начинаются густые заросли кустарников и невысоких деревьев. Мы шли по тропе, которую, по словам наших проводников, проложили носороги, углубились в заросли, и равнина скрылась из виду. Масаи предупредили нас, что при крике «фару!» надо лезть на ближайшие деревья. С носорогом не желают связываться даже масаи. Но за все время спуска мы не увидели ни одного зверя — вероятно, шум, с которым мы продирались сквозь чащу, распугал все живое. Неожиданно спуск и кусты кончились, и мы очутились на ровном дне кратера, терявшемся вдали.

Дальше наш путь пролегал через зеленый луг, густо заросший клевером, который упруго выпрямлялся, едва освободившись из-под наших ног. Он был низко объеден, как под линейку, и вскоре мы увидели кем. Справа от нас кормилось несколько сот зебр, а немного впереди их — стадо гну, нередко пасущихся вместе с зебрами. Гну тоже спокойно насыщались. Они заметили нас, но, так как мы не стали приближаться к ним, наше присутствие не очень встревожило их. Я остановился, чтобы сделать несколько снимков, и гну вернулись к своей жвачке. Когда мы двинулись дальше, ближайшая к нам гну сочла это опасным и неторопливо затрусила прочь, а за ней последовали ее подруги. Зебры, увидев это, решили порезвиться и поиграть с гну в салочки, и несколько минут кратер приглушенно гудел от стука копыт по влажной земле.

Мы миновали рощу акаций и очутились на лугу, покрытом белым и красным клевером, поднимавшимся выше наших лодыжек. Он рос так буйно, что его хватило бы на прокорм всех животных кратера. А Нгоронгоро буквально кишел зверями. По оценочным данным, в то время в нем обитало от семидесяти пяти до ста тысяч животных, и большинство их никогда не покидало кратер. И зачем им покидать его? Здесь есть все, что нужно зверям: пища, вода, солнце, тень, место, где можно укрыться от преследователей. В Нгоронгоро обитают зебры, эланды, жирафы, топи, водяные, камышовые и лесные антилопы, стейнбак, импала, газели Томпсона и Гранта, дукеры, дик-дик, гну, ориби, страусы, шакалы, гиены, леопарды, слоны, носороги, бегемоты, буйволы, гепарды, бабуины, цесарки, дрофы, перепела и крупнейшие из африканских львов с великолепнейшими гривами.

Мы направились к озеру Магад, на берегу которого я надеялся заснять журавлей, разных водоплавающих птиц и, может быть, животных, пришедших на водопой. Но озеро располагалось посреди плоской равнины, и его прибрежную полосу шириной в полмили заполнял вязкий ил. Мы с большим трудом держались на ногах и не могли найти укрытие, из которого можно было бы снимать птиц и зверей. Лишь там, где в озеро впадала река Лемундже, у берега была чистая вода. Я сначала удивился, каким образом воды реки преодолевают край кратера — ведь для этого им нужно течь вверх! Но скоро выяснилось, в чем дело. На дальнем от нас склоне кратера высились два «вторичных» (?) вулкана — Олдеани и Ололмоти, высотой примерно десять тысяч футов. Ололмоти выше края Нгоронгоро. Река начинается около вершины Ололмоти, вероятно, там на поверхность выходит подземный поток, течет вниз по его склону и ниспадает через край Нгоронгоро, образуя цепочку красивых водопадов.

Во время первого посещения кратера я не мог задерживаться в нем, хотя там можно было получить много замечательных кадров. Поэтому-то, приехав снова в Африку, я так стремился побывать в Нгоронгоро, однако он уже был объявлен заповедником, и, кроме того, масаи пасли в нем около трехсот тысяч голов своего скота. Нгоронгоро сохранил большой интерес для путешественников, но он уже не подходил для моих целей. И я продолжил поиски.

Наконец почти случайно я узнал, что найду все нужное мне в долине Мара. Мне было известно и раньше о существовании этой долины. Но я знал только о ее верхней части, находящейся недалеко от Нарока, и не подозревал, что эта долина тянется до Северной Танганьики и озера Виктория. В 1954 году я приехал в этот район для съемок не реки и не ландшафтов, а племени куриа, живущего на плато Уримбаро, которое ограничивает долину Мара. Мне рассказывали, что куриа видели лишь немногие путешественники, и я заинтересовался этим племенем.

Я нанял небольшой самолет для перелета к крошечной посадочной площадке близ древних золотых рудников у подножия плато. Со мной вылетел один оператор, а остальные улаживали различные экспедиционные дела.

Куриа около ста пятидесяти тысяч. Это племя несколько разочаровало меня. У них я увидел немало интересного, но с точки зрения Голливуда они оказались недостаточно «киногеничными», хотя мы сняли несколько превосходных сцен. Лучшими были снимки танцоров и сцен с участием колдуна Нозибуро.

Я слышал о различных интересных обычаях куриа, но заснять их нам не удалось. Над девушками и юношами совершается суровая церемония обрезания. Сохранилось предание, что в древние времена девушку, забеременевшую до обрезания, убивали, но ныне ее лишь изгоняют из племени. У куриа существуют строгие моральные правила, и если какая-нибудь из девушек забеременеет до свадьбы, ни один мужчина не женится на ней.

Меня заинтересовало также племя луо, живущее по соседству с куриа, но по своим обычаям значительно отличающееся от него. Например, девушка-куриа, изгнанная родным племенем, может найти убежище у луо. Замысловатые головные уборы и цветные щиты придают живописность танцорам-луо, и мы засняли различные пляски этого племени.

Закончив съемки куриа и луо и довольные результатом проделанной работы, мы вернулись к посадочной площадке близ золотых рудников, где нас ждал самолет. Пилот разогревал мотор, а я стоял около самолета, когда к нам подошел незнакомый мужчина и представился: «Эйс Дюприз».

Эйс был могучего сложения лысоватым сорокалетним блондином. Он родился в Кении в семье французских гугенотов. Его семья уехала из Франции в Голландию, оттуда в Южную Африку и, наконец, перебралась в Кению.

Я уже упоминал о нем, рассказывая о съемках бегемотов. Но впервые мы встретились именно здесь, а до этого я не слышал ни о нем самом, ни о его удивительном умении обращаться с дикими животными. Много раз я проезжал не одну сотню миль ради встречи со знатоком зверей, а сейчас такой человек сам нашел меня и предлагает мне свое знакомство!

Пока летчик готовил самолет к полету, я успел поговорить с Эйсом. Он слышал, что я ради съемок побывал у куриа, и пожелал узнать, интересуюсь ли я и зверями. Если да, почему бы мне не посетить долину Мара? Она сравнительно невелика, но еще совсем не затронута цивилизацией и в ней обитает множество животных.

«Львы?» — спросил я.

«Множество».

«Носороги?»

«Сколько угодно. Одно место в долине даже называется Болотом носорогов».

«Антилопы?»

«Какие виды вас интересуют? В Мара обитают лесные, роан, импалы, гну, эланды, томми, хартбисты, топи и многие другие».

«Прекрасно, прекрасно», — пробормотал я, не зная, что и подумать об этом предложении, и несколько ошеломленный его словами.

«И кроме того, в долине живут бегемоты, буйволы, зебры, слоны, жирафы, леопарды, крокодилы и, разумеется, гиены, шакалы и дикие собаки. Из птиц встречаются страусы, цесарки, куропатки, перепела, утки и гуси. Много змей различных видов».

«Похоже, что это тот самый звериный рай, который я так долго ищу».

«Да. На площади в тридцать квадратных миль обитает двадцать девять видов четвероногих. И там встречаются все типы африканских ландшафтов и растительности. Посередине долины течет река, а на берегах ее можно найти густые заросли, каменистые ровные участки, болота, холмы и лощины. Более чем достаточно убежищ для зверей и укрытий для вас. Много открытых, хорошо освещенных мест. Вы можете сделать вашей базой мой дом у рудников, — сказал Дюприз. — Мой брат и я управляемся с ними с помощью африканцев. Рудники находятся в западной части Мара, и в долине есть места, удобные для разбивки лагеря. В долину не проложено дороги, но я знаю, как пробраться в нее, и с удовольствием помогу вам».

Узнав, что Дюприз — почетный инспектор долины, объявленной контролируемым, но не заповедным районом, я проникся к нему доверием. Титул «почетный» в Восточной Африке означает иное, чем в Америке, где обладание им часто свидетельствует лишь о наличии у данного лица высоких покровителей. Почетный инспектор службы охраны природы в Восточной Африке — это человек, который хорошо знает данный район и следит за соблюдением правил заповедников не за плату, а из любви к животным.

В находящихся под контролем районах нет слишком строгих ограничений, касающихся охоты, съемок диких животных или поведения посетителей. Но любой путешественник, желающий осмотреть долину, должен получить на это разрешение инспектора и вести себя соответственно его указаниям. В определенные периоды можно охотиться на некоторых животных, если их развелось слишком много или если они угрожают существованию других видов.

Дюприз должен был также охранять зверей от браконьеров, принимать должные меры в случае вспышки среди животных эпидемий и т. д. В целом контролируемый район — это территория, где деятельность людей поставлена под эффективный контроль для защиты и сохранения животного мира. Дюприз отчитывается в своей работе, которую он проводил в сотрудничестве с окружным комиссаром в Тариме, главному инспектору заповедников и национальных парков в Аруше.

Поговорив с Дюпризом, я изменил свои планы. Я решил слетать в Найроби за остальными своими помощниками и вездеходом, по словам Дюприза, абсолютно необходимым в Мара. Дюприз сказал, что для съемок интересующих меня сцен потребуются четыре или пять дней, и я решил провести в Мара неделю. Но мы пробыли в долине шесть недель — шесть замечательных и очень продуктивных недель. Мы разбивали лагерь в четырех довольно далеко отстоящих одно от другого местах на берегу реки Мара близ заливчика, излюбленного бегемотами, на опушке леса — обители львов, близ тропы носорогов и около входа в узкое ущелье, известное под названием Ущелье львов. Хотя мы вели съемки на сравнительно небольшой территории, ограниченной с одной стороны рекой Мара, а с другой — высоким крутым склоном плато, мы бы много раз успели заблудиться, если бы с нами не было Эйса Дюприза.

Эйс изучал повадки зверей в ином плане, чем оруженосец Мафута, чья осведомленность оказывала неоценимую помощь охотникам. Он подходил к ним с другой стороны, чем Кюнцлер и Пеллегрини, искусные ловцы зверей. Эйс изучил зверей, живя с ними. Он не охотился на животных и не ловил их живьем, за исключением случаев, когда его вынуждали к этому его обязанности инспектора района. Он провел много лет в долине Мара и хорошо знал повседневную жизнь ее обитателей.

Я настолько проникся верой в Эйса, что, когда он был со мной, решался на такие рискованные эксперименты с дикими животными, на которые раньше ни за какие блага не отважился бы. Однажды мы заметили на другом берегу реки удивительно большое стадо буйволов, и мне захотелось снять их крупным планом. Но здесь река оказалась глубокой, грузовики не могли форсировать ее, и Эйс предложил вылезть из них и перебраться вброд. Раз речь зашла о хороших кадрах, перспектива вымокнуть не смущала меня, но я с опасением глядел на стадо бегемотов, купавшихся в реке менее чем в ста футах от брода.

«Я думаю, что все сойдет благополучно, — сказал Эйс, — если мы не будет торопиться». Но своим помощникам он не приказал идти вброд. Он вызвал добровольцев, и лишь трое решились лезть в воду рядом с бегемотами. Остальные предпочли остаться на берегу. Еще вызвался пойти с нами Джонни Кокиллон, никогда не упускавший такого случая. Перед тем как войти в быстрый поток, мы обвязались длинной веревкой, конец которой обмотали вокруг надежного дерева на берегу. Когда мы вступили в воду, ближайшие к нам бегемоты заволновались и нырнули. Вода была очень мутной, и мы не могли разглядеть, направились ли они к нам или уплыли прочь. Эйс уверенно двигался впереди, за ним я, а вплотную за мной остальные. Вода дошла нам до пояса, затем до плеч, и поток сбивал с ног. К тому же дно оказалось скользким, и мы продвигались к другому берегу медленно. Всецело поглощенные стремлением удержаться на ногах, мы зависели от милости любого обитающего в реке животного, и ему ничего не стоило бы утопить нас. А ведь только вчера мы видели в реке крокодилов! Но мы благополучно выбрались на другой берег, засняли буйволов и вернулись к грузовикам.

В другой раз наш вездеход, перегруженный оборудованием и тремя огромными бочками с бензином, застрял на переправе через реку Мара. Эйс раньше переезжал здесь через реку, но на этот раз мы умудрились угодить одним колесом в грязную яму, и грузовик забуксовал в реке, взбаламучивая колесами воду, но не двигаясь ни на фут. Нам пришлось вылезти из автомобиля, прикрепить к его передку канат лебедки, ее привязать к пню на другом берегу и вытягивать грузовик. Без лебедки нам ни за что не удалось бы сделать это. А не будь рядом Эйса, я бы до смерти перепугался, увидев рядом в воде морду бегемота.

Эйс помог мне при съемках носорога получить кадры, о которых я уже давно мечтал. У Эйса был открытый джип и старый двухосный пятитонный грузовик. Гоняясь за животными, мы нередко кроме моего вездехода, использовали и автомобили Эйса.

Однажды, когда Эйс вел джип, в котором кроме него сидел оператор Джонни Кокиллон, а остальные члены нашей группы ехали в вездеходе, из зарослей на нас бросились три или четыре огромных носорога. Джонни снимал их, а мы с грузовика снимали всю сцену — носорогов, атакующих джип, Джонни, прильнувшего к аппарату, и Эйса, старающегося увильнуть от носорогов. Он с изумительным мастерством вел автомобиль.

Вскоре всем носорогам, кроме одного, надоело гоняться за джипом. Но этот зверь оказался очень упрямым. Он снова и снова бросался на автомобиль, и Эйс едва успевал ускользать от носорога. У меня от испуга захватило дух: ничто не защищало Джонни от огромного рога, мелькавшего в нескольких дюймах от него. Джип был низким, открытым с боков, и носорог мог легко пронзить Джонни. Но даже в самые опасные секунды Кокиллон не отрывался от аппарата и получил великолепнейшие кадры.

Наконец носорог добился успеха — он поддел рогом джип сзади в футе от Джонни. Эйс и Джонни от сильного толчка вылетели из автомобиля. Джонни схватил свой драгоценный аппарат, а мы поспешили подъехать к разъяренному зверю, чтобы отвлечь его. Носорог расправлялся с задней частью джипа и одной из шин. Заметив подъезжающий грузовик, он оставил джип в покое и бросился на наш автомобиль. Мы прибавили скорость, носорог недолго преследовал нас, а затем повернул назад к джипу. Но Джонни и Эйс успели отбежать подальше от него, и мы перевели дух и остановили грузовик. Пока носорог трусил к своему старому врагу джипу, я вылез из грузовика и пошел наперерез носорогу, на ходу снимая его.

Когда меня и зверя разделяло футов сорок, он увидел нового врага. Не раздумывая, носорог опустил голову и бросился на меня, пыхтя, подобно паровозу. Я помчался от него изо всех сил, поскользнулся, поспешно вскочил на ноги и успел прыгнуть в кузов грузовика буквально в пяти футах от носорога, который нанес автомобилю скользящий удар, к счастью почти не причинивший ему вреда. Грузовик быстро набрал скорость, и выдохшийся носорог прекратил преследование. Мы с облегчением подобрали Джонни и Эйса и поздравили друг друга с прекрасными кадрами и благополучным окончанием съемки этой волнующей сцены.

Я имел с носорогами достаточно дела и должен сказать, что предпочитаю им львов.

Эйс прекрасно знал львов. По его мнению, львы нравятся и всем другим животным, и они относятся ко львам с любопытством и уважением. Когда лев днем появляется на открытом месте, все животные, оказавшиеся поблизости, сбегаются посмотреть на него — если только лев сыт. Когда же он голоден, они предпочитают следить за ним издали, держать от него на безопасном расстоянии. С крайним любопытством они ловят каждое движение льва, и в их глазах не заметно и тени страха. Если лев направится куда-нибудь, все собравшиеся звери последуют за ним, желая посмотреть, что он будет делать.

Эйс рассказал мне о любопытном происшествии, случившемся с ним. Однажды, проезжая с помощником в грузовике по долине, он напал на след одинокой зебры. Судя по следу, зебра, очевидно, была ранена или больна. Эйс решил выяснить, в чем дело, и, если это окажется возможно вызволить зебру из беды.

Вскоре он увидел на открытой равнине зебру, стоявшую ярдах в пятидесяти от группы деревьев. Зебра испугалась грузовика и хотела бы убежать от него, но не меньше она боялась и кого-то или чего-то, скрывавшегося на опушке перелеска. Подъехав ближе, Эйс разглядел льва, с вожделением взиравшего на зебру. Он был голоден, но приближение грузовика помешало ему расправиться с зеброй.

Эйс решил воспользоваться представившимся случаем, чтобы получше узнать львов. Он лишь несколько раз видел задранных львами животных и хотел узнать, как лев нападает на свою жертву и убивает ее. Эйс остановил грузовик и попросил своего помощника подойти к зебре.

Приближение человека должно было заставить зебру, все равно обреченную на гибель, подойти ближе к льву, и он тогда, вероятно, бросился бы на нее. Помощник Эйса медленно направился к зебре. Она сделала несколько шагов к деревьям и опять остановилась. Лев оставался на прежнем месте, и помощник побоялся идти дальше. Тогда Эйс тоже вылез из грузовика и пошел к зебре. Лев отступил в кусты, росшие на опушке.

Но тут Эйс сжалился над зеброй, очевидно серьезно раненной при нападении другого льва или леопарда, и решил избавить ее от лишних мучений. Он вернулся к грузовику, взял ружье и прикончил зебру. Лев, высунувшийся было из зарослей, исчез при звуке выстрела, но вскоре вновь появился на опушке. В это время помощник Эйса возился у туши зебры, выбирая кусок на жаркое.

Лев, возбужденный запахом крови, направился к туше, несмотря на присутствие человека. Помощник Эйса поспешно отрезал кусок мяса и побежал к грузовику, а лев, не спуская с автомобиля глаз, подошел к зебре.

Эйс рассказал о львах еще кое-что, ранее неизвестное мне. По его словам, иногда львы подкрадываются к добыче даже в присутствии носорогов. Антилопы и другие обычные жертвы львов совсем не боятся носорогов, а носороги не боятся львов. И львы крадутся вслед за носорогом, когда огромное, но глуповатое животное направляется к стаду антилоп или зебр.

Один эпизод со львами в долине Мара мог бы стать украшением «Занзабуку», если бы я смог полностью вмонтировать его в фильм. Быстрая и грациозная импала дразнила львицу, пока не довела ее до белого каления. Ветер дул в нашу сторону, мы хорошо замаскировались, и животные не подозревали о нашем присутствии.

У львицы были детеныши, по-видимому недавно родившиеся и спрятанные в кустах на опушке рощи. Львица проголодалась сама и хотела покормить львят, но она не желала уходить слишком далеко от них. Обычно в таких случаях мать на время заменяет отец или ее подружка, но здесь поблизости не было больше ни одного льва. Импала, очевидно, знала это и понимала, что львица не решится оставить надолго львят одних, погнавшись за ней. Антилопа также помнила, что в пятидесяти футах от кустов тянется глубокий овраг с крутыми склонами, по дну которого течет речка.

Импала, пританцовывая, приближалась к львице. Та, нервно ударяя хвостом о землю, ползла навстречу антилопе. В последний момент, когда львица уже была готова к прыжку, импала поворачивала назад и стремительно уносилась прочь, оглядываясь на бегу через плечо и как бы смеясь над львицей. Обозленная кошка ни с чем возвращалась к своим детенышам. Тогда импала тоже возвращалась к львиному логову и кружила возле кустов, провоцируя львицу на новую, столь же бесплодную атаку. Наконец антилопа очутилась между кустами и краем оврага, и львица решила, что лакомой добыче теперь уж не увернуться. Для львицы овраг был серьезным препятствием, и она, очевидно, думала, что импала не решится прыгнуть в него. Львица с торжествующим видом бросилась на антилопу, но та повернулась, грациозно промчалась по отвесному склону на дно оврага, легко переплыла поток и взлетела на другой склон совсем рядом с нами.

Здесь импала остановилась и окинула наглым взглядом львицу, оставшуюся на той стороне оврага. Затем грациозное животное показало на свой манер «нос» львице, покрутив хвостом и лягнув задними ногами в ее сторону, и с довольным видом унеслось прочь.

Я вспоминаю другой эпизод, когда я встретил двух антилоп-роан, выглядевших далеко не столь счастливыми, как эта импала. Подобную сцену можно увидеть лишь случайно, и то если вы проведете достаточно много времени в зверином раю вроде долины Мара и если вам вдобавок повезет.

Мы пробирались по еле различимой звериной тропе сквозь высокую траву и густой кустарник. Вдруг послышалось печальное блеяние, шелест листьев, и затем впереди нас тропу пересек леопард, державший в пасти небольшое животное.

Следом появились две антилопы-роан, самец и самка, и мы поняли, что они преследуют хищника, утащившего их детеныша, и пытаются спасти своего «бэби». Возбужденные животные не заметили нас, и мы свернули в чащу вслед за антилопами, надеясь узнать, чем все это кончится. Скоро мы нашли отца и мать. Они потеряли след хищника и просто бродили по лесу в поисках похищенного детеныша. Они уже отчаялись найти маленькое существо, столь дорогое их сердцам, и у них был очень печальный вид.

Во время поездок по долине мы три раза обнаруживали стоянки браконьеров, только что покинутые обитателями, которых, очевидно, спугнуло наше приближение. Костры еще горели, и над ними висело коптившееся мясо.

Браконьеры доставляли Эйсу немало хлопот. Население плато, ограничивавшего долину, значительно увеличилось за последние годы, и на берегах реки, немного выше контролируемого района, появились новые селения. Дичи же на плато становилось все меньше и меньше, и охотники в поисках добычи проникали в запретный район. Они охотились на всех животных, пригодных в пищу, и Эйсу приходилось прилагать много усилий для защиты животных от браконьеров.

Эйс рассказал мне о мертвом слоне, незадолго до нашего приезда обнаруженном им в долине. Сначала он подумал было, что животное убили браконьеры и лишь приближение инспектора помешало им вырезать бивни или разделать тушу. Но, осмотрев тушу, он не обнаружил следов насильственной смерти. Оба бивня оказались треснутыми у основания и тронутыми гнилью, вероятно, слон умер от старости и болезни бивней.

Позже, внимательно осмотрев череп слона, Эйс обнаружил между бивнями большую трещину около фута длиной. Было ясно, что она образовалась очень давно, так как уже успела вырасти новая ткань, затянувшая трещину. Однако чашечки, куда входят основания бивней, были в два раза большего размера, чем обычно, а на их стенках виднелись многочисленные мелкие трещинки и следы застарелых воспалительных процессов. Старый слон много лет назад участвовал в жестокой схватке и с тех пор мучился от невыносимой боли в гниющих бивнях. Это был, вероятно, очень озлобленный зверь, и Эйс порадовался, что ему не пришлось встретиться со старым бродягой раньше.

Перед прощанием с долиной Мара мне хотелось заснять сцену, наглядно показавшую бы зрителям все богатство, разнообразие и великолепие животного мира Африки. Конечно, я мог достичь этого умелым монтажом фильма — скомпоновав один за другим кадры с зебрами, слонами, львами, бегемотами, носорогами, антилопами и многими другими животными. Но мне хотелось снять такую сцену, в которой участвовало бы одновременно возможно больше животных — сколько может уместиться в одном кадре. Мне хотелось втиснуть в маленькую рамку моего киноаппарата с 35-миллиметровой пленкой дюжину различных видов животных. И я хотел заснять их в движении, вернее, во время панического бегства.

Я обсуждал с Эйсом эту сцену несколько раз. Он не возражал против того, чтобы испугать животных. Ведь они просто обратятся в бегство, а когда как следует пробегутся и оправятся от внезапного испуга, успокоятся. Все это не причинит им никакого вреда. Труднее оказалось решить другую проблему — как снять их крупным планом, не подвергая опасности операторов. Стадо животных, совершенно безобидных в одиночку, обратившись в бегство, в мгновение ока растопчет вас, если вы очутитесь на его пути.

В долине Мара обитали огромные стада животных. Вспугнув их, мы смогли бы любоваться грандиознейшей картиной, но заснять ее на кинопленку было бы очень нелегко. Следовало бы найти не просто большое стадо, но стадо, состоявшее из различных животных, или же несколько стад, и все они должны были поместиться в рамке объектива нашего аппарата. Местность, где предполагалось вести съемку, должна была просматриваться со всех сторон и быть хорошо освещенной солнцем. Следовало правильно выбрать позицию для операторов и наконец все устроить так, чтобы испуганные животные промчались бы как раз перед объективами аппаратов.

Для выполнения нашего замысла требовалось много людей. Эйс отправился в деревню на плато и привел пятьдесят африканцев на роль загонщиков. С их приходом возникла новая проблема — всех наших новых помощников нужно было кормить, а добыть пищу можно было только охотой. Поэтому пришлось разрешить им охотиться в долине.

Когда все предварительные приготовления закончились, мы посадили африканцев в автомобили и отправились на разведку. Мы объехали почти все открытые равнинные участки района, где паслись крупные стада и где мы видели множество животных — в одном месте огромное стадо зебр, в нескольких милях от него большое стадо антилоп-эланд и т. д.

Наконец на открытом участке близ подножия плато мы нашли то, что искали. На сравнительно обширной равнине паслись стада зебр, гну, импала, томми, топи, множество эланд и даже антилопы-роан и водяные козлы. Эйс быстро оценил топографию места и определил, в каком направлении должны побежать испуганные животные. В тылу у животных высился отвесный склон плато, а с двух сторон равнину окаймляли густые леса. Очевидно, животные устремятся в проход между зарослями.

Прежде всего мы наметили наиболее удобные позиции для операторов. Одного из них мы поместили на наспех сооруженный настил среди ветвей дерева, второго — на невысокую скалу. Затем мы тряслись около часа в грузовиках, развозя на исходные позиции загонщиков. Они разместились полукругом у кромки леса, лицом к проходу между деревьями. После этого Эйс и я вернулись к центру кривой линии загонщиков и приготовились к началу операции. Эйс уселся в джип, а я залез в вездеход в нескольких сотнях ярдов от него. По сигналу Эйса — он махнул шахтерской фуражкой, с которой никогда не расставался — мы медленно двинулись к стадам.

Соседние загонщики, увидевшие это, тоже вышли из-под укрытия деревьев и передали условный сигнал своим товарищам.

Ближайшие к нам животные тревожно обернулись и стали уходить от нас. Хотя пока все шло медленно и спокойно, я весь напрягся. Мы боялись вспугнуть животных преждевременно, так как если они обратятся в бегство раньше, чем все стада сгрудятся в одну кучу, сцена их бегства не произведет на зрителей должного впечатления.

Автомобили медленно продвигались вперед, и с той же скоростью шли загонщики. Стадо топи рысцой приблизилось к зебрам и гну. Солидные эланды передвинулись поближе к импала и томми, которые уже жались друг к другу. Все шло по намеченному плану. Окруженные животные, отступая в центр стягивавшегося кольца, сбивались в одну кучу. И вдруг трусливых антилоп-роан охватил безудержный страх, и они обратились в паническое бегство. Их примеру последовали томми, и через несколько мгновений паника распространилась на все стада. Вид массы животных, мчавшихся по равнине, был столь потрясающим, что я, всецело захваченный этим зрелищем, чуть не забыл прибавить скорость и корректировать направление бегства стад. Всего в сотне ярдов впереди неслось пять или шесть тысяч животных. Грациозные прыжки импала напоминали движения балерин, от тяжелого скока эланд гудела земля, томми все быстрее и быстрее махали своими хвостиками, а рядом с ними мчались водяные козлы, топи, гну и зебры. Если бы нам удалось заснять хотя бы частицу этого непередаваемо величественного и прекрасного зрелища, мы имели бы редкие кадры!

Сначала казалось, что съемки пройдут удачно. Тысячи животных сбились в плотную массу и мчались в нужном нам направлении, туда, где расположились операторы. Но затем что-то заставило импала отклониться в сторону. Я не знаю, почему это произошло, но они резко повернули и взлетели на холм, находившийся у кромки леса. Мы никак не могли предположить, что животные, охваченные страхом, направятся к нему. За импала последовало множество антилоп, и лишь небольшая часть стада продолжала бежать прямо. Огромное стадо эланд раскололось, три четверти их понеслось на холм, остальные побежали к проходу между лесами, который, как мы думали, все животные сочтут единственным путем, ведущим к спасению.

Увидев это, я помрачнел. Особенно досадным было, что большинство животных, взбежавших на холм, скрылось из виду за его гребнем и оказалось вне поля зрения операторов. Пришлось довольствоваться съемкой лишь тех животных, которые пробежали перед аппаратами.

Замечательное зрелище взволновало, а неудачный финал сильно разочаровал всех нас. Я раззадорился и проникся уверенностью, что в следующий раз мы уже не промахнемся. Если нам удастся опять найти в одном месте сразу столько животных, мы попытаемся все повторить, и уж тогда стада побегут в намеченном направлении.

Итак, на следующий день мы вновь отправились на поиски, погрузив на грузовики операторов, африканцев и оборудование. В первый день мы ничего не нашли, но на второй обнаружили довольно большое скопище животных, хотя и не столь разнообразное, как в первый раз. Опять мы разработали план действий, соорудили настилы на ветках, расставили загонщиков и вспугнули животных. И опять эти упрямцы понеслись в совершенно неожиданном для нас, прямо противоположном направлении. Казалось, животные знают, что мы хотим заснять их, и не желают попасть на киноленту.

Пять раз мы начинали все сначала, и четыре раза нас постигала неудача. Наконец мы добились кое-какого успеха, но то, что мы сняли, не может идти ни в какое сравнение с зрелищем, увиденным мною в первый раз. Здесь было не пять тысяч животных и гораздо меньше различных видов. Мимо объективов промчалось лишь несколько сотен зебр, гну и импала. Импала прыгали так грациозно и легко, как будто бросали вызов силе тяжести. Этой сценой начинается фильм «Занзабуку».

Я надеюсь, в Африке навсегда сохранятся места, подобные долине Мара, где звери живут так, как они жили много столетий подряд. Но даже если цивилизация будет отхватывать все новые и новые куски от последних не тронутых ею глухих уголков, до тех пор, пока не уничтожит последний из них, я никогда не забуду картины несущейся массы животных и тысячи других сцен и буду благодарить судьбу за то, что мне посчастливилось путешествовать по Африке вовремя и увидеть и узнать поближе ее первобытный мир.