Глава десятая
Сияющий загадочный лунный лик заливал тайгу зеленоватым светом. Хорошо были видны вершины сопок, черные отвесы скал.
В ночной тишине по хрустящему снегу Олег шел к зимовью. Деревья без листьев скрестили над головой корявые ветви, перевитые лианами, а на снегу — кружево их теней.
Вначале Олег думал только о Шельме. Готовил себя к самому худшему. Но была искорка надежды увидеть собаку живой, и она торопила его. Он представлял, как откроет дверь, как бросится к нему Шельма, будет ласкаться, пытаться лизнуть в лицо. Тут же возражал себе: если жива, вряд ли сможет подняться на ноги.
Он думал о Шельме, но не забывал смотреть по сторонам и карабин нес в руке. Казалось, тигрица крадется за ним или ждет в засаде. Не так просто заставить себя в ночной тайге не думать о тигрице, которая только что покалечила Яшу. А что она натворила раньше — вспомнить жутко. И возвращаться поздно: лесовозы уже не ходят.
Кто бы ни говорил о тиграх, почти от всех Олег слышал: «Как молния». «Наверное, быстрый зверь, — думал он, — если уж сразу двух лаек поймать может. Одну — понятно, выпрыгнет из засады и схватит. Но как успевает поймать вторую, которая уже ее увидела?»
Саня рассказывал, что у них на плантации женьшеня тигр утащил сторожевую собаку. Пришел за второй. Собака захлебывалась от лая. Саня встал с карабином наготове, решил, как прыгнет — стрелять… И карабин вскинуть не успел, а тигр уже за забором с собакой.
А тигрица и в самом деле шла за Олегом. Яркий свет луны заставлял ее идти так, чтобы между ними было толстое дерево, за которым можно скрыться, если человек вдруг посмотрит назад. Доходила до одного дерева, выбирала другое и опять кралась за человеком, вполглаза следя за ним из-за прикрытия. Потом резко повернула, рысью добежал до ручья, спрыгнула на лед. Прячась под берегом, стороной обогнала Олега. Вылезла из ручья у большого выворота и легла за ним.
По тому, как выбрала засаду, было понятно — отлично знает эти места. Долина там резко сужалась, и Олег мог пройти самое большее в трех прыжках от нее.
Олег не вернулся к рассвету. Его ждали около часа, но, когда совсем рассвело, пошли по тигриным следам.
Вначале тигрица шла на махах, потом рысью и наконец перешла на шаг. Сделав петлю, залегла на склоне недалеко от своих следов, проверяла — идут ли за ней. Лежала долго, снег на лежке заледенел. Потом следы повели в соседнюю падь, и у Сандо потемнело лицо. Тигрица пошла по следам Олега.
Все заспешили, хотя понимали — спешить уже поздно. Посматривали вперед и боялись увидеть ворон на деревьях. В этих краях они чаще всего сидят над добычей тигра.
Алексей забегал вперед, и Сандо пропускал его, только сам старался идти еще быстрее. Саня едва поспевал за ними…
Казалось, должен был как-то чувствовать человек, что рядом такая опасность. Но Олег, когда увидел выворот, за которым пряталась тигрица, думал совсем о другом. У такого же выворота приключилось с Яшей невероятное происшествие. С Яшей часто что-нибудь приключалось. На склоне сопки, у самой вершины, ветер вывернул с корнями дерево. Яша, чтобы обзора было поменьше, ушел за этот выворот по своим делам. Сделал, что надо, вышел из- под корней, застегивает ремень. А дерево — возьми да и встань. Лежало оно на крутом склоне — и так, что вершина была повыше сопки. Налетел с той стороны подходящий ветер, поставил дерево на место, прямо перед Яшей. Он потом неделю ходил сам не свой, все представлял, что было бы, задержись он под выворотом чуть подольше.
Об этом случае и вспоминал Олег, когда проходил рядом с тигрицей. Даже посмеялся вполголоса.
Тигрица не тронулась с места. Пропустила Олега и лишь потом опять пошла по его следам.
Олег подходил к зимовью, и комок подступил к горлу.
«Жива ли? Шельма, жива ли ты?» — думал он, все ускоряя шаги.
Отпер и распахнул дверь… Никто не бросился к нему из темноты зимовья. Он включил фонарик и испугался. Перед ним стоял обтянутый шкурой скелет собаки. Только глаза были ее, Шельмы, и горели от радости. Она взглядывала в глаза Олегу и тут же опускала голову, считая себя виноватой во всем, что случилось. Он гладил, ласкал ее. Она лизала руки и покачивалась на дрожащих ногах.
В углу что-то зашевелилось. Удивленный, Олег повел лучом фонарика и увидел двух толстых щенят.
— Ничего себе! Ну ты героиня, Шельма. — Он пошарил лучом по зимовью. Старую тельняшку, которая прикрывала порог, Шельма оттащила в сторону, и в щель под дверью намело снега. — Хорошо, снег у тебя был. А что же ты ела?
Одна стена была исцарапана собачьими когтями. Смертным грехом считала Шельма стащить что-нибудь. Но когда появились два живых насоса, она преступила этот закон. Попыталась допрыгнуть до маленького, завязанного узлом мешочка с остатками сухарей. Он висел под потолком на стене, и ей немалого труда стоило сорвать его с гвоздя.
От пакета муки, который стоял на полке, остались только обрывки плотной бумаги.
Шельма положила на ладонь свой обтянутый кожей череп и уставилась в глаза Олегу, как будто спрашивала: «Что будем делать?» Он не знал, что делать, засуетился. Дать ли ей немного сырого мяса или воды или лучше затопить печку и сварить мясо, дать с бульоном?
Пошатываясь, Шельма подошла к двери. Он взял ее на руки, вынес из зимовья. Дрожа, приседая, она стала спускаться к ручью, к тому месту, где не замерзла вода.
Олег пошел в зимовье. Достал из рюкзака кусок мяса, мелко–мелко порезал его и вышел… Возле ручья стояла тигрица и держала в зубах Шельму, обвисшую, как тряпка.
Тигрица метнулась в одну сторону, в другую, как кошка, которую застали врасплох на столе. Олег схватил карабин. Тигрица бросила Шельму и прыгнула на него. Он успел только выстрелить от бедра, не целясь. Тигрица рухнула на него. Падая, Олег ударился головой и спиной о стену. Перехватило дыхание. Тигрица отпрыгнула, скатилась на лед ручья, рычала там внизу, раненная. Олег открывал рот, а воздух не шел, он не мог вдохнуть. С ужасом подумал: «Все!» Но нет, вдохнул и начал дышать. Поднял выбитый из рук карабин. Голова гудела от удара. Подошел к берегу. Тигрица была мертва.
Утром по тигриным следам пришли к зимовью охотники.
Иодом из аптечки, которая валялась в зимовье еще от прошлого хозяина, Алексей смазывал на груди Олега глубокие царапины.
— Ты ей в клык попал, и рикошетом пуля ушла в грудь. Хороший получился рикошет.
— Что там у меня? — Олег приподнял голову.
— Лежи, ничего страшного. Воздух не свистит, значит, не пробила. Промышлять, конечно, начнешь теперь с другого сезона. Поучился немного — и хватит! — усмехнулся Алексей. — Наверное, сразу домой захотел, в город? Ты еще только по тигриным следам побегал, Приморья, можно сказать, и не видел. А его летом надо посмотреть. И весной. А осень у нас какая!
— Хочешь, ага, давай ко мне на плантацию. Женьшень будем растить, — предложил Саня.
— Не думал, конечно, что так круто все начнется. — ответил Олег. — Но вы же говорите — такие тигры не часто встречаются. Шельму похороните за зимовьем. Камней в ручье много.
Подошел Сандо:
— Чего такой бледный? Теперь, парень, все позади. — На ладони он держал кверху брюшком пушистый комок с белыми «тапочками» на лапах. — Вот тебе новая Шельма. Вся в мать. Второго, разреши, я заберу.
Тигрица лежала в кузове машины. Лапы напряжены, будто схватила кого-то и прижимает к себе, вцепившись когтями. Даже голову нагнула, чтобы схватить еще и зубами. Но не было никого в окоченевших лапах, а нос ткнулся в железный пол кузова. К всклокоченной шерсти примерзли комки снега.
…Кладовщик промхоза достал из ящика стола книжку накладных и на желтой бумаге на следующем после выписанных рукавиц листке написал:«Тигра. Одна штука. Выдана Дальневосточному научному центру через Юдина».
Остался позади избушки сложенный из темных камней холмик. Весной разобрал, развалил его белогрудый медведь.
А осенью молодая Шельма носилась у зимовья, только желтые листья летели из-под лап.