Смена планов и тролли

Так нас носит по городу. Мы набираемся впечатлений. В целом нам здесь нравится. Валентина умильно глядит на высаженные то тут, то там цветочки. Обилие цветов для нее — признак благополучия города. Я же, кроме всего прочего, присматриваюсь к компьютерным магазинам, выстраивая планы моих будущих занятий. Дело в том, что у меня, собственно, сразу два плана. Первый — открыть в Кито студию компьютерной фотографии, то есть делать всяческий цифровой монтаж. Второй план касается компьютерных игр: мне очень хочется арендовать подходящее помещение и поставить там с десяток персоналок, загрузив их самыми крутыми играми, какие только найдутся в цифровом мире. И брать почасовую плату.

К моему удовольствию, в одном из наших кружений по центральным улицам нас прибило волной к игровому залу. Играют там в Нинтендо, через телевизоры. Игры крайне примитивные, восьмибитные, плоские и поразительно однотипные. В нинтендовских игрушках изменяется только графика, фон и персонажи. Все остальное — абсолютно одинаково. Задача играющего — с помощью кнопок на пульте провести своего персонажа через массу препятствий, непрерывно стреляя во все стороны. Такие игры приедаются за две недели на всю жизнь.

Но китийские пацаны давят кнопки с наслаждением. Правда, каждый третий экран занят футболом. Футбол в Южной Америке — особый вид помешательства. Об этом нужно говорить отдельно, в другой книжке, причем вряд ли хватит для такого разговора пятисот страниц. Сказать, что китийцы любят ходить на футбол, — значит не сказать ничего.

Владелец игрового зала удивил меня чрезвычайно низкой ценой — всего лишь восемьсот сукров за час игры, двадцать два цента. Я вышел оттуда несколько удрученным и погряз в мелочных расчетах. Я-то надеялся иметь доллар в час как норму, а здесь — в пять раз меньше. Было над чем поразмыслить. Все мои выкладки, даже с самыми смелыми прибавками и допущениями, приводили к одному и тому же выводу — невыгодно. Разумеется, проигрыша не будет никакого, но и выигрыш слишком уж мал. Что же делать?

В Сингапуре у меня друзья, они плавают в компьютерном бизнесе, как шустрые белые акулы меж кораллами. Что не раз наводило меня на мысль попробовать заняться торговлей компьютерным железом — комплектующими и всяческой электронной периферией. Поэтому я решил прозондировать этот рынок и в Кито.

Первые же компьютерные магазины и компании по продаже оборудования здорово подкосили и это мое стремление. Очень скоро я выяснил, что компьютерный бизнес в Кито совсем дохлый, парк персональных машин составляет чуть более десяти тысяч штук, а новые покупаются с большим трудом. Причем предпочтение отдается не компьютеру как таковому, а надписи на нем, марке. Под эту дудку знаменитые компании сбывают всякий залежалый и морально устаревший товар по фантастическим ценам, нередко втрое дороже, чем в Штатах. Внутреннее железо практически не продается совсем, потому что подавляющее большинство «компьютерщиков» в этой стране понятия не имеет о том, что установлено в корпусе. Компьютерная грамотность в Кито находится на самом низком уровне, и нет никаких предпосылок для ее роста, в чем я со временем имел возможность многократно убедиться.

Итак, сами собой отпали едва родившиеся планы торговли компьютерным железом. Из всех оставшихся мыслей особенно выделялась мысль «фотографическая».

Когда-то давно я уже имел свой фотопавильон. Разумеется, я подчинялся соковыжимательной советской системе бытового обслуживания, но в своей студии чувствовал себя как дома, фактически был единоличным хозяином, не пускал даже уборщицу, предпочитая прибираться собственноручно.

Правда, такое полное владение «делом» имело то следствие, что мне приходилось по две или три ночи в неделю проводить там же, в студии — работы накапливалось по горло и тратить время на дорогу домой я не мог. Но несмотря на некоторые неприятности, в моей памяти остались в основном только добрые воспоминания о фотостудийном периоде моей биографии. Теперь же я снова стоял перед возможностью иметь свою студию, причем свою в прямом смысле этого слова. Отчетность — только перед налоговым бюро. Сам себе барин — что хочу, то ворочу. А так как я давно уже стал компьютерным человеком, то решил совместить обе деятельности воедино — мастерить цифровые фотокомпозиции, в которых в качестве действующего лица участвовал бы сам клиент.

К тому времени у меня был полностью расписан и просчитан список оборудования и материалов, необходимых для реализации такой студии. Недоставало лишь чисто коммерческих величин: «почем» и «скока».

Я забегаю в первый попавшийся художественный фотопавильон на Амазонас. Внутри очень мило, стены отделаны темно-зеленым сукном, мягкие кресла, вишневые столики, большие овальные зеркала. Классическая, одним словом, обстановка. На высоком столе перед приемщицей — образцы фотографий. Я тычу пальцем в яркую фотку малыша — цвет, заказная печать, тринадцать на восемнадцать с белой рамкой, обрез двенадцать на восемнадцать.

— А комо эста (почем)? — спрашиваю.

— Трэйнта, — отвечает.

Трэйнта — это тридцать. Но мое скудное знание испанского вполне допускает, что я Путаю тридцать и тринадцать. Переспрашиваю, рисую пальцем на плексигласе тройку и ноль. Кивает, смеется, берет карандаш и выводит на бумажке большущую тройку (будто бы я не только дурак, но еще и слепой) и такой же огромный ноль.

Я уточняю, за сколько штук они дерут такую фантастическую цифирь.

— Уно! — Она показывает мне свой указательный палец.

— Уно, уно! — Такой же палец демонстрирует перед моим носом еще и зашедший следом за мной посетитель.

— Гр-р-расиас! — Я вылетаю из павильона.

На лице у меня — это я представляю — буря восторга, удивления и неверия в так тяжело навалившееся вдруг счастье. Тридцать! Тридцать тысяч! Восемь баксов!

Моя семья еще не понимает всех размеров удачи и всей щедрости фортуны.

Восемь долларов за одну-единственную фотку тринадцать на восемнадцать! Мои мозги какое-то время отказываются признавать реальность этого факта, но я заставляю их работать и хватаюсь за расчеты.

Результирующие числа греют душу. Конечно же я охлаждаю свой пыл и произвожу жестокое деление на два, после чего отсекаю еще и двадцать пять процентов местного налога. Но даже после этой кровавой хирургии доллары так и прыгают перед глазами. Их много. Ну, не то чтобы очень, но в России павильонному фотографу такие заработки и не снятся. Разве что на выезде когда-никогда перепадет вкусненький кусочек. Я же не люблю выезды, я хочу сидеть за столом и творить.

Вот оно, решение. Да, решено. К черту компьютеры! Да здравствует фотография! Конкуренты? Фиговое масло им под нос, этим конкурентам! Они только и научились, что более-менее правильно ставить пару софитов и вовремя щелкать затвором, а я — компьютерный фотограф. У меня будут колоссальные композиции с диким зверьем, три десятка потрясающих композиций, цены ниже обычных, пластиковая оболочка на каждой фотографии, формат вдвое больше, срок исполнения в пять раз короче! Я им еще покажу, как надо работать!

Вот в таком настроении я пребываю до самого вечера. Мне хочется поделиться моей радостью со всеми вокруг и жать честные смуглые руки каждому встречному индейцу. Под конец мы закатываемся в веселенькое кафе напротив американского книжного магазина, где я надираюсь солеными коктейлями с настоящей мексиканской текилой и в состоянии, близком к оперному (то есть еще немного, и я начну петь), возвращаюсь в родной номер. Уверен, что до самого утра я дрых в постели с идиотски счастливой улыбочкой на физиономии.

На следующий день мы наконец-то покупаем карту города, длинненькую синенькую книжицу, которую мы то и дело разворачиваем на ветру, как знамя затерявшегося в переулках полка. Вид человека с картой настраивает прохожих на благодушное настроение. Нам с удовольствием помогают и подсказывают, но, как выясняется, картографы из китийцев никудышные: большинство доброхотов так и не разобрались в чертежах и планах собственного города и потому предпочитали показывать верное направление самым надежным способом — вытянутой рукой. При этом они громко декламируют названия улиц, что в свою очередь как сильнейший магнит притягивает мальчишек с ранцами на спинах. Мальчишки, как и везде на этой планете, тянутся к любому происшествию, тем более если в нем участвуют иностранцы.

Мы выходим на Дьес-де-агосто, то есть улицу Десятого августа. В Кито много подобных названий. Карта города так и пестрит историческими датами, очень легко запутаться в цифрах и месяцах. Такая ошибка при недосмотре может привести к тому, что таксист завезет вас в совершенно неведомый район, где вы не увидите ни одного знакомого ориентира. Между тем такси в Кито — недешево.

Дьес-де-агосто гордо соседствует с сокращением «Av.» — «авенида», авеню. На наш же московский взгляд — это нормальная улица, до авеню явно не дотягивает. Пройдя по ней метров пятьсот, мы сходимся во мнении, что это — улица слесарей. Здесь наблюдается необычайное скопление хозтоварных и всяких других скобяных магазинчиков.

Вообще, плотная концентрация однородного бизнеса — типичная вещь для Кито. Если где-то хорошо наладилась торговля жареной курятиной, будьте уверены: не пройдет и трех лет, как на том месте вырастут пять или шесть кафе-закусочных, предлагающих эту самую курятину. Даже пиццерии жестоко конкурирующих фирм выстраиваются буквально стенка в стенку. Это означает, что несколько лет назад данный перекресток отличился жаждой к пицце. Не беда, что теперь обе пиццерии пустуют, — все еще впереди. Пройдет время, люди привыкнут к новому пейзажу и, возможно, когда-нибудь начнут-таки хаживать за горяченькими сырно-грибочно-колбасными треугольничками именно в эти пока еще одинокие пиццерии. И тогда рядышком быстренько воздвигнут три или четыре новых. Что поделаешь, традиции города нередко оказываются сильнее его жителей.

На улице Десятого августа мы познакомились с еще одной достопримечательностью города Кито — тролле. Вообще-то тролле — это троллейбус, хотя и не совсем обычный. Местный тролле большой, двухсалонный, довольно комфортабельный. Все остановки — с турникетами, билетершами и охранниками, все мило и крыто прозрачным пластиком. Для троллей (прошу не путать с троллями из немецкой мифологии) всюду выделена особая полоса движения, по которой запрещается ехать кому бы то ни было еще. Короче говоря, тролле здесь — упрощенный аналог метро. Разумеется, настоящее метро во много раз эффективнее, но для полуторамиллионного, очень автомобилизированного Кито троллей пока вполне хватает.

Автомобили — предмет нашего удивления. Мы приехали сюда с откровенно совковым взглядом на дорогую машину. Однако такой взгляд в Эквадоре неприменим.

Поясню на примере: в год нашего явления в Южную Америку хороший полуторатонный штатовский джип в Москве оценивался продавцами новых автомобилей где-то от тридцати пяти до семидесяти тысяч долларов. За среднее я беру пятьдесят. Джипы же класса люкс шли по удвоенным ценам, то есть в среднем подползали к сотне. А теперь представьте мое ощущение, когда, стоя на углу Колон и Десятого августа, то есть точно в центре Кито, я обнаруживаю, что каждый пятый, без малейшего преувеличения каждый пятый, проезжающий мимо меня автомобиль — джип, причем не менее четверти всех джипов — люксы. Мало того, среди оставшихся автомобилей огромный процент занимают «мерсы», БМВ, «форды» и очень много крутой японщины. И лишь приблизительно десять процентов от движущейся массы — старенькие или откровенно дешевенькие машины типа «Жигулей» или «шкод». Ну, хорошо, пусть даже пятнадцать процентов — недорогие автомобили, но остальные-то действительно в большой цене! Иначе говоря, у меня перед глазами материал для выводов как о доходах, так и платежеспособности местного населения. Мои выводы крайне оптимистичны. И еще долгое время мы находимся в тумане наших роковых заблуждений. Которые с грохотом и треском разбились в прах и пыль об одно-единственное словечко: кредит.

Да, кредит. Да здравствует кредит! Да будет проклят всяческий кредит во веки веков, аминь!

Эквадор — кредитный рай. В прямом смысле слова. Не в кредит здесь приобретают, наверное, только сигареты. Да и то я не уверен, как обстоит дело с дорогими марками. Так или иначе, но покупать что-либо, оценивающееся более чем в сотню долларов, напрямую, то есть методом обыкновенной оплаты через кассу, ни один китийский идиот ни за что не станет. Не говоря уже о людях с нормальной психикой.

Много позже, когда у меня уже был поставлен бизнес, я наконец-то заметил (а до того момента я был просто очень занят своими проблемами), что в кредит берут даже башмаки. Правда, кредит всего на три месяца. Автомобили в кредит до семи лет — это норма. Кредит за дома и квартиры, с помощью ипотеки и других механизмов типа закладных, перезакладных и перезаймов, а также продажи кредита в кредит (совершенный кретинизм), можно выплачивать десятки лет, оставив, таким образом, долги детям, а при желании — и внукам.

В кредит идут детский велосипед (десять месяцев) и швейная машинка (шесть месяцев). И запчасти к этой машинке тоже можно взять в кредит с условием выплаты за два раза, один раз сегодня, второй — через месяц.

Думаю, не стоит пояснять, что кредитная цена в полтора раза выше, чем цена при обычной покупке. Это значит, что если вам так нужна швейная машинка, то вы могли бы отложить немного с зарплаты, подержать эту сумму в банке, на следующий месяц отложить еще, тоже в банке, и через пару месяцев заплатить за машинку всю сумму, на треть или по меньшей мере четверть меньше, чем по кредиту. Кроме того, многие банки ежедневно начисляют процент по накопительному вкладу. Так что выигрыш будет весьма солидный. Но объяснить этого никому нельзя, и никто не хочет ждать два месяца.

Забегу немного вперед. Как-то я вздумал купить Маше мини-мотоцикл. Чудесная такая игрушка, шесть лошадиных сил, три передачи, семьдесят километров в час бежит. Цена — около тысячи долларов. То есть не цена, а сумма двенадцати помесячных выплат. Я решил разузнать, какова будет именно цена мотоцикла, если мы заплатим сразу же, без долей и кредитов.

Продавец не понял моего вопроса и обратился к своему маленькому начальнику. Безрезультатно. Привели начальника повыше. Он долго пудрил мне мозги, но от прямого ответа умело уклонился. Я настоял. И тогда из конторы вытащили менеджера по продажам, рыжего очкарика, бегло тараторившего по-английски. Он тут же, после обмена рукопожатиями, приветствиями, благодарностями и визитными карточками, приступил к сложным вычислениям и всего через десять минут сообщил мне сумму, на четверть меньше кредитной (что я и предполагал). Ошибочно приняв мою веселую реакцию за саркастическую насмешку над его торговлей, он начал уговаривать меня завтра же принести бумаги, подтверждающие мое постоянное место работы, для немедленного оформления кредита и при этом, заговорщически понижая голос, пообещал применить ко мне какую-то особую формулу, согласно которой первый взнос будет значительно уменьшен, а последний как-то там растянут. В детали я не вслушивался, сказал, что подумаю, поблагодарил и вышел. Мотоцикл мы так и не купили, на то были веские основания и не в кредите дело, зато я получил богатый опыт психологического экспериментирования, то есть понял, что сумасшествие кредита неизлечимо и, возможно, передается воздушно-капельным путем, как грипп.

Накатавшись на троллях, мы долго отдыхали в каком-то сквере, ели мороженое и наблюдали за четырьмя парапланами, лениво парившими в небе над городом. Парапланы смело пересекали линию взлета-посадки самолетов, кружили непосредственно в международном воздушном пространстве, но никто не пытался им помешать. Очевидно, полеты планеристов согласовывались с авиационными властями. Не знаю, как такое согласование проходит в Подмосковье, но, глядя на шелковых птиц в синем китийском небе, я думал о порядке и организованности капитализма, который сумел расставить по полочкам даже такую в общем необузданную нацию, как эквадорцы, чьи прадеды — испанцы и индейцы — были отменными головорезами и отчаянными воинами.

Так, размышляя над явными ошибками и просчетами марксизма-ленинизма, мы просидели до самого вечера, который накатился откуда-то с севера вместе с горной прохладой и сыростью. Гулять больше не хотелось, нам казалось, что на основные вопросы хотя бы приблизительные ответы уже получены, но если их «округлить», то можно принять за базис (словечко из марксизма, не к ночи будь помянутого). Базис же в целом совпадал с моими ожиданиями, а в чем-то и превосходил их. И тогда я решил, что тянуть больше не следует и что завтра же утром я пойду к адвокату, с которым познакомился заочно через Интернет, будучи еще в Москве. Пойду к адвокату и начну длинное и путаное дело об открытии новой эквадорской компании и об оформлении долговременных виз. Собственно, именно за этим нас сюда и занесла нелегкая — попробовать начать свое дело.

— Пора начинать, — сказал я и, сделав по-дурацки мудрое лицо, добавил: — Каждый день вытягивает из нас слишком много денег. В любом случае, не улетать же обратно.

На том и порешили.