Послесловие
В мой адрес подчас раздаются обвинения, будто в свои отношения с животными я вкладываю слишком много чувств, из-за этого-де мои наблюдения не вызывают доверия ученых. Я глубоко уважаю науку и очень часто сожалею о том, что не имею специального образования, но я убедилась, что широкий взгляд на вещи нередко теряется из-за современной тенденции к узкой специализации. В исследованиях, связанных с изучением характера и повадок диких животных, сухие правила и строгая научная терминология могут, как мне кажется, не только ограничить кругозор наблюдателя, но и заставить его подгонять поведение животных под те законы, которым его учили. Между тем, на мой взгляд, нужно переосмыслить эти законы и постараться воспользоваться в своих выводах тем, чему могут научить исследователя сами животные.
По-моему, невелика цена записям о чисто внешних признаках поведения животных, если мы не знаем, чем оно обусловлено.
Чисто научный подход, который требует объективного проведения экспериментов, несомненно, дает весьма ценные статистические данные и общие сведения, но все это не позволит нам глубже понять поведение дикого животного: оно раскрывается только в общении с себе подобными.
Поэтому и оказывается, что вполне понять их возможно лишь тогда, когда они приняли тебя как равного. А это значит, что вы должны жить с ними рядом, делить с ними все радости и горести, и это — как неизбежное следствие — привязывает вас друг к другу.
Я не стану повторять, какую радость испытываю от сознания, что завоевала доверие и любовь животных, которые позволили мне стать соучастницей их жизни и сделались моими верными друзьями. Хочу надеяться, что те, кто читал мои книги, вместе со мной узнали, как тонко чувствуют и как много понимают дикие животные. Может статься, читатели, как и я, откажутся понимать, почему с этими животными нужно обращаться так, словно они неспособны чувствовать и любить.
Я спрашиваю себя: почему бы при изучении животных не применить метод, который позволил бы нам узнать, каким образом они регулируют численность потомства, как общаются между собой, как устанавливают и соблюдают территориальные права?
Отчего первобытный человек, чьи попытки выразить себя сохранились в наскальных рисунках и примитивных скульптурах, выбрал моделью животных, вдохновляясь их образами? Почему высокоразвитые народы древности, такие, как египтяне и ассирийцы, сделали животных воплощением своих божеств? Почему в наши дни люди держат дома любимых животных, даже в тех счастливых семьях, где нет причин для «эмоционального голода», и чем объяснить, что трагедии, постигающие наших любимцев, так больно ранят нас самих? Почему первые игрушки, которые мы дарим нашим детям, — это звери? Неужели нужны еще доказательства, чтобы убедить нас в том, что мы нуждаемся в животных гораздо больше, чем они в нас, и что они могут дать нам что-то такое, чего сами мы не умеем добиться?
Объективная научная методика может и должна лечь в основу изучения диких животных. Но умение читать и писать лишь облегчает общение между людьми и никоим образом не является самоцелью. Точно так же никогда нельзя забывать, что большинство животных — не менее сложные существа, чем мы с вами. И они раскроются до конца только тогда, когда мы будем помнить об этом и соответственно к ним относиться.
Я пришла к заключению, что наблюдения любителя — конечно, достоверные — дают наилучший результат при изучении диких животных, если сочетать объективный метод с субъективным. И это особенно справедливо в тех случаях, когда речь идет о вымирающих видах: совершенно необходимо стать соучастником их жизни, и тогда не исключено, что они сами могут показать нам возможный выход. Во всяком случае, так это произошло в истории Пиппы. Главное, что меня занимало, пока я жила бок о бок с ней четыре с половиной года, это вопрос, удастся ли мне вернуть ручного гепарда к жизни на свободе. Мне хотелось узнать, почему гепарды так плохо размножаются в неволе, и найти способ спасти этих великолепных животных от полного исчезновения. Пиппа сумела ответить на все вопросы: из домашней любимицы она превратилась в настоящего дикого гепарда и стала матерью диких детенышей. А произошло это потому, что ей дали возможность жить в естественных условиях.
Я считаю, что гепардов можно спасти от вымирания, если дать им возможность два поколения подряд размножаться на воле, а чтобы обеспечить здоровое потомство — выбрать для них такое место обитания, где были бы и открытые пространства и укромные уголки.
Существует мнение, что многие виды можно спасти только при условии их разведения в зоопарках. В ответ могу заметить: перемещать животных из их природного ареала в зоопарки, где они вынуждены приспосабливаться к неестественным условиям существования только для того, чтобы потом снова привыкать к жизни на свободе, — эксперимент, требующий огромных затрат времени и средств, а за успех его поручиться трудно. Лично я предлагаю сразу же перевозить животных в места, где они смогут жить полудикой жизнью, прежде чем приспособятся к новым условиям, приобретут иммунитет к местным заболеваниям и установят права на собственные территории. Как только они принесут потомство, надобность в людях-помощниках исчезнет и последующие поколения вырастут дикими и будут размножаться на свободе, обеспечивая надежное воспроизводство вида. А чтобы предоставить достаточное пространство для «размножения исчезающих видов в естественных условиях», нужно не только обратить особое внимание на охраняемые заповедные территории, но и значительно их расширить.