Гепарды помогают спасти Боя

На следующий день рано утром Бен выехал в Найроби, а мы с Локалем нашли гепардов на каменистой гряде примерно в миле от управления заповедника, неподалеку от того места, где расстались с ними накануне.

Мы накормили всех троих, и они отправились к тенистой акации, чтобы подремать в полуденную жару. Я уже знала, что немного попозже они с удовольствием съедят и добавку, и поэтому пошла за ними, захватив остатки мяса. Я села совсем близко к гепардам и успела сделать множество фотографий.

Но вот снова у меня появилось ощущение, что на меня кто-то смотрит, и я стала разглядывать местность в бинокль, пока не заметила льва — он лежал в траве ярдах в ста от нас. Лев смотрел прямо на меня и не шевелился. Трава почти скрывала его, но, насколько я могла рассмотреть, он был так чудовищно худ, что выпирали ребра. Потом я заметила, что у льва под глазом, дюймов на пять ниже, торчит игла дикобраза. Я хорошо знаю, какую смертельную опасность таят в себе эти иглы для любого хищника, который не прочь полакомиться вкусным мясом дикобраза, и сразу поняла, что этот отощавший лев серьезно пострадал.

Должно быть, у него и в лапах полно игл, так что каждое движение причиняет зверю мучительную боль, если только он вообще в силах двигаться.

А наши гепарды совершенно не замечали этого соседства и преспокойно ели мясо. Как же мне заставить их уйти отсюда и не напугать при этом?

Я сделала знак Локалю подойти поближе ко мне — он еще не заметил льва.

Мы с ним устроились между львом и гепардами и наблюдали за их поведением. Наконец Тайни что-то заподозрил. Уставившись на льва, он вдруг с каким-то странным стонущим рычанием бросился прочь, а за ним понеслись Биг-Бой и Сомба. Я облегченно вздохнула: хорошо, что они сами заметили льва, мне совсем не хотелось нарочно пугать их, ведь разрушить установившуюся между нами хрупкую связь было так легко.

Я принялась звать льва, повторяя имена львов Джорджа — Бой и Сасва, но лев даже ухом не повел, хотя смотрел на меня, не отрываясь. Его поведение меня совершенно озадачило: невероятно, чтобы так вел себя любой лев — все равно, дикий или принадлежащий к прайду Джорджа.

Оставлять раненого льва в такой близости от управления заповедника было нельзя, и я послала Локаля в обход к нашей машине, а сама пошла в контору — до нее было около мили, — чтобы поговорить с директором.

Каково же было мое удивление, когда в кабинете директора я увидела Джорджа — они как раз обсуждали, что делать с Боем дальше. Выслушав мой рассказ, Джордж очень встревожился: три недели назад, когда Боя видели в последний раз в пяти милях отсюда, он сильно хромал, а с тех пор его не могли найти. Когда я сказала, что лев, как видно, ранен иглами дикобраза, директор заметил, что девяносто процентов львов, которых ему пришлось пристрелить, были искалечены таким образом. Из одной львицы он вытащил шестьдесят игл! Он всегда старается при малейшей возможности спасти жизнь несчастным животным и этому льву тоже попытается помочь, но все же возьмет с собой крупнокалиберную винтовку на тот случай, если наша помощь подоспеет слишком поздно…

Мы поехали к акации — лев оставался на том же месте. Но как только директор вышел из машины, лев заворчал и проковылял несколько ярдов до куста, стараясь спрятаться подальше. Теперь мы увидели, что его правая передняя лапа невероятно распухла, рядом с ней особенно жутко выглядели выпирающие позвонки и тазовые кости; мы видели, что несчастный зверь почти подыхает с голоду. Джордж тихонько подвел машину поближе. Чуть погодя он вышел, налил воды в старый стальной шлем — эта не поддающаяся никаким зубам поилка служила еще Эльсе — и протянул воду льву. Дверь лендровера оставалась открытой. Не успели мы и глазом моргнуть, как лев забрался в кабину и растянулся на сиденье.

Джордж налил ему еще воды, выманил обратно и помог улечься рядом со знакомой поилкой. Потом он выдернул иглу и вернулся к нам. Держа в руке иглу, Джордж произнес одно только слово: «Бой». Я очень хорошо знала, о чем думают Джордж и директор, хотя оба они молчали. После того как Бой напал на сынишку директора, тот, отбросив в сторону все свои личные чувства, все же разрешил оставить Боя в заповеднике, но если ему случалось встретить Боя поблизости от управления, он всегда отгонял его взрывами небольших шашек. И вот теперь представилась реальная возможность покончить со львом, который причинил ему столько неприятностей. Молчание затянулось. Потом директор заговорил — он был согласен помочь Бою. Он сказал, что радирует в Найроби, вызовет ветеринара — пусть впрыснет Бою снотворное и поставит диагноз. Я отправилась в лагерь за мясом и сульфатиазолом, а Джордж остался рядом с Боем.

Когда я вернулась, директор уже успел узнать, что врач сможет прилететь только на следующий день. Но оставлять Боя было нельзя, он стал бы легкой добычей для хищников, и поэтому Джордж решил дежурить около него всю ночь. Он поехал за необходимыми вещами, а я пока охраняла Боя. За последние годы мы почти не виделись, и все же Бой признал во мне друга и разрешил сидеть в нескольких ярдах от него. Он глядел на меня немигающими глазами — все это утро он не сводил с меня глаз, но я видела, что он мне доверяет.

Животные гораздо лучше, чем мы, люди, чувствуют, как относятся к ним другие существа, и никогда не ошибаются; только людям можно заморочить голову словами. Я искренне удивлялась, когда первый ветеринар в приюте для животных каждый день задавал мне вопрос: неужели Пиппа еще не укусила меня? Я видела его удивление, когда рассказывала, что Пиппа всегда лижет мне руки и неизменно мурлыкает во время лечения, А ведь нередко мои перевязки причиняли ей боль, но она знала, что я хочу помочь, и не просто терпела, а еще и благодарила меня. Вот и сегодня Бой с таким же доверием отнесся к Джорджу — позволил ему выдернуть иглу и потрогать распухшую лапу. Других игл Джорджу найти не удалось, но он считал, что они могли впиться очень глубоко и из-за них лапа так раздулась.

Сидя рядом с Боем, я думала о том, какая невероятная цепь совпадений привела меня сюда. Вначале мы в течение сорока шести дней искали наших гепардов, чтобы успеть найти их до начала дождей — тогда уж идти по следу станет почти невозможно. Потом у Бена разболелось колено, нам пришлось ехать за бензином в управление заповедника — и это было в то самое утро, когда поблизости видели наших гепардов.

Потом гепарды привели меня к тому месту, где лежал Бой, а если бы я не нашла его именно в этот момент, он, безусловно, был бы обречен на гибель. Ведь он был ранен по крайней мере три недели назад и притащился к ближайшему жилищу людей, когда понял, что ему не справиться со своими ранами. И наконец, еще одно совпадение во времени — директор и Джордж встретились как раз тогда, когда они оба были совершенно необходимы, чтобы спасти жизнь Боя и когда любое промедление погубило бы его.

Джордж провел ночь возле Боя — все обошлось спокойно — и дождался ветеринара. Усыпив Боя, ветеринар установил перелом правой плечевой кости и смещение в плечевом суставе. Вряд ли что-нибудь хуже этого могло случиться с хищником, который пользуется по преимуществу правой лапой. Директор, Джордж и ветеринар условились, что Бою сделают операцию в разоренном лагере Джорджа: проволочная сетка там уцелела и можно было устроить хороший вольер. Три дня Бой проведет в вольере, а потом Джордж выпустит его и две недели будет следить за выздоровлением. Если по истечении этого срока Бой сможет снова совершенно самостоятельно жить на свободе, Джордж предоставит его самому себе; если же он к тому времени не поправится, Джордж обязан удалить льва из заповедника, иначе его придется уничтожить.

После этого разговора ветеринар вернулся в Найроби за необходимыми для такой серьезной операции инструментами, а Джордж отвез Боя в свой прежний лагерь. Там он устроил его в палатке, а сам ночевал рядом, в лендровере. Так прошло четыре дня. На пятое утро вернулся врач с ассистентом. До сих пор никто не отваживался оперировать льва прямо в полевых условиях, да еще в такой первобытной обстановке. Джордж натянул полотняный тент, под ним поставили в ряд три походных столика — они должны были изображать операционный стол. Бою ввели наркотик, взвалили его на эти столики, потом выбрили и хорошенько продезинфицировали поврежденные места вокруг перелома. Чтобы дать возможность врачу спокойно оперировать, кто-то должен был держать голову Боя в определенном положении — надо было следить за дыханием и зрачковыми рефлексами, — тогда как другой помощник должен был в течение всей операции вводить многочисленные дозы снотворного. Еще один помощник вводил в вену на хвосте Боя раствор соли с глюкозой — так предотвращалось обезвоживание организма и шоковое состояние. Хвост закрепили веревкой, чтобы Бой им не дернул не вовремя. Затем сломанную лапу поместили в такое положение, чтобы при помощи специального блока совместить кости. Когда все было подготовлено, ветеринар сделал в размозженной ткани разрез длиной в пять с половиной дюймов, вскрыв место перелома. Но у него не было даже рентгеновского снимка, и пришлось срезать довольно много уже сросшейся ткани, чтобы добраться до кости. В костях он просверлил дырочки и продел сквозь них две спицы из нержавеющей стали. Пока удаляли ткани, Бой потерял много крови, и эту кровь нужно было постоянно убирать тампонами; кроме того, приходилось то и дело закреплять разные расширители и зажимы, чтобы кожа не закрывала рану и хирург мог спокойно работать. Когда наконец все было готово и врач уже собирался фиксировать обе стальные спицы, оказалось, что в плечевой кости очень узкая костномозговая полость, да и та почти не отличается от самой кости. Это чрезвычайно усложнило закрепление спиц, и только спустя три часа — хирург ни на минуту не прерывал напряженную работу — рану заполнили антибиотиком и зашили.

Но врачу показалось мало этой изнурительной работы — он взялся еще оперировать недавно появившуюся у Боя грыжу; Джордж смотрел на это о особым интересом и сочувствием — только что ему самому пришлось перенести подобную операцию. Ветеринар сделал небольшой разрез — ровно настолько, чтобы вытащить наружу раздувшуюся кишку, вскрыл ее, затем удалил лишние ткани и, аккуратно зашив края стальной проволочкой, засунул обратно в брюхо Боя.

Наконец-то мы все могли передохнуть и выпить по чашке чаю. Я была восхищена ветеринаром — с каким искусством он сделал операцию при таком сложном переломе и в таких неподходящих условиях! Обычно ему ассистировали четыре ветеринара, а тут мы все помогали по мере сил — иного выхода не было.

Вскоре мы расстались, и я отправилась искать гепардов. Своей непрестанной возней в последние несколько дней мы выжили их из привычных мест, но все же в конце концов мы отыскали их на лавовом плато между реками Муликой и Васоронги, в нескольких милях от того места, где они привели меня к Бою. Почва здесь была бесплодная, и на обнаженной земле не было никакой живности, если не считать пары носорогов. Не знаю, чем эта местность привлекла гепардов, но они бродили взад и вперед по каменистой пустыне, а мы тащились за ними с тяжелой корзиной, полной мяса, спотыкаясь о раскаленные лавовые глыбы, — и нигде ни клочка тени, куда можно было бы спрятаться, чтобы накормить гепардов.

Но нам повезло — мы нашли их на песчаном островке, где так любили играть Уайти, Мбили и Тату. У дерева, о грубую кору которого они часто точили свои когти, теперь точно так же точил когти Тайни. Как непохожи были эти великолепные молодые звери на беднягу Боя! Я молила судьбу, чтобы им никогда не пришлось испытать несчастий, постигших Боя и Пиппу. Но что я могла успеть сделать в тот короткий промежуток времени, который мне разрешили провести с ними рядом? Оставалось только напоследок как можно лучше кормить их — пусть у них будут крепкие кости и острые зубы, когда им придется встать лицом к лицу с опасностями, подстерегающими их впереди.

Биг-Бой стал самым жадным из всех: правда, он и раньше не привередничал, а лопал все, что дадут, лишь бы побольше досталось. Он изобрел трюк — бросал свое мясо в молоко: так уж Сомба и Тайни не доберутся ни до того, ни до другого. Сомба теперь безоговорочно мне доверяла, понимая, что я всегда стараюсь ей помочь, и я держалась поодаль, только пока она ела. А Тайни до сих пор шалил со мной: он мчался ко мне за лишним лакомым кусочком, а когда я подталкивала куски потрохов палочкой прямо у него перед носом, смотрел мимо, как будто там ничего и не было, — настоящий клоун!

Через несколько дней гепарды убили молодого страуса, и мы увидели их среди разбросанных перьев птицы — морды у них были испачканы кровью, а животы набиты до отказа. Я особенно радовалась тому, что они могут прокормиться без моей помощи, — проливные дожди очень мешали нам передвигаться. Пока Бена не было, я не только разыскивала гепардов и следила, чтобы мясо всегда было наготове, если окажется, что они проголодались, ведь мне еще приходилось снабжать Джорджа и Боя всем необходимым, потому что Джордж не мог ни на минуту отойти от Боя. А они были в тридцати милях от того места, где я брала коз. Иногда мне случалось делать два конца по невероятно скользкой дороге; то и дело приходилось вытаскивать лендровер из какой-нибудь канавы, а потом снова тащиться черепахой по непролазной грязи.

Бедняга Бой — ему нужно было восстанавливать силы, и он все ел и ел, но никак не мог насытиться. С болью в сердце мы смотрели, как он торопится нам навстречу — еле-еле ковыляет к воротам своего вольера и падает без сил даже после короткого перехода. Должно быть, весть о возвращении Боя и Джорджа облетела заросли очень быстро, и я очень часто заставала лагерь на осадном положении — все львицы, за которыми присматривал Джордж, собирались сюда вместе со своим потомством. Они явно были озадачены, увидев Боя в столь плачевном состоянии да еще сидящего за решеткой, а он созерцал оттуда свой обширный гарем с очень грустной миной.

Маленькая Сэнди теперь не отставала от прайда, и, судя по ее шалостям и отличному виду, она снова стала полноправным членом львиной семьи. Видимо, она взяла на себя заботу о крошечных львятах другой львицы своего прайда и чрезвычайно серьезно относилась к обязанностям «тетки».

Нам было совершенно ясно, что Бой не успеет поправиться к тому сроку, который назначил нам директор, и не сможет жить на свободе, поэтому я посоветовала Джорджу поставить большой вольер возле нашего нового дома на озере Наиваша, конечно, как можно дальше от нашего жилья, чтобы Бою никто не мешал спокойно выздоравливать. Кроме того, мы решили поставить сборный домик возле вольера, тогда Джордж сможет ночевать рядом с Боем и вообще быть с ним как можно больше. Все наши решения мы обсудили с директором, и он согласился оставить Боя в заповеднике до конца ноября — до того времени, когда все постройки будут закончены.

А дождь все лил и лил, не переставая, так что вскоре большая часть заповедника превратилась в болото. Однажды утром мы нашли утонувшего новорожденного буйволенка — его прибило течением к мостику возле кухни. Мы поскорее убрали его, чтобы не привлекать крокодилов, которые, как правило, держались подальше от лагеря.

Мы снова на несколько дней потеряли детей Пиппы, но потом отыскали их возле Скалы Леопарда, в пятнадцати милях от тех мест, где видели гепардов в последний раз. Очевидно, их спугнули львы, которых мы несколько раз встречали в тех местах. Участники охотничьей экспедиции, проводившие отстрел животных за пределами парка, подарили нам немного слонового мяса, и я попробовала дать его гепардам. Тайни и Сомба не пожелали к нему прикоснуться, зато Биг-Бой до отвала налопался жесткого мяса. Через два дня мне подарили мясо буйвола — его любили все наши гепарды, они мигом растащили все до последнего кусочка, и каждый старался урвать себе побольше.

На следующий день гепарды ушли за четыре мили к повороту кольцевой дороги; здесь росла огромная акация, и вскоре мы стали встречаться под ней ежедневно. Я сняла на кинопленку, как молодые гепарды едят в позиции «звезды», это очень характерная для гепардов привычка: каждый старается держаться на равном расстоянии от других, чтобы не «толкали под локоть». Как раз в момент, когда я перезаряжала камеру, появился носорог, он шел прямехонько на нас. В мгновение ока все гепарды припали к земле, не спуская глаз с толстокожего, который двигался к ним сквозь траву. Но вот, видимо, до него долетел наш запах, он остановился, крутанулся на месте, подозрительно принюхался, но все же опять пошел в нашу сторону. Это было похоже на танец — толстое животное подвигалось короткими шажками и вдруг снова остановилось. Тут Сомба молнией бросилась на носорога, и он с шумом помчался прочь, а она понеслась за ним, едва не повисая у него на хвосте. Я успела зарядить камеру и могла бы запечатлеть эту уморительную сцепу, да на беду прикатила машина с посетителями, и все было испорчено.

На другой день мы обнаружили Сомбу на дереве: взобравшись повыше, она наблюдала за стадом газелей Гранта. Потом она погналась за ними, но вернулась ни с чем и занялась мясом, которое принесли мы; оба ее братца уже успели сцапать по куску. Биг-Бой, как всегда, отхватил «львиную долю» и все еще искал, чем бы поживиться, хотя живот у него уже был тугой, как барабан. Он стал великолепным животным редкостной красоты, гораздо крупнее остальных, держался очень независимо, и наладить контакт с ним мне было труднее, чем с его братом и сестрой.

Когда же наконец и он наелся досыта, гепарды стали гоняться друг за другом вокруг маленьких пальм дум — там было очень здорово устраивать засады. Как изумительно вписывались их элегантные движения в рощицу стройных молодых пальм на фоне ярчайшего синего неба, обрамленного белыми облаками, — в Кении облака почти всегда украшают небо.

Некоторое время молодые гепарды оставались возле Скалы Леопарда.

Там же находились и шесть белых носорогов — по ночам их держали в огороженном загоне, а днем они бродили на свободе, и два егеря пасли их, как обыкновенный скот.

Однажды утром, едва только мы покормили гепардов и они улеглись поспать, как мимо прошествовали эти носороги. Гепарды молнией умчались прочь. Они уже видели ручных белых носорогов и не раз чувствовали их запах, и меня очень удивило, что теперь они удрали от них, как от опаснейших врагов, а ведь всего несколько дней назад они гонялись за диким черным носорогом просто так, из озорства. Неужели они понимали, что белые носороги — «чужаки», и только по этой причине отнеслись к ним так же, как в свое время и Пиппа?

Все дороги в парке во время дождей пришли в полную негодность, и мы были вынуждены вызвать трактор, чтобы попытаться исправить дорогу к лагерю Джорджа. Но он пробился только до полдороги, а потом сломался, увязнув гусеницами в грязи глубиной по колено. Пытаясь добраться до Джорджа, я часто вела лендровер, как по канату, по узкому краю глубокой колеи, но стоило соскользнуть с него — пиши пропало! — я часами не могла выбраться из жидкой грязи. Дорога к Скале Леопарда была ненамного лучше, и однажды мне пришлось прождать семь часов, пока меня не вытащили на буксире из этой жижи. На мое счастье, это случилось недалеко от места, где были гепарды, и мне по крайней мере удалось провести с ними этот день.

Гепарды нашли полоску песчаной земли, которая быстро просыхала после дождя, и, когда кончался очередной ливень, я ложилась на землю рядом с ними. Поначалу Сомба заподозрила какой-то подвох, когда наши головы почти соприкоснулись, и была готова дать мне отпор при малейшем движении. Но я молча глядела ей прямо в глаза, и она, наверное, почувствовала, что я друг, и успокоилась. А ее братцы меня вообще не замечали. Мокрая земля исходила паром под горячими лучами солнца, и мне было слышно только дыхание гепардов да чириканье каких-то сонных птичек — кругом стояла полная тишина. Как я любила этот прекрасный заповедник и всех здешних животных! Я ведь провела здесь больше двадцати семи лет с тех пор, как Джордж занял должность главного инспектора. Двенадцать лет назад этот заповедник стал домом Эльсы, а потом и Пиппы, все пережитое с ними заставило нас полюбить эти места еще больше, и теперь нам казалось, что здесь и наш родной дом.

Мы оба с самого начала знали, что нам придется расстаться с этими местами, как только наши животные смогут сами о себе позаботиться — ведь именно такова была цель наших экспериментов. Но хотя Тайни, Биг-Бой и Сомба могли жить самостоятельно и обходились без нашей помощи уже в возрасте четырнадцати месяцев (Уайти, Мбили и Тату оставались под покровительством Пиппы до семнадцати с половиной месяцев!), мне хотелось побыть с ними по крайней мере до тех пор, пока они не достигнут того же возраста, как и предыдущий помет. Особенно важно было узнать, как сложатся их отношения, когда они станут взрослыми и будут готовы дать потомство.

Я прервала курс лечения в Лондоне, чтобы быть вместе с ними в этот важнейший период их жизни. Наблюдать за ними было тем более интересно, что рядом уже нет матери и некому показать им охотничьи угодья. И вот меня постиг неожиданный удар — я получила письмо от администрации, в котором меня просили покинуть заповедник вместе с Джорджем и Боем в конце ноября. Но я не знала за собой никакой вины, которая повлекла бы сокращение сроков, обусловленных раньше, и тут же написала письмо администрации. К несказанному моему облегчению, мне ответили, что я могу пробыть здесь до конца года, как мы и договаривались раньше.

А Джордж тем временем прилагал все усилия, чтобы вывезти Боя. Но невиданно бурные дожди зачастую нарушали даже радиосвязь — что уж говорить о приземлении самолетов! А о перевозке машиной и речи быть не могло. Джордж теперь ютился вместе с Боем в маленькой палатке. Рана Боя все время сильно гноилась, и нужно было то и дело менять повязки.

Три раза летчик пытался пробиться в просветы между опасными грозами и доставить в Меру ветеринара, но каждый раз ему приходилось отступать и возвращаться в Найроби — приземлиться на размытых посадочных полосах было невозможно.

Но в конце концов он добился своего. Меня попросили помочь, и когда летчик с удивительным искусством сумел проскочить между двух ливней и посадить самолет на скользкую землю, я уже ждала, чтобы немедленно отвезти ветеринара к Джорджу, а директор заповедника с летчиком и шестью егерями должны были подъехать немного позже. По счастливому — хотя и неожиданному — совпадению этим же самолетом прилетел Бен, и в трудном деле, которое нам предстояло, у нас появился еще один помощник. Бен предложил помогать мне до самого конца, пока я не покину заповедник.

Пропетляв по грязи десять миль, мы застали Джорджа врасплох. Но времени терять было нельзя — черные тучи стеной обступили нас, готовые разразиться очередным ливнем. Пока врач усыплял Боя, я побросала вещи Джорджа в большую сумку и помогла погрузить в машину его лагерное оборудование. А остальные тем временем готовились к погрузке Боя на лендровер, ожидая, когда он уснет.

И вдруг среди всей этой суеты появилась Гэрл. Она вспрыгнула на крышу лендровера, который стоял снаружи, и смотрела через ограду, как ее брата взваливают на машину и навсегда увозят от его прайда.

Директор взялся подвезти нас всех, оставался только один Бен, которому было поручено ехать сзади с оборудованием. Но мы напрасно забыли про Гэрл. Она упрямо сидела на крыше лендровера и ни за что не соглашалась слезать. Казалось, она знает, что никогда больше не увидит ни Джорджа, ни Боя… Бену ничего не оставалось, как отправиться в путь с львицей на крыше; так они ехали около мили и вдруг увидели стадо жирафов, в котором был маленький жирафенок. Гэрл моментально соскочила вниз, погналась за малышом, ударила его по ногам, свалила и тут же задушила.

Когда Бен рассказывал нам об этом, я порадовалась, что охота отвлекла Гэрл от расставания с братом: она не только преданно любила его с самого детства, но и дважды принесла от него львят.

А тем временем маленький четырехместный самолетик переделывали так, чтобы уместить в нем льва в четыреста фунтов весом, Джорджа, ветеринара и летчика. Заднее сиденье убрали, и Джорджа с Боем втиснули в освободившийся промежуток. Все это делалось в страшной спешке — надо было добраться до Наиваша засветло, да еще суметь уклониться от сильной грозы, которая двигалась навстречу. Я едва решалась глядеть на Джорджа. Он был бледен и хмурился, когда устраивал Боя как можно удобнее, а потом сам примостился рядом с ним. Ветеринар сел рядом с летчиком, тот запустил мотор и поднял самолет в воздух. Вначале крохотный белый самолетик был ясно виден, потом черное небо поглотило его. Весь вечер я чувствовала внутри какую-то сосущую пустоту.

Хотя полное драматизма расставание показалось мне тогда невыносимо тяжелым, впоследствии выяснилось, что это было самое лучшее, что при сложившихся обстоятельствах мы могли сделать для Боя. Вскоре ему пришлось перенести еще две очень серьезные операции, а потом он провел в Наиваша целых девять месяцев.

Дожди снова превратили сухие, желтые, как солома, равнины в роскошные пастбища, где каждый день расцветали мириады новых цветов.

Когда дети Пиппы проходили полями небесно-голубых пентанезий, какое это было изумительное зрелище! Мне хотелось только, чтобы их мать тоже была здесь, чтобы и она вместе со мной радовалась прелести своих детей. Они все еще держались на расстоянии мили от Скалы Леопарда, где было сравнительно сухо и полным-полно дичи.

В последнее время Биг-Боя как магнитом тянуло к Сомбе: они обнимались и лизали друг друга почти все время. Она стала настоящей красавицей, из всех троих она, безусловно, была самой умной, а уж характера ей и подавно было не занимать; мне становилось стыдно, когда я вспоминала, как в свое время едва не сочла ее «ненормальной». Вот ей захотелось поиграть с моими туфлями, и она стала потихоньку трогать лапой резиновые подошвы, а сама почти незаметно подвигалась ко мне все ближе и ближе. Как же мне было трудно справиться с собой и не пойти навстречу этим попыткам подружиться, но я никогда не простила бы себе, если бы в эти последние месяцы, которые нам оставалось провести вместе, собственными руками испортила все, чего успела добиться.