11
В храме Мачура уже не оказалось, но келья все еще хранила в себе сосновую свежесть чистоты его духа, а небольшой костер в камине дотлевал вместе с теплом его тела. Пустующая ниша, в которой еще недавно стояли пузырьки и баночки со снадобьями, таила в себе последние тайны непостижимости человека, пришедшего в храм не для того, чтобы воспринять его святость, а чтобы своими благодеяниями возвести это порождение греховных помыслов человеческих в сонм государственных, народных святынь.
Коронный Карлик уселся на сосновую лежанку, на которой еще недавно постигал непостижимость мира сего мазурский колдун, и велел своим тайным агентам привести к нему прислуживавших Мачуру монахов.
Двое верзил, которых в свое время Коронный Карлик извлек из темницы только для того, чтобы они отправляли в нее десятки других им подобных, привели тщедушных монахов и поставили перед Вуйцеховским.
— Как мне имена ваши в святцах записать, братия?
— Михай, — неохотно ответил тот, что был повыше ростом и постарше возрастом. В голосе его Коронный Карлик сразу же уловил нотки пренебрежения.
— Оссия, ваша ясновельможность, — низко поклонился тот, которому из-за низкого роста своего и кланяться уже было ни к чему.
— Я не стану заставлять вас читать наизусть главы из «Евангелия от Матфея», — сразу же успокоил их Вуйцеховский. — И не собираюсь лишать столь любимого вами монашеского достоинства. Зато очень просто могу лишить вас всех остальных достоинств, если только вы не скажете, куда девался ваш полусумасшедший-полусвятой Мачур?
— Не знаю, ваша светлость, — заискивающе объяснил Оссия. — По правде говоря, он мне никогда не доверялся.
— И правильно делал, — молвил Коронный Карлик. — Не всякий юродивый настолько глуп, чтобы доверяться тебе.
— Не осмелюсь перечить.
— А ты, святой Михай, осмелишься?
— Мачур — не юродивый.
— Вот, пожалуйста, слышу вполне членораздельную речь. Кто же он? Святой? Сколько лет ты прислуживал ему?
— Три года.
— Вот видишь, три года прислуживал юродивому, не ведая, что он святой. А теперь вдруг пытаешься убедить меня, что он юродивый. Грех великий на душу берешь, Михай, великий грех.
Михай нервно переступил с ноги на ногу. Озлобленно засопел.
— Это вы нарекли его юродивым.
— Я всегда считал его святым. И не позволю, чтобы в моем присутствии имя блаженного Мачура оскверняли столь недостойным образом. Уж не знаю, как терпите это кощунство вы, святой Оссия, но я смириться с подобным святотатством не могу.
— Недостойно сие монашеского сана, — воинственно поддержал его монах, отверженный Мачуром.
— Где он сейчас прячется? Ты, Михай, помог ему бежать отсюда?
— Не помогал. Мачур сам ушел.
— Куда… ушел?
— В мир.
— Куда? — поморщился Коронный Карлик.
— Я сказал: «В мир».
— Я ведь задал тебе очень простой вопрос: куда девался этот блаженный старец Мачур? Так зачем усложнять мои вопросы? Ответь, что помог ему спрятаться, и сообщи, куда именно?
Монах молчал.
— Ответь ему, — вполголоса прогундосил Оссия. — Этот все равно узнает.
— Он ушел туда, откуда пришел.
— Откуда же он пришел?
— Не землянин этот человек.
— Но и не божий, поскольку в Бога никогда не верил. В этого, нашего, Бога, — уточнил Коронный Карлик. — Ведь не верил же, а? Что скажешь, монах Оссия?
— Не верил, клянусь вечностью святых мощей, — ошалело гундосил Оссия.
— Вот видишь, Михай: оказывается, отвечать на мои вопросы можно так же просто, как будто припадаешь челом к Библии, лежа под секирой палача. Так кто же на самом деле этот не земной, но и не божий человек? Как думаешь, монах Михай? Ведь ты пытался стать его учеником.
— И стал им.
— Неправда! — вновь молитвенно прогундосил Оссия. — Не стал ты его учеником. Не подпускал тебя святой Мачур к себе. Не посвящал в таинства свои многогрешные, сатанинские. Слугой его был. Рабом. Нищим, униженным рабом.
— Так ведь не учеником ты, оказывается, был, а рабом; нищим, униженным рабом… — поддержал его Коронный Карлик.
Сойдя с лежака Мачура, он потребовал от своих горлорезов зажечь еще два факела, чтобы лучше мог видеть лица монахов. Ему следовало видеть лица этих лжецов, тогда многое в их ответах прояснялось.
— Скрытный он был, правду ведаешь, — слабо сопротивлялся Михай. — Но служил ему не из-за куска хлеба, не из-за подаяния, как это делал ты, порочник всех грехов земных, а ради того, чтобы постичь…
— И п? остиг?
— Не все, но многое.
— Ничего ты не постиг, — упорствовал Оссия. — Вообще ничего. Снадобья варила ему ведьма Ядвига. Но даже она не знала, какое из них какой силой обладает, а как именно Мачур смешивает их. Этого никто не знал.
— Вот видишь, — вторил Оссии тайный советник. — Даже ведьма Ядвига и та… Кстати, где она живет, эта ведьма Ядвига, монах Оссия?
— В Святоюрьевке.
— Неподалеку от Святоюрьевского монастыря?
— И молиться ходит на Скалу Волхвов.
— Монахи туда не ходят. Скала проклята нами, как прокляты сами язычники, — гневно проговорил Михай.
— Как же ты собирался познавать тайны одного из последних на польской земле язычников, блаженного Мачура, если сам так по-иезуитски ненавидишь язычников? — ухмыльнулся Коронный Карлик.
— Он не язычник. Он вообще не от мира сего. Остался от тех, что когда-то жили на земле еще до пришествия Христа. И, может быть, даже до сотворения нашего мира.
— Такого святотатства иезуиты тебе не простят, монах Михай. Однако не будем расстраивать мудрствующих во святых пергаментах теологов. В последний раз спрашиваю: где ты упрятал Мачура? Ты спрятал его, ты. Он не мог уйти. Мои люди окружили храм еще утром и не упустили бы его, — нагло провоцировал монаха Коронный Карлик.
Еще несколько минут «ученик Мачура» молчал. Но как только окончательно поверил, что этот человек в черном, о котором учитель предупреждал его, действительно взял под свое наблюдение все окрестности храма, упрямо заявил:
— Любую мученическую смерть приму, но не скажу, где он сейчас.
Коронному Карлику нравились упрямые люди. Ломать безвольных и хилых духом не доставляло ему никакого удовольствия. И если сейчас он несколько минут внимательно рассматривал оставшиеся в нише пузырьки, жидкость из которых была вылита Мачуром, то молчание это понадобилось ему для того, чтобы поискать подступы к упрямству монаха.
— Мученическую смерть, говоришь?
— Мученическую, — отрешенно подтвердил Михай. — Не я первый приму ее… И пусть храм этот…
— Отныне храм этот будет помнить только одного великомученика — короля Владислава IV Великого. Можешь ты понять это, еще несъюродившийся юродивый? Вот почему ни вы, братия монахи, ни Мачур не нужны здесь. Вместе с вашими бездарными легендами о некоем полусвятом-полублаженном, оставшемся на земле последним из наших предшественников, не нужны.
— Господь покарает вас за то зло…
— Ты напрасно думаешь, монах Михай, что останешься в памяти этих камней как мученик. Ты будешь обычным негодяем, из-за упрямства которого, из-за желания выведать тайны Мачура, страдал и мучился невинный монах Оссия. Эй вы, слуги архангела Михаила, — обратился к своим подручным, — этого недоростка — в огонь!
— Оссию?! — в вопросе Михая звучало больше ужаса, чем виделось в глазах самого обреченного. И Коронный Карлик почувствовал, что не ошибся. Путь к этому монашествующему гордецу уже был найден.
* * *
Оссию подхватили под руки и стали держать над печью.
Не успело еще пламя прожечь его рясу, как монах издал такой душераздирающий вопль, словно сто самых голосистых плакальщиц вдруг взрыдали над ним. Эхо вырвалось за пределы кельи, всколыхнуло своды храма, медными колоколами отозвалось в его шпилях.
Оссия вырывался, но «слуги архангела» продолжали держать его над огнем в подвешенном состоянии, вроде бы и не сажали на угли, но и не давали возможности вырваться из объятия пламени.
— Будь ты проклят, Михай! Скажи им! — орал мученик Оссия. — Твои муки принимаю! Твои!
— Отпустите же его! — взмолился Михай, падая на колени.
Подчиняясь жесту Коронного Карлика, слуги выволокли Оссию и швырнули в небольшой сугроб у ближайшей могилы, оказавшись в котором, монах взвыл еще сильнее.
— Так куда ты спрятал Мачура? — спокойно спросил Вуйцеховский, когда вопль несчастного немного поутих.
— В склепе он.
— Здесь три склепа. В котором из них?
— Склепов пять.
Коронный Карлик иронично улыбнулся. Их могло оказаться и восемь, цифру он назвал наугад.
— Мачур — в склепе настоятеля монастыря.
— Такой грех сотворить! Впрочем, что с него возьмешь? Он ведь безбожник. — Вуйцеховский вышел из пристройки вместе с Михаем и направился к кладбищу. — А теперь объясни мне, несчастный, как давно иезуиты подослали вас к блаженному Мачуру?
— Откуда вы знаете, что меня подослали иезуиты?
— Как же ты мне надоел! Если ты задашь еще один такой вопрос, прикажу замуровать вас обоих в том же склепе настоятеля монастыря, в котором прячется Мачур.
Коронный Карлик не сомневался, что Михай говорил правду. Мачур действительно скрывался в склепе, о чем свидетельствовали свежие следы босых ног. Но они уводили в лес, начинавшийся в десяти шагах от кладбищенской ограды.
Вуйцеховский послал за беглецом погоню, однако вскоре гусары вернулись, сообщив, что якобы они наткнулись в лесу на объятого блудом ополченца, который спешил сюда по зову короля. Что именно произошло с ним, ополченец толком объяснить не мог. Он опомнился лишь тогда, когда увидел перед собой гусар. Где его конь и почему он стоит на коленях перед поваленной елью, принимая ее за крест на могиле своей матери, этого ополченец объяснить не мог.
Несчастного привели в чувство несколькими глотками водки и приказали молчать.
— Ничего, мы найдем этого, «из иного мира», на Скале Волхвов, — заверил всех Коронный Карлик. — Дальше этой скалы он не ускачет.
— Почему вы считаете, что он отправится к Скале Волхвов? — спросил Михай. — Он никогда не был там. И н икогда не упоминал о ней.
— Потому что не признал в тебе, монах-иезуит, своего ученика и не доверяет тебе. Знает, что пустишь нас по его следу, а потому решил немного поплутать.
— Неправда, он все же признал меня.
— Одного сатана одаривает тайнами своих снадобий, другого — с атанинским самолюбием, — сочувственно покачал головой Коронный Карлик. — Не сразу определишь, кому из них завидовать. Знаешь, как добраться отсюда до Скалы Волхвов?
— Знаю. Но не поведу туда. Не хочу прослыть убийцей Мачура.
— Как хочешь, — спокойно пожал плечами Коронный Карлик. — Кто ж тебя неволит? — Отослал «слуг архангела» и тогда сказал: — А теперь можешь задать свой последний вопрос. Чтобы он не мучил тебя всю твою жизнь.
— Я действительно должен задать его, — изумленно подтвердил Михай. — Ваше объяснение навеки останется со мной, о нем никто не узнает. Так вот, объясните мне: за что вы хотите убить Мачура?
— Монахи-иезуиты ошиблись в тебе. Они подослали тебя, чтобы выведал все тайны колдуна, а затем умертвил его. Ты же возомнил себя его учеником и захотел стать похожим на него.
Михай неожиданно всхлипнул и вытер глаза рукавом сутаны. Было ему лет двадцать пять — не больше. И чудилось в его облике что-то безгрешно-наивное. Такие приходят в монашество не потому, что верят в Бога, а потому, что слишком уж верят в себя, в свое особое призвание, в свою планиду. Коронному Карлику не раз приходилось встречать таких, причем не только среди монахов.
— За что вы возненавидели Мачура? — повторил Михай, всхлипывая. — Ведь он сделал то, чего не сделал бы сам Господь Бог. Он спас вашего короля!
— Нашего короля, монах-нечестивец, нашего с вами.
— Но ведь спас же!
— А кто возражает? Кто пытается оспаривать это?
— Так пожалейте же его!
— Это невозможно.
— Потому что спасенный король почувствовал себя оскорбленным всесилием Мачура, тем, что колдун не захотел становиться его лекарем? Что он может спасти еще кого-либо? Причем тогда, когда самого короля спасать уже будет не в состоянии.
— Видишь, как разумно все устроено в этом мире! Вместе со слезами жалости к ближнему, к тебе, монах, начал приходить разум. Такое, правда, случается нечасто. Но даже этим своим «разумом» не можешь ты постичь одной, не у храма будь сказано, истины…
Монах долго ждал, когда «черный человек» откроет ему эту истину. Но Коронный Карлик уходил от храма к своей карете и, похоже, вообще не собирался что-либо говорить.
— Почему же вы все-таки не хотите простить Мачура? Не хотите спасти его? — уже буквально взмолился шедший вслед за ним Михай, понимая, что через мгновение дверца кареты закроется и он уже никогда больше не узнает, что же произошло с таинственным богочеловеком Мачуром.
— Знаешь, почему Мачур вдруг начал просить, чтобы ты спрятал его?
— Почему? — упал на колени монах. — Век благодарить буду.
— Потому что понял то, чего ты не сможешь понять, даже услышав мой ответ.
— Что именно, вашмосць?
— Ему прощали многое. Очень многое. Даже генералы иезуитов. Не говоря уже о простых ксендзах и епископах. Прощали и спасали. Одного ему никогда не смогут простить…
— Чего же?! — вознес трясущиеся руки к небу монах.
— Что он так не вовремя и так некстати спас от смерти короля Владислава.
Монах застыл с открытым от ужаса ртом. Казалось, что из глотки его вот-вот вырвется такой же крик, как еще недавно вырывался он из глотки посаженного на костер Оссии. То, что он сейчас услышал, никак не укладывалось в его голове, тем более что услышал он это от тайного советника короля, от самого Коронного Карлика.
«Как же он еще по-ангельски молод и по-иудиному глуп», — подумал Коронный Карлик, ощущая свое явное превосходство. И не только над этим коленопреклоненным…
— Иди в келью Мачура, глупец. И каждый день молись за короля и за меня. За то, что освободили для тебя место святого. А поскольку свято место пусто не бывает, сотворяй свои собственные тайны. Ты понял, в чем твое счастье, монах Михай?
— Понял, вашмосць, — до земли поклонился монах.
— Трогай, — приказал Коронный Карлик кучеру. — Да, — бросил он на прощание, — если однажды ты забудешь помолиться за короля и помянешь только господина Вуйцеховского, то есть меня, на небесах тебе это простится. Но только это. И запомни: ты со своей кельей и своими склепами еще понадобишься мне!
