Бой длился бесконечно долго, и много раз полковнику казалось, что вот-вот он станет для него последним. Враги появлялись ниоткуда, пули пролетали на волосинку от виска, а всяк обнажавший клинок представал перед ним в образе прекрасного фехтовальщика.

— Вы и есть тот самый князь Гяур?

— Был бы признателен, если бы вы сумели убедить меня в этом.

Князь сидел, прислонившись спиной к стене, напротив высаженного окна и тянулся взглядом к освещенному ярким солнцем небу. Весь зал и все прилегающие к нему комнаты были устланы окровавленными телами его солдат и врагов, ближайший из которых почти прикасался шлемом к подошвам сапог полковника. И гонцу, с трудом разыскавшему Гяура, показалось, что полковник остался единственным живым человеком посреди огромного поля брани, после вселенского побоища.

— Прошу прощения, господин, — с подчеркнутым уважением проговорил капитан, удивленно осматривая окровавленный, растерзанный зал, который помнил не только звон клинков, но и хранил следы ядер. — Но мне хотелось бы знать точно. Дело в том, что я прибыл из ставки главнокомандующего. Капитан де Пловермель, с вашего позволения.

— В таком случае можете не сомневаться, — прошелся пальцами по лицу князь, не замечая, что пальцы его окровавлены и оставляют багровый след на щеках. Нет, рука была цела, просто с последним из испанцев, который с покорностью побежденного припадал сейчас к его ногам, полковник схватился врукопашную, когда тот уже был ранен, а сам Гяур оказался без сабли. — Присаживайтесь, капитан, если присмотрите себе местечко. Я — полковник Гяур, командир отряда иностранных наемников.

— Славно же вы здесь потрудились, господин полковник. Мне уже не раз приходилось слышать о том, как сражается ваш полк, но то, что я вижу…

— Эту загородную виллу мы взяли штурмом как раз к вашему прибытию. Старались, как видите, — добродушно улыбнулся Гяур.

— Князь! — остановил у окна своего разгоряченного, раненного в шею коня ротмистр Хозар. — Что с тобой, князь?! Ты жив?!

— Капитан утверждает, что жив! — только теперь приподнялся Гяур. — Собери оставшихся воинов. Посмотри, сколько их. Займись ранеными.

— Хвала Перуну! Сейчас пришлю к тебе Улича.

— В этом нет необходимости. Это чужая кровь. Так слушаю вас, капитан, — опираясь рукой о стену, с трудом выпрямлялся Гяур. Когда у самой виллы под ним упал сраженный пулей конь, то, вылетая из седла, полковник поранил себе обе коленки. В горячке боя он этого не замечал. Но теперь резкая боль в суставах буквально парализовала его ноги.

— Я прибыл, чтобы сообщить, что главнокомандующий вызывает вас к себе в ставку.

— В связи с чем, вы, конечно, не знаете.

— Нет, конечно, адъютант главнокомандующего обычно избегает каких-либо объяснений.

— И где же она теперь находится, эта ставка?

— Недалеко отсюда. В замке Шарлевиль, в двух милях отсюда в сторону Арраса.

Переступая через последнего убитого им испанца, Гяур заметил, как тот конвульсивно вскинулся всем телом, словно хотел задержать его, считая, что поединок все еще не закончен. Этот кабальеро пытался проткнуть его, уже обезоруженного, шпагой, однако полковник сумел пропустить клинок мимо себя, разоружить испанца и, прижав к стене, задушить.

— Ты проиграл, рыцарь, — сказал он ему. — Тебе не хватило одного удара.

— Так кто кого осаждал здесь? — спросил капитан, выходя вслед за Гяуром на разрушенный снарядами портик.

— Две недели назад — испанцы французов. Сегодня мы — испанцев. Укрывшись в этом лесном имении с небольшим хуторком, они почти месяц делали набеги на наши гарнизоны, и мы не могли понять, где их база. — Полковник внимательно осмотрел двор и прилегающие к соседним строениям лужайки. Везде трупы. Кое-где еще ползали раненые, но их никто не перевязывал и не добивал.

— Куда же девались ваши солдаты?

— Несколько испанских наемников прорвались в сторону селения Рубе. Очевидно, преследуют их. Хотя, как я погляжу, солдат у меня осталось не так уж и много.

— Да, побоище не хуже Грюнвальда. Единственное, что утешает, что французов здесь почти не было. Швейцарские и баварские наемники-пехотинцы да хорватская конница. — Вспомнив, что Гяур тоже наемник, капитан виновато поднял на него глаза. — Пардон, ваша светлость, не учел.

— Ничего страшного. Испанцев тоже было немного. Наемники против наемников. Один из кровавых рыцарских турниров.

— Без которых рыцарство давно выродилось бы.

— Вам придется немного подождать, капитан. Хочу собрать свое воинство, чтобы понять, сколько же у меня осталось клинков.

— Принца де Конде это может заинтересовать, — признал гонец, — поскольку наем новых воинов всегда обходится дорого.

Спустя минут десять к вилле вернулись лейтенант Гордт со своими двадцатью оставшимися в живых швейцарцами. Столько же баварцев и с полтора десятка швейцарцев удалось собрать по хуторским усадьбам — одни из них зажимали руками окровавленные повязки, другие уже развлекались с немолодыми хозяйками дворов.

Женщины воспринимали эти коллективные страсти с абсолютным безразличием. Месяц назад наемники испанцев перебили их мужей и такое вытворяли с ними, что теперь оставшиеся в живых, кажется, потеряли всякий интерес к тому, что проделывают с их телами эти озверевшие мужчины-чужестранцы. И коль ни одна из них на насилие со стороны его воинов не пожаловалась, у Гяура не было основания укорять своих храбрецов ни в легкомыслии, ни в своеволии. Хотя обычно грабежи и насилие он пресекал самым жестким образом.

Выстроив остатки отряда — большая часть его полка наемников помогала сейчас отряду Сирко, действовавшему неподалеку от Дюнкерка, Гяур молча осмотрел их. Многие солдаты едва держались на ногах. Изорванные мундиры, кроваво-грязные повязки, запыленные, состарившиеся лица.

— Еще один бой мы с вами выиграли, — переводил сказанное им на немецкий лейтенант Гордт. — Все вы сражались как истинные храбрецы. Я не король, чтобы осыпать вас чинами и милостями, зато, в отличие от короля, могу, стоя на коленях, поклясться на Библии, что Европа не знает более храбрых воинов, чем вы.

Солдаты выхватили кинжалы и ударили ими об измятые кирасы — обычное проявление чувств наемников, заимствованное ими от римских легионеров.

Передав командование отрядом лейтенанту Гордту и осчастливив свое воинство двумя сутками отдыха в обществе местных красавиц, Гяур отправился в ставку.

Предусмотрев, что в седле преодолеть такое расстояние полковнику будет сейчас трудновато, капитан приказал заложить трофейную карету, в эскорте которой оказались Хозар и двое сопровождавших его, де Пловермеля, драгунов.

Оставляя усадьбу, князь приоткрыл дверцу и, высунувшись из кареты, еще раз мрачно осмотрел поле боя. Живые прохаживались между убитыми с усталостью людей, которым предстоит нудная и тяжелая работа, превращавшая их из воинов в могильщиков.

«Представь себе, что с таким же омерзением, проклиная и мародерствуя, они тащили бы тебя сейчас к наспех вырытой яме, — подумалось полковнику. — Странно, что тебе удалось уцелеть. Врываясь в виллу, ты, по существу, обрекал себя на гибель. Какая же сила спасла тебя, оставив в живых одного-единственного из всех, кто там сражался?!»

— Я много слышал о вашей храбрости, — проговорил капитан. — Теперь получил возможность убедиться. Говорят…

— Что там еще говорят? — резко поинтересовался Гяур, не отводя взгляда от полусгоревшей виллы.

— Что вы совершенно лишены чувства обычного человеческого страха. И хотя являетесь полковником, командиром полка наемников, сражаетесь всегда в первых рядах.

— А что еще остается делать, чтобы развеивать тоску человеку, напрочь лишенному «обычного человеческого страха»? — горьковато ухмыльнулся князь.