— Графиня, стол накрыт, — появилась служанка. — Приглашать гостей? Боюсь, что начнут расходиться.

— Еще несколько минут. Впрочем, приглашай. Предупреди, что я сейчас появлюсь. Они поймут, что графиня уединилась с князем, и простят меня, — многозначительно улыбнулась заговорщица, вызывающе взглянув на Одара.

— Что вы?! Никто ничего такого не подумает, — потупила взгляд стеснительная молоденькая служанка-венгерка.

— Да, я не досказала вам всю эту мрачную парижскую историю, — вспомнила графиня, когда служанка скрылась за дверью. — Стоит досказывать?

— Выслушаю из чистого любопытства.

— Как хотите. Так вот, мои парижские друзья, из тех, кому удалось избежать виселицы и крепостных подземелий, долгое время не знали, куда же девался этот чертов виконт, который был изобличен ими сразу же после арестов. Оказывается, сначала он бежал из Франции в Саксонию, затем в Австрию, но через какое-то время и вовсе исчез. Разнесся даже слух, что он погиб, поскольку одна сомнительная личность утверждала, что убила его на дуэли, отомстив за предательство. Но ей не очень-то верили. Каково же было мое изумление, когда совершенно случайно стало известно, что Винсент скрывается в Польше, здесь, в этой далекой крепости. Да к тому же под чужим именем. Еще больше удивилась я, выведав, что и польское правительство тоже использует его как шпиона. Местные магнаты — поляки и украинцы — не очень-то опасались француза-квартирмейстера, который всячески подчеркивал, что ничего, кроме денег, вина и женщин, его не интересует. На самом же деле он регулярно доносил в Варшаву обо всех неугодных королю и канцлеру офицерах, их разговорах и намерениях; о ситуации в городе, о приближающихся восстаниях и заговорах. Этим он, собственно, и расплачивался за свое пристанище в Польше.

Гяур молчал, настороженно глядя на графиню. Разве еще несколько часов назад он мог предположить, что в этот окраинный городок ее привели интриги парижского двора?

— Но почему же роль палача досталась именно вам, графиня?

— Понимаю: вам крайне неприятно сознавать, что эта роль выпала именно мне. Однако не огорчайтесь. Это не станет моим ремеслом. Вы боретесь за то, чтобы была свободной ваша Украина, не правда ли? Мне же хотелось, чтобы свободнее почувствовала себя и моя Франция. Конечно, вряд ли я могла и смогу по-настоящему чем-либо помочь ей. Но все же, все же…

— Теперь мне понятно, что привело вас в лагерь заговорщиков. Но сейчас, когда заговор раскрыт, когда встал вопрос о мести предателю… Разве для этого дела не нашлось мужчин?

— Сразу же хотелось бы уточнить. Мне выпала вовсе не роль палача. А роль судьи. Судьи чести. Все дело в том, что только я, и никто другой, виновата в провале заговора. Потому что это по моей прихоти виконт де Винсент оказался в узком кругу заговорщиков. Когда-то он был влюблен в меня. Без взаимности, — поспешила заверить графиня. — Однако я сочла, что этого достаточно, чтобы он был предан мне и моим собратьям… Друзья тоже охотно приняли его в свой круг: как-никак лейтенант дворцовой охраны.

— Так он служил офицером охраны? Тогда ясно.

— Такие люди всегда очень ценны для заговорщиков. Тем более что он был принят под мое личное поручительство. Можете себе представить, сколь наивной и доверчивой я была в то время. Положиться на слово какого-то легкомысленного негодяя!

— Не менее странно, чем то, что ваши многоопытные друзья-заговорщики положились на ваше поручительство, — мягко съязвил Гяур.

— Вы мстительны, князь. О, как вы мстительны! — театрально воскликнула графиня. — Я этого не заслужила. А между тем виконт не погнушался донести даже на меня — вот что поразило больше всего.

— Мне с трудом верится, чтобы влюбленный офицер предал вас.

— Мне тоже не верилось. Ничего, предал. С этой обидой в душе я и прибыла сюда. Прибыла, чтобы де Винсент понял: его постигнет не убийство, не грубая казнь, а священная месть. А что касается вида казни, то он избрал ее сам. Конечно же, Ольгица, эта ужасная старуха, просто так выразилась: «Змея уже на паперти». Однако, несколько раз повторив эти слова за столом, в присутствии стольких офицеров, Рошаль таким образом приковал к ним внимание. Дал понять, что над ним нависла опасность, связанная, как нетрудно было догадаться, с появлением в городе графини де Ляфер. Вот почему Кара-Батыру, приставленному ко мне варшавскими опекунами, пришлось истолковывать предсказание Ольгицы с такой потрясающей достоверностью, мой впечатлительный князь.

Гяур устало покачал головой.

— Хорошо, что вы рассказали об этом, графиня. Ведь, если быть честным, я боялся не столько за Власту, сколько за вас.

— Что меня арестуют?

— Не только поэтому. Боялся, что окажетесь заурядной злодейкой, связанной с какими-то грабителями.

— И выдающей себя за графиню, — кивнула Диана. — Слава богу, все прояснилось. То, что вам полагалось выслушать, — вы выслушали. А теперь забудьте обо всем, — сухо молвила графиня, резко поднимаясь с кресла. — О ноже, змее, виконте, татарине… Обо всем. Возьмите меня под руку, великодушный князь Одар-Гяур. Берите, берите. Не бойтесь; змеи на паперти больше нет. И вообще запомните; не может быть лучшей предсказательницы, чем любимая женщина.

— Как и страшнее судьи.

— О, вы тоже начинаете постигать женщин! — мило улыбнулась де Ляфер.