Первым с татарами столкнулся дозор из двадцати воинов, которым командовал сам Мамлюк. Как только на его пути появлялось какое-нибудь дерево, Мамлюк немедленно приказывал одному из своих разведчиков влезать на него и осматривать окрестности, зная, что с его высоты драгун заметит татарина раньше, чем тот его — с высоты своего коня.

Так оно и произошло. Выявив татарский разъезд из полусотни всадников, Мамлюк немедленно разбил отряд на две группы. Одной приказал затаиться в глубоком овраге, а сам, с другой, спешенной, залег на возвышенности, в небольшом терновнике. А посредине, на дороге, уложил своего коня с накрепко связанными крест-накрест передними и задними ногами.

Вынырнув из низины, татары с удивлением увидели брыкающуюся лошадь с перевязанной мордой и, настороженно осматриваясь, остановились. В ту же минуту драгуны Мамлюка с двух сторон ударили по ним из ружей и пистолетов. Решив, что они попали в серьезную засаду, оставшиеся в живых татары развернули коней и унеслись прочь, даже не решаясь на ходу обстреливать засевших.

Помня строгий приказ Гяура подбирать все татарские луки и колчаны, драгуны тотчас же собрали все, что им досталось, и умчались к стоящим в двух верстах от засады остальным воинам сотни.

Не прошло и получаса, как один из четверых постоянных, «кроновых», как называл их Мамлюк, дозорных, снова доложил, что теперь уже приближается до двух сотен татар.

Это тоже еще были не основные силы, а лишь дозорный отряд. Но и ему нужно было дать бой. Добравшись до места прошлой засады, татары, словно лисы, обшарили терновник, все окрестные балки и лишь тогда двинулись дальше.

Проскакав между грядой холмов, ордынцы увидели прямо перед собой широкую, простилавшуюся далеко вправо и влево, долину, посредине которой стояло несколько повозок, горели три костра и мирно паслись кони. Чуть дальше, вроде бы и охватывая какую-то часть равнины, и даже создавая видимость лагеря, но все же небрежно, вкось и вкривь, стояли еще два десятка повозок, между которыми несколько польских солдат прятались под навесами от палящего солнца.

Приметили крымчаки и разъезд драгун. Спешенные, солдаты стояли спинами к ним, о чем-то мирно беседуя, и, очевидно, не заметили их. Остальная же масса еще только собиралась создавать лагерь, наверное, готовясь здесь же и переночевать. Вон еще две повозки спускаются с горы, присоединяясь к табору.

Решив, что их не заметили, татарские разведчики подались назад, к своим. Теперь нужно было поскорее привести весь отряд и с ходу ударить по полякам, пока те не успели создать укрепленный лагерь.

Не прошло и часа, как весь чамбул уже рассыпался по гряде. Вырвавшись на равнину, командир чамбула увидел ту же картину, которую нарисовали ему дозорные. Но даже сами дозорные не обратили внимания на то, что четыре повозки, стоявшие как бы вне лагеря, уже соединены в четырехугольник, образуя маленький форт на колесах. Да и поставлены они теперь значительно ближе к основному лагерю. И что в самом лагере повозки расставлены менее хаотично. И что людей, сидящих у костров за малым лагерем, стало вдвое меньше, а костров теперь десять, они большие и составляют как бы своеобразный огненный вал.

Зато командир чамбула сразу прикинул, что солдат здесь не более полутора сотен: обозные да сотня охраны. А возы чем-то наполнены — это сразу видно. И еще Кагарли-бей, который привел этот чамбул, не без ехидства заметил про себя, что командовал обозом человек, совершенно не имеющий опыта таких походов. Лагерь, конечно же, следовало делать вон на той возвышенности, под которой они его устроили, расставив повозки по краю обрыва. Штурмовать его там — все равно, что брать приступом крепость. Во многих местах кони просто-напросто не смогли бы взобраться на холм.

Застигнутые врасплох, драгуны, до этого безмятежно сидевшие у костров, конечно же, засуетились. Кто-то сразу же помчался к возам, кто-то на ходу попытался достать татар из ружья. Крики, суета, пальба. А тем временем большая масса татарской конницы вырвалась из-за гряды и, даже не разворачиваясь широким фронтом и не беря стоянку в обхват, чтобы не терять времени, понеслась на врага.

В этом диком галопе, под свист, крики и круто замешанное на ржании коней улюлюканье, мало кто из татарских старшин принимал во внимание, что из оврага, расположенного по ту сторону табора, вырвалось еще до полутора сотен драгун. А также то, что десятки других воинов, притаившихся до того под возами и за ними, за две-три минуты расставили возы на свои места, так что оказалось, что все они прекрасно подогнаны друг к другу; и тотчас же подняли вверх оглобли, навесили щиты, выставили частокол из копий и ружей.

Точно так же, в считанные секунды, по всему периметру табора было устроено еще несколько навесов из войлочных покрывал, а под ними и за щитами, прикрытые от стрел, засели две сотни драгун Гяура с ружьями, пистолетами и луками.

И даже когда первые десятки конников, достигнув цепочки костров, вдруг наскочили на замаскированный такими же войлочными покрывалами, притрушенными травой, овраг, те, что мчались за ними, не сразу поняли в этой сумасшедшей скачке, что произошло, и валились сверху на упавших, затаптывая и даже сгоряча рубя их.

Правда, некоторые всадники пытались преодолеть это препятствие, но разбег уже был затруднен, и кони падали, цепляясь передними ногами за стенки оврага. Были и такие, что останавливались, разворачивая коней, но их сбивали копьями или просто конной лавиной те, что мчались вслед за ними.

А тем временем полсотни драгун, засевших за возами в малом лагере, и три сотни в большом, били и били по ним залпами, осыпая и поднимающихся, и мчащихся градом пуль и стрел. Десяткам двум татар все же удалось перебраться через овраг или же просто обойти его слева, со стороны проходящей неподалеку дороги, но они сразу оказались между огнем, ведущимся из двух лагерей, а также из лощины, пролегающей между основным лагерем и возвышенностью.

Только чудом уцелев в этой бойне, Кагарли-бей с трудом сумел восстановить кое-какой порядок и отвести оставшихся в живых назад, к гряде. Еще во время отхода полусотня из малого лагеря бросилась к оврагу и, добивая выбирающихся оттуда татар, под прикрытием ружейного огня быстро собрала все оказавшиеся там луки, стрелы, копья — и снова отошла в лагерь, чтобы на руках перенести повозки еще ближе к основному лагерю, подковой прикрывая его теперь уже со стороны дороги.

А на месте малого лагеря и вокруг него, а также со стороны дороги драгуны оставили три десятка западней, разбросав между ними столько же треугольных «ногоколов», как называл их Мамлюк. Еще полсотни драгун переползли в кустарник, прикрывающий табор справа, куда тоже подступала подкова возвышенности.

— Приготовьте пушки, — спокойно скомандовал Гяур, прикинув, что для того, чтобы решиться на новую атаку, татарам понадобится не менее часа. — Все шесть фальконетов на повозки — и на вал. Стрелять, как приказано: залпами из трех фальконетов, чтобы давать время второй тройке для перезарядки.

У них было всего по десять ядер на фальконет и тридцать — на большую пушку, которую они тоже привезли на повозке. Вот почему Гяур приказывал во время одной атаки делать не более трех выстрелов на фальконет и не более пяти выстрелов из пушки.

— Только бы Хозар не поспешил и не ринулся нам на помощь раньше времени, — с некоторой тревогой всматривался князь в чуть выступающую из-за возвышенности по ту сторону дороги опушку густого черного леса.

— Во время третьей атаки, — согласно кивнул Улич. Из того, уличского, отряда в лагере вместе с Гяуром осталась лишь десятка закованных в доспехи телохранителей-норманнов. — Но когда бы Хозар не появился, ты должен сразу же посадить свою сотню на коней и прийти ему на помощь.

— О-дар!