10
Опомнившись, Гяур обнаружил себя лежащим в густой траве, в низине между двумя холмами. Вокруг — зеленые сочные стебли травы, между которыми то здесь, то там проглядывали фиолетовые бутоны цветов.
Власта сидела рядом с ним и озорно смеялась. Все, что происходило сейчас с молодым князем, — а происходило оно, конечно же, по ее воле, — девушка воспринимала как безобидную шутку.
Гяур попытался подняться и вдруг почувствовал, что боится делать это. Сам не понимая почему, он, словно утопающий, ухватился за руку девушки и какое-то время боялся отпускать ее, как ребенок, не решающийся сделать первые шаги.
Все еще озорно улыбаясь, Власта положила его голову себе на колени и нежно, успокаивающе погладила по щеке. Пальцы показались Гяуру удивительно теплыми, почти горячими. Своим прикосновением девушка как будто обжигала его. Да, так и есть: кисть руки влажная, а пальцы удивительно, неестественно горячие.
— Не бойся, — шепчет Власта, качая головой. — Змеи, трясины и вражеские сабли помилуют тебя. Ты будешь жить долго, очень долго. Но лишь до тех пор, пока рядом буду я. Ты ведь уже знаешь, что я — как раз и есть та, напророченная тебе судьба.
— Стоит ли так долго жить, имея такую судьбу, — если рядом всегда будешь ты, а я чувствовать себя подвластным твоей воле? — нашел в себе мужество Гяур. И тотчас же, вырвавшись из рук Власты, в страхе, на четвереньках, почти по-обезьяньи, отполз подальше от нее. — Убери! Убери от меня этот чертов кувшин!
— Ах, вот оно что! Я уж думала, что это ты в страхе уползаешь от меня. Но змею надо остановить: эта уже настоящая. Укус ее смертельный.
Она ладонью встретила голову змеи и, постепенно оттесняя ее, заставила пятиться. Потом снова, сохраняя убийственное спокойствие, закрыла кувшин крышкой.
— Не бойся, меня они не кусают. Если, конечно, вовремя замечу их. Поэтому впредь так и можешь называть «змеиным отродьем». У тебя это получается довольно нежно.
— Не прикасайся ко мне, ради бога, — сморщился Гяур. — Убери свои грязные руки, нищенка, змеюшница…
— Кто же виноват, что судьбой тебе предначертано любить именно меня, нищенку, змеюшницу? — спокойно ответила Власта. Похоже, что ни оскорбительные слова, ни брезгливое отношение к ней князя нисколько не огорчили девушку и вообще не произвели на нее никакого впечатления. — Думай, что хочешь, но я в твою судьбу не напрашивалась.
— А кто тебе сказал, что мне это предначертано? Что именно это?! Твоя Ольгица? Такая же змеиная побирушка, как и ты?! Да если хочешь знать!..
Он умолк на самой высокой ноте своего гнева. На полуслове. С полураскрытым ртом. Нервно осмотрелся: ни девушки, ни кувшина, ни змеи. Все исчезло, все! Как очередное наваждение. А может, это и было наваждением? Нет уж, он отлично помнит, что змеюшница стояла рядом с ним и встреча их происходила на самом деле.
Так толком и не поняв, что произошло, Гяур еще несколько минут всматривался в то место, где только что находилась Власта: вдруг снова возродится — из этой луговой травы, из камня, черт знает из чего еще?!
…На сей раз он обнаружил себя на тропинке между камнями. А перед ним, на валуне, — Власта, со своим злополучным змеиным кувшином в руке. И смотрела на него девушка с таким удивлением, словно не могла понять, откуда он здесь взялся, откуда свалился на ее голову. Впрочем, понять это действительно сложно…
— Помнишь, тогда, в трактире? Когда ты появился там впервые. Ольгица тогда предсказывала полковнику-полководцу…
— И ты поверила ей?
— Как же я могла не поверить? Ведь это же предсказывала Ольгица! — возмутилась Власта. — Как вообще вы все решаетесь сомневаться в том, что говорит эта святая?
— Ну да, так сразу и святая!
— Однако дело не в этом. Вы уже уходили из трактира… А меня интересовала судьба не полковника Сирко, а твоя. Вот я и спросила Ольгицу: «Скажи, а вон тот молодой офицер?… Как сложится его жизнь?» — «Тот, что выходит последним? — уточнила она. — Так это и есть твой суженый, твоя судьба». «Что ты, Ольгица?!» — не поверила я.
— Постой-постой, как это ты могла не поверить? — ехидно улыбнулся Гяур. — Ведь, по твоим понятиям, она всевидящая, всезнающая, да к тому же — святая.
— Не перебивай, князь, не перебивай. «Правда, он об этом еще не догадывается, — объяснила Ольгица. — Как и ты — до этой минуты. «Но почему вдруг этот! — ужаснулась я. — Почему он — моя судьба?»
— Что же тебя так ужаснуло? — обиженно уточнил Гяур.
— Вот этого я не знаю.
— Но все-таки? Что способно было привести тебя в ужас?
— Ничего особенного. На меня ведь многие засматриваются. Просто я тогда подумала: «Господи, как же мне подступиться к нему — напыщенному, самоуверенному, горделивому?!»
— Но все-таки, к сожалению, подступилась.
— Тем временем Ольгица говорит: «Догони его и скажи то, что только что услышала. Не будь дурой: догони и скажи». Мне так и следовало бы остаться в тот вечер «дурой». Нужно было дождаться следующего случая, когда вместе с вами не было бы этого убийцы-француза. Но я все же бросилась вслед за тобой. Ну а дальше ты все и без меня помнишь. Не пойму только, почему ты тогда рассвирепел.
— По-твоему, должен был сразу же заключить в объятия? — саркастически улыбнулся Гяур.
— Что тоже не было бы слишком большим грехом, — с неподражаемой серьезностью признала Власта, кротко глядя ему прямо в глаза. — Ничего страшного: раз уж ты — мой суженый, раз уж я — твоя судьба… Коль уж я решилась, тебе тоже следовало.
Проскрипев зубами, Гяур инстинктивно схватился за эфес, но тотчас же отдернул руку и лишь затем посмотрел на оружие. Да нет, рукоять как рукоять, но что поделаешь, если ему уже во всем мерещилась чертовщина?
— Ладно, коль уж тебе так хочется стать моей любовницей… На один вечер я, пожалуй, соглашусь. Если, конечно, тебя хорошенько отмоют. Это даже интересно.
— Всего на один?
— Боюсь только, впоследствии обнаружится, что вместо тебя я весь вечер нежно ласкал старого полуоблезлого удава.
— Ты действительно собираешься сделать меня своей любовницей? — горделиво переспросила Власта, простив ему «старого полуоблезлого удава».
— Ты ведь сама этого хочешь.
— Что ты, милый. Любовницей твоей станет графиня де Ляфер, о которой я уже наслышана. Причем произойдет это довольно скоро. Возможно, уже завтра.
— Что, может случиться и такое?! — непроизвольно как-то загорелись глаза Гяура. Теперь ему хотелось, чтобы девушка продолжила свои предсказания; он готов был выслушать их до конца, во всех возможных подробностях. Не стесняясь того, что будет слышать их из уст женщины.
— Почему не может? Раз ты сам этого хочешь… Любовница — старая роль графини де Ляфер, — процедила Власта, впиваясь в него демоническим взглядом. — Я же буду твоей… лю-би-мой. А теперь иди. Ступай, ступай, — резко приказала она, будто обращалась со слугой.
— Ага, значит, графиня станет любовницей, а ты — любимой. Тебе так удобно, потому что ты так решила, гнев Перуна.
— Ничего не поделаешь, у каждого своя роль, — ехидно улыбнулась Власта и, явно подразнивая князя, добавила: — Гнев Перуна.
Словно заколдованный, Гяур молча повернулся и побрел по той же тропинке, которая привела его сюда.
Ступив несколько шагов, обнаружил, что держит в руках кувшин. Тот самый, со змеей.
Вздрогнув, Гяур брезгливо отшвырнул его от себя. Кувшин разбился, но вместо змеи между черепками неожиданно появился бутон солнечно-золотистого лугового цветка.
Пораженный этим, князь снова остановился. Бутон пылал, как пробивающийся из-под земли факел. Однако продолжалось это недолго. Еще через минуту Гяур обнаружил, что нет ни черепков, ни цветка, ничего, кроме едва проторенной тропинки, ковра из сочных луговых трав и россыпи мелких камней…
Немного пройдя по этой журчащей россыпи, князь оглянулся и увидел, что девушка по-прежнему стоит на гранитном утесе. В одной руке у нее все тот же кувшин, а другой она приветливо машет. Прощается или заманивает? Скорее всего, опять заманивает.
Нет уж, черта! Хватит с него змеиных ласк этой грязной нищенки.
— Слушай, ты!.. — потряс кулаками Гяур. — Змеиное отродье!
— О, вы так нежны со мной, князь! Я польщена.
— Еще нежнее будет палач!
— Я так и знала, что сами совладать со мной вы не сумеете, — продолжала издеваться над ним Власта, — обязательно понадобится палач. Только запомните, что казнить меня будет настоящий красавец-палач, не чета вам, князь.
— Я прикажу сжечь тебя вместе с хижиной! Только так — сжечь! Вместе с хижиной, змеями и кувшином…
— Спасибо, судьба моя, теперь-то я уже все поняла!
