Лес расступился неожиданно, и по ту сторону равнины, на возвышенности, возникли очертания могучего, хорошо укрепленного замка. Сверкая на солнце серебристой кровлей своих башен, шпилей и дворцовых строений, он восставал на высоком горном плато, как ниспосланная вернувшимися на землю атлантами корона, увековечивающая древний род Вайнцгардтов, германскую империю, мощь непоколебимого в своей воинственности и воинственного в своей непоколебимости тевтонского духа.

— Граф, — указал Стомвель острием сабли на зеленеющий чуть в стороне от плато, на берегу реки, высокий шлемообразный холм. — Взгляните на это зрелище. Чтобы хоть раз, хоть на мгновение, увидеть его — стоит пройти с боями пол-Европы. Это я вам говорю, капитан Стомвель.

Поглощенный завораживающим видением замка Вайнцгардт, лейтенант только теперь обратил внимание на возвышенность, на которой постепенно вырисовывалась фигура всадницы. Восходя на вершину, она очерчивалась все отчетливее, и в ярких лучах восходящего солнца накидка ее постепенно проявлялась, наливаясь пурпурными отблесками зари, маня и очаровывая…

Обоз вытекал из-под огромного солнечного овала словно из-под мельничного колеса. Наблюдая за группой всадников, Лили фон Вайнцгардт пыталась разглядеть среди них знакомый силуэт, но озаренные утренними лучами конники были похожи на вырастающие из утренней дымки привидения. Она не могла слышать, как, указав в ее сторону острием клинка, капитан Стомвель спросил, обращаясь к д’Артаньяну:

— Вы не знаете, граф, кто это там предстает перед нами в пурпурном плаще?

— В любом случае этот рыцарь мало напоминает главаря разбойников.

— А, судя по тому, что мы приближаемся к владениям фон Вайнцгардтов, — прокричал капитан, который вырвался далеко вперед и уже успел рассмотреть в пурпурном всаднике женщину, — то будь я воспет всеми ангелами небесными, если это не владелица замка баронесса Лили!

Ему что-то прокричали в ответ, однако Стомвель не стал прислушиваться к словам своих спутников. Забыв о такте и приличии, капитан помчался к подножию сторожевой башни с таким пылом, словно женщина в пурпурном одеянии вышла из замка только для того, чтобы приветствовать его и обоз. Вслед за ним, очевидно, на правах хозяина, отвечающего за безопасность своих спутников-гостей, помчался и капитан Кроффель.

— Не боитесь опоздать, д’Артаньян? — вежливо поинтересовался виконт де Морель, как всегда в подобные минуты оказавшись рядом с лейтенантом мушкетеров. — Слишком уж бодро ринулись эти наши капитаны навстречу даме в пурпурном.

— Это они от восторга, — благодушно успокоил его д’Артаньян, хотя и понимал, что ситуация в самом деле выглядит комично. И присоединяться к капитанам не стал. — Они ликуют так же, как и я. Клянусь пером на шляпе гасконца, что это и в самом деле баронесса Лили!

Первым понял бестактность своего поступка капитан Стомвель. Он осадил коня, развернул его, что-то прокричал Кроффелю, и оба благоразумно направились к обозу.

А графу д’Артаньяну вдруг вспомнилось, как баронесса Лили встречала его со своими саксонскими драгунами во время прошлого визита, и душа, все естество его преисполнилось ликующей святостью. Размечтавшись, он вдруг решил, что так должно быть всегда. Что такая вот встреча обоза баронессой и ее телохранителями могла бы стать одной из нерушимых традиций этого древнего замка.

— Но почему замок Вайнцгардт расположен не во Франции, капитан? — едва сдерживал граф некстати разыгравшуюся, почувствовавшую уют и сытость саксонских конюшен лошадь.

— Стоит ли отчаиваться? — беззаботно рассмеялся драгун. — Роты ваших мушкетеров да роты моих храбрецов вполне хватит, чтобы замок Вайнцгард, со всеми его окрестностями, раз и навсегда оказался в пределах благословенной кардиналом Мазарини и саблями моих парней Франции. Это я вам говорю, капитан Стомвель!

— Почему бы нам не взять его штурмом прямо сейчас? — иронично предложил виконт де Морель. — Тем более что перед вами, граф д’Артаньян, замок готов капитулировать в любую минуту.

— Прошу прощения, лейтенант, — не удержался д’Артаньян, — но, видит Бог, в душе вы так и остались сержантом Пьемонтского пехотного полка. — И был удивлен, что виконт не схватился за шпагу и не пригрозил очередной дуэлью.

Зато капитан Стомвель вновь решительно привстал в стременах и выхватил саблю, словно в тот же миг готов был ринуться на штурм замка, но вместо этого движением клинка указал путь обозу к ложбине, слева от ворот, очень удобной для того, чтобы расположиться в ней лагерем. Он понимал, что в сторону холма лейтенанту д’Артаньяну лучше ехать в величественном одиночестве.

Почувствовав, что теперь он предоставлен самому себе, мушкетер поначалу пришпорил коня, но, проскакав галопом небольшую ложбинку, вновь попридержал его, решив, что мчаться на виду у всего отряда к степенно, с нордической безучастностью поджидающей его баронессе как-то не очень…

— И все же, не теряйте времени, лейтенант! — издали подбодрил его де Морель.

Оглянувшись, мушкетер увидел, что виконт, хотя и держится позади, но все же отъехал от обоза и старается сопровождать его. Что ж, решил граф, даже во Франции лишняя шпага никогда не оказывается… лишней, а мы как-никак движемся землями полувраждебного нам правителя. Впрочем, в следующую минуту мушкетер забыл и о лейтенанте де Мореле, и о капитане Стомвеле с его обозом. Проследив за тем, как братья Кобурги неспешно ретируются к подножию холма, он сорвал шляпу и, размахивая ею словно саблей, помчался было, к ожидавшей его женщине, но, устыдившись собственного восторга, тут же осадил коня.

В это же время оживилась Лили. С удивлением признав во всадниках Стомвеля и не обращая внимания на еще какого-то незнакомого ей офицера, она воспользовалась тем, что наперехват им бросились телохранители и, пройдя между капитанами, неспешно, с достоинством направила коня к д’Артаньяну. Как же много ей хотелось сказать сейчас этому мужчине! С какой ликующей страстью она могла бы броситься в его объятия. Какими лишними казались все те люди, которые окружали сейчас ее и мушкетера!.. Впрочем, пылкости воображения хватило только на то, чтобы подняться на вершину представавшей перед ней небольшой возвышенности, и тем самым вновь придать храбрости французу.

Внутренне мушкетер ожидал, что Лили не удержится и тоже помчится навстречу ему, и это была бы трогательная встреча на глазах у всех. И был удивлен, когда, ворвавшись на вершину возвышенности как на вражеский редут, он увидел, что женщина по-прежнему остается неподвижной, как изваяние. Ни один мускул на ее мраморно-белом нордическом лице не дрогнул; ни одна черточка, ни одно, пусть даже мимолетное, движение глаз не выдали ни радости, ни удивления.

Выслушивая сумбурные восторги лейтенанта, состоящие из бессвязных и только им двоим понятных выкриков: «Лили! Баронесса! Этот замок!.. Клянусь пером на шляпе гасконца!..», владелица Вайнцгардта внешне по-прежнему оставалась безучастной и к чувствам мушкетера, и к его ошалелости. Даже конь ее — рослый, ширококрупый «тевтонец», запрокинув голову, презрительно фыркал, не замечая ни тянущегося к нему вспененной мордой собрата, ни его всадника.

Лишь поставив коня так, чтобы, стремя к стремени, оказаться рядом д’Артаньяном, баронесса вдруг горделиво выпрямилась и, смерив мушкетера взглядом, преисполненным холодного величия, произнесла:

— Вы опять в наших владениях, граф? Рада видеть. Просто удивительно, как часто дороги некоторых французских рыцарей пролегают рядом с моим, удаленным от больших дорог замком!

Причем сказано это было таким убийственно безразличным тоном, словно между ними никогда не было ни преисполненных любви ночей, проведенных в замке, ни нескольких месяцев разлуки, во время которой произошел полный смертельной опасности и всевозможных приключений вояж в Польшу. И вообще свое «рада видеть» баронесса молвила так, словно надеялась лицезреть перед собой какого-то другого человека.

— Совершенно непостижимый случай, баронесса, — вежливо приподнял шляпу лейтенант королевских мушкетеров. — Видит бог, мы с капитаном Стомвелем всячески пытались обойти эти глухие, хотя и прекрасные, места, но обоз, баронесса, обоз… Такое впечатление, что судьба уже ведет его не по земным дорогам, а по небесным. Разве я не прав, виконт де Морель?

— Вы, как всегда, неистребимо правы, граф, — артистично вознес виконт руки к небесам. — Мы несколько раз сбивались с пути, и господину мушкетеру едва удалось найти дорогу к вашему замку. Хотя раньше уверял, что пройдет к нему через всю Германию с завязанными глазами.

— Вот что значит отправляться в путь с другом, который никогда не выдаст и не предаст, баронесса! — с грустной иронией заключил мушкетер.

— Виконт всего лишь хотел убедить вас, что вы зря так долго противились судьбе, — с едва заметной улыбкой молвила Лили. — Небесам такие интриги не нравятся.

— Вы слышали, виконт, что баронесса сказала относительно интриг? — проворчал д’Артаньян, прикидывая, на какое время лучше всего назначить дуэль, чтобы сразиться еще до того, как они войдут в замок или же после того, как германцы предложат оставить его? И в конечном итоге решил, что лучше после…

Сойдя с коня, лейтенант приблизился к всаднице и одной рукой чувственно провел по ее ботфорту, второй притронулся к затянутым в кожаную перчатку пальцам.

— Мне уже не верилось, что я когда-нибудь увижу вас, баронесса.

— Ах, не верилось?! — удивленно взметнулись к увитому золотистыми локонами лбу изогнутые брови Лили. — Как это понимать, граф?

— Наш вояж в Польшу оказался, как никогда, опасным, так что я мог и не вернуться.

— Вы не могли не вернуться, лейтенант, — решительно повела головой Лили. — Это было бы непростительно.

— То есть я имел в виду… — смущенно объяснил мушкетер, — что в одном из сражений я мог бы погибнуть.

— Это еще не основание для того, чтобы не навещать Вайнцгардт. — В устах любой другой женщины слова ее, возможно, прозвучали бы в виде банальной шутки, однако Лили произнесла их с такой мрачной серьезностью, что ни у кого, кто слышал бы ее сейчас, не возникло бы ни капли сомнения в том, что действительно «не основание…». — И потом, погибнуть, прежде чем повидаться со мной?! Какое непозволительное легкомыслие! Как же вы меня, граф, разочаровали!

Не прислушиваясь более к ее словам, потянулся к Лили руками, намереваясь снять с седла. И было мгновение, когда баронесса почти интуитивно подалась к нему, но, метнув взгляд в сторону медленно проходившего неподалеку обоза, все сопровождение которого любовалось их трогательной встречей, богобоязненно отпрянула и, вновь проникнувшись надлежащей баронессе фон Вайнцгардт надменностью, едва слышно молвила:

— И не пытайтесь превращать этот холм в жертвенник моей… моего ожидания, — так и не решилась произнести слово, которое неминуемо должно было сорваться с выразительно очерченных, чувственных губ ее. — Не рассчитывайте, что после каждого вашего исчезновения я стану месяцами высматривать вас с его вершины.

— Да? Жаль. А мне уже почудилось в этой встрече на холме нечто ритуальное. В ней и в самом деле есть нечто такое… Кстати, у него существует название?

— По-моему, нет.

— Так не должно быть, — решительно молвил мушкетер, легко взбираясь в седло. — «Холм Невернувшегося Рыцаря» — как вам такое наименование? Интригующее, не правда ли?

— «Холм Невернувшегося Рыцаря» — с задумчивой грустью повторила фон Вайнцгардт. — Отныне я так и прикажу называть его. Загадочно и мистично. В конечном итоге все в этом мире должно иметь свое имя. Взгляните вон туда, — указала баронесса кончиком хлыста на возвышавшуюся на прибрежном уступе белокаменную башню. На синевато-багряном полотне поднебесья она восставала мощной и в то же время грациозной, как предрассветное видение.

— Это она и есть?

— Когда вы гостили в замке, — тронула коня баронесса, — ее только начинали возводить. Я тогда загадала, что вы появитесь, как только каменщики завершат ее строительство, в связи с чем очень торопила мастера фортификационных дел Гутага.

— У нее тоже появилось название?

— Гутаг назвал ее как-то слишком уж просто — «Башней Лили», — скромно потупила взор баронесса. — И в связи с ее возведением даже начала зарождаться новая легенда.

— О мастере-фортификаторе, который, уложив в башню последний камень, метнулся с ее вершины в ущелье?

— Слишком мрачно и неестественно, граф. У этой башни совершенно иная легенда. В ней речь идет о некоем французском офицере, королевском мушкетере, все дороги которого — куда бы он ни направлялся — неминуемо приводили к этой башне, на вершине которой его высматривала истосковавшаяся баронесса.

— Подумать только: какая необычайно странная, загадочная история положена в основу этой легенды! — не преминул выразить свое восхищение д’Артаньян, стараясь при этом скрыть какие бы то ни было проблески иронии.

— А главное, совершенно непохожая на все прочие, доселе известные истории любви, — в том же тоне поддержала его баронесса Лили. — Понимаю, граф, что вы прибыли сюда как гость, — молвила баронесса, когда после пиршества они уединились в ее спальне. — Но каждый ваш визит я научилась проживать так, словно он составляет многие годы жизни.

— Я тоже попытаюсь научиться этому, Лили, — тут же импульсивно пообещал д’Артаньян, не очень-то задумываясь над последствиями подобных заверений. — Клянусь пером на шляпе гасконца.