Глава 10. В сундук к Дэви Джонсу
Вытащив из-за пояса пистолеты и выпалив в воздух, Брэдли встал рядом с Джоном Барни, дождался тишины и резким, необыкновенно громким голосом воскликнул:
— Послушайте меня, горлопаны! Однажды вы уже допустили ошибку, загубив ни в чем не повинную душу… Помните капитана Мерша? Ну, так что ж, теперь вы хотите прикончить этого малого, не утруждая себя доказательствами его вины? Не выйдет! Пока я здесь командую, я не допущу, чтобы на моих глазах творились подобные мерзости. Все знают, как я заботился об этом мальчике, — Брэдли указал на труп юнги. — Я любил его, как родного сына, и мне не меньше вашего хотелось бы сейчас поквитаться с его душегубом… Однако кто из вас видел, что именно пленный капитан убил его и Вилкена? Молчите? Тогда я прямо спрошу капитана Тейлора… Дик, на чем основаны твои подозрения?
Капитан «Причуды», скрестив руки, хмуро ответил:
— А вот на чем… Во-первых, я застал его возле тела Флетчера и увидел, что мое появление было для него полной неожиданностью. Он явно испугался… Во-вторых, труп Вилкена нашли в капитанской каюте, где должен был ночевать наш пленник. О чем это говорит? Ну? Неужели нужны еще какие-либо доказательства его вины?
— Все ясно, как божий день, — выкрикнул из толпы Бен Хэлси. — Повесить собаку!
— Заткни свой рупор! — одернул боцмана капитан Брэдли. — Что-то ты нынче слишком активен!
— Имею право голоса, — огрызнулся одноглазый.
— В свою очередь, — промолвил капитан. — Сейчас будет говорить пленник… Мистер Барни, вы слышали, в чем вас подозревают. Есть ли у вас доказательства вашей невиновности? Может, вы видели убийцу и укажете нам на него?
Барни, опустив голову, не сводил глаз с двух залитых кровью безжизненных тел. Мозг его лихорадочно работал. Какой ответ дать этим людям? Просто рассказать им, что он слышал, лежа на полу каюты у кормового окна? Нет, это глупо. Они сочтут его рассказ досужим вымыслом.
Барни провел кончиком языка по пересохшим губам и перевел дыхание.
— Обратите внимание на эти тела, джентльмены, — сказал он ровным, спокойным голосом. — Вы видите, оба они почернели от пролитой крови. В крови их одежда, в крови полотно, на котором они лежат… Теперь посмотрите на ступеньки трапа. Что вы видите? Кровь. Зайдите в капитанскую каюту, и вы увидите там то же самое — кровь на панелях, на полу, на двери. А теперь подумайте: мог ли убийца, пролив столько крови, остаться незамаранным?
— Нет, — ответили из толпы, — конечно, нет.
— Вы помните, — продолжал Барни, — в чем я был одет вчера вечером? На мне все то же платье. Взгляните, на нем нет иных пятен, кроме пятен пота. И руки мои чисты!
Пираты, словно завороженные, смотрели на пленного капитана. Последний продолжал:
— Капитан Тейлор застал меня возле тела юнги. Да, я наткнулся на несчастного мальчика, когда вышел из каюты. Но если бы я появился на палубе минутой позже, картина могла выглядеть иначе: не меня застали бы у тела убитого, а того, кто обнаружил бы его раньше, в данном случае — капитана Тейлора. Разве не так?
Разбойники вынуждены были согласиться с этим доводом Джона Барни.
— И, наконец, — добавил он, — всем известно, что для совершения убийства нужны повод и орудие убийства. Ваши товарищи зарублены абордажной саблей. Скажите, где и у кого я мог взять саблю? Каждый из вас держит своё оружие при себе, а всё прочее хранится под замком…
— Постойте, капитан, — прервал пленника Билли Брэдли. — Вы натолкнули меня на одну мысль… Если убийца находится среди нас, на нем должны были остаться следы его преступления. Свежие следы!
Брэдли решительным жестом обнажил свою шпагу.
— Мой клинок чист, джентльмены! — возвестил он. — Чист и мой камзол. Теперь все вы покажите друг другу ваши сабли и ваши платья… Эй, вахтенные! Больше света!
Среди пиратов началось твориться что-то невообразимое. Понимая, что один из них убийца, и опасаясь непредсказуемых действий с его стороны, они поспешно повыхватывали свои кинжалы и сабли и, как безумные, вытаращили друг на друга глаза.
— Что это за пятно? — взвизгнул боцман Хэлси, ткнув острием сабли в плечо одного из молодых матросов. — Клянусь, твоя рубаха в крови!
— Врешь, собака! — ответил тот в испуге, отшатываясь от одноглазого. — Это вино, а не кровь!
— Нет! — разъярился боцман. — Нет, тысяча чертей! Это не вино! Это кровь! Кровь!
Взмахнув саблей, он бросился на матроса, но приятели последнего не дали того в обиду. Кто-то выставил вперед ногу, и боцман, споткнувшись, полетел на палубу.
— Смотрите! — заверещал Жак Фурбэн, подскакивая к одноглазому. — Да ведь эта свинья вся в крови! И сабля его в крови по самую рукоять!
Он попытался схватить Хэлси за шиворот, однако мало в том преуспел. Боцман сделал кувырок через голову — при его комплекции это казалось невероятным! — и устремился к борту.
— Держи его! — завопили тут все. — Держи, а то уйдет!
— Не уйдет! — мрачно процедил сквозь зубы Дик Тейлор.
Глянул пистолетный выстрел. Бен Хэлси схватился за ногу и, потеряв равновесие, повалился на ватервейс. На него, словно коршуны, налетели матросы и стали нещадно бить ногами и колоть кинжалами.
Капитанам стоило немалого труда утихомирить своих подчиненных. Когда же последний матрос был отброшен мощной рукой Тейлора в сторону, то, что прежде называлось Беном Хэлси, теперь представляло собой сплошное кровавое месиво.
— Воды! — приказал Брэдли.
Грег Адамс схватил деревянное ведро, валявшееся у фальшборта, наполнил его забортной водой и, повинуясь жесту капитана, выплеснул ее на бездыханное тело боцмана.
— Еще!
Минут через пять, оторвав ухо от груди Хэлси, юнга возвестил:
— Дышит…
— Отнесите его в парусную, — распорядился Дик Тейлор. — Если к утру он не отдаст концы, будем его судить.
К утру боцман не помер. Пол Янг, прибывший из крепости в сопровождении двух дипломированных хирургов, помогавших ему, обработал и перевязал раны Хэлси, затем, тщательно вымыв руки, сообщил капитану:
— Протянет день-два, не больше… Я оставлю вам одного из этих эскулапов, пусть делает боцману перевязки.
— Пол, скажи, он еще сможет ворочать языком? — спросил лекаря Брэдли.
— Сможет. А вот сможет ли говорить — не уверен.
— Хотелось бы задать ему один вопрос…
— Скорей всего, на вопросы он будет теперь отвечать не нам.
Капитан понимающе кивнул.
— Да, скверная вышла история… Как дела в форте?
— Порядок, — ответил лекарь.
— Его превосходительство не жалуется на неудобства?
— Вся время просит свидания с дочкой.
— Надо будет разрешить. Но чуть позже. Сначала отправим в последнее плавание мертвецов и выпьем за упокой их душ. — Брэдли поднялся с бочонка, на котором сидел. — Дик, где лучше провести похороны — на борту или на суше?
— Тащить трупы на берег — слишком много возни, — поморщился капитан «Причуды». — Отправим их к треске в подвал.
Так и решили сделать. Проводив лекаря к забортному трапу, Брэдли попросил его прислать на судно капеллана с молитвенником и позаботиться о том, чтобы в момент похорон траурный салют гремел со всех бастионов Форт-Джорджа.
— Сделаем, — пообещал Пол Янг, спускаясь в шлюпку.
Постепенно серый рассвет сменился яркими дневными красками, и поверхность бухты, плоская как пиастр, засверкала тысячами солнечных бликов. На церемонию погребения собрались практически все пираты, свободные от вахты. Гирлянды, украшавшие прежде снасти и рангоут бригантины, были сняты, носовая фигура, изображавшая женщину с распущенными волосами, выкрашена в черный цвет, а «Веселый Роджер» приспущен.
Трупы обмыли морской водой, одели в белые рубахи и синие бархатные панталоны, затем отнесли на нижнюю палубу и положили на две выдраенные доски, установленные между орудиями. Черные шелковые флаги служили им покрывалами. Через час явились два парусных мастера с парусиной, гардаманами, кривыми иглами и такелажными нитками. Сначала зашили юнгу, поместив в его ногах пушечное ядро. По старому обычаю последний стежок пришелся через нос, чтобы мертвец не смог ожить после похорон и не вернулся на корабль за душами оставшихся в живых. Гораздо больше хлопот доставил квартирмейстер, так как никто не знал, что делать с его отрубленной головой. В конце концов, прикрепили ее тремя стежками к телу, а затем пропустили еще один стежек через нос Вилкена.
Доски с привязанными к ним покойниками вынесли на верхнюю палубу и установили поперек фальшборта. Четверо дюжих парней придерживали их за концы, тогда как остальные пираты образовали полукруг, внутри которого замерли в скорбных позах капитан и чудаковатый капеллан из Форт-Джорджа.
Бросив на Брэдли вопросительный взгляд, Дик Тейлор негромко промолвил:
— Так что… будем отпевать? Кто начнет?
— Начни ты.
Капитан «Причуды» провел ладонью по взлохмаченной шевелюре. Он не был настроен на произнесение длинных речей и поэтому ухитрился ограничиться несколькими куцыми фразами.
— Ну, значит… это… пора отчаливать, ребята. Ваш табак уже выкурен. Так к чер… Так с Богом, в добрый путь. Аминь!
Капитан «Королевского охотника» тоже был немногословен.
— Вы выбрали для себя не самую лучшую дорогу в жизни… Просто вы захотели освободиться от оков, налагаемых на людей обществом. Вместе с тем вы отвергли защиту, которую король предоставляет своим подданным. Чтобы вкусить вольной жизни, вы стали пиратами. Но, выбрав свободу, вы нынче ночью дорого заплатили за нее. В этот час чувство… э… скорби переполняет каждого из здесь присутствующих, потому что вы уходите, а мы останемся и будем… хм… вспоминать о вас, как и о десятках других наших погибших товарищах, пока не сдохнет последняя сво… последний собрат из этой компании… Больше я ничего не скажу… Попутного вам ветра и семь футов под килем!
Настала очередь капеллана. Высокого роста, сутулый, с вытянутыми чертами лица, он чувствовал себя не совсем уютно в окружении морских разбойников и долго шелестел страницами Библии, пока, наконец, не успокоился и не нашел то место, которое искал.
— Псалом сто второй, — протянул он. — Псалом Давида… Благослови, душа моя, Господа… Благослови, душа моя, Господа, и не забывай всех благодеяний Его. Он прощает все беззакония твои, исцеляет все недуги твои; избавляет от могилы жизнь твою, венчает тебя милостью и щедротами; насыщает благами желание твое, обновляется, подобно орлу, юность твоя. Господь творит правду и суд всем обиженным… Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив. Не до конца гневается и не вовек негодует. Не по беззакониям нашим сотворил нам, и не по грехам нашим воздал нам. Ибо, как высоко небо над землею, так велика милость Господа к боящимся Его. Как далеко восток от запада, так удалил Он от нас беззакония наши. Как отец милует сыновей, так милует Господь боящихся Его… Господь на небесах поставил престол Свой, и царство Его всем обладает. Благословите Господа, все Ангелы Его, повинуясь гласу слова Его. Благословите Господа, все воинство Его, служители Его, исполняющие волю Его. Благословите Господа, все дела Его, во всех местах владычества Его. Благослови, душа моя, Господа!
Закончив чтение, капеллан бросил робкий взгляд на хранивших гробовое молчание капитанов и, набравшись храбрости, тихим голосом полюбопытствовал:
— Не прочитать ли еще одно место из Библии, прежде чем тела убиенных будут отправлены за борт?
— Зачем? — нахмурился Дик Тейлор, не видевший особой нужды в затягивании погребального обряда.
— Читайте, — сказал Брэдли. — Когда покойники были живы, они редко вспоминали о боге. Пусть хотя бы теперь, на смертном одре, слово его достигнет их ушей.
Капеллан с благодарностью склонил голову, перевернул страницу и тем же певучим голосом продолжил:
— Псалом сто шестой… Безрассудные страдали за беззаконные пути свои и за неправды свои; от всякой пищи отвращалась душа их, и они приближались к вратам смерти. Но воззвали к Господу в скорби своей, и Он спас их от бедствий их; послал слово Свое, и исцелил их, и избавил их от могил их. Да славят Господа за милость Его и за чудные дела Его для сынов человеческих! Да приносят Ему жертву хвалы, и да возвещают о делах Его с пением! Отправляющиеся на кораблях в море, творящие дела на больших водах, видят дела Господа и чудеса Его в пучине: Он речет — и вздымается бурный ветер, и высоко поднимает волны его. Восходят до небес, нисходят до бездны; душа их истаивает в бедствии. Они кружатся и шатаются, как пьяные, и вся мудрость их исчезает. Но воззвали к Господу в скорби своей, и Он вывел их из бедствия их. Он превращает бурю в тишину, и волны умолкают. И веселятся, что они утихли, и Он приводит их к желанной пристани. Да славят Господа за милость Его и за чудные дела Его для сынов человеческих! Аминь!
С печальным видом перекрестив покойников, капеллан сказал: «Вот и настало время идти вам в последнее свое плавание…». По сигналу Тейлора бабахнули пушки «Причуды», после чего батареи Форт-Джорджа и «Королевского охотника» тоже изрыгнули оранжевое пламя и едкий пороховой дым. Доски наклонились. Тела юнги и квартирмейстера какое-то мгновение еще держались на них, а потом, сорвавшись, полетели вниз. Послышался негромкий всплеск. Все было кончено.
Джон Барни не присутствовал на похоронах. Пираты заставили его выдраить капитанскую каюту, и он, босой, с закатанными штанами, в течение полутора часов ползал на коленях, пытаясь куском пемзы уничтожить черные следы крови — последнее визуальное напоминание о совершенном ночью преступлении. Для него, молодого и честолюбивого капитана, уже привыкшего повелевать другими людьми, эта грязная работа была сущей пыткой. И, если бы не вертевшаяся в голове мысль о том, что ни один посторонний глаз не видит его теперешнего униженного положения, он вряд ли смирился бы и стал делать то, что делал.
Когда прогремели выстрелы траурного салюта, возвестившие об окончании похорон, Барни подтащил к кормовому окну большое ведро и вылил его содержимое в море. Затем, поставив ведро вверх дном на пол, он сел на него, вытянул ноги и с задумчивым видом уставился на чистую, будто только что сколоченную койку. «Если бы квартирмейстер не занял это ложе, — подумалось ему, — отпевать пришлось бы не его, а меня. Боцман, конечно же, охотился за мной. Но почему господь отвел от меня его удар? Чем я заслужил подобную милость? Может, небесный владыка избрал меня орудием мщения, призванным уничтожить эту шайку негодяев? Тогда почему он не вразумил меня в тот вечер, когда на борт бригантины явились губернатор и его дочь с предостережением об опасности? Я же мог довериться им и выйти в море до того, как „Паломница“ была взята на абордаж. Если бы это случилось, планы пиратов были бы сорваны. Судя по всему, они устроили здесь ловушку для какого-то богатого корабля… Постой, постой… Один из них проговорился и выдал его название… Как же он сказал? — Барни прикусил верхнюю губу. — Он сказал: „Нам надо поберечь людей. Они понадобятся при захвате „Феникса“…“. Точно! Им нужен этот загадочный „Феникс“, а чтобы успех был стопроцентным, мерзавцы держат заложниками губернатора острова и его дочь. Они попались из-за меня… Теперь я должен что-то предпринять. Что? Я безоружен и отрезан от прочих пленников. На кого мне рассчитывать? На Эванса? Даже если он согласится стать на мою сторону, нам двоим все равно не одолеть всю свору…».
Мысли Джона Барни прервали громкие шаги за дверью. В каюту вошли капитаны, штурман Пит Хилтон и капеллан из Форт-Джорджа. Осмотревшись по сторонам, Дик Тейлор удовлетворенно прищелкнул языком.
— Так, так, неплохо.
— Вы заставили капитана Барни прислуживать вам? — удивился Брэдли.
— Он — наш пленник, — ответил Тейлор, — и поэтому обязан выполнять любую работу, которую мы ему поручаем.
— Чтобы навести в каюте порядок, можно было доставить из крепости пару негров, — заметил Хилтон.
— Можно было. Но зачем? Пленник — тот же раб.
— Белый человек не должен быть рабом! — вспылил Брэдли, грохнув кулаком по столу. — Для рабства Бог создал негров и индейцев. Не так ли, преподобный?
Капеллан, настороженно следивший за обоими капитанами, с готовностью кивнул, но тут же, словно опомнившись и устыдившись своей слабости, уточнил:
— Однако же, согласно Евангелиям, все мы являемся рабами — рабами греха ли, рабами праведности ли. Кто освободился от греха, тот стал рабом Бога и обрел жизнь вечную во Иисусе Христе, Господе нашем. А кто освободился от праведности, тот раб греха, и возмездием ему за дела его — смерть.
— Я вижу, вы хороший проповедник, — заметил Брэдли, пощипывая мочку уха. — Мой экипаж как раз нуждается в капеллане. Присоединяйтесь к нам, святой отец, и вы получите прекрасную возможность спасти несчастные души от вечных мук. За труды ваши мы щедро вас вознаградим, да и всемогущий Господь также не забудет этого.
— Вы напрасно думаете, капитан, будто на борту вашего судна я найду более дикую и невозделанную ниву, нежели на этом острове. Долг велит мне продолжить труды мои на берегу, и я буду весьма признателен вам, коль вы доставите меня туда.
— Я надеялся услышать от вас иной ответ, — с сожалением промолвил пират. — Что ж, вольному воля. Вы снова вернетесь в форт, как только исповедуете одного умирающего.
— Он из вашей команды?
— Какая разница? — пожал плечами капитан. — Он раб греха, как вы выражаетесь, но, может, почувствовав приближение конца, захочет стать рабом праведности.
— Ты о боцмане? — поинтересовался Тейлор, присаживаясь на койку.
— О ком же еще.
— Да, навесил Бен на себя мертвецов, и, главное, хоть убей, до сих пор не пойму, с какой целью он это сделал? Допустим, он был зол на Корнелиса, который перешел ему дорогу. Ну и что? Вызвал бы его на дуэль и в открытом поединке расквитался бы с ним. А чем насолил ему юнга? По-моему, Флетчер никогда с ним не ссорился.
— Парнишка был спокойного нрава, — вздохнул штурман.
— В том то и дело! За что же было его убивать?
— Думаю, юнга случайно натолкнулся на боцмана, и тот убрал его как нежелательного свидетеля.
— Возможно. — Дик Тейлор перевел взгляд на пленного капитана; последний по-прежнему сидел на перевернутом ведре, не вмешиваясь в разговор. — Однако любопытно, почему он прирезал квартирмейстера, а этого счастливчика даже пальцем не тронул? Ведь ему было известно, что мистер Барни ночует в каюте.
Барни посмотрел Тейлору прямо в глаза.
— Ваш боцман действительно знал, что я ночую здесь, — ответил он. — Но ему было невдомек, что, кроме меня, в каюте бросил якорь ваш старший помощник.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, что Бен Хэлси не хотел убивать квартирмейстера Вилкена. Ему нужен был я. И, вонзая клинок в сердце своего корабельного товарища, он думал, что сводит счеты со мной. Я же в это время лежал здесь, у окна, и в темноте убийца меня не заметил.
Дик Тейлор шлепнул себя по бедру.
— Ах, черт! Значит, бедняга Корнелис, как всегда, занял чужое место и этим сам себя подставил под удар, ему не предназначавшийся!
Дверь каюты приоткрылась и в проем просунулась испуганная физиономия Грега Адамса.
— Сэр, — прошептал он, обращаясь к капитану Тейлору. — Боцман пришел в себя и просит привести к нему Недорезанного Капитана.
Тейлор нахмурился.
— Бен, видать, спятил. Ему нужен священник, а он зовет своего кровного врага.
— Может, боцман не так плох, как нам кажется, — предположил Брэдли. — Ну-ка, джентльмены, давайте навестим его. Капеллан, вы пойдете с нами.
Спустившись на нижнюю палубу, пираты, Барни и капеллан гуськом проследовали в большую кладовую для хранения парусов.
Бен Хэлси корчился на грубом светло-сером двойном «катуне», предназначенном для марселей. Тело его, почерневшее от побоев и множества ран, сотрясал озноб. Временами оно дергалось, словно под ударами плети-девятихвостки, и тогда из глотки боцмана вместе с прерывистым горячим дыханием вырывался сдавленный стон. Черная повязка, прикрывавшая ранее правый глаз, сползла на потный лоб умирающего. Костоправ из Форт-Джорджа, находившийся при нем, не счел нужным вернуть ее на прежнее место.
Первым заговорил с умирающим капитаном Тейлор.
— Бен, — сказал он, — ты хотел видеть Недорезанного Капитана. Он пришел.
Вытянув шею, боцман обвел окружающих мутным взглядом и прохрипел:
— Я, кажись, помираю… и напоследок хотел бы поговорить с капитаном Барни… Прошу, оставьте нас на минуту одних.
— Брось валять дурака, Бен, — поморщился Тейлор. — Говори при всех.
— Я желаю говорить с капитаном Барни! — закричал боцман и вдруг, посинев от натуги, сотряс парусную страшным лающим кашлем. Слюна, вылетавшая из его горла, была красной от крови.
— Выйдем, пусть посекретничают, — сказал Билли Брэдли, приглашая всех, кроме пленного капитана, за дверь.
Когда боцман успокоился и убедился, что просьба его уважена, он с волнением произнес:
— Капитан, выслушайте меня… С того самого часа, как мы захватили ваш корабль, я желал вашей смерти. Вы это знаете. Я стрелял в вас из пистолета и пытался зарубить саблей, но Господь не дал мне убить вас. Сейчас, чувствуя, что отхожу под всеми парусами, я испытываю угрызения совести и прошу вас простить меня за мое жестокое намерение… Я всегда был отпетым негодяем и виноват в сотнях преступлений, в том числе в двух последних… Вы понимаете, о чем я? Я убил Корнелиса, думая, что расправляюсь с вами. А потом зарубил Флетчера… Он видел, как я выходил из каюты с окровавленной саблей… Видит бог, я раскаиваюсь в содеянном! Мне страшно, капитан Барни… Я боюсь наказания, потому что заслужил его. Гореть мне в огне ада, того самого ада, который я так часто высмеивал. Хорошо, что у меня нет жены и детей! Им досталось бы в наследство позорное бремя моего имени… Знаете, капитан, — в мутном глазу боцмана блеснула слеза, — иногда мне кажется, что я не был рожден для такой судьбы… я ее никогда не искал, но обстоятельства… Они сложились так, что я сделался пиратом. Золотая приманка поманила меня, а мои молодость и неопытность не смогли устоять перед столь великим искушением.
Барни не любил душещипательных прощальных речей, но на какое-то мгновение ему стало жаль умирающего, и он поспешил заверить пирата, что прощает его.
— Вера помогает нам обрести божье милосердие, — добавил он, желая подбодрить Хэлси. — Кто искренне раскаивается, тот будет прощен… Здесь, за дверью, стоит священник. Облегчите свою душу, исповедуйтесь ему.
Боцман вздохнул и нахмурился.
— Никогда я не доверял этим болтунам, — прохрипел он с тоской в голосе. — Впрочем, настало, видно, время рассказать о своих грехах любому, кто готов меня выслушать… Позовите его, капитан.
Не будем пересказывать все то, что услышал капеллан из уст умирающего разбойника. Исповедь была долгой, так как слишком длинным оказался список преступлений, совершенных Беном Хэлси за двадцать лет скитаний по морским просторам. Облегчив, наконец, душу, боцман затих, но ненадолго; когда в парусную вновь вошли капитаны и штурман, он бросил на священника подозрительный взгляд и прошептал:
— Скажите честно, у меня есть шанс попасть на небо?
Капеллан открыл было рот, чтобы ответить, однако его опередил Дик Тейлор.
— Ты что, Бен, смеешься? Где ты слышал, чтобы хотя бы один пират попал на небо? Отправляйся в пекло! Там немало наших товарищей, которые не дадут тебе скучать.
Эти жестокие слова настолько поразили умирающего, что он, утратив контроль над собой, извергнул поток непристойных ругательств.
Тейлор склонился над боцманом и рассмеялся ему в лицо.
— Что, дружище, всю праведность твою ветром сдуло? Ты, видно, полагал, что можно всю жизнь грешить, грабить, насиловать, убивать, а перед тем, как отдать концы, сделаться вдруг святым? Не-ет, так не бывает! Так не должно быть! По делам твоим — плата тебе!
Тело Бена Хэлси снова стал бить озноб. Он бредил, и сквозь горячечный бред его уже была слышна поступь Костлявой.
Агония продлилась до позднего вечера. Все это время, брызжа слюной и кровью, боцман проклинал весь мир и его создателя. Лишь в десятом часу движения его стали замедленными, он перестал реагировать на окружающих, а затем, на удивление тихо, без единого стона, испустил дух.
Вещи и деньги, принадлежавшие боцману, перешли в собственность команды.
Глава 11. У врат преисподней.
Каюта лекаря, в которой пираты держали дочь губернатора, примыкала к каюте капитана и отличалась от последней лишь меньшими размерами да более изысканной обстановкой. Стены ее были покрыты росписями, заключенными в овальные лепные рамы, кормовое окно закрыто тонкой муслиновой занавеской, на полу лежал ковер, а с потолка свисал инкрустированный перламутровой мозаикой фонарь.
В углу, где раньше стоял сундук с лекарской поклажей, по приказу Брэдли установили небольшой диванчик — его специально доставили из форта, чтобы драгоценная пленница могла спать на нем, а когда сидела, то не мяла мягкую атласную юбку с украшениями из белых и голубых бантов, кружев и вышивок. Справа от окна стоял столик. Он был вырезан из розового дерева, и на нем возвышалась хрупкая ваза в виде раковины, наполненная свежими плодами манго и бананами.
Прошло семь дней с тех пор, как мисс Моррис была разлучена с отцом и оставлена в заточении на борту «Королевского охотника». Отчаянье и страх перед возможным насилием, охватившие ее в первые дни нахождения среди разбойников, постепенно сменились полным безразличием к своей судьбе. Видимо, сказывалось длительное нервное напряжение, подорвавшее ее силы и ослабившее чувствительность к внешним раздражителям. Она уже не плакала, как прежде, по ночам и не вздрагивала, услышав скрежет ржавого ключа в замочной скважине. Кок Лепаж два раза в день — утром и вечером — приносил пленнице что-нибудь поесть, но она едва ли проглатывала половину того, что он оставлял ей на столике. Изредка в каюту заглядывал капитан Брэдли. Держа треуголку на сгибе руки, он пристально смотрел на нее с порога своими голубыми глазами, не произнося ни слова, потом дверь захлопывалась, и Кэрол снова оставалась одна.
Утром седьмого дня в каюту вошли трое: капитан, сэр Генри и его черный раб Патрик. На губернаторе был праздничный костюм. Поверх белой рубашки с жабо он надел вышитый камчатый камзол пурпурного цвета, а поверх камзола — светло-голубой кафтан из плотного шелка. Кафтан был шит точно в талию, имел рукава с широкими, почти до локтя обшлагами цвета аквамарина, два больших кармана с клапанами и бортА, украшенные золотым и серебряным шитьем. Галстук в виде красной ленты, завязанной небольшим бантом, прикрывал вспотевшую шею сэра Генри. На ногах его были узкие синие панталоны, белые шелковые чулки и башмаки на низком каблуке.
Увидев отца, девушка от неожиданности вскрикнула, порывисто поднялась и с искрящимися от радости глазами бросилась к нему.
— Отец! Наконец-то!
— Нам разрешили побыть вдвоем, — взволнованно промолвил губернатор, гладя дочь по длинным волнистым локонам.
Снаружи донеслись удары судового колокола.
— Можете болтать до следующих склянок, — объявил Брэдли. — Затем вы, сэр Генри, вернетесь в форт, а с вами, мисс Моррис, останется этот невольник, который будет вам прислуживать.
Сдержанно кивнув его превосходительству, капитан направился к выходу, но, заметив краем глаза, что Патрик остался стоять посреди каюты, схватил его за ухо и потащил за собой.
— Пойдем, Гвинеец. Ты еще успеешь разглядеть эту темницу.
Очутившись в проходе между каютами, Брэдли слегка прижал негритенка к переборке и угрожающе прошептал:
— Отныне ты, Пат, мой раб.
— Да, хозяин, — испуганно пролепетал Патрик.
— Ты будешь прислуживать мне и мисс Моррис.
— Да хозяин…
— Ты будешь моими глазами и ушами.
— Да, хозяин.
— Я должен знать обо всем, что творится в каюте мисс Моррис, на нижней палубе, на камбузе, на баке, короче — везде, где меня не будет, но где будешь находиться ты, мой соглядатай.
— Да, хозяин…
Брэдли, усмехнувшись, одобряюще похлопал негритенка по плечу.
— Ты сообразительный малый, Гвинеец Пат! Если мне не представится подходящий случай выбросить тебя за борт, я когда-нибудь сделаю тебя свободным человеком.
— Я хочу быть вашим рабом, хозяин.
— Охотно верю.
Тем временем в лекарской каюте сэр Генри Моррис вполголоса беседовал с дочерью.
— Я вижу, пираты обращаются с тобой обходительно. Тебе привезли из форта твой гардероб, а сегодня капитан сказал мне, что Патрик может остаться на борту и прислуживать тебе.
— Да, в последние дни их отношение ко мне изменилось, — кивнула Кэрол.
— Я тоже почувствовал некоторую перемену в их поведении, — сказал сэр Генри, теребя рукой борт кафтана. — Взгляни на мой костюм. Они вернули мне его, хотя любой из них не отказался бы надеть этот прекрасный французский камзол и этот модный французский кафтан. Как ты полагаешь, из-за чего все это?
Кэрол отдернула занавеску, прикрывавшую окно, и устремила задумчивый взгляд на густо-зеленую полосу джунглей, тянувшихся от устья реки вдоль побережья на восток.
— Не знаю… Позавчера они весь день делили добычу, и, может, это событие улучшило их настроение. А может, в виду того, что приближается срок прибытия корабля с казной, пираты надумали сделать нас своими союзниками?
— Ты не лишена проницательности, дочь моя, — промолвил сэр Генри. — Конечно же, завоевав наше доверие, они попытаются использовать нас в том маскараде, который готовится. Одураченные капитаны «Феникса» и «Скарборо» будут захвачены врасплох, корабли их сдадутся без боя, а деньги, предназначенные солдатам и служащим компании, окажутся в руках мошенников. Печально, Кэрри, но, догадываясь, в какую нехорошую историю нас втягивают, мы не в силах что-либо изменить. Отказавшись помогать пиратам, мы тем самым не спасем корабли компании, а себе подпишем смертный приговор.
Сэр Генри помрачнел, пальцы его рук начали нервно подергивать бант галстука.
— С другой стороны, выполнив все их требования и получив свободу, мы угодим из огня да в полымя… Господи, ну почему нам попался этот безмозглый и трусливый шкипер с бригантины, а не какой-нибудь другой, более умный и храбрый капитан?! — Его превосходительство с досадой стукнул себя по коленке. — Сдать вооруженный пушками корабль жалкой шлюпке с дюжиной подонков — когда в истории британского флота случалось такое?!
— Успокойтесь, отец, — Кэрол отвернулась от окна и с грустью посмотрела на сэра Генри. — Что случилось, то случилось. Лучше всем сердцем своим уповайте на Бога…
— Да я уповаю, уповаю… Что мне еще остается?
Сэр Генри поджал губы, сгорбился и, казалось, углубился в созерцание узоров, украшавших расстеленный на полу ковер. Потом тихо добавил:
— Теперь только счастливый случай может спасти нас.
Спустя полчаса, едва пробили склянки, дверь каюты снова распахнулась, и капитан Брэдли сухо бросил с порога:
— Свидание окончено. Ваше превосходительство, шлюпка с гребцами ждет вас у правого борта.
— Когда я снова смогу увидеться с дочерью, капитан?
— Не знаю. Возможно, завтра… Я кого-нибудь пришлю за вами, сэр.
— Благодарю.
Шлюпка с губернатором находилась на полпути между «Королевским охотником» и берегом, когда у входа в бухту появился небольшой юркий парусник под английским флагом. Капитан Брэдли и штурман, беседовавшие в это время на юте, тут же навели на незнакомца подзорные трубы.
— Такелаж, как у шхуны, — процедил Пит Хилтон, внимательно следя за маневрами суденышка. — Мачты наклонены назад, а бушприт стоит почти горизонтально… На носу три стакселя, на передней мачте — фок. Грот-мачта несет трисель на гафеле и гике и марсель.
— Интересно, эта вертлявая глупышка забрела сюда случайно или по поручению? — спросил ни то у штурмана, ни то у самого себя капитан.
— Как бы там ни было, она попалась.
Через несколько минут на грот-мачте пиратского фрегата уже реял британский флаг. Такой же флаг был поднят на бригантине.
Шхуна, называвшаяся «Алая заря», отсалютовала форту и стоявшим в гавани судам тремя орудийными выстрелами. Пираты любезно ответили ей тем же. Не подозревая об опасности, незнакомка уверенно прошла мимо «Причуды», сменила галс, проскользнула в пятидесяти ярдах от носа фрегата и, наконец, убрав паруса, стала на якорь в двух кабельтовых от берега.
Хозяин шхуны, некто Морис Эштон, и вся его немногочисленная команда недолго пребывали в неведении относительно того, в какую ловушку они угодили. Побледнев при одном только виде окруживших их морских разбойников, эти несчастные мореплаватели поспешили пересказать им все новости, слухи и сплетни, какие только смогли собрать на своем долгом пути от Род-Айленда до Генриетты. Что им известно о кораблях «Феникс» и «Скарборо»? О, совсем немного. С «Фениксом» они встретились после жесточайшего шторма у островов Святого Духа; он лишился бизань-мачты и искал удобную стоянку, где можно было бы произвести ремонт такелажа и рангоута. О «Скарборо» они вообще ничего не слышали. Возможно, он болтался где-нибудь недалеко от «Феникса», а может, буря выбросила его на прибрежные скалы.
— А с какой целью вы прибыли на Генриетту? — спросил Эштона Дик Тейлор.
— Я хожу сюда за рабами. Это уже четвертый мой визит в Форт-Джордж.
— Вы покупаете рабов?
— Нет, вы же видели — у меня нет денег. В обмен на «черное дерево» я привожу сюда товары из Новой Англии и Виргинии — табак, патоку, ром, сушеную рыбу, порох…
— И что же, это дело приносит доход?
— Оно не столь прибыльное, как ваше, — уклончиво ответил шкипер, — но, как мне кажется, менее рискованное.
— Во сколько обходится вам приобретение одного раба? — поинтересовался Брэдли.
— Все зависит от сезона и от качества товара. А еще от того, как удастся сторговаться при его покупке и продаже. Я стараюсь, чтобы мои расходы при приобретении одного невольника не превышали десяти-двенадцати фунтов.
— За сколько же вы продаете его в Америке?
— Стараюсь не продешевить. Если в Виргинии или в Каролине мне предлагают за раба меньше двадцати пяти фунтов, я ищу других покупателей.
— Доходы ваши не назовешь сказочными…
— Что делать… Слишком много конкурентов.
— А вы не пробовали ходить за рабами на Мадагаскар? — спросил шкипера «Алой зари» Эванс. — Я слышал, там они стоят дешевле.
— Но и дорога туда длиннее.
— Вы, конечно, действуете без лицензии, — предположил Брэдли, перелистывая судовой журнал Эштона.
— Как и вы, капитан, — кивнул работорговец.
— И не боитесь, что однажды королевские фрегаты лишат вас всего, чем вы владеете?
— Королевскими фрегатами тоже командуют не святые. — Американец хитро сощурился и добавил: — Если мне удается ладить с губернаторами и таможенными инспекторами колоний, то неужели я не смогу найти общий язык с капитанами кораблей Его Величества?
— Мне нравится этот шкипер, — заявил Дик Тейлор своим коллегам. — У него вид пройдохи, есть хватка, и он не боится идти на риск, когда на этом можно что-нибудь выгадать. Из такого ловкого моряка мог бы выйти неплохой джентльмен удачи!
— Так, может, шкипер денек подумает и решится примкнуть к нашей честной компании? — склонил голову на бок Брэдли.
— А что тут думать?! — воскликнул Тейлор, вскакивая с бочонка, на котором сидел. — Соглашайтесь, старина, и вы не прогадаете!
— Вы готовитесь обстряпать какое-то дельце? — навострил уши Эштон.
— Да, — ответил Тейлор. — Если все пройдет, как надо, этот проект разом озолотит всех его участников.
— Подозреваю, что ваше предприятие связано с некоторым риском, — предположил американец.
— Конечно, — кивнул Брэдли. — Не исключено, что нам придется вступить в бой с королевским фрегатом, а это, как никак, три десятка пушек и около двухсот человек солдат и матросов.
Эштон вытер ладонью пот со лба и бросил задумчивый взгляд в сторону своих матросов, игравших на баке в кости.
— То, что вы люди солидные, я уже понял, — промолвил он. — Трепачи и хвастуны и вряд ли сумели бы захватить этот форт. Но, скажите, какая польза будет вам от моей шестипушечной кастрюли и экипажа, насчитывающего всего восемнадцать бездельников?
— Чем больше людей соберется под черным флагом, тем выше будут наши шансы на успех, — ответил капитан «Причуды».
Шкипер снова бросил вопросительный взгляд на своих людей.
— Дайте мне на раздумья два дня, — наконец промолвил он.
— Ваша осторожность и рассудительность делает вам честь, — заметил командир «Королевского охотника». — Мы понимаем, что прежде, чем принять какое-то решение, нужно все хорошенько взвесить. Итак, два дня. Если ваш ответ будет отрицательным, мы не обидимся. Лишь ограничим вашим людям свободу передвижения до окончания предприятия. В случае же принятия нашего предложения мы гарантируем, что доля добычи ваших людей будет пропорциональна их участию в деле.
Работорговец думал два дня, а когда настало время дать Брэдли и Тейлору ответ, собрал своих людей на палубе и, заложив большие пальцы в нижние карманы камзола, объявил:
— Надеюсь, вы понимаете, что в создавшейся ситуации нам нечего рассчитывать на покупку черномазых в Форт-Джордже. Одновременно нам запрещено покидать гавань, и сколько времени мы будем торчать в ней, известно лишь господу богу. Что же делать? Сидеть, сложа руки, и ждать, когда Брэдли и Тейлор, сняв богатый урожай, свалят отсюда? Нет, ребята. Я, как и вы, отправился за тысячи миль от дома, чтобы поправить свое положение. И если для этого требуется поднять на мачте «Веселого Роджера», я, не колеблясь, сделаю это.
Матросы, успевшие принять изрядную порцию рома, с удивительным единодушием поддержали хозяина «Алой зари». Взявшись за руки, они прокричали:
— Деревянный костыль или гроб золотой — стоять за тобой мы будем горой!
Теперь пиратская флотилия насчитывала три парусника. Адмиралом ее избрали Уильяма Брэдли.
Вечером того же дня на борту «Королевского охотника» собрались представители трех экипажей — что-то около семидесяти человек. В большой каюте накрыли два стола для адмирала, капитанов и их помощников, причем прислуживали им негры из Форт-Джорджа, на головы которых смеха ради надели белые напудренные парики. Остальные пираты расположились, кто где хотел: на верхней открытой палубе, на шканцах, на баке… Музыканты из корабельного оркестра устроились на квартердеке возле нактоуза и за полчаса до ужина начали «пиликать» — так пираты называли их игру.
Капитан Барни не участвовал в пирушке. Сославшись на общее недомогание и боль в раненой руке, он остался на борту бригантины под присмотром нескольких доверенных лиц Дика Тейлора.
Ровно в восемь адмирал и «лорды», сидевшие в большой каюте, сдвинули чаши с пуншем и выпили за скорейшее прибытие на Генриетту корабля с казной. По их прикидкам, «Феникс» должен был устранить все поломки, вызванные штормом, в течение пяти-семи дней. Учитывая, что шхуна прошла от островов Святого Духа до Форт-Джорджа за восемь дней, более тяжелый «Феникс» мог покрыть это же расстояние дней за десять. В таком случае, если погода не испортится, встреча с ним могла состояться уже через две недели.
— Это в лучшем случае, — заметил Пит Хилтон. — Но если «казначей» отправится сначала на Принцессу, нам придется ждать его еще месяц-полтора.
— Почему ты думаешь, что он изменит маршрут? — встревожился Дик Тейлор. — В секретном письме сказано, что из Кост-Касла «Феникс» и «Скарборо» сначала проследуют в Форт-Джордж, а потом уже — в Пойнт-Гэлли.
— А ты разверни карту, дружище, — ответил штурман. — Шторм отбросил «казначея» к островам Святого Духа. Так?
— Капитан Эштон уверяет, что так, — кивнул Тейлор.
— Куда же ближе идти от этих островов?
— Конечно, к Принцессе.
— То-то и оно!
— Да-а, — несколько удрученно протянул капитан «Причуды», — если это случится, мы проторчим здесь чересчур долго. Может, лучше изменить наши планы?
— Что ты предлагаешь? — спросил Эванс.
— Выйти в море и взять курс на острова Святого Духа.
— Предположим, мы сделаем это, — промолвил Брэдли. — Мы сделаем это, а «Феникса» там не обнаружим. Что тогда?
— Тогда можно будет наведаться в Пойнт-Гэлли. Если «казначей» окажется там, мы подкараулим его…
— Чушь! — скривил губы адмирал. — Вдруг его там не будет? Вдруг он отправится сюда?
— Мы можем оставить в Форт-Джордже часть наших людей, — нахмурил брови Дик Тейлор.
— А ты уверен, что эти люди, захватив добычу, пожелают дождаться возвращения остальных?
— Я не уверен, — ответил за Тейлора Чарли Эванс.
— И я, — поддержал его штурман. — Сужу о них по себе.
— Нам нет нужды менять наши планы, — твердо заявил Брэдли. — Здесь, на Генриетте, рыбка сама заплывет в нашу сеть. Если губернатор Моррис справится с ролью приманки, а я на это надеюсь, мы сумеем околпачить капитанов «Феникса» и «Скарборо», и денежки компании достанутся нам без лишних хлопот.
— Не верю я ему, — процедил Дик Тейлор. — В решающий момент губернатор нас предаст.
— И погубит свою дочь? — деланно усмехнулся Билли Брэдли.
— Зачем же? Победа — барышня капризная. Она может оказаться на стороне королевских моряков, и тогда не мы, а они будут диктовать свои условия.
— Пока мисс Моррис находится на борту «Королевского охотника», никто и никогда не сможет играть с нами в подобные игры! — повысил голос адмирал.
— У вас в плену находится женщина? — удивился Эштон. — Для меня это новость!
— Ты что, забыл, о чем я тебе рассказывал? — обратился к американцу Пит Хилтон. — Кэрол Моррис, дочь губернатора, является нашей заложницей.
— Я знаю, — кивнул Эштон, — знаю. Однако мне и в голову не могло прийти, что вы держите ее здесь, на судне. Где же она? Почему вы прячете ее? Пусть леди украсит своим присутствием нашу компанию!
Глаза Билли Брэдли сузились.
— Нет, — сказал он решительно, — она будет сидеть под замком.
— Почему?
— Здесь собралась слишком невоздержанная публика…
— Видать, барышня хороша собой? — Эштон осклабился и мечтательно протянул: — Эх, взглянуть бы на нее хотя бы одним глазком.
— В свое время.
— Кажется, наш адмирал записался в опекуны, — с иронией в голосе фыркнул капитан «Причуды». — Это повод для того, чтобы еще раз выпить!
Почувствовав в словах Тейлора насмешку, Брэдли едва не ответил колкостью на колкость, однако его выдержка могла произвести на компаньонов гораздо большее впечатление, чем неоправданная горячность, и он сдержался.
Некоторое время командиры ели и пили молча, перебрасываясь отдельными репликами. Потом Чарлз Эванс, Педро Нуньес и Джим Флай решили сыграть в покер, а капитаны, штурман Хилтон и адмирал, набив трубки виргинским табаком, затеяли спор о том, в какие края им безопаснее всего отправиться после того, как они захватят «казначея». Дик Тейлор не хотел возвращаться ни в Европу, ни в Америку. По его мнению, лучше всего было уйти на Мадагаскар, где у пиратов имелись тайные убежища и где они могли не опасаться, что до них доберутся королевские судьи и палачи. Эштон не соглашался с ним, уверяя, что в лесах Мадагаскара можно жить и без денег, а с деньгами лучше податься в американские колонии, где за умеренную плату любой губернатор с готовностью закроет глаза на происхождение привезенных ими богатств. Пит Хилтон напомнил коллегам о королевской амнистии, обещанной тем пиратам, которые добровольно оставят пиратское ремесло и сдадутся властям в любой из колоний его величества до 1 июля 1719 года.
— Денежки можно было бы припрятать где-нибудь в надежном месте, — сказал он, — а после получения амнистии вернуться за ними.
— Никогда я не сдамся королевским властям! — заявил Брэдли. — И ни в Англию, ни в Америку я не отправлюсь. Там, где правит король суши, королю моря делать нечего.
— Значит, пойдем на Мадагаскар? — спросил капитан «Причуды».
— Пусть каждый выберет свой путь, — ответил адмирал. — Если удача улыбнется нам, мы поблагодарим ее и разбредемся в разные стороны. Может, кто-то пожелает стать торговцем или судовладельцем, кто-то купит землю и титул, а кто-то проиграет все деньги в кости, пропьет их и прогуляет с портовыми шлюхами, чтобы в один прекрасный день закончить свою жизнь под забором или чуть повыше — на эшафоте.
— Какой же путь выберешь ты, адмирал? — с простодушным выражением лица полюбопытствовал Эштон.
— А я его уже выбрал. Я останусь скитальцем морей.
Неожиданно снаружи послышались какие-то неясные выкрики и топот ног. Обуреваемые смутной тревогой, участники пирушки озадаченно переглянулись. Что это? Дверь каюты с треском распахнулась, и командиры увидели на пороге посеревшего от ужаса кока.
— Пожар! — прохрипел француз, безумно вращая глазами. — Большой люк объят пламенем!
Все повскакивали со своих мест, опрокидывая стулья, тарелки и недопитые бутылки. Лицо Брэдли, исполненное нервной энергии, покрылось гневным румянцем.
— Без паники! — зарычал он. — Мы все же не в открытом море!
Выбравшись наверх, адмирал и сопровождавшие его «лорды» слегка растерялись: взору их предстали пьяные матросы, которые, чертыхаясь, бегали по палубе, как очумелые. Из люков валил густой дым, запах которого указывал на то, что в трюме горят бочки со смолой и дегтем. Кое-где фонтаны пламени уже вырывались наружу и, освещая все вокруг бледно-оранжевым светом, с минуты на минуту грозили переброситься на мачты и реи. Шлюпки, находившиеся у борта, уже были заполнены орущими людьми, которые торопились отойти от «Королевского охотника» на безопасное расстояние.
— Вы куда? — окликнул их Брэдли, вцепившись обеими руками в планширь. — А кто же будет тушить огонь и спасать добычу?
— Те, кто поджег этот корабль! — донеслось в ответ. — Идиоты, не умеющие обращаться со свечами!
— Все назад! — закричал адмирал, стреляя из пистолета в воздух. — Я вам приказываю — назад!
— Своя шкура дороже! — раздраженно ответили с другой шлюпки.
Брэдли изрыгнул проклятие и, обернувшись к своему квартирмейстеру, мрачно спросил:
— Чарли, орудия заряжены?
— Да, адмирал!
— Тогда бей по этим крысам, пока они не вернутся!
Первые же пушечные выстрелы до того напугали беглецов, что они поспешно развернули шлюпки на сто восемьдесят градусов и через несколько минут снова подвалили к борту «Королевского охотника». Брэдли и Тейлор, не жалея глоток и кулаков, заставили их вооружиться ведрами, выстроиться в цепочку и подавать забортную воду боцману Педро Нуньесу; последний, находясь на нижней палубе, выливал ее на грубые шерстяные одеяла, покрывавшие люк порохового погреба. Чтобы не загореться среди пляшущих языков пламени, Нуньес сбросил с себя верхнюю одежду и каждое третье ведро опрокидывал себе на голову.
— Живей, живей, ребята! — торопил своих людей Брэдли. — В крюйт-камере находится двадцать пять тысяч фунтов пороха! Если вы не загасите пламя, корабль взлетит на воздух!
— А-ха-ха! — Кто-то из разбойников разразился истерическим смехом. — Вот прекрасная возможность отправиться всем вместе прямиком в ад!
Бедняга, видать, лишился рассудка, и этот факт потряс пиратов не меньше, чем сам пожар. Особенно растерянными выглядели новобранцы, многие из которых, быть может, впервые усомнились в правильности сделанного выбора. Они полагали, что, став джентльменами удачи, будут вести жизнь веселую и беззаботную, а тут пелена вдруг спала с их глаз; они вспомнили, что смертны и за дела свои будут наказаны вечным горением в аду. Не был ли пожар на борту «Королевского охотника» предтечей того, что ожидало каждого из них в преисподней?
Животный страх, охвативший этих несчастных, лишил их способности трезво оценивать ситуацию и принимать верные решения. Примерно полтора десятка разбойников, прыгнув на ванты, начали быстро подниматься к верхушкам мачт, веря, что чем ближе они будут к небу, тем дальше от царства Люцифера. Никто из них не подумал о том, что, в случае попадания огня в крюйт-камеру, двадцать пять тысяч фунтов пороха разнесут судно на куски от киля до клотика. А опасность подобного финала нарастала с каждой минутой.
Педро Нуньес, обожженный, покрытый волдырями и окутанный дымом, сражался за подступы к пороховому погребу до последней возможности. Когда же стало ясно, что в схватке с огнем побеждает последний, боцман издал дикий вопль, яростным ударом ладони сбил язык пламени, лизнувший его взъерошенные космы и, воя как раненный зверь, устремился наверх. Все, кто еще находился в тот момент на палубе, восприняли его вой как сигнал тревоги и сломя голову бросились кто к правому, кто к левому борту. Большинство шлюпок уже отошло от «Королевского охотника» на приличное расстояние, так что героическим пожарным и тем, кто не умел плавать, пришлось прыгать прямо в воду.
Билли Брэдли обязан был покинуть корабль последним. Широко расставив ноги, уперев руки в бока, он с окаменевшим лицом наблюдал с высоты квартердека за тем, что творится на палубе. Бранясь и толкаясь, пираты покидали флагман, совершенно позабыв о золоте, покоившемся где-то в объятом пламенем корабельном чреве. Высшей ценностью для них была сейчас их собственная жизнь.
Вдруг взгляд капитана упал на Гвинейца Пата. Перепрыгивая через очаги огня, преодолевая дымовые завесы, негритенок бежал в его сторону. По трапу, уже объятому пламенем, он взлетел на квартердек и, с трудом переведя дыхание, крикнул:
— Хозяин! Мы забыли! Там, внизу, горит мисс Моррис!
Брэдли вздрогнул.
— Как горит?!
— Госпожа заперта, а ключ у вас, хозяин!
В два прыжка адмирал подскочил к трапу, кубарем скатился вниз, и, попытавшись проникнуть в проход между каютами, был остановлен сплошной стеной огня.
— Билли, ты что, рехнулся?! — раздался за его спиной голос штурмана. — Еще минута-две, и фрегат взлетит на воздух! Прыгаем за борт!
Брэдли отмахнулся и, прикрывая лицо треуголкой, снова устремился на квартердек. Отыскав в кормовой рубке моток трехпрядного троса, он прикрепил свободный конец к железному штоку кормового фонаря, перебрался через гакаборт и, словно профессиональный скалолаз, соскользнул по тросу вниз, на галерею. Из открытого кормового окна клубами валил сизый дым. Брэдли влез на подоконник и спустя мгновение очутился в каюте корабельного хирурга.
Огонь уже пожирал обшивку входной двери, неумолимо приближаясь к расписным панелям и расстеленному на полу ковру. «Вот она — излишняя роскошь на боевом корабле, — мелькнуло в голове пирата. — Достаточно одной искры, чтобы все это великолепие поглотило пламя…»
Сквозь дым и полумрак он с трудом разглядел мисс Моррис, лежавшую в полуобморочном состоянии на своем диванчике. Голова ее была запрокинута, рот чуть приоткрыт, глаза закрыты. При иных, не столь драматичных обстоятельствах, Брэдли наверняка залюбовался бы гибким станом и девственной красотой юной пленницы — такой беззащитной и соблазнительной, — но сейчас его мысли работали лишь в одном направлении: как быстрее спасти девушку из этого пекла и, конечно, не остаться в нем самому.
В это время шлюпка, в которой находились Тейлор, Эштон, Эванс и около десятка других моряков, подобрала из воды Гвинейца Пата и штурмана «Королевского охотника». На Хилтоне была лишь полусожженная рубаха из алой камки и изорванные оранжевые панталоны.
— Где Брэдли? — спросил капитан «Причуды», склонившись над ним.
— Там, — штурман махнул рукой в сторону пылающего парусника. — Когда я собрался прыгать в воду, он бросился на квартердек.
— Почему он не последовал за тобой, Пит?
— Не знаю. Мне показалось, что он хотел попасть в каюты, но там был сплошной огонь.
— В каюты? — Тейлор схватился за голову. — Дым и сера! Мы забыли о губернаторской дочке!
Едва он успел произнести последнюю фразу, как ослепительный огненный вихрь взметнулся в черную высь. Казалось, новый Везувий взорвался над чашей бухты. Вверх полетели переломанные мачты, реи, обрывки парусов и такелажа, скрюченные тела, пушки, кухонная утварь. Грохот взрыва смешался с воплем ужаса, вырвавшемся из глоток тех, кто барахтался в воде или успел найти спасение в шлюпках.
— Все, — прошептал Дик Тейлор, следя немигающим взглядом за падающими с неба горящими обломками, — наш адмирал улетел к праотцам.
