Первым орудийный огонь открыл все-таки форт. В Сен-Бернардине оставалось всего двадцать солдат, но три орудия его были хорошо пристреляны по условной линии, пролегающей между оконечностью мыса и скалами; ядра и порох поднесены прямо к орудиям, а сами канониры трудились как проклятые.

Артиллерия эскадры по мощи своей превосходила артиллерию форта раз в двадцать. Но она вступила в бой с некоторым запозданием. Пушкари давали возможность матросам спустить на воду последние шлюпки и усадить в них десантников. По этой же причине корабли не могли маневрировать и представляли собой неплохие мишени.

— Французы совсем осатанели, — ворчал командор дон Морано, наблюдая за тем, как от борта «Сантандера» отходили последние шлюпки и плоты, на которых к берегу устремились не только солдаты, но и значительная часть экипажа. Чтобы усилить штурм, командор приказал высадиться на берег морякам всех трех кораблей. — Посмотри, что они делают, — обратился он к старшему офицеру галеона, — ни одного выстрела по подходящим к берегу шлюпкам, — ткнул мундштуком трубки в сторону форта. — Решили разделаться с нами, не обращая внимания на десантников, которые уже через полчаса разделаются с ними.

— Точно, весь огонь сосредоточили по «Кондору» и «Сен-Самонику», — растерянно подтвердил старший офицер. — Подходящие к отмели шлюпки они словно не замечают. Эй, пошевеливайтесь! — прикрикнул на матросов. — Спускайте три последних плота, пока французы не перенесли огонь на «Сантандер»!

— Прикажите нашим канонирам усилить огонь по форту. Только пусть не вздумают накрыть ядрами высаживающихся на берег моряков.

В ту же минуту французское ядро угодило в корму стоящего неподалеку фрегата. Командор видел, как разлетелась верхняя часть надстройки, и взрывом выбросило за борт двух матросов.

— Рваные башмаки повешенных на рее, — процедил он, презрительно всмотревшись в то место на осветленной поверхности моря, куда упали и больше не появлялись эти двое несчастных. Словно моряки оказались там по собственной вине. — Упокой их душу под парусами…

— Нужно расходиться, сеньор командор, — предупредил офицер.

— Я сказал: усилить огонь! Подавите их чертовы орудия! Разнесите в щепки эту мышиную конуру, которую только идиот мог назвать фортом.

Еще какое-то время корабли вели артиллерийскую дуэль с фортом. Шлюпки и плоты приближались к берегу и почти без потерь высаживали десант на берег. Наиболее отчаянные из прибрежных корсар даже устремились к валам форта, очертания которых серели на каменистой возвышенности.

— И вновь канониры Сен-Бернардина повели себя довольно странно: вместо того чтобы перенести огонь на высадившихся на берег, они вдруг все вместе ударили по галеону.

— Уходим! — прорычал командор, видя, что одно ядро разнесло часть борта возле орудийного капонира в носовой части корабля, другое угодило почти в основание бизань-мачты . И из капонира уже доносились вопли раненых матросов. — Курс норд-ост!

Он не видел, как на мысе упало несколько деревьев, полетели в сторону насаженные туда для маскировки кусты, а выведенные на прямую наводку четыре орудия почти одновременно изрыгнули огонь по галеону, и по еще ближе придрейфовавшему к селению фрегату.

Неожиданно появившийся из-за скал шлюп мог показаться «летучим голландцем», возродившимся из волн и туч и ниспосланным в виде кары небесной. Паля изо всех своих небольших орудий по трем испанским кораблям, он отчаянно пошел на сближение с фрегатом, в то время как шедший за ним в кильватере другой шлюп расстреливал палубу и орудийные капониры брига «Сен-Самоник», к которому уже приближалась целая стая казачьих баркасов. Почти обреченно принимая на себя ответный залп брига, шлюпы давали возможность казакам пристать к его бортам и взять на абордаж.

В грохоте пальбы и явлениях морских привидений никто из испанцев уже не придал значения тому, что с ближайших скал и с мыса по кораблям прицельно ударили сотни ружей, загоняя матросов на нижние палубы и в надстройки. Но как только баркасы пристали к бортам, стрелки перенесли огонь на последние два плота, подходившие к песчаной отмели.

Тем временем до сотни казаков схлынули с мыса и с прибрежных холмов и устремились к шлюпкам испанцев. Солдат, причаливших на плотах, некоторые встретили выстрелами из пистолетов. Но большинство казаков орудовали булавами и оглоблями, а также настигали убегавших врагов копьями, которые метали с такой силой, словно это были легкие дротики.

Несколько прибрежных корсаров сумели вернуться на единственный уцелевший плот и попытались уйти в сторону кораблей, но казаки, захватившие лодки, преградили им путь, расстреляли, очистили плот и направили его к фрегату, на палубах, надстройках и даже на реях которого сражались французы, высадившиеся с брига. То же самое происходило на фрегате, на который уже сумели ворваться казаки.

Шлюпка Гяура первой подошла к уже почти захваченной французами корме галеона. На борт полетели крючья. Кто-то из пехотинцев, оказавшихся в нижней каюте, высадил окно и догадался спустить канатную лесенку. Полковник успел подняться по ней как раз в то время, когда отважный француз пал и еще через мгновение концы лестницы могли быть обрублены. Гяур выстрелил прямо в лицо бросившемуся к ней вооруженному саблей матросу и, схватившись врукопашную с другим испанцем, вывернул его руку с ножом, переломал ее в локте и двумя страшными ударами в висок отправил несчастного кабальеро к праотцам.

Ворвавшись вслед за ним, Хозар и Улич телами убитых и всякой каютной утварью забаррикадировали дверь.

— У кормы еще две наши шлюпки, — сообщил казак, поднявшийся последним.

— Кричи, пусть взбираются сюда, — приказал Гяур. — Открывайте дверь и — за мной.

— Постой, князь, — придержал его Хозар. — Не княжеское это дело — пиратствовать на чужих кораблях.

Нескольких секунд, на которые он придержал полковника, хватило, чтобы дверь вновь открыли и на палубу, стреляя на ходу, устремились запорожцы.

— Ты не смеешь делать этого, — резко сбросил князь руку Хозара.

— Точно так же, князь, как ты не имеешь права погибнуть ни на одном из этих кораблей, под стенами ни одного из французских фортов. Потому что нужен там, на родине, на нашем Острове Русов.

Князь удивленно взглянул на Хозара.

— Предчувствие, князь, — сдержанно оправдался телохранитель. — Нужно пережить этот абордаж. Слишком много здесь возни. Непривычно для нас — на кораблях…

В каюту поднимались и сразу же бросались к двери казаки из второй шлюпки. С палубы все еще доносилась стрельба, потянуло едким запахом дыма.

— Я бы наказал тебя, если бы не понимал, что ты прав, — проворчал Гяур. — Все за мной! Наверх!