Появившись на корабле, д’Эстиньо сразу же пригласил полковника к себе в каюту. Капитан был мрачен и, прежде чем начать разговор, несколько раз измерял свое пристанище широкими строевыми шагами, словно забыл, что он на корабле, а не на плацу.

— Похоже, вы встретились с князем Яном-Казимиром, — попытался помочь ему Гяур.

— С ним — нет. И даже не стремился.

Гяур понимающе помолчал. Ответ был слишком резким, чтобы выяснять хоть какие-то детали.

— А что говорит генерал д’Арбель? Он склонен вступать в переговоры, точнее, склонен ли он освободить меня, или же будет стремиться свести переговоры на нет?

— Генерал поведал мне, что дону Морано удалось благополучно бежать из поселка Ананде, напасть на стоявший на ремонте неподалеку форта Сен-Бернардин фрегат «Кондор» и захватить его.

— Лихо командор нанес ответный удар, лихо.

— Сделать это было нетрудно, если учесть, что к моменту нападения на борту находилось всего лишь трое матросов и семеро солдат охраны. И, как нетрудно догадаться, все они к полуночи были настолько пьяны, что вряд ли осознавали, что с ними происходит.

— Значит, с часу на час командор появится здесь и предъявит права на ваш корабль?

— Не исключено. Хотя появится уже как пират, поскольку есть подозрение, что, захватив «Кондор», он поднял пиратский флаг.

— Не думаю. Сейчас ему невыгодно делать это. Ведь корабль он отбил у французов. Есть смысл явиться сюда как командору испанского флота, а уж затем…

— Генерал пообещал прислать утром еще с десяток солдат, в том числе нескольких бомбардиров. Но вас, князь Гяур, должно интересовать вовсе не это, а моя встреча с графиней де Ляфер.

Полковник настороженно уставился на капитана. Кулаки его сжались. Он весь напрягся, со страхом ожидая, что капитаном будет сказано нечто такое, что способно оскорбить его воспоминания о графине, его чувства к ней.

— И при каких же обстоятельствах вы встретились с графиней де Ляфер? — не сдержался Гяур, чувствуя, что молчание капитана слишком затягивается. — Она сама попросила об этом?

— О встрече с ней помог договориться один из офицеров гарнизона. Честно признаюсь, графиня поразила меня.

— Такая женщина способна поразить кого угодно, — согласился Гяур.

— Увы, речь идет не о красоте, — уныло отрезвил его д’Эстиньо. — Хотя, признаюсь, она удивительно красива. Дело в том, что у нее, как бы это помягче выразиться, странная манера общения с мужчинами. Когда с ней разговариваешь, чувствуешь себя человеком, которого вот-вот выставят за дверь или прикажут здесь же отстегать плетями.

По лицу Гяура пробежала тень самодовольного злорадства. Он прекрасно понимал, о чем идет речь. Сейчас он был единственным на корабле и в этом городке, кто на самом деле способен понять ощущение, с которым капитан д’Эстиньо распрощался с приезжей графиней.

— Но это, гнев Перуна, не помешало вам передать де Ляфер то, что я просил передать?

— Точнее будет сказать, что я пытался передать ей смысл вашего устного послания. Но только вряд ли она восприняла его всерьез.

— Что же в таком случае она намерена предпринять?

— Будет стремиться освободить вас. Любым возможным способом.

— Но ведь я просил объяснить ей…

— Не предупредив, что это явно не та женщина, которая нуждается в наших с вами объяснениях и советах. Прежде чем выслушать меня, она набросилась с обвинениями, потребовав немедленно освободить вас. Будто это в моей воле.

— Вы так и ответили ей?

— Я сказал, что существует генерал д’Арбель, которому я дал слово чести и которому подвластен. Так, знаете, что заявила мне графиня, дьявол меня рассмеши?

— Для этого моей фантазии не хватит. Никогда нельзя предугадать, что способна заявить эта женщина в следующую минуту.

— Вот тут я с вами совершенно согласен, полковник. Но в данном случае она заявила, что избавит меня от слова, данного генералу.

— Что значит «избавит»? — нахмурился Гяур.

— По правде говоря, — замялся капитан, — не знаю. Кстати, вместе с ней был ее слуга, некий татарин.

— Кара-Батыр?

— Кажется, графиня обращалась к нему именно так. Присутствие этого свирепого азиата подсказывает, что избавление меня от слова чести должно прийти через убийство генерала.

Гяур нервно повертел головой, словно пытался развеять наваждение.

— Только этого не хватало. Неужели она не понимает, что находится в стане врага, в городе, захваченном вражескими солдатами, где будут следить за каждым ее шагом? И что после гибели генерала — даже если это покушение удастся — она, как и князь Ян-Казимир, останется беззащитной.

— А как прикажете вести себя мне?! — вспылил капитан. — В моем присутствии вы оба так спокойно рассуждаете о покушении на командующего, словно я не подданный испанской короны, а бродяга без рода-племени. Вам не кажется, что я обязан немедленно доложить генералу д’Арбелю обо всех своих подозрениях?

— Но если бы вы сделали это, капитан, — слегка дотронулся пальцами до его рук полковник, — вы бы погубили эту прекрасную женщину.

— Собирающуюся совершить убийство испанского генерала, — напомнил д’Эстиньо. — Всего-навсего, дьявол меня рассмеши.

— И все же вы погубили бы ее, — как можно внушительнее проговорил князь Гяур. — Неужели смогли бы потом простить себе это?

— Уж не считаете ли вы, что все мужчины в этом мире должны питать к вашей даме сердца такие же чувства, какие питаете вы? — незлобно огрызнулся капитан. — Королев, насколько мне известно, тоже казнят, сколь бы прелестными и величественными они ни казались их коронолюбивым подданным.

Гяур подпер голову руками и почти с минуту молчал, думая о чем-то своем. Капитан не торопил его и не стремился нарушить молчание. Он смотрел в выходящее на корму небольшое окно, в котором вмещался квадрат синевато-белесого залива и часть какой-то портовой постройки, желтеющей у самой кромки воды, между двумя полуразрытыми холмами.

— Лучше бы она не появлялась здесь, — наконец проговорил князь.

Капитан едва заметно улыбнулся. Плод раздумий молодого полковника показался ему слишком незрелым.

— Сожалеть об этом поздно и бессмысленно, князь. Как поздно и бессмысленно сожалеть о появлении в нашей жизни любой из женщин — коль уж она имела несчастье появиться. Поверьте моему опыту. Сейчас, в эти минуты, Ян-Казимир и графиня, очевидно, уже беседуют с генералом д’Арбелем.

— В том-то и дело… что беседуют.

— Не думаю, чтобы генерал слишком уж упрямился. Тем более что, дьявол меня рассмеши, графиня не из тех женщин, с которыми позволительно упрямиться и набивать себе цену.

— Это уж точно.

— Кроме того, как я понял, она имеет полномочия французского правительства. Поэтому подождем до утра. Видит бог, я и сам не прочь распрощаться с вами, полковник, коль уж вы не желаете служить королю Испании. Считать вас пленником и постоянно охранять — слишком обременительно для экипажа. Предоставить свободу — не велит клятва верности короне. Остальное вам понятно без слов. Единственное, чего я не могу допустить, — чтобы дело дошло до казни. А у меня предчувствие, что вас попытаются перевести в казарму или местный полицейский участок, чтобы потом…