11
День медленно переходил в тихий летний вечер. Вместе с последним угасанием солнечного света, лилово возгоралась луна, и сияние ее постепенно разливалось по аллеям и лужайкам парка. Даже листья клена, росшего под окном, отсвечивали так, словно его крона превратилась в большой, сияющий шар.
Шло время. Угрюмое молчание, вдруг снизошедшее на графиню и капитана, становилось все напряженнее и напряженнее. Оба понимали, что нужно что-то предпринимать, на что-то решиться. И, как бы они ни противились этой необходимости, развязка должна наступить уже сейчас.
— Так что же вы собираетесь делать со мной?
Капитану очень не хотелось отвечать на этот вопрос графини де Ляфер. Его вновь пьянила близость женщины. Дурманил голову весь ее облик, манили очертания плеч и талии. Были минуты, когда он с большим трудом сдерживал себя, чтобы не наброситься на Диану. Схватить ее, повалить, силой взять то, что принадлежало ему по праву победителя. Он уже не раз говорил себе: «Ты будешь выглядеть последним идиотом, если не укротишь ее. Тебя засмеют. Впрочем, ты и сам не простишь себе этого».
И все же что-то мешало капитану Кодьяру пасть столь низко. Очевидно, прежде всего, то, что разговор их пошел совершенно по иному руслу, чем он предполагал, увозя графиню из города. Кодьяр ожидал, что графиня сразу же расплачется, сознается. Раскаиваясь, станет молить о снисхождении, пощаде. И он готов был обещать ей это снисхождение. Всего лишь обещать. За плату, которую сам установит.
— Упорно не желаете отвечать на мой вопрос? — резко напомнила о себе графиня.
— А что туг отвечать? И так все ясно. Узнав правду, мы должны убить вас. — Он сказал это, стоя рядом с Дианой и задумчиво глядя в окно, совершенно спокойным, невыразительным голосом, не запугивая, не стараясь вызвать у нее какие-либо эмоции. — Из-за вашей измены десятки достойнейших людей Франции или погибли, или до сих пор томятся в подземельях крепостных тюрем.
— Вот видите: вы обязаны обвинять, а вместо этого оправдываетесь. Еще до убийства. Это потому, что отлично понимаете: вы не вправе убивать меня. Посягая на мою жизнь, вы совершаете злодейство.
— Но ведь вы же считали себя вправе убить виконта де Винсента? Буквально только что вы с гордостью сообщили о его казни.
Графиня потянулась рукой к корсажу, но уже в который раз вспомнила, что кинжал у нее изъяли еще в карете, пока она приходила в себя. А самое время было извлечь его. Диана понимала, что оказалась в ловушке, которую сама себе устроила. Она-то считала, что рассказ о мести виконту — спасительная веревочная лестница. Оказалось — петля.
— Во всяком случае, у меня для этого было значительно больше прав и оснований. В конце концов, я, а не вы участвовала в этом заговоре. Я, а не вы потеряла из-за предательства виконта своих лучших друзей, свой замок и теперь вынуждена скитаться по чужим столицам. Наконец, только я абсолютно точно знаю, что предал нас не кто иной, как виконт де Винсент. И он сам признался мне в этом.
Капитан опять положил руки ей на плечи. А дальше они уже сами поползли вниз, испытывая терпение девушки, прокладывая путь к совершенно иным отношениям между ними, которые, как должна была считать Диана де Ляфер, давали ей новый, неожиданный шанс на спасение. Однако резким движением обеих рук графиня и в этот раз остановила его на полпути.
— Вы хотите сообщить еще что-то, что могло бы позволить мне пренебречь замыслом людей, пославших меня сюда? — почти рассвирепел Кодьяр.
— Я и так сказала значительно больше, чем вы того заслуживаете. А теперь требую свести меня с владелицей этого разбойничьего гнезда. Без разговора с ней вы совершите не акт возмездия, а подлое убийство абсолютно невинного человека. Если вы еще не забыли, что вы — офицер, да к тому же капитан пехотного полка, то понимаете, какую разницу между этими понятиями я подразумеваю.
Снизу донесся визг женщины. Так визжать и кричать женщина может, отбиваясь от мужчины. Диана вопросительно взглянула на Кодьяра.
— Со служанкой развлекаются, — объяснил тот, скабрезно улыбаясь.
— Так прекратите же это свинство. Неужели и мне уготовано то же самое?
— Вам — нет. Не будь я капитаном пехотного полка, мадемуазель.
— В таком случае надеюсь, что, по крайней мере до утра вы оставите меня в покое.
Капитан вздохнул, отошел к двери, постоял там какое-то время, и, уже держась за дверную ручку, возвестил:
— Ну что ж, оставлю. Но только до утра. До того времени, пока здесь не покажется графиня д'Оранж, которая ровным счетом ничего не сможет изменить в вашей судьбе. Да и я не смогу уехать из Варшавы, не исполнив приговор.
— А вы отдаете себе отчет в том, что графиня д'Оранж вообще может не захотеть приехать сюда? Не пожелает или побоится посмотреть мне в глаза. Что тогда?
— Такое тоже возможно. Но я буду настаивать.
— Не настаивать, капитан, не настаивать. Вы должны привезти ее сюда, точно так же, как привезли меня. Коль уж она решилась участвовать в авантюре, так пусть явится в это пристанище и берет на себя всю ответственность, весь грех за то, что здесь происходит. Ибо, случись со мной что-нибудь страшное, она будет казнена так же, как будете казнены вы, капитан Кодьяр. Сообщите ей об этом. Вас обоих казнят, не будь я графиней де Ляфер.
— Я знаю, какому риску подвергаюсь. Но не потерплю, чтобы мне лишний раз напоминали об этом. Тем более — устами дамы.
— Ах, вы обиделись? Напрасно. Но слова мои запомните.
— Не пытайтесь растрогать меня. Я ухожу, однако закрыться вы не сможете. Окно, если вы обратили внимание мы заколотили гвоздями. У двери всю ночь будет стоять часовой. Кстати, ради вашей же безопасности, — добавил он, мстительно улыбаясь. — Не будь я капитаном пехотного полка.
— Хочу надеяться, что часовой получит приказ не пропускать сюда ночью даже вас. Прежде всего — вас. Потрудись отдать ему именно такой приказ.