Глава 12
ВЛАДЫКИ ФЭЙРИЛЭНДА
Единороги смотрели серьезно, нападать не спешили, но и дорогу не освобождали.
– Нам нужно к вашему правителю, – сказал Хаук осторожно. – Если вы не пустите нас, то мы будем драться…
В груди белоснежного жеребца родилось ржание, похожее на лошадиное, только куда более мелодичное. Он взвился на дыбы, замолотил по воздуху огромными копытами. Открылся белый живот, пук волос ближе к хвосту.
Ивар вздрогнул, невольно ухватился за меч. Недавно подметил за собой новую привычку – при любой неожиданности, которая раньше заставила бы забиться в угол, тянуться к оружию.
Вожаку ответили сразу несколько голосов, и могучие звери, переглянувшись, отошли в сторону. Движения их были мягкими и плавными, они словно плыли над землей, перетекая из позы в позу. Ивар сглотнул, с трудом отвел взгляд.
– Пустили, – с облегчением выдохнул Нерейд. – Жалко было бы сражаться с такими красавцами!
– Спешиться, – приказал конунг.
Викинги послушно покинули седла, повели лошадей в поводу. Огромные зеленые стены надвинулись, подавляя людей нечеловеческой мощью. За ними открылся обширный двор и широкая, выложенная плитками разноцветного камня дорожка, ведущая к дверям самого замка.
По сторонам от нее мирно колыхалась под ветром высокая трава, в которой легко спрятался бы лежащий волк. В зелени видны были мелкие белые и желтые цветки с таким приятным сладким ароматом, что от него слегка закружилась голова.
– Не сходите с дороги! – прошипел Арнвид, ставший вдруг очень серьезным. – Там – смерть!
В молчании, под неумолчный шелест трав и пение ветра в вышине, пересекли двор. Цокот копыт отражался от стен, порождая многоголосое эхо.
У входа во дворец гостей ждали. По обе стороны от высокой, украшенной искусной резьбой двери застыли могучие, богатырского сложения стражи, обликом более всего похожие на выросших в высоту и лишившихся шерсти медведей. С плоских лиц смотрели внимательные маленькие глазки, на мощных руках бугрились мускулы, напоминая обкатанные водой валуны. Кольчуги каждого из стражей хватило бы на то, чтобы замотать в нее пятерых людей нормального сложения, а выгнутые щиты с гербом в виде зеленой ладони можно было использовать вместо лодок.
Между могучими стражами, словно старый гриб меж толстых пней, замер согбенный старичок. Макушку его венчала широкополая шляпа, из-под которой торчала седая борода, похожая на веник, и свешивался длинный нос. Наряжён старик был в роскошную золотистую мантию, расшитую изображениями листьев и веток.
– Чего изволите? – проскрипело из-под шляпы, когда Хаук одной ногой ступил на первую из ступеней, ведущих к двери.
– У нас дело к правителю этой страны, – вежливо ответил конунг.
– Дело у них, – забормотал старикан в шляпе, суетливо дергая руками. – Шастают тут всякие, дома им не сидится, занятых фэйри от дел отрывают…
Из-под мантии с шуршанием был извлечен длиннющий свиток, который дед принялся тщательно рассматривать.
– Итак, двадцать пятый день восьмого месяца. – Свиток замер, перестав извиваться расплющенной змеей. – Записаны на прием: Синий Грифон с Белой Горы, семейство Дятлоногих из Синюшного Леса и Трижды Почетный Хобгоблин Джим Кэррисон с супругой.
Шляпа была сдвинута на затылок, а викинги подверглись тщательному изучению парой свирепых глаз.
– На Грифона никто из вас не похож, – сварливо промолвил старик, – Джима Кэррисона я знаю в лицо. Вы что, хотите сказать, что являетесь семейством Дятлоногих из Синюшного Леса?
– Нет, но… – начал было Хаук, но его грубо оборвали.
– Никаких «но»! – Дед в ярости сорвал с головы шляпу, явив миру похожую на яйцо лысину, обрамленную редкими клочьями белого пуха. – Вы не записаны на прием, а очередь тянется до середины осени. Можете записаться у королевского секретаря!
– У кого? – недоуменно спросил конунг.
– У меня! – гордо ответствовал старикан, водружая шляпу обратно на голову. – И как лицо официальное, ответственно заявляю, что вы должны подать заявку в письменном виде с указанием цели посещения и предполагаемого времени беседы. Да, заявку в трех экземплярах…
– Что-то я не понял, чего он там болтает, – голосом тяжелым, точно гора, сказал Кари.
– А он нас внутрь пускать не хочет, – охотно объяснил Арнвид. – Да еще издевается! В трех экземплярах…
– А может, ему голову оторвать? – И Ленивый, чьи глаза стремительно наливались кровью, неожиданно быстро шагнул вперед.
Сдвинулись с места, грозно зарычав, стражи, их мечи, длинные, как весла, медленно поднялись. Старик-секретарь в испуге отпрянул, сотрясаясь мелкой дрожью.
Кари резко дернул плечом, раздался звон, словно деревянной колотушкой ударили в большой колокол. Левый страж с удивленным выражением на лице начал падать, шлем на его лбу украсила свежая вмятина, а пудовый кулак берсерка уже обрушился на лицо правого, круша плоть и ломая кости. Что-то хрустнуло, на стену дворца брызнуло красным.
Два тяжелых тела рухнули почти одновременно. Земля содрогнулась.
– Ну что? – спросил Хаук ровным голосом. – Может быть, теперь ты найдешь наши имена в списках?
– Д-да, я п-посмотрю. – Глаза секретаря, выпученные так, точно он увидел говорящую рыбу, не отрывались от грозного викинга. Старикан торопливо вытаскивал из-за пояса свой свиток. – К-конунг Хаук Лед с дружинниками… как я мог не заметить?
Он посторонился, вихляясь всем телом, как нашкодившая собачонка, а резная дверь начала медленно открываться. Створки расходились бесшумно, будто не висели на петлях, а покоились на одном воздухе. Изнутри донесся мягкий цветочный аромат, повеяло теплом.
– Позаботься о наших лошадях, – бросил Хаук секретарю и первым вошел внутрь.
– Если хоть одна заболеет – убью! – Вемунд показал полумертвому от страха деду кулак и последовал за конунгом.
Внутри оказалось темно, на уходящих в высоту стенах тускло чадили редкие факелы. Пол, выложенный черными и белыми плитками, блестел, точно лед. Шаги звонко разносились по его поверхности.
Но стоило Ивару, идущему последним, войти внутрь, как двери с грохотом захлопнулись за его спиной. Факелы погасли, погрузив все в полную темноту, и тут же яркий свет резанул по глазам. Боль была такой, что молодой викинг с трудом удержался от ругани. Ивар услышал, как рядом вскрикнул кто-то из товарищей.
Под веками плавали желтые и оранжевые пятна, а рука уже тащила из ножен клинок – отомстить, наказать того, кто посмел так жестоко подшутить над воинами конунга Хаука…
Ивар сам испугался собственного кровожадного желания, поспешно отпустил рукоять меча. Ушей коснулась приятная далекая музыка, негромкий смех, и он осторожно открыл глаза.
Огромный зал, в котором уместился бы весь Камелот, был ярко освещен. Сотни светильников озаряли трон, выточенный, по-видимому, из комля гигантского дерева. Во все стороны расползались похожие на серебристые щупальца корни, а толщины ствола хватило, чтобы вырезать на спиле два удобных сиденья.
Оба были заняты.
Голос, прозвучавший под сводами исполинского зала подобно грому, заставил викингов вздрогнуть:
– Склонитесь перед Обероном и Титанией, владыками Страны Чар! – прогремело в вышине, и тяжкий удар сотряс пол.
Хаук медленно согнул шею, вслед за ним почтительно, но без подобострастия поклонились другие викинги.
– Подойдите ближе, воины из мира людей, сумевшие добраться так далеко, – проговорил некто привыкший повелевать. В каждом слове его звучала Сила, мощь вольного вихря, способного с корнем выдирать столетние дубы, с легкостью рушить людские поселения, топить на море корабли.
Сам не осознавая того, что делает, Ивар шагнул вперед. Взгляд его не отрывался от застывшего на троне мужчины с резкими чертами лица. В роскошных одеждах под цвет небесного свода он казался статуей, выточенной из красного дерева. Черные, как ночное небо, волосы непокорно торчали, создавая на голове правителя нечто вроде короны.
– Мы приветствуем смельчаков, не побоявшихся дальнего пути. – Во втором голосе, женском, тоже звучала Сила, но иная. Мягкая, журчащая, как вода, которая дарит жизнь всему, но которая способна эту жизнь и отнять.
Этот голос заставил Ивара прийти в себя. Он обнаружил, что шагает к трону словно зачарованный, и в испуге скосил глаза на соратников. Те также недоуменно оглядывались, на лице Арнвида застыл стыд.
– Не стоит переживать, почтенный друид, – усмехнулась сидящая на троне женщина – словно ручеек запрыгал по камням. Глаза ее светились зеленью глубокого моря, а волосы струились до земли тяжелыми темными волнами. – Нашей силе не сможет противостоять ни один человек…
– Это мы еще посмотрим, – жестко бросил Хаук.
– Ты смел, человек с севера, – вновь улыбнулся Оберон. – Подойдите ближе. Не кричать же нам с вами через весь зал?
Пока они шли, Ивар разглядывал толпу, клубящуюся вокруг трона. Кого тут только не было: создания настолько прекрасные, что от одного вида их захватывало дух, соседствовали с существами, способными привидеться лишь в ночном кошмаре. Были похожие на людей, но отличающиеся от них маленькой деталью – хвостом, заостренными ушами или заросшим шерстью лицом. Стремительными молниями носились крошечные человечки, снабженные крыльями, похожими на стрекозиные.
Все это сборище гудело, шуршало и переговаривалось, откровенно глазея на чужаков.
А справа от Оберона, на месте советника, стоял, невозмутимо щуря темные глаза, не кто иной, как Мерлин. Лицо его было непроницаемым, но руки, сошедшиеся на толстом дубовом посохе, чуть заметно подрагивали.
– И этот здесь, – пробормотал Арнвид едва слышно, – значит, легкой жизни не жди.
– А ты ее ждал? – поинтересовался Нерейд с улыбкой. – Тогда надо было дома оставаться, возле теплой печки!
– Достаточно, доблестные воины. – Могучий голос Оберона легко перекрыл весь шум, и викинги послушно остановились. – Поведайте, зачем проделали вы столь опасный путь, с какой целью прибыли к моему двору?
– Конунг Фэйрилэнда! – Слова Хаука звучали чужеродно и слабо в этом огромном зале, где все было сделано не людьми и не для людей. – Мы прибыли к тебе, связанные обетом доставить в Камелот волшебный котел Ундри, украшенный изумрудами и еще какой-то ерундой. Впрочем, украшения нам не нужны. Только сам котел.
На прекрасном лице Титании появилась изумленная улыбка. Оберон молчал, но в глазах его, которые поминутно меняли цвет, становясь то белыми, то серыми, то синими, словно море, блистало грозное веселье.
– Ундри? – сказал он наконец и махнул рукой. Под сводами грохнуло, и точно упала невидимая завеса: в воздухе повис, рассыпая искры, большой, шириной с добрую бочку, котел. На боках его золотилась гравировка, и зелеными глазами подмигивали изумруды, самый крупный из которых был величиной с кулак. – Вы хотите забрать его?
– Да, конунг, – подтвердил Хаук. – С твоего позволения…
– Вы знаете, что люди лишались здесь жизни за меньшее? – спросила Титания.
– Нет, – честно ответил Хаук. – Но если вы вздумаете лишить жизни нас, то это вам дорого обойдется. – Он паскуднейшим образом ухмыльнулся и демонстративно взялся за меч.
– Я вижу. – Оберон покачал головой. – Но вы просите очень многого. Мы должны посоветоваться.
И владыка Страны Чар склонил голову к стоящему неподвижно Мерлину. Тот сразу ожил, принялся что-то шептать, размахивая длинными, похожими на сучья руками.
Кари неожиданно вздохнул, повернулся к Хауку:
– Конунг, вон видишь того, в шляпе? – И огромная ручища поднялась, указывая на невысокого толстого фэйри, чье лицо украшал огромный синяк, а глаза злобно блестели. – Это тот самый, которого я в замке Эбраук об стены поколотил.
– Судя по довольной роже, успел наябедничать, – хмыкнул Нерейд.
Оберон продолжал совещаться с Мерлином, а Ивар от нечего делать все разглядывал королевскую свиту. Вьющийся вокруг трона маленький летун показался ему неожиданно знакомым, а ехидный смешок, вырвавшийся из маленького рта, заставил молодого викинга вздрогнуть.
Точно такой же он слышал в Камелоте, на пиру у короля Артура. Из глухой стены.
Соглядатай! Глаза и уши Оберона в мире людей.
И тут же Ивар вздрогнул вторично, столкнувшись с открытым, чистым, полным искренней ненависти взглядом. Высокая, статная женщина, чем-то похожая на Эттарду, смотрела на викингов так, словно они изнасиловали ее малолетнюю дочь, а единственного сына убили, после чего поджарили на костре и съели…
Стоять под прицелом темных, точно озерные глубины, глаз было неуютно. По коже бежала дрожь, похожая на ту, что бывает, когда входишь в очень холодную воду. А на поясе женщины, чужеродный, словно снежный сугроб посреди цветущего луга, висел длинный меч в простых кожаных ножнах. На рукояти матово блестел выпуклый прозрачный камень, похожий на застывшую слезу.
– Конунг Хаук, слушай меня! – Оберон смотрел прямо на викингов, веселье исчезло из его глаз, в этот момент алых, точно пламя заката. Голос повелителя фэйри звучал грозно, в нем чувствовался свист приближающегося урагана. – Все без исключения говорят о том, что я должен просто убить тебя.
Лицо конунга не изменилось, лишь глаза посветлели, налились мертвенным, белым холодом.
– И друид Мерлин, чья мудрость превыше неба, и лучший из наших лазутчиков Ваниэль, – мелкий летун сделал в воздухе круг, – и Четырежды Почетный Хобгоблин Калибан, – носатый толстяк, не так давно познакомившийся с кулаками Кари, злобно осклабился, – и даже фея Вивиан, Владычица Озера.
Ненависть в глубине темных глаз женщины не исчезла, лишь едва заметно колыхнулся меч на ее поясе.
Оберон замолчал, впившись взглядом в каменное лицо Хаука.
– Этой-то чего от нас надо? – изумленно прошептал Вемунд. – Чем мы ее обидели?
– Ее саму – ничем, – тихо ответил Арнвид, – а вот ее воспитаннику, белобрысому Ланселоту, не раз дорожку перебегали. Вот она и злится…
– Я счастлив, – бескровные губы конунга разлепились, рождая слова, которые свободно разносились по огромному залу, где вдруг стало очень тихо, – что нажил себе врагов не только в мире людей, но и здесь! Такое удается далеко не каждому! Поступай как хочешь, правитель, но помни: мы будем сражаться, даже если против нас выступят все фэйри!
– Не сомневаюсь! – Монолит лица правителя Страны Чар рассекла трещина усмешки. – Но если бы меня попросил о твоей смерти кто-либо один или двое, даже это не удержало бы меня. Но сразу четверо! Ты слишком необычный человек, чтобы вот так просто убить тебя…
Мерлин скривился, как от сильной боли, крылатый Ваниэль от обиды чуть не врезался в стену. Четырежды Почетный Хобгоблин выглядел так, словно его заставили вылизывать пол, а лицо Владычицы Озера на мгновение исказила дикая ярость.
Викинги стояли неподвижно, но чувствовалось, что напряжение неизбежного боя, смертельного и безнадежного, только что охватившее их, теперь отступает, рассеивается, точно темный дым под сильным ветром. В притихшей было королевской свите вновь начались разговоры, зазвучали смешки.
– Но отдать котел просто так я тоже не могу. – Обе-рон пожал плечами. – Сам понимаешь, это было бы неразумно, а подданные перестанут уважать правителя, совершающего глупые поступки. И поэтому в обмен на Ундри я бы попросил тебя о некоторых услугах…
– Что за услуги?
– Ну, во-первых, – повелитель фэйри изобразил смущенную улыбку, – повадился кто-то в моем саду ночами яблоки грызть. Не съедает, а надкусывает. Лучшие стражники пытались поймать, да все без толку… Потом, поселился на севере моей страны, в горах, ужасный дракон. Ревет, воняет, огнем пышет, одной фэйри прическу спалил. В общем, житья от него нет. Надо бы утихомирить.
– Мало нам было великана, – пробормотал Торир, уныло почесывая грудь, – теперь еще и дракон…
– И в-третьих, – Оберон на мгновение замолк, глаза его, цвета волчьей шкуры, затуманились, – чтобы замок мой не обеднел после потери Ундри, достаньте мне волшебную иглу Луйн, скованную некогда кузнецами племен Богини Дану, владевшими этой землей до бриттов. Воткнешь эту иглу в человека или фэйри, и после этого он не сможет скрыть правды, сколь бы страшной для него она ни была.
– И где спрятана эта игла? – осторожно поинтересовался Хаук.
– В мире людей, на высочайшей горе Каледонии, – ответила вместо мужа Титания. – Ее охраняют мощные заклинания, наложенные жрецами Богини. Они не пускают фэйри на гору.
– Это же сколько туда тащиться? – с недовольным выражением на лице пробурчал Нерейд. – Полгода туда, полгода назад…
– Мои слуги доставят вас туда и обратно в мгновение ока, – укоризненно покачал головой Оберон, – но после того, как вы выполните первые два задания. Все, что нужно, будет вам предоставлено!
– Сегодня же мы ночуем в вашем саду, – холодно сказал Хаук. – Пусть нас проводят туда.
Усыпанное крупными звездами, похожими на огромные снежинки, черное небо нависало так низко, что казалось – оно вот-вот рухнет на головы, если бы не деревья, раскинувшие мощные ветви. Неумолчно шелестели ласкаемые ветром листья, а между стволами носились свежие и чистые ароматы, совсем не похожие на тот дурманящий запах, что встретил викингов у входа в замок.
Сад владыки фэйри располагался внутри замковой стены, занимая нависший над бездонной пропастью уступ. Пока было светло, конунг заставил дружинников обойти его весь, запомнить каждый корень и куст, чтобы потом, ночью, легко ориентироваться без света.
Солнце зашло, и они залегли вокруг небольшой поляны, в центре которой стояло яблоневое дерево, все усыпанное розовыми, как девичьи щеки, плодами. Многие из них были обгрызены, нежную мякоть безжалостно и торопливо рвали, непонятно, правда, с какой целью.
Лежать было холодно, и Ивар все время ежился, с завистью поглядывая в сторону замка, откуда доносились далекие звуки музыки и отзвуки смеха. Из окон вырывался неяркий золотистый свет.
Звезды неторопливо перемещались по небосклону, пение и музыка потихоньку затихали, и к полуночи замок Титании и Оберона погрузился во мрак. Не светились факелы на стенах, не перекликались неизбежные в людском укреплении стражники. Замок фэйри защищали могучие чары. Которые, тем не менее, ничем не помешали таинственному вору.
Спать хотелось все сильнее и сильнее, рот раздирала зевота, тело наливалось свинцовой тяжестью. Ивар тер слипавшиеся глаза, прикладывал ко лбу холодные листья, но сонливость одолевала.
На мгновение он задремал, стукнулся головой о землю, а когда очнулся, то понял, что вокруг что-то изменилось. В тихой ночи появился новый звук, доносящийся откуда-то снизу, из пропасти, – словно множество крыльев одновременно било по воздуху. Ивар замер, стараясь даже не дышать, весь обратился в слух.
Негромко ахнул на своем посту Арнвид, забормотал, вовсе не опасаясь быть услышанным.
Тело охватило странное оцепенение. Ивар слышал и видел все, понимал, где находится, но пошевелить не мог даже веком. Неведомая сила сковала мышцы, заморозила кровь в жилах.
Краем глаза заметил, как эриль вскочил на ноги, как запылали зеленым цветом рисуемые прямо в воздухе руны. Что-то негромко зарокотало, тело тряхнуло, и тут же Ивар с облегчением почувствовал, что вновь может двигаться. Судя по приглушенным ругательствам, схожие ощущения пережили и прочие викинги.
Арнвид присел, с шуршанием укрылся в кустарнике.
– Тихо! – приглушенно цыкнул конунг.
Вокруг яблони воцарилась полная тишина. Где-то в глубине пропасти возникло и стало приближаться слабое оранжевое свечение. Словно кто-то разжег там костер и неведомым образом поднимал его все выше, норовя зашвырнуть пылающие поленья наверх.
С удивлением Ивар почувствовал, что ему становится теплее.
Сияние все усиливалось, по стволам и листьям забегали оранжевые и желтые отблески. Казалось, что разлом в земле весь наполнился пламенем, словно рот исполина – слюной.
Чуть слышно заскрипела натягиваемая тетива.
Сияние моргнуло. Из-за края пропасти взметнулось стремительное птичье тело. Широкие крылья с шумом били по воздуху, по ним бегали сполохи самого настоящего, живого огня. Птица была раза в два больше гуся, и каждое ее перышко горело пламенем – желтым, золотистым или алым. Нестерпимым багрянцем пылали глаза, а когда птаха распахнула клюв, блеснули мелкие острые зубы.
Ивар ощутил, как отвисает челюсть, а ладонь, сжимавшаяся рукоять меча, слабеет. Разве можно поднять руку на такое чудо?
Рассеивая мрак и затмевая звезды, птица с хриплым клекотом поднялась выше, а затем спикировала прямо на яблоню. Зашумели потревоженные листья, птичьи когти с хрустом вцепились в толстую ветку.
Сияющее создание источало во все стороны тепло, точно от костра, а мерцающие перья притягивали взгляд. За переливами цвета можно было наблюдать бесконечно: кроваво-красный сменялся рыжим пламенем костра, мелькало фиолетовое, чтобы тут же уступить место желтизне солнечного света…
Птица громко хрумкала, обгрызая очередное яблоко.
– Сети готовь! – Голос Хаука показался неприятнее вороньего карканья.
Ивар послушно вскочил, пальцы ухватили заготовленную загодя ловчую сеть.
Со всех сторон на поляну ступили могучие фигуры. Птица затрепетала, но в воздухе уже неслись сети. Едва коснувшись огненных перьев, они начинали тлеть, словно брошенные в костер, но все равно обволакивали сияющее создание одна за другой. Викинги дернули сети на себя, и птица с протестующим клекотом свалилась с ветки. Закружились сорванные листья.
– Вяжи ее, а то улетит! – раздавшийся рядом отчаянный крик оглушил.
Ивар бросил сеть, увидел, как она накрыла клювастую голову. Но не успел порадоваться, как птица встопорщила перья, и во все стороны от нее прянул жар. Ивар ослеп, ощутил, как обугливается кожа, как белым пеплом опадают мышцы…
– Бей ее! Глуши! – Вопль Торира прорвался сквозь треск пламени, как олень через цепь загонщиков. Взревел что-то Кари, раздался глухой удар, и жар исчез, сменившись прохладой глубокой ночи.
Викинги хрипло дышали, утирали пот. Вемунд ощупывал собственное лицо, словно не веря, что оно осталось цело. Топор толстого викинга лежал на траве, и его лезвие, кованное из лучшей стали, горело синеватым пламенем, точно изъеденная жучками гнилушка.
Оглушенная птица распласталась на земле, широко раскинув крылья. Из-под перьев выстреливали язычки пламени, заставляя свежую, сочную траву обугливаться в одно мгновение.
– Ты не перестарался? – спросил Нерейд. – Может, ты ее убил?
Вемунд, дующий на обожженные ладони, протестующе замычал.
– Если хочешь проверить, пощупай ей шейку, – жестко сказал Хаук. – Торир, быстро в замок. Пусть принесут цепи, а то веревками ее не удержишь. Если она еще очнется, конечно…
Топор в Глазу исчез среди деревьев. Зашуршали раздвигаемые ветви, мягкий стук подошв стих вдали.
– Ну и птаха, – пробормотал Нерейд, опасливо подходя поближе. – Откуда только взялась? И почему яблоки обгрызала, а не съедала?
– Из вредности, – предположил Вемунд. Лезвие секиры перестало гореть, и Боров осматривал его, придирчиво пробуя пальцем заточку.
– И чего фэйри ее поймать не могли? – Нерейд подошел еще ближе. Когтистая лапа неожиданно дернулась, и рыжий воин поспешно отскочил назад.
– Вон какой вырос, а ума не нажил, – наставительно заметил Арнвид. – Только и можешь что языком молоть! Птица-то волшебная, вокруг себя сильные чары рассеивает, ну как цветок – запах. Если бы не защитные руны, что я начертил, вы бы тут все бревнами валялись и ничего бы не увидели!
– А почему фэйри не могут составить защитные руны? – поинтересовался Ивар.
– Потому что, во-первых, они никаких рун не знают! – Эриль наставительно воздел к небесам палец. – Ну а главное, что фэйри сами существа волшебные, свои чары они нашлют на кого хочешь, а против чужих бессильны… Они ими дышат! Вдохнули бы они колдовство этой птахи и заснули бы крепче, чем рыбак после попойки! А в нас, людей, подобная отрава проникает медленнее, и пока она всех не свалила, я успел поставить защиту…
Среди деревьев замелькали, постепенно приближаясь, огоньки факелов. Стали слышны возбужденные, радостные голоса, сквозь которые донеслось странное позвя-кивание.
– Вот и подмога, – с заметным облегчением сказал Вемунд. – Сейчас сдадим эту птичку с рук на руки королевским прихвостням, и можно будет спокойно спать…
– Тебе бы только спать! – хмыкнул Нерейд, и тут же застыл, с изумлением вглядываясь в полутьму сада.
Там двигалось нечто огромное. Ветви с шелестом раздвинулись, и на поляну, влекомая пыхтящими носильшиками-фэйри, выдвинулась здоровенная клетка из толстых металлических прутьев, в которой при желании поместилось бы целое семейство медведей. Прутья были толщиной с руку.
– Где вор? – пропищал гордо шествующий сбоку крохотный фэйри с длинной седой бородой, и клетка с лязгом и грохотом опустилась на землю.
– Вот. – И конунг указал на птицу, что лежала на земле неопрятной грудой. – Грузите быстрее, пока не очнулась, а то вам придется нелегко…
– За работу, бездельники! – Крошечный бородач обладал, как выяснилось, исключительно сильным голосом.
Ивар вздрогнул, не без труда подавив в себе желание броситься помогать.
Даже вороватая птаха слегка дернулась, а кончики ее крыльев тревожно вспыхнули лиловым.
– Майна! Вира! – орал седобородый командир таинственные заклинания, пока его подчиненные, сипя и надрываясь, затаскивали тяжелое тело в клетку. Металлическая дверца с лязгом захлопнулась, клацнул челюстями, на мгновение окутавшись синеватой дымкой, массивный навесной замок. Викинги дружно утерли со лба честный трудовой пот.
– Она точно жива? – поинтересовался бородач у конунга. – А то валяется, словно труп.
– Не знаю, – покачал головой Хаук, – но когда очнется, то учтите, что жар от нее посильнее, чем от камина. Может обжечь!
– Надо же, – задумчиво пробормотал малорослый фэйри, оглаживая роскошную бороду. – Жар-птица… Кто ж знал, что такие бывают!
И, со значением вздохнув, махнул рукой подчиненным.
Клетка перла через сад, точно исполинское чудовище, с которого сорвали шкуру. Гордо отблескивали обнаженные ребра, семенили, дыша, как кузнечные мехи, носильщики. В испуге отводили ветви деревья, чуть ли не шарахались в стороны кусты.
Позади всех тащились, зевая, как выброшенные на берег сомы, викинги.
От равномерного потряхивания в седле немилосердно хотелось спать. Ивар начинал клевать носом и просыпался, чуть ли не уткнувшись в густую гриву собственного скакуна.
Скажи ему кто полгода назад, что сможет спать в седле, – не поверил бы!
Очнувшись, поспешно вскидывался, оглядывался мутным взором. Но вокруг ничего не менялось. Все так же маячил впереди толстый зад жеребца Вемунда, снабженный длинным хвостом, все так же тянулся по сторонам бесконечный лес, лишенный каких-либо признаков жизни. Деревья стояли, замерев, точно стражники на посту, и только кусты тревожно шевелили ветвями, похожими на длинные руки с множеством ладошек.
Все же обитатели леса, разумные и неразумные, обладающие телами и нет, спешили убраться с дороги викингов. Обещание короля Оберона, что никто не посмеет помешать в пути, выполнялось безукоризненно.
– Даже скучно, – бормотал Нерейд, вертясь в седле, точно его в задницу тяпнула оса. – Ни подраться не с кем, ни поболтать…
– Подерись со мной! – предлагал Вемунд, приглашающе сжимая огромные кулаки.
– Лучше поговорим! – Рыжий задира тотчас умолкал и поспешно нахлестывал лошадь, уезжая вперед.
На стоянках сухостой словно сам прыгал в руки, костер загорался после первого же удара кремня по огниву, и даже дождь предпочитал проливаться где-то в стороне, не смущая путешественников своим присутствием. Все ужины заканчивались одинаково – обращением к небольшому бочонку, который днем был скромно пристроен позади седла Хаука.
С негромким хлопком открывался краник, и в подставленные кружки почти без плеска, играя бликами в свете костра, струилось темное и крепкое пиво, исходящее горьким ароматом хмеля. И сколько бы ни выпили за вечер, бочонок всегда оставался полон.
Выклянчил его Вемунд. Когда на следующий день после поимки чудной жар-птицы викингов пригласили к королю, то пойманная птаха, злобно оскалив зубастый клюв, переливалась багрянцем и золотом в установленной около трона клетке, а сам Оберон пребывал в превосходнейшем расположении духа.
– Первую мою просьбу вы выполнили с такой легкостью, словно я поручил вам срубить дерево, – сказал он, рассмеявшись так, что покачнулся весь замок. – Сегодня, как я слышал, отправляетесь на дракона… Просите все, что может понадобиться!
Хаук задумался, а из-за спины его вылез Вемунд, брызжа горячим шепотом:
– Пива, конунг, проси пива, а то с сухой глоткой как подвиги совершать?
К ужасу Арнвида, владыка фэйри просьбу услышал.
– Пива? – изумился он, и глаза его, розовые, как поросячий бок, вспыхнули весельем. – Будет вам пиво!
И вот вместо волшебного меча, способного одним ударом снести дракону голову, или, на худой конец, плащей, что делают хозяев невидимыми, позволяя подобраться к чудовищу незаметно, викинги получили зачарованный бочонок, в котором никогда не кончается пиво…
Ивар в очередной раз задремал, а когда встрепенулся и распахнул глаза, обнаружил, что лес вокруг исчез. По обеим сторонам от дороги тянулось гладкое, точно лысина Арнвида, поле, лишенное даже травы, а спереди ощутимо веяло сухим жаром.
– Что там такое? – спросил Ивар, вглядываясь в горизонт, над которым далеко-далеко поднимались мрачные силуэты гор, увенчанных белыми шапками.
– А кто его знает, – сладко зевнув, ответил равнодушно Арнвид, – Доедем – увидим, а заранее чего беспокоиться?
Жар становился все сильнее, а затем мир вдруг оборвался, рухнул в бездонную пропасть, из которой горячий воздух поднимался мощным потоком, шевелил волосы и гривы коней. Провал, возникший на пути, был шириной в пару полетов стрелы, а продолжением дороги над ним нависал неправдоподобно тонкий, изогнутый, как радуга, мост.
– И нам по этому ехать? – с ужасом возопил Нерейд. – Там даже букашка с трудом проползет! А если свалишься, то далеко падать! Пока до дна долетишь, обуглишься!
– Предлагаешь повернуть назад? – холодно спросил Хаук, разглядывая сооружение, словно сотканное из паутины и лунного света. – Фэйри, я думаю, с легкостью пользуются этим мостом.
– Так у них волшебство… – с завистью вздохнул Торир.
– Человеческое сердце, если оно полно отваги, сильнее любого волшебства! – отрезал конунг, твердой рукой направляя коня к мосту.
– Не стоит бояться, – жизнерадостно заметил Арнвид. – Смелый умирает один раз, трус же – тысячи!
– Легко смелому, – тихо вздохнул Ивар. – А если в сердце царит страх?
Он не рассчитывал, что кто-то его услышит, но эриль неожиданно придержал коня и взглянул на молодого викинга с нескрываемой симпатией.
– Перестань думать о будущем, – посоветовал он, – и не возвращайся к прошлому. Тогда страх оставит тебя.
– Почему?
– Вспоминая о прошлом, ты думаешь о том, что многие, наверное, падали, с этого моста. – Арнвид усмехнулся, показав на мгновение желтые зубы. – Затем переносишься мыслями в будущее и предполагаешь, что сам можешь свалиться точно так же. Только такие мысли и рождают страх, который сбросит тебя в пропасть вернее любого врага. А сосредоточившись на настоящем, ты будешь думать только о том, как преодолеть преграду, и ничто не отвлечет тебя…
И эриль вслед за прочими викингами въехал на мост, похожий скорее на выгнувшуюся над пропастью тоненькую дощечку. Ивар на мгновение задержался, а затем, понукаемый больше страхом остаться одному, нежели смелостью, двинул коня пятками в бока.
Копыта со звонким цоканьем ударили по серебрящейся поверхности. Под тяжестью семерых всадников мост даже не прогнулся. Он не скрипел, не шатался, но все же был слишком узким, а под ним зияла пропасть, до дна которой долететь живым шансов меньше, чем в одиночку вытащить на берег кита.
Ивар бросил вниз один лишь взгляд, и волосы зашевелились на его голове, а во рту мгновенно пересохло. Там, на неизмеримой глубине, медленно шевелились оранжевые полотнища пламени. Поток воздуха, несущий запах гари, был так плотен, что, казалось, вот-вот поднимет наездника вместе с конем.
Ивар поспешно поднял глаза и уставился вперед, изо всех сил стараясь ни о чем не думать. Следовать мудрому совету Арнвида оказалось не так легко. По лицу стекали крупные капли пота, руки, держащие поводья, сделались влажными, и мучительно хотелось еще раз посмотреть вниз, в бездонную, такую притягательную пустоту-Конь шел медленно, осторожно постукивая копытами. Мост сначала поднимался, и вцереди было только зеленоватое небо Страны Чар, испятнанное лишаями облаков. Но когда миновали горб, то путь пошел вниз, и глаза Ивара скользнули по коричневой полосе выжженной пустоши, точно такой же, как с другой стороны огненного провала, задержались на зелени далекого леса и остановились на горах, которые стали как будто больше.
Как только пропасть внизу сменилась темной потрескавшейся землей, а звонкое цоканье превратилось в мягкий Стук, Ивар не выдержал, скатился с коня. Его вырвало, и, вытирая с губ кислую липкую жижу, молодой викинг думал, что куда легче сражаться с противником видимым, пусть даже более сильным, чем противостоять страху высоты или темноты, который можно победи-тьтолько внутри себя.
– Чего это он? – спросил брезгливо Нерейд, глядя на стоящего на коленях Ивара. – Не то съел?
– Ты что, себя забыл, – одернул насмешника Арнвид. – Сам таким же был, и пяти лет не прошло!
Нерейд – невиданное дело – смутился и отвернулся.
Ивар забрался в седло, и маленький отряд двинулся дальше, туда, где темнели, возносясь к небу исполинскими клыками, горы.
