Вместо эпилога

Разбитое богемское стекло списали на издержки следственного производства, а за разбитое сердце Трошкиной платил Зяма. Чтобы Алка смилостивилась и впустила его в квартиру для объяснения и покаяния, братец полночи стоял на коленях на придверном коврике.

Своенравный Казимир Кузнецов, надолго зафиксировавшийся в позе полного смирения, – это было доселе невиданное и весьма приятное зрелище, и я порадовалась за Трошкину, полночи простоявшую по другую сторону двери у глазка.

Время от времени перевешиваясь через перила, чтобы полюбоваться кающимся Зямой, я строго пресекала папулины попытки доставить братцу контрабандные судочки с едой и одновременно мысленно благодарила тетю Машу за идею с придверным ковриком. Небось, если бы я не намазала резиновый половичок с двух сторон суперклеем, братец встал бы с колен, не дождавшись Алкиной капитуляции!

Чтобы уверить суровую Трошкину в том, что его сердце и все без исключения прочие органы отныне будут принадлежать лишь ей одной, Зяма согласился оповестить об этом весь мир и уже всерьез подумывал о соответствующем объявлении в газетах, когда представился случай получше: Максим Смеловский пригласил нас всех на запись ток-шоу со свидетелями ограбления «Бетабанка».

Алка с Зямой явились в студию рука об руку, как затейливо сросшиеся локтями сиамские близнецы. При этом братец показательно игнорировал окружающий мир, глядя только на Трошкину, тогда как сама она пристально смотрела прямо перед собой, заставляя ежиться оператора за камерой и нервируя Смеловского в аппаратной.

Я-то понимала, что своим суровым взглядом подружка как бы говорит всей женской части телезрительской аудитории: «Со мной шутки плохи, имейте это в виду и не зарьтесь на моего парня!», но Макс был не в курсе нашей последней истории и опасался, что Алкин сеанс гипноза и внушения на расстоянии нарушит тщательно выверенный баланс сил в студии.

– У нас уже есть одна мистическая личность – целый популярный предсказатель! – волновался он и требовал, чтобы Трошкина перестала таращиться и прижиматься к Зяме как осьминог.

Предсказатель меж тем выглядел очень тускло, на вопросы отвечал неохотно и вытянуть из него хоть одно доброе слово о «Бетабанке», подарившем своим клиентам уникальную возможность принять участие в настоящем гангстер-шоу, не получалось никак. А ведь именно в этом заключалась сверхзадача телевизионной программы!

– Кто бы мог подумать, что наш новый Нострадамус такой зануда! – посетовал Смеловский. – А я-то был большим поклонником его таланта! Знаешь, у старика ведь есть прекрасное предсказание про объединение Беларуси с Россией, оно очень греет душу патриота!

И он воодушевленно процитировал на память:

– Под зайцами, очевидно, подразумеваются белорусские рубли? – нарочито спокойно поинтересовалась я, заглушая изумленные возгласы моего внутреннего голоса.

– Ага, а под красной зубчатой линией – кремлевская стена, как символическая граница былой советской империи, – охотно поддакнул Смеловский. – Эй, ты куда?

– Я на одну минуточку, пардон, мне очень нужно в туалет, – извинилась я, не уточнив, что клозет привлекает меня не наличием сантехнических удобств, а возможностью уединиться и без помех перетряхнуть содержимое сумки.

Помнилось мне, что тетрадь с оригинальным четверостишием про горящих синим пламенем зайцев я похоронила в недрах торбы – и действительно, она нашлась почти на самом дне, в буферной прослойке между морскими камешками и пассатижами.

– Простите, вы не могли бы передать это старику в зеленом свитере? – попросила я новую помощницу Смеловского, девчонку в винтажных старушечьих очках, надетых, я уверена, сугубо для солидности.

– Это Роза, она очень способный менеджер, – представил мне ее Макс перед началом телешоу, но познакомиться с девушкой толком у меня не вышло, потому что она тут же куда-то убежала.

Мне показалось, что я не слишком ей понравилась.

Бывает! Хорошенькие женщины редко симпатизируют друг другу.

Вот и теперь Роза шарахнулась от меня так, что только вовремя собранный мною в горсть подол ее блузки не позволил разговору оборваться в самом начале.

Впрочем, не исключено, что девушку шокировал сверток из пипифакса: другой подарочной упаковки в туалете не нашлось, а отдавать Нострадамусу тетрадку в том непрезентабельном виде, какой она приобрела в донных отложениях моей сумки, я постеснялась.

– Да, конечно, передам, – согласилась Роза, не без колебаний принимая ворох подарочно-туалетной бумаги.

Поблагодарив ее спину – девушка снова спешила меня покинуть, я вернулась в аппаратную и подошла к большому стеклу, чтобы видеть старика в зеленом свитере в тот момент, когда он получит мой подарок.

Оказалось, что необходимости в этом не было. Неловко распаковав переданный ему сверток, дед оживился так, что чуткие камеры развернулись к нему, и уже через секунду я видела вскочившего с места Нострадамуса не только за стеклом, но и на всех монитора в аппаратной.

– Это же… Это… Это она! – заикаясь и тем опять разочаровывая поклонников его таланта, невнятно забормотал предсказатель.

И вдруг он завопил горячо и восторженно, как комсомольский активист на первомайской демонстрации:

– Да здравствует наше телевидение! Да здравствует «Бетабанк», самый лучший банк в мире! Они вернули мне мою рукопись!

Последние его слова потонули в грохоте аплодисментов, но я сумела прочитать их по губам.

– Эх, деда, тебе бы надо кричать: «Да здравствует Индия Кузнецова, умнейшая из женщин современности!» – укорил торжествующего старца мой внутренний голос.

Алка и Зяма в студии наконец изменили направление взглядов и оба посмотрели на меня. Я подмигнула им и обернулась к Смеловскому.

– Ах, какая удачная получилась программа, настоящий триумф! – растроганно сказал он и от избытка радости чмокнул в лысину вздрогнувшего звукооператора. – Инка, твоя идея с «Бетабанком» оказалась гениальной, с меня французское шампанское!

– Я столько не выпью, – хихикнула я и вышла из аппаратной.

Внутренний голос подсказывал мне, что старичок Нострадамус на радостях непременно устроит громкую читку своих сочинений, а мне не хотелось слушать чьи-то предсказания.

Зачем мне знать, что будет дальше?

Поживем – увидим!