Глава 35
Лили

С моего места под высохшим каштаном, примыкавшим к кладбищу, я заметила одинокую фигуру на вершине холма. Сумерки стремительно сгущались, но я разглядела, что это детектив Кимбелл. Он нагнулся и стал рассматривать надгробие – то же, которое разглядывала я. Миссис Минот.

Я встряхнула руками, чтобы разогнать кровь, и поздравила себя, как легко мне удалось заманить Кимбелла в безлюдное место, как раз когда стемнело. С минуту я наслаждалась своим успехом, а затем направилась к нему, предварительно оглядевшись – вдруг на кладбище остались посетители. Но никого не оказалось.

Когда между нами оставалось меньше пяти ярдов, я наступила на упавшую ветку, и он обернулся.

В одном кармане у меня был электрошокер, в другом – нож. Я собиралась сначала оглушить его, а затем зарезать, но мое появление настолько изумило его, что я просто подошла к нему вплотную и вонзила нож между ребер под таким углом, чтобы достать до сердца.

Так просто.

Его лицо побледнело, и я почувствовала теплую кровь на руке.

Мы смотрели друг другу в глаза, я слышала биение собственного сердца и едва различила поспешные шаги, глухо стучавшие по тропинке слева от меня.

– Отойди от него и подними руки, – громыхнул женский голос, перекрикивая шум ветра.

Я обернулась и увидела, как высокая темнокожая женщина в тренч-коуте поднимается по тропинке, сжимая пистолет обеими руками. Полы расстегнутого пальто развевались за ее спиной, хлопая на ветру. Я выпустила нож, Кимбелл упал на колени, ударившись о каменную плиту. Я подняла обе руки и отступила назад. Женщина взглянула на Кимбелла, продолжая идти к нам. Она заметила нож, торчащий из его бока, и ускорила шаг, направив пистолет на меня.

– На землю! Живо. Лицом вниз.

Я практически слышала адреналин в ее голосе, и сделала так, как она велела, растянувшись на холодной твердой кладбищенской земле. Я не собиралась драться или убегать. Меня поймали.

– Генри, не двигайся. Оставь нож, понял? – Слова, обращенные к Кимбеллу, прозвучали нежно, заботливо. Я повернула голову, чтобы разглядеть их – женщина быстро набирала номер на мобильном, продолжая целиться в меня. Она позвонила в 911, вызвала скорую «на какое-то чертово кладбище в центре Конкорда, на холме». Она назвалась – детектив Роберта Джеймс из Бостонской полиции – и сообщила диспетчеру, что ранили полицейского. Затем взглянула на детектива Кимбелла: «Выглядит не так уж плохо, главное – не двигайся», потом повернулась ко мне. Я услышала, когда ремень на ее пальто выскользнул из петель. Она уперлась коленом мне в спину и навалилась всем весом. Я почувствовала холодный ствол ее пистолета на своей шее.

– Без глупостей, – сказала она. – Руки за спину.

Я сделала, как она велела, и она туго связала мне запястья ремнем.

– Дернешься, выстрелю в голову, – предупредила она.

Я расслабила все тело. Гонимый ветром сухой лист ударил меня по щеке. Я закрыла глаза и подумала, ужасаясь и не желая верить, что моя жизнь кончена. Я слышала, как детектив нашептывала что-то Кимбеллу. Он ответил, но слов я не расслышала. Теперь, когда меня поймали, у меня не было причин желать ему смерти. Вообще-то я надеялась, что он выживет, скорее всего, так и будет. Нож вошел не слишком глубоко. Издали послышалась сирена скорой помощи. Детектив убеждала Кимбелла, что все будет хорошо, что он выживет. Я открыла глаза. Локон волос, выбившийся из-под шапки, мешал мне видеть происходящее – детектива Кимбелла, лежащего перед могилой Элизабет Минот, склонившуюся над ним женщину, которая зажимала рукой его рану, стараясь остановить кровотечение. Свинцовое небо потемнело, и бледные проблесковые маячки скорой помощи осветили нас.

Спустя двадцать четыре часа суд округа Мидлсекс отклонил мое прошение об освобождении под залог.

– Попробуем еще раз, – сказала назначенная штатом адвокат. Ее звали Стефани Флинн, и ей было лет двадцать пять. Небольшого роста, симпатичная, но ногти у нее были изгрызаны вконец, и выглядела она так, будто не высыпалась уже целый год.

Она вернулась вместе со мной в камеру.

– Они одобрят прошение, у них нет права удерживать вас здесь. При таких обстоятельствах.

– Ничего страшного, – сказала я. – Вы сделали все, что могли. Я ведь полицейского ранила.

– Полицейского, который преследовал вас и домогался, – уточнила Стефани, пристально взглянув на меня через свои стильные очки. – Кстати, его жизнь вне опасности, – добавила она. – Его недавно перевели из реанимации.

– Хорошо, – ответила я.

Адвокат посмотрела на часы, пообещала, что вернется завтра в то же время. Я могла бы нанять юриста сама или родители выбрали бы мне адвоката, но я решила, что лучше соглашусь на того, кого назначит штат, и была уверена, что не прогадала.

Когда она ушла, я легла на койку в своем темно-зеленом спортивном комбинезоне. Мой обед – гамбургер с овощами – принесла хмурая женщина-полицейский в униформе. Мне не хотелось есть, но я все же откусила пару раз и выпила яблочный сок из пластикового стакана, который принесли с обедом. Выпив стакан теплой воды из-под крана в камере, я легла на койку. Мои родители, которым я наконец позвонила утром с платного телефона в коридоре, скоро приедут, и я наслаждалась покоем до их появления. Накануне вечером, когда я неподвижно лежала на кладбище «Олд-Хилл» и наблюдала, как появилась сначала одна скорая, потом вторая, затем целая флотилия полицейских машин, я думала, что сказать на допросе. Может, рассказать правду, всю правду – о двух трупах в колодце и о том, что произошло с Эриком Вошберном в Лондоне, и о моем участии в убийстве Теда и Миранды Северсонов и Брэда Даггета. Я представила, каково это – признаться во всем – и холодные, озадаченные взгляды полицейских, а потом представила, как эти озадаченные взгляды будут преследовать меня всю жизнь. Все годы, которые мне предстоит провести в тюрьме. Печально известная дочь Дэвида Кинтнера. Я стану предметом обсуждений и сплетен, диковинкой. Обо мне напишут книги. Конец уединению.

Поэтому я придумала другую историю, намного проще. Я расскажу, что детектив Генри Кимбелл напугал меня до смерти, он больше недели следил за мной. Я расскажу, что заметила его несколько раз – так оно и было – и испугалась за свою жизнь. Если меня спросят, почему я не обратилась в полицию, я скажу, что он сам из полиции. Я скажу, что повсюду стала брать с собой электрошокер и нож, и в тот день я отправилась на свое любимое кладбище в Конкорде. Когда я заметила его, то запаниковала и набросилась на него с ножом. Теперь я понимаю, что совершила ошибку, но в тот момент я просто не могла ясно мыслить. Я словно обезумела от страха.

Вот что я рассказала – сначала полицейскому, который допрашивал меня после ареста в полицейском участке Конкорда, где меня обвинили в покушении с целью убийства, затем в тот же вечер детективу Роберте Джеймс, той женщине, которая спасла жизнь детективу Кимбеллу. Я пыталась выяснить – Джеймс и Кимбелл следили за мной вместе или она появилась случайно. Я была уверена, что Кимбелл следил за мной один, выйдя за рамки должностных обязанностей. Он был одержим мной, в этом не оставалось сомнений, и скоро изучил бы мою жизнь во всех подробностях. Я уже назвала ему имя Эрика Вошберна, и, конечно же, он выяснил, что мы были вместе, когда Эрик погиб. Я запаниковала и подумала, что если он действительно следит за мной один, то можно заманить его в безлюдное место и решить проблему. Я сразу вспомнила кладбище, куда ездила с Тедом Северсоном. Там обычно безлюдно, хотя территория абсолютно открыта. Если детектив Кимбелл проследит за мной до Конкорда, то он увидит меня на кладбище из города. Я стану рассматривать какую-нибудь могилу в надежде, что позже он придет туда сам. А мне останется только ждать.

Все сработало идеально, пока не объявилась детектив Джеймс.

Я была уверена, что моему рассказу поверят. Возможно, меня все-таки посадят на какое-то время или отправят в психиатрическое заведение, но вряд ли мне грозит длительный срок. Меня больше заботило, насколько основательно они станут расследовать смерть Миранды и исчезновение Брэда. На ту ночь у меня нет алиби, но зачем оно мне? Был вечер вторника, а я живу одна. Даже если допросят мою маму, маловероятно, что она расскажет, как отвезла меня в Мэн. Вряд ли она вообще вспомнит об этом.

Я услышала, как в конце коридора скрипнула дверь, и узнала задиристый голос своей матери. Я услышала слово «залог» и затем «нелепо». Родители подошли к решетчатой двери моей камеры в сопровождении той же женщины-полицейского, которая приносила мне обед. Мама негодовала, а отец выглядел старым и напуганным.

– Ох, дорогая, – произнесла мама.

Через три дня, когда пересматривали мое прошение о залоге, меня привели в комнату для допросов. Это было после завтрака, на который мне принесли яичницу, разогретую в микроволновке, с картошкой. Я уже была в этой комнате – коробка без окон, с белыми стенами.

Вошла детектив Джеймс, отметила свое присутствие и время начала допроса перед камерой, установленной под потолком.

– Как вы, мисс Кинтнер? – спросила она, усевшись на стул.

– Бывало и лучше, – ответила я. – Как детектив Кимбелл?

Она ничего не ответила, прикусила губу, и я заметила, как она кинула взгляд на прямоугольное зеркальное стекло на стене. Может, Кимбелл наблюдал за допросом?

– Он пошел на поправку, – ответила она наконец. – Ему повезло, что он выжил.

Я кивнула, но ничего не сказала.

– У меня есть к вам несколько вопросов, мисс Кинтнер. Во-первых, на прошлом допросе вы сказали, что несколько раз видели, как детектив Кимбелл следит за вами, еще до того, что произошло в воскресенье, когда вы отправились в Конкорд на кладбище. Расскажите об этих случаях.

Я рассказала ей, как детектив Кимбелл следил за мной. Один раз в Винслоу, второй раз я заметила его в машине, когда он медленно проезжал мимо моего дома. Она спросила про мои отношения с Тедом Северсоном и зачем я отправилась в Кенневик после его смерти. Я рассказала ей то же, что говорила Кимбеллу.

– Итак, судя по вашим словам, – сказала она, – хотя вы располагали важной информацией относительно убийства, вы решили скрыть ее от полиции и самостоятельно расследовать это дело? Затем, когда вы решили, что детектив, который просто выполнял свою работу, преследует вас, вы задумали убить его? Надо сказать, у вас крайне любопытная манера решать свои проблемы.

– Я не собиралась убивать детектива Кимбелла.

– Но вы решили воткнуть в него нож.

Я ничего не ответила. Детектив Джеймс уставилась на меня с другого конца стола. Я подумала, какие отношения ее связывают с детективом Кимбеллом, может романтические, но вряд ли. Ее можно было назвать красивой – стройная, высокая, длинноногая фигура модели – но в детективе Джеймс было что-то свирепое, хищное. Может, только в ее пристальном взгляде, словно она смотрит сквозь меня.

Наступила тишина, и я подумала, что детективу Джеймс больше нечего спросить. Затем она сказала:

– Детектив Кимбелл рассказал мне, что вы что-то сказали ему, перед тем как воткнуть в него нож. Вы помните свои слова?

Я помнила, но покачала головой.

– Честно говоря, – сказала я, – я почти ничего не помню про тот вечер. У меня словно помутнение было.

– Как удобно для вас, – ответила она, встала и вышла из комнаты.

Я просидела одна минут тридцать. Часов у меня не было, да и в комнате тоже, так что я не уверена, сколько времени прошло. Я не двигалась с места, старалась, чтобы на моем лице не отражалось никаких эмоций. Я знала, что за мной наблюдают через стекло, анализируют, обсуждают. Будто меня связали, голую, и ощупывают грязными руками. Но я не сомневалась, что если придерживаться своей истории и если Брэда не найдут, меня не смогут удерживать здесь вечно. Я вернусь к своей жизни – просто к жизни. И никогда не допущу больше таких ошибок. Никогда не подпущу к себе ни одного человека. От этого одни только проблемы.

Открылась дверь, и вошел детектив Кимбелл. На нем был привычный твидовый пиджак и джинсы, но он неделю не брился и казался бледным. Он осторожно подошел к стулу, но не сел на него, а облокотился руками на спинку и уставился на меня – в его взгляде читалось любопытство, а не гнев.

– Детектив, – произнесла я.

– Я знаю, вы помните, что сказали мне, – начал он. – Перед тем как ударить меня ножом.

– Не помню. Что я сказала?

– Вы сказали: «Простите меня».

– Хорошо, раз уж вы говорите.

– Почему вы так сказали, если боялись меня, думая, что я преследую вас?

Я покачала головой.

– Я выясню, что вы пытаетесь скрыть от меня, – сказал он. – Не знаю, где это и что это, но выясню.

– Очень надеюсь на это, – сказала я и посмотрела ему прямо в глаза. Я думала, он отведет взгляд, но он продолжал смотреть. – Рада, что у вас все хорошо, – сказала я, и это было искренне.

– Что ж, в данной ситуации для вас лучше, что я выжил.

Я ничего не ответила, а он не сводил с меня глаз. Я думала найти ненависть в его взгляде, но ее не было.

Дверь распахнулась, и мужчина в костюме, которого я раньше не видела, вошел в комнату. Он был средних лет, здоровенный, с седыми усами.

– Выйдите, детектив, сейчас же.

Генри Кимбелл медленно отвернулся от меня, затем решительным шагом покинул комнату, мужчина придержал для него дверь. Прежде чем дверь захлопнулась за ними, я услышала, как мужчина крикнул:

– Господи Иисусе! Что вы там…

Я снова оказалась в тишине.

В тот вечер, когда я вернулась в камеру, ко мне пришла мой адвокат и поставила стул по другую сторону решетчатой двери.

– Сегодня у вас был неожиданный гость, – сказала она. Ее лицо как-то странно искривилось, и тут я поняла, что она старается не улыбнуться.

– Вы про детектива Кимбелла?

– Точно. Я слышала, что он ворвался в комнату для допросов. Вас не должны были оставлять там одну. Вы можете настоять на моем присутствии во время допроса.

– Знаю.

– Что он сказал?

– Он хотел знать, помню ли я, что я сказала ему, прежде чем нанести удар, но я ответила, что ничего не помню, и это правда. А он добавил, что собирается выяснить, что я скрываю.

Теперь мой адвокат улыбалась во весь рот, и я впервые заметила, что на нижних зубах у нее почти незаметные пластиковые брекеты.

– Простите, – сказала она. – Вы должно быть расстроены, это недопустимо. Генри Кимбелл официально уволен из полиции. Все к этому шло, поверьте мне.

– Значит, он действительно выслеживал меня один?

– О да. Мы уже знали об этом. Его коллега присматривала за ним, беспокоясь за его психологическое состояние, – накануне происшествия он признался ей, что следит за вами в свободное от работы время. Она решила, что он одержим вами. Так что на следующий день она поехала к нему домой и в итоге проследила за ним до самого Конкорда. Это еще не все: когда его отвезли в больницу, в его вещах нашли кое-что про вас. Стихи.

– Правда? Какие стихи?

– Они, бесспорно, доказывают его вину. Вряд ли детектив Кимбелл когда-нибудь вернется в полицию.

– И что все это значит? – спросила я.

Завибрировал ее мобильный, она достала его из кармана пиджака, нажала на кнопку и спрятала обратно в карман.

– Не хочу торопить события, Лили, но думаю, можно заключить сделку. Что вы скажете, если вам предложат пройти психиатрическое освидетельствование и, возможно, провести какое-то время в больнице, чтобы поработать над управлением гневом.

Я ответила, что не возражаю.

– Хорошо, – сказала она. – Тогда дело почти улажено. – Она взглянула на меня и снова улыбнулась. – Так или иначе, вряд ли вы здесь задержитесь. Она встала, покопалась в своем битком набитом портфеле. – Чуть не забыла, вам еще одно письмо. Мне дали его наверху.

Она просунула конверт в прорезь, через которую мне давали еду. Еще одно письмо от моего отца. За три дня после нашей последней встречи он написал мне три письма.

– Спасибо, – сказала я.

После ухода адвоката я села на койку, но не стала сразу открывать конверт. Я не спешила. Новости оказались намного лучше, чем я надеялась. Я вернусь к своей жизни. Может, не сразу, но со временем. Я открыла конверт, предвкушая то, что прочитаю. Отец писал мне письма с тех пор, когда я была еще девочкой, и они всегда подбадривали меня.

P.S. Забыл рассказать тебе в предыдущем письме, есть и плохие новости. Старую ферму Бардвелл по соседству с нами продали какому-то юнцу из города – управляющему хеджевым фондом. Он собирается все снести и построить что-то вроде дешевого отеля – на 50 комнат. Уже приехали бульдозеры. Я рассказываю тебе, потому что знаю, ты любила тот луг возле фермы, и, боюсь, что завтра там все перероют. Твоя мама неожиданно превратилась в активного защитника окружающей среды. Извини, что подпортил настроение. А может, ты удивляешься, зачем я все это пишу. Скоро увидимся, Лил. Папа любит тебя и всегда будет любить – несмотря ни на что.