Глава тридцать третья
Белая поляна, залитая лунным светом. Посреди нее – белый дуб, трепещет на ветру, звенит сухими листьями. Далеко, за лесом, встает зарево, оттуда долетают выстрелы, кружат назойливыми мухами вертолеты. Там смерть, там огонь, там гибнут люди. А здесь тихо.
Тень встала на краю поляны, замерла. И вдруг переместилась, неведомым образом оказалась у дуба.
– Вот ты где укрылась! Наконец-то ты будешь нашей, вся, без остатка, Дженни Далфин.
Сотни голосов сталкивались в горле тени, хором говорили, заклинали, плакали, требовали…
Маргарет Дженкинс как зверь бросилась к корням, принялась расшвыривать ветки и дерн, чтобы скорее, скорее добраться до нее, до желанной…
Шорох быстрее ветра достиг ее ушей, она обернулась и прыжком отлетела назад. Скрюченные пальцы не нашли цели, разорвали мерзлую землю.
– Она моя, – Клаус Хампельман встал во весь рост. – Поди прочь.
– Убирайся, испорченная кукла! – завопила Маргарет. – Она наша, только наша, мы хотим ее сладкой крови!
Хампельман втянул воздух, оскалился:
– Я знаю этот запах. Помню ваш вкус. Внутри тебя их немало, так ведь? Я пожру вас всех. Первый ужин…
Он рванулся к ней, и одержимая не стала уклоняться от схватки, прыгнула навстречу. Они сшиблись в воздухе и рухнули на мартовский снег, покатились по поляне, залитой лунным светом. Шляпа Хампельмана слетела, обнажив костистый череп с редкими остатками волос, в какой-то момент он прижал одержимую к земле, рот его распахнулся черной воронкой, и он припал к ее мертвым губам в поцелуе. Маргарет забилась в его руках, заколотилась затылком о землю, раздирая ему лицо когтями, ломая ударами ребра, но Хампельман впился в нее как паук, вытягивая демониев одного за другим, и с каждым проглоченным существом Тартара он становился все сильнее, а одержимая слабела. Сила ее убывала, Клаус пил ее, как воду умирающий в пустыне, и наконец ее руки безвольно опустились.
– Много их было в тебе, – сказал Клаус, выпрямляясь. – Я почти наелся.
Синие губы слабо шевельнулись. Хампельман поглядел на нее и засмеялся:
– Ну конечно, я же забыл тебя. Ах, Марго, тебе, наверное, там скучно одной, в этом мертвом теле. Ты привыкла к компании? Нехорошо бросать девушку одну.
Он нежно провел пальцем по ее губам, склонился, чтобы подарить последний поцелуй, и захрипел, когда обломок жвала, который возник в руке Маргарет, пробил ему шею. Чудовищный спазм скрутил его тело, выгнул дугой, еще и еще больше, пока он не коснулся затылком собственных пяток. Раздался оглушительный хруст, и Клаус Хампельман перестал существовать.
Маргарет перевернулась, царапая землю когтями, поползла к дубу, но вскоре силы окончательно оставили ее. С сипением она вытянула руку и замерла, так и не коснувшись корней дерева.
Дыхание… Оно вернулось к ней в этот последний миг, боль и еще что-то странное в глазах, что-то мешало ей видеть черный провал, в котором светились волосы Дженни…
Кто-то приближался, его шаги, спокойные и уверенные, были все ближе, Маргарет силилась повернуть голову, но тело ее не слушалось, только боль оно дарило ей, океан боли, и еще глаза, что же не так с глазами…
Незнакомец остановился возле нее, Маргарет смутно различила кожаные ботинки – старинные, как из музея. Он опирался на посох – простую палку, исчерченную рунами.
– Все кончается, – сказал человек. – Ты умираешь лучше, чем жила.
– Глаза… – просипела она. – Что с глазами… Я не вижу…
– Просто слезы.
Маргарет Дженкис выдохнула и остановилась навсегда.
* * *
– Вы слышите? – Билл Морриган остановился.
– Вертолет, – сказал Роджер.
– Военный вертолет, – Дьюла тревожно смотрел в небо. – Приближается.
Джей Клеменс согласно кивнул:
– Я раньше не слышал, чтобы они здесь летали. Рядом нет военных баз. Может быть, что-то случилось? Вчера было объявлено военное положение во Франции.
– Именно поэтому ты раздобыл эту огнестрельную железку? – спросил Эдвард.
– Каждый сражается как умеет, – сказал Джей. – Не всем же на лире бряцать.
– К делу, – буркнул Морриган. – Калеб, ты готов?
Калеб Линдон стоял в центре семилучевой звезды, вписанной в круг. Фигура была расчерчена на поле меловым порошком. Можно было обойтись и без нее, но Билл предпочитал следовать правилам. Круг был схемой, которой следовало провести ритуал, шаг за шагом пройти луч за лучом, поэтапно освобождая существо ледяной химеры, разрывая все цепи, связывающие ее с хозяином.
Тигель с философским камнем лежал в его руках, и Билл со страхом думал о нем. Лишь на миг он открыл его до этого и тут же закрыл. Пламя, которому не место в этом мире, огонь, который способен перекроить плоть мира, таким он его увидел. Темники не могли его получить из материи Внешних земель, никаким образом. Так откуда оно у Фреймуса?
Билл твердо решил, что тигель он циркачам не вернет, пока не выяснит все о свойствах этого камня. Ему в руки попал артефакт такой чудовищной силы, что все Печати Фейри, вместе взятые, бледнели перед ним. Но пока…
Он облизнул губы. Да, он должен этому парню.
– Выпускай ее, Калеб.
Мальчик замялся:
– Отвернитесь…
– Ты нас стесняешься? – изумился Роджер. – Меня эта тварь… Прости, твоя подруга чуть не угробила. Чем она еще может меня удивить?
– Все равно… пожалуйста.
Роджер пожал плечами, повернулся спиной. Калеб дождался, пока отвернутся все, включая Билла.
– Ну что, готово? – спросил Роджер. Не дождался ответа, повернулся. – Ох ты ж, мать моя королева!
– А она подросла, – заметил Эдвард.
– Это еще мягко сказано! Да она размером с лошадь!
В центре круга сидело кошмарное существо, покрытое белой шерстью. Нервно крутило головой с широкой пастью, усеянной мелкими зубами. Глаза его, каждый размером с чайное блюдце, горели желтым, громадные совиные крылья трепетали на спине, лапы с длинными белыми когтями.
– Дожили Ловцы, – сказал Роджер. – Своими руками освобождаем химеру из-под власти темника, вместо того чтобы отправить ее на тот свет.
Химера в волнении ударила хвостом по бокам, пробороздила землю когтями.
– Печать на глазах твоих, химера Ллиюр, – Билл встал у первого луча и приоткрыл тигель. Узкий луч багрового света ударил в ледяную химеру, она прижалась к земле и распахнула пасть. Тонкий, почти неслышный крик пронесся над полем.
– Печать на глазах твоих принадлежит твоему хозяину, и только ему. Отдай чужое и оставь свое…
Тело химеры начало светиться молочным светом.
Удерживая тигель, Властный двинулся ко второму лучу звезды.
– Печать на теле твоем! Отдай ее хозяину и оставь себе тело! – Морригана шатало, тигель плясал у него в руках, пару раз он чудом его не выронил. В центре круга пылал костер белого света, в котором преображалось тело химеры, она выла, впиваясь в землю когтями, она рвала траву зубами и каталась от невыносимой боли.
– Долго еще? – хрипло спросил Роджер. Ритуал вытягивал силы из всех участников, Морриган забирал все без остатка, у Ловца было такое чувство, что ему на плечи взвалили несколько мешков с цементом.
– Еще две печати, – выдохнул Эд. – На сознании и на духе.
– Да какое у нее сознание, мозг с ноготь!
Дьюла повернулся в темноту.
– Ну что там еще? – простонал Роджер, чувствуя, как на плечи ложится еще один мешок. Зверодушец разрывал связь, перекладывая свою долю на остальных.
– Кто-то приближается. Из леса… Зверь… – негромко произнес Дьюла.
Он отскочил от края круга, сорвал рубашку и принялся расстегивать пряжку ремня.
– С ума сошел?! – простонал Роджер. – Волчицу почуял?
Дьюла сбросил с себя одежду, повернулся. Лицо его исказилось, глаза стали волчьими, желтыми, он был на грани изменения.
– Перевертыши! – прорычал он искаженным голосом, в котором не было ничего человеческого. В следующий миг громадный черный волк встал на четыре лапы и рванулся в ночь.
– Совсем башку снесло, – сказал Роджер. – Какие перевертыши?
Он охнул, принимая еще одну ношу. Эвелина выходила из круга.
– Да вы сговорились, что ли?!
Эвелина подняла флейту, короткая песня поднялась над лесом. Облака разошлись, проливая лунный свет, который так долго удерживали.
По черной земле, по сверкающей от инея траве к ним деловито трусили две сгорбленные фигуры – размером со льва, но гораздо менее красивые. Навстречу им мчался черный волк.
– Твою мать, – не удержался Роджер Брэдли. В глазах у него помутилось, потому что Эдвард тоже вышел из круга.
– Эд… да вы с ума сошли! Я не устою!
– Ты должен Калебу, – холодно сказал акробат, вынимая арбалет.
– Там их всего двое, – простонал Роджер, – Дьюла справится.
– Когда перевертыши ходили парами? – акробат указал на кромку леса. Огни загорались в лесу, много огней. Десятки перевертышей выступали из тени, выходили на поле, глядя на них холодными синими глазами.
Джей Клеменс припал на одно колено, в руках у него возник короткостольный автомат.
Вдали загрохотало.
«Рановато для фейерверков», – Роджер повернул голову и увидел, как пылают шатры. Над фестивалем кружил боевой вертолет. Со стороны дороги был слышен нарастающий гул, там ревели моторы машин и горели фары. Машины двигались цепью.
– Класс, – сказал ирландец. – Отдохнул на фестивале.
