Глава двадцать третья
Темно. Ни единого огонька, все софиты погашены, и только свет из распахнутого входа освещает зал. Дженни идет по проходу, Дженни бежит по проходу, сердце ее выбивает ребра.
Лас, где ты, Лас!
Клетка в центре манежа, слабое синее мерцание стали, глухота пластика. Он там!
– Дженни… беги отсюда!
С шорохом полог задернулся, шатер погрузился в абсолютную темноту.
Не важно, Дженни перешла на ясный взор, перемахнула через бортик и неуклюже приземлилась. Тело не слушается, сердце вот-вот вывалится из горла, легкие разорвутся на клочки.
«Плевать!» – Она подбежала к клетке, ударила ножом по замку.
– Они тебя ждали, это ловушка!
– Видящая…
Дженни отскочила от клетки, обернулась. Где они?!
– Ты уже слышишь мир, Видящая? Они идут к тебе с просьбами, Дженнифер? Звери, травы, птицы, камни?
Голос. Мягкий, обволакивающий, голос, похожий на тихую заводь лесной реки, которая не течет, а стелется, крадется через лесной сумрак, подтачивает черные топкие берега, обнимает темные корни елей и серые тела осин. В этой заводи вода полна холода и красноватой торфяной тьмы, а где-то на самом дне пробивается живым ключом сочувствие.
Но ступи в нее – и холод скует мышцы, скрутит вмиг судорогой ноги, утянет вниз.
– Кто вы?! Что вам нужно?!
Почему она не видит их? Ясный взор рисует весь образ шатра, отпечатывает в мозгу – балки, держащие вес купола, змеи проводов, мертвые цилиндры софитов, ряды сидений, все, до мельчайших деталей. Но этих… этих не видно. Только слышно, как шуршат их одежды, как тихо ступают мягкие сапоги, как что-то холодное и злое звенит в руках.
Так же шуршали лапы пауков, поднимавших их по стенам Замка Печали.
Лекари?!
– Что вам от меня надо? Я не чудила, ничего не нарушала!
– Ты живешь, и это уже преступление, Дженни, – возразил голос. – Даже если бы я хотел, то не смог бы тебя отпустить.
Дурнота подкатила к горлу, Дженни присела, оперлась о клетку. Пальцы ее рефлекторно принялись ощупывать замок. Хороший замок.
– Как ты себя чувствуешь, Дженни?
– Хороший вопрос для убийц!
Шорохи все ближе, они бродят вокруг, они присматриваются.
Дженни качнулась вправо на слабый звон и метнула нож – наугад, на слух! С глухим стуком он вошел в дерево.
Шорохи перетекали, шорохи близились.
– Мы не убийцы, – возразил голос. – Мы лекарство. А ты болезнь. Раковая клетка. Сбой в мировом организме, который может всех уничтожить.
– Оправдывайте себя, давайте! – Ей становилось все хуже, темнота затекала внутрь, располагалась как дома. Она нащупала в кармане коробочку. Жаба-светоед. Да, эта штука столько раз спасала ее, но Лас в клетке. Куда она без него?
– Ты их видишь, Лас?
– Я их чую! – отозвался Лас. – Зелье, которое они мне дали… его сила слабеет. Мы… Сзади!
Дженни мгновенно развернулась, выбросила нож, и на сей раз он вошел во что-то совсем иное, чем дерево. Ни крика, ни стона она не дождалась – только шорохи опилок. Запах крови, пропитывающей чью-то одежду.
Что это за чувство внутри? Страх? Или та странная болезнь, которая ее одолевает?
– Наши братья не чувствуют боли, таково наше искусство. Ты не сможешь нас уязвить.
– Я знаю, кто вы, – сказала Дженни. – Вы Лекари, вы душепийцы.
– А кто ты, Дженни Далфин? Знаешь ли?
– Дорога Снов… Я вижу их на Дороге! Их семеро, они очень близко!
– Умница!
Дженни вздохнула. Как же Арвет входил на Дорогу не засыпая, как он держал два образа мира в голове?
Виски заломило… Нет, она не сможет. Надо потянуть время… Что там за шум снаружи?
– Сами же сказали – я раковая клетка, – сказала Дженни. Если она всунет клинок, то сможет переломить ушко и выломать замок.
– Мы обязаны следовать ритуалу, – торжественно сказал голос. – Ты должна понять: мы не испытываем к тебе ненависти, сердца наши полны печали. Одна должна исчезнуть, чтобы весь мир жил дальше. Мы приносим эту жертву во имя мира…
Там точно шум, там чьи-то голоса и крики. Роджер, это точно он!
– Слышишь ли ты голоса мира, Дженни Далфин? – заторопился голос. – Взывает ли он к тебе?
– Какое вам дело?! – Замок поддавался, раскачивался, вот-вот и…
Приступ слабости подкосил ее, она осела у клетки, навалилась на нее всем телом. Ноги. Она не чувствует ног…
Полотнище шатра хлопнуло, узкий луч света шпагой пробил темноту, уперся в кресла первого ряда. В спинке стула сверкала серебряная стрела.
Слабого света ей хватило, чтобы увидеть их – закутанных в серые с черной искрой одежды, бесформенных, как клочья морского тумана, которые налетевший ветер выбрасывает на берег, одни лишь глаза блестят в глухих масках, в руках загнутые ножи из черного стекла.
– Исполним свой долг, братья!
Шатер содрогнулся. Дженни упала на спину, пальцами едва разомкнула коробочку с жабой-светоедом и сжала артефакт в ладони.
Лекари в замешательстве остановились.
– Братья, это всего лишь артефакт! – поторопил их главный. – Разве не видите, что на Дороге Снов она не движется? Она все еще здесь, прямо перед вами.
Он шагнул вперед, опустился на колени, провел рукой по темному воздуху.
– Я дарую тебе покой, – с нежностью сказал он, поднимая черный клинок.
Замок клетки вылетел, и десять килограммов ярости и бешенства впились лекарю в лицо.
Тот с мычанием опрокинулся на спину, силясь оторвать от себя Ласа. Полог шатра распахнулся, дневной свет хлынул внутрь, расцветил темные стены яркими красками.
Человек встал на пороге, наложил на тетиву стрелу:
– Отойдите от нее!
А по проходу уже мчался леопард, и глаза его дымились бешенством. Лекари заметались, как летучие мыши в пещере, миг – и они все утекли прочь, скрылись за кулисами.
Последний из Лекарей вывернулся, отбросил Ласа прочь, взмахнул клинком и зарылся лицом в опилки, когда леопард прыгнул ему на спину.
– Дженни! – Арвет вбежал на арену. Из пустоты выпало ее тело, она потянулась к нему, Арвет упал на колени, приподнял:
– Ты ранена? Джен, ты меня слышишь?
– Арви, ну что же ты так долго… – выдохнула Дженни. Ей стало вдруг легко-легко, слабость и дурнота исчезли, она как шарик, как выдох поднялась над землей и полетела далеко-далеко, в тишину и покой.
