— Посмотри, любимый, — она не оборачивалась к нему, но по голосу было ясно: приятно удивлена. — Этому человеку почти сорок лет, а выглядит не старше тридцати… Какая странная одежда — невзрачный зеленоватый цвет, какие-то металлические значки, нашивки…

— Многие пришельцы из его мира выглядят моложе своего возраста, — отозвался он. — Занятные вещи он нам поведал. Весьма занятные… Ты помнишь это странное слово, которое он произнёс?

Она взмахнула рукой, и в воздухе, прямо над головой находящегося в полной прострации человека возникла картинка. Ярчайшая вспышка. Громадное грибовидное облако. Движущаяся с немыслимой скоростью воздушная стена, сносящая всё на своём пути. Мысли о незримой смерти, витающей над местом этой рукотворной катастрофы ещё долгие годы. Странное слово «радиация», образы людей, сгоревших заживо, обожжённых, заболевших смертельной неизлечимой болезнью, дети-калеки, родившиеся у мужчин и женщин, сумевших пережить этот ужас…

— Они создали такое оружие без всякой магии, любовь моя, — проговорил мужчина, убирая видение — воспоминания пленника. — Теперь ты видишь, насколько я был прав, когда настоял на категорическом запрете малейшего движения по этому пути. С другой стороны, в том мире ничего о нас не знают. Если мы придём к их правителям как друзья, то Артефакт может дать нам шанс завладеть этим оружием. С ним мы быстро приведём тот мир к покорности.

— Люди того мира не смирятся с потерей власти, — грустно проговорила прекраснейшая из женщин. — Придётся убить слишком многих, чтобы оставшиеся в живых приспособленцы согласились считать нас своими владыками.

— Но миллиарды людей! Невероятное количество ресурсов для артефакта! Существование механизмов, способных заменить самих людей! Идиотская политика властей, направленная на повальное оглупление народа! Масса невиданного оружия в руках властителей, готовых продать всё за кучку золота! Любимая, мы и не мечтали о такой мощи, а здесь она может упасть нам прямо в руки, в готовом виде, без тысячелетий подготовки и опасных исследований!

— Но опасность, любимый, — она ласково коснулась его неестественно порозовевшей от волнения щеки. — Опасность самим стать пленниками властителей, у которых в руках… вот это. Они могут использовать нас так же, как мы планируем использовать их. Тогда мы превратимся в безвольный придаток к Артефакту, исполняющий все прихоти негодных людишек. А когда они разберутся в принципе его действия, надобность в нас вообще отпадёт… Нет, судьба моя. Когда речь идёт о нас с тобой, о спасении наших жизней и нашей любви, никакая предосторожность не может быть лишней, а здесь опасность слишком велика. Посмотри. Артефакт даёт прогноз благоприятного исхода лишь в четыре десятых.

— Да, слишком мало, — согласился он, остывая. — Жаль. Какие были бы возможности…

— Мы можем поэкспериментировать в другом мире, любимый.

— Он слишком примитивен.

— Люди мира, столь опасного для нас, ещё совсем недавно ездили на лошадях, грелись у костра и освещали свои дома свечами и лучинами. Прошло всего три сотни лет. Чуть больше, чем со времён последнего нашествия беловолосых. У нас не изменилось ничего. А эти… Эти сумели, сами того не зная, обратить вспять начавшийся три века назад процесс оледенения. Тот самый, с которым даже мы справиться не в силах. Если бы они росли и изобретали под нашим контролем… Но сейчас приходить к ним слишком поздно. Они уже осознали свою мощь. Лучше начинать с чистого листа, жизнь моя. Мы станем богами нового юного мира, и за тысячи лет приведём его к такому же могуществу. Что для нас с тобой тысячи лет?

Да. Для них тысячи лет — уже ничто. Миг. Бесконечная перспектива, где не нужно подбивать какие-то итоги. Когда впереди бесконечность, сам строй мыслей становится иным. Даже стыдно вспомнить, какими они были наивными, какие детские планы строили поначалу, когда ещё не осознали всей громадности полученного от судьбы подарка. Хотя… Разве их любовь, прошедшая испытание тысячелетиями — не достойна такой награды?

— Я построю для тебя новый мир, любимая, — прошептал он, целуя её. — Новый прекрасный мир. И я разрушу его, если только пожелаешь…

— Что делать с этим человеком, любовь моя? — она указала взглядом на пленника.

— Его мозг неплохо развит, — сказал он. — Пригодится в качестве дара Артефакту.

— Как скажешь… любимый мой…

Поспать удалось всего пару часов. Да и сном это можно было назвать только в качестве издевательства.

Мне снился рабочий компьютер. Монструозный четырёхъядерник с девятнадцатидюймовым монитором «Samsung». Я только-только вышла из отпуска и должна была устранить массу лагов, допущенных моим замом. Перед глазами стояли строчки кода. Во сне я готова была биться головой о клавиатуру, ибо код по результатам тестирования был стопроцентно рабочий, сеть не глючила, все компы в оной были включены и прекрасно просматривались, но доступа к главной базе данных почему-то не было. А ещё у меня над душой стояли директриса и главбухша, и проедали на моей многострадальной голове несуществующую плешь по поводу завтрашней отправки ежемесячного отчёта в налоговую… Я проснулась с мыслью о предстоящем рабочем дне длительностью в двадцать четыре часа без перерыва на обед. Честное слово, ещё не открыв глаза, подумала о чашке кофе, завтраке на двоих с Пашей, корме для кота и свёртке бутербродов на работу. И только открыв глаза, поняла, что это был всего лишь сон.

Впрочем… Я же ведьма. Здесь колдунам часто снятся вещие сны. Что если мне привиделось близкое будущее? Гадать нельзя, но на сновидения никто запрет не налагал, не так ли? Пусть директриса меня хоть заживо съест, лишь бы вернуться…

За завтраком я была заспанная, но в хорошем настроении. Всё казалось замечательным, даже кислая физиономия Энгита, снова за что-то обидевшегося на весь мир, не портила общего положительного впечатления. Ирочка имела такой же заспанный вид и строила подозрительно блаженную мордашку, когда Керен самым наглым образом лапал её коленки под столом. Инген быстренько умял свою порцию и начал просить велосипед во временное пользование. Знатная гостья всё ещё спала, и я решила воспользоваться этим в целях воспитания молодёжи. Малыш Инген получил велосипед и пошёл нарезать круги по двору, пугая гусей и служанок. Энгит был вопрошён насчёт причин меланхолии, а после грубоватого ответа — мол, а вам какое дело? — получил оплеуху от старшего брата.

— Сладу с ним нет, — пожаловался Керен. — Что ни скажешь, всё норовит сделать поперёк, а потом, когда получает по лбу, мы же у него и виноваты.

Он говорит, а я внимательно за ним наблюдаю. Непростой тип. Упрямством весь в папеньку, а вот от отцовского ума, боюсь, досталась в лучшем случае третья часть. И… Господи, с какой нескрываемой завистью он смотрит на серебряный медальон! С завистью и с ненавистью, потому что ему это не светит. Не понимает, что это ошейник хуже рабского… Ладно, постараюсь доходчиво разъяснить.

— Точно, — согласилась я. — Как было сказано в одной мудрой книге моего мира: «В беде умный винит себя, а дурак — соседа».

— Так я ещё и дурак? — взвился Энгит.

— Нет, парень, — зло усмехнулась я. — Ты умный. Но ведёшь себя так, что об этом никто не догадывается… Сидеть! — когда надо, у меня прорезается командирский голос. Опыт работы в большой фирме не забудешь при всём желании. — Взрослый уже, да? И с какого боку ты взрослый, позволь спросить? В голове ветер свистит, аж сюда слышно, а гонору — три воза с телегой! Голова у тебя для чего? Чтобы в неё есть или чтобы ею думать?.. Так начинай думать, пока не поздно!

Для Керена с Ирочкой мои последние слова означали именно то, что они означали. А вот вечно бунтующему подростку аукнулся вчерашний разговор. «Пока не поздно» он понял как надо и сразу скис.

— Так бы и сказали, — обиженно буркнул он. — А то сразу обзываться.

— Не давай повода, — я закруглила тему, сочтя её исчерпанной.

Всё-таки хорошо, что здесь средневековье, и младшие как правило не «быкуют» на старших, ибо принято оных уважать. Зато в моём мире… Боюсь, такого вот Энгита добрые люди из неких органов быстро бы приучили к мысли, что нудные поучения предков «не канают». А если оные предки наезжают, так вообще можно пожаловаться на них — мол, папаша с мамашей гнобят юное дарование своими тупыми советами, заставляют непосильно трудиться, отправляя в магазин за хлебом, а то и вовсе сексуально домогаются. Глядишь, родительских прав лишат, а там интернат, свобода, кури-пей-колись-трахайся, пока есть на что, ведь даже лишённые прав, родители обязаны содержать своё чадо… И что из такой детки потом вырастет? И что с такой деткой будет, когда наступит восемнадцатый день рождения, оно получит абсолютную свободу минус родительское содержание? А получится физически взрослый человек с мозгами недоразвитого ребёнка и полным отсутствием каких-либо тормозов. Не говорите, что это выдумки. Я своими глазами видела результат подобной обработки: здоровенного бычару, хамящего всем и всюду, но готового избить любого, кто посмеет сказать слово поперёк. Реальный псих, отца уже в могилу свёл, и мать скоро туда же отправит. А ведь семь… нет, уже восемь лет назад был нормальный паренёк. Пожаловался, что заставляют много задачек решать, и послушался хитрого совета, как избавиться от нудной родительской опеки. А тут какая-то комиссия из европ, как раз при президенте-пчеловоде мода на них была — ах, ах, нарушаются права ребёнка, заставляют учиться против его воли… В результате сломаны судьбы как минимум трёх человек, да и соседям несладко приходится… Не нужно слушать чистеньких тёток из упомянутых мной органов, ещё даже не имеющих особых прав, ибо законы такие пока не приняты. Они не придут забирать детей у родителей-алкашей, там ломать-то уже давно нечего. Они придут в благополучную семью и превратят её жизнь в ад даже при отсутствии соответствующих законов. Они ловко обратят неспособность ребёнка критически мыслить в оружие против его родителей, а его самого через десяток лет — в морального урода, ненавидящего весь мир. Наглядный пример того, как хорошую идею можно довести до полной её противоположности. Причина? Туда как правило идут работать люди с патологической завистью к тем, у кого в семье всё в порядке. Наверное, кастинг проходят только такие, потому что с другими сталкиваться не довелось, когда помогала молодой бухгалтерше отстоять права на сына. Не повезло ей с одноклассницей, попалась такая вот, неудачливая в личной жизни и патологически завистливая… Господи, сколько же неприкрытой ненависти было в глазах этих людей, когда они пришли и увидели нормальную работящую не скандальную семью. Трясли бумагами, ссылающимися на несуществующие нормативные акты. Когда их ткнули лицом в сей неприглядный факт, начали зыркать по сторонам в поисках зацепки. А там холодильник полный, квартира чистенькая, у ребёнка-шестилетки персональный компьютер с играми, целая полка детских книжек, ящик игрушек и набитый одёжкой шкафчик. Но нет! В доме всё-таки обнаружилось ужасное зло — котёнок, подаренный малышу на день рождения. Антисанитария! Родители совершенно не заботятся о ребёнке, их нужно срочно лишить всех прав! А какой концерт начался, когда им отказали в иске! Помню красное, искажённое от дикой злобы лицо Светкиной одноклассницы, орущей на весь коридор: «Я тебя, сука, всё равно достану! Семья, да? Не будет у тебя никакой семьи! В канаве сдохнешь!» Целых два милиционера понадобилось, чтобы оттащить эту ненормальную, а адвокатша, которую, кстати, я Светке «сосватала», присоветовала в случае чего сразу бежать в милицию и писать заявление… Средневековье, конечно, имеет массу минусов, но здесь по крайней мере слово старшего хоть что-то значит.

И снова — о родном мире. Сон так подействовал, что ли? На сей раз мысли были не слишком приятными. Так получилось, что те два месяца оказались буквально вырваны не только из жизни Светы, но и из моей, и из жизни моей знакомой адвокатши. Пара километров нервов утрачена безвозвратно. Ну, да ладно, что было, то прошло и быльём поросло… Пока Надин досматривала десятые сны, у меня образовалось немного свободного времени. Успела потихоньку дать Ирке совет «не занимать горизонтальное положение по первому щелчку»: мол, мужчины ценят не лёгкую доступность, а немного наоборот. Надеюсь, хоть к этому прислушается, а то, как я погляжу, у мужчин из семейства Дойлена есть нехорошая манера наглеть, если пустить дело на самотёк.

Мой монстрофон ещё не приказал долго жить только потому, что я соблюдала два правила экономного человека: не гонять на нём игрушки и отключать, когда, он не нужен. Солнечные панели работали исправно, а вот аккумуляторы в зарядке заметно подсели. В отличие от золотых магических амулетов, способных хранить заклинание пять-шесть лет без обновления, литий-полимерные аккумуляторы имели плохую привычку терять часть фактической ёмкости после двух лет эксплуатации, даже если их пользовать весьма экономно. Сказалась разница в политике продвижения товара: если здесь колдуны предпочитали брать за амулет сразу и много, но изготавливать более-менее качественную вещь, то в моём мире предпочитали лепить поток недолговечных поделок, а если потенциальный покупатель относится к вещи бережно и не желает менять её каждые полтора-два года, то подстегнут через твоё окружение «крутизной», вдолбленной назойливой рекламой. Ульса, кстати, относился к своим «артефактам» с трепетной нежностью, потому они и служили ему безотказно. А я… Я пользуюсь своим телефоном только тогда, когда нужно кое-что освежить в памяти.

Заклинания — нежданное наследство, полученное от моего предшественника — были снабжены описаниями. Мол, это для предотвращения порчи продуктов, это для защиты лошадей от сапа, это для себя любимого — на случай падения с лестницы или с той же лошади. Их было немного, штук пятнадцать, и самым ценным можно считать заклинание «дубинка». Его можно было вложить в кольцо, а в случае неожиданного боестолкновения противник получал удар, сопоставимый по силе с ударом лошадиного копыта. Приходилось мне недавно лечить слугу из деревенского трактира, не совладавшего с норовистой лошадкой. Ещё счастливо отделался, не будь удар скользящим, не помогли бы никакие травы и амулеты. Так что заклинание, для слабой женщины вполне даже полезное. Заменю «щит» в обручалке на «дубинку», авось пригодится. А заодно — поразбираю парочку заклинаний на составные части. То бишь, на команды и операторы. Есть у меня мысль поэкспериментировать в Туримите, где нестандартную волшбу из-за высокого магического фона могут не засечь.

За работой я не заметила, как прошло часа полтора. Опомнилась только когда в дверь постучали.

— Госпожа ведьма, там госпожа магичка проснулись и вас спрашивали, — запищала Нан — только у неё такой пронзительный всепроникающий голосок. — Изволите спуститься в трапезную?

— Скажи, чтобы подали вина, завтрак для гостьи и сладкого для меня, — крикнула я. Нужно обладать голосом со свойствами бензопилы, чтобы не напрягая голосовых связок докричаться через толстенные доски. — Сейчас переоденусь и выйду!

Выбора особого не было: либо парадное платье, либо тутошний дорожный костюм, либо футболочка с джинсами — из тех вещей, что я прихватила со склада Ульсы. Не по сезону, но ничего более подходящего у меня просто нет. И маленькая чёрная сумочка — для создания диссонанса… М-да, не думала, что произведу такое впечатление. Магичка захлопала ресницами так, словно ей что-то в глаз попало.

— Фи, какая безвкусица, — поморщилась она. — Узкие штаны!

— Ваш наряд, извините, тоже не образец гармонии. — Как там говорят в моём времени? «Паровозы надо давить, пока они чайники». — Слишком много эпох намешано, режет глаз. Но я, уж простите, пришла говорить с вами совсем на другую тему.

Обмен любезностями между двумя колдуньями. Вполне в духе этого мира, не находите? Она — магичка не по праву рождения, а по факту обнаружения Дара, значит, ей пришлось пробиваться к этой вершине с самого низа. Идти по трупам в буквальном смысле, а это предполагает наличие незаурядного ума и безграничного эгоизма. Да, она чертовски умна и в достаточной степени беспринципна для того, чтобы по праву носить золотой медальон. Но не только её разнокалиберный наряд режет глаз — неуместные ужимки по поводу одежды режут слух. А я женщина безжалостная, если нужно тонко намекнуть «сестре по Дару» на неуместность обсуждения мод, то сделаю это самым жестоким для самолюбивой дамочки способом.

— Вчера вечером, то есть, глубоко ночью мы с вами обсудили несколько тем, — Надин, чтобы позлить меня, демонстративно закурила. — Которая вас интересует?

Ну зачем же так откровенно дурочкой-то прикидываться? Ведь умная же баба.

— Все сразу, — не буду показывать, как она меня раздражает, я не специалист по выносу мозга, но нервы тоже мотать умею. — Будем считать, что все они не более, чем параграфы одного и того же документа. С вашего позволения я поставлю сферу тишины, если вы опасаетесь чужих ушей.

Да, да. Сфера тишины — самое то. И телефон в режиме аудиозаписи тоже. Размеры не позволяют просто сунуть его в карман, но для чего-то же нужны те самые дамские сумочки? Повешу на спинку кресла и временно забуду, что она вообще существует.

— Итак, — Надин выпустила колечко дыма, — какие выводы вы сделали из услышанного?

— У вас… точнее, теперь уже у нас — есть надёжный маг в ближайшем окружении их княжеских высочеств, — сказала я, присаживаясь на своё любимое место. — Имя его вы по каким-то своим соображениям открывать опасаетесь, и я вас понимаю. С другой стороны поймите и вы меня. Вы обрисовали очень нехорошую картину ближайшего будущего этого мира, но ничего не сказали о своих целях. Мы с вами, несмотря на разницу в статусе, рискуем одинаково. На одной чаше весов наши жизни, а на другой…

— …на другой? — магичка верно поняла мою паузу. — Реализация нашей цели?

— Смотря что это за цель. Не имея чётко сформулированной задачи, ни один…мой коллега по профессии не сядет за работу. «У нас общая цель» — это не задача, а лозунг.

— А какова, простите, ваша профессия? — полюбопытствовала Надин.

— Программист.

— Это…

— Это долго объяснять, в ваше время ничего похожего не было. Итак, раз уж мы с вами в одной лодке, давайте грести в одну сторону и не вразнобой.

Магичка одарила меня долгим оценивающим взглядом.

— А вы, наши праправнуки, за сто лет научились быть циничными и практичными, — заметила она, подбив для себя некий итог этой оценки. — Раз уж мы хотим договориться играть в открытую, то я хотела бы знать, чего добиваетесь вы.

— Вернуться домой, — честно призналась я. — Ваш ход.

— О! — фирменный магичкин возглас. Весьма многозначительный. Начинаю подозревать, что через два с лишним десятилетия после Надин Ильф и Петров писали Эллочку-людоедку с натуры. — Не ожидала от вас такой откровенности.

— А я вообще не люблю терять время. Итак?

— Если ваша цель возвращение домой, то наша цель весьма близка, — заявила Надин, загасив недокуренную сигаретку в пустующем блюдце для варенья. — Мы желаем получить контроль над Великим Артефактом. Как только это произойдёт, для нас…для всех нас будут открыты пути в любой мир.

— Но этот мир…

— Этот мир, дорогая Стана — разлагающийся труп, — магичка недовольно дёрнула плечом и повернулась ко мне в профиль. — Нет никакого смысла его гальванизировать, восставшие из саркофагов мумии не в моём вкусе… Отсюда нужно бежать, и не в леса к дикарям с каменными топорами, а в другой мир. Пусть это будет наш с вами родной мир, я была бы счастлива увидеть, как он изменился за целый век, но — отсюда — нужно — бежать. И как можно скорее. Вот зачем нам Артефакт.

— А… ваш хороший знакомый из окружения князя, он разделяет ваше мнение, или?..

— Подозреваете? Правильно делаете. Здесь даже поговорка есть: «Крестьянин лжёт через три слова, купец через два, ведьмак через одно, а маг ложью изъясняется». Мы с вами — дети своего мира. Я могла бы солгать кому угодно, но той, что способна не читать бессмысленный набор звуков, а творить заклинания, лгать невыгодно.

— Творить заклинания? — я постаралась разыграть недоумение. И, в общем-то, восхищение: она так ловко перевела стрелки, что я невольно позавидовала. — Вы о чём?

— О странном плетении, которое туримитский рубин учуял в окрестностях Масента, — тонко улыбнулась Надин. — Наша старая перечница… простите, госпожа волостная магичка проболталась. Быть может, это просто совпадение, но если я права, то с колдуном, обладающим таким умением, лучше дружить.

Разумеется, лучше дружить. Вот только здесь в ходу ещё одна поговорка: «У мага могут быть либо рабы, либо враги». Очень старая поговорка, между прочим.

— Вы правы, — продолжаю прикидываться валенком. — С таким человеком и я бы с удовольствием подружилась, если бы это помогло достичь цели. Вот только дать мне ему взамен на дружбу совершенно нечего.

— О! Я бы тоже не поскупилась, — Надин ослепительно улыбнулась. — Ведь каково бы ни было умение, его нужно применить с наибольшей пользой для…его обладателя. Предположим, я могла бы осуществить заветную мечту этого человека. Как вы думаете, он согласится?

— Не уверена, но полагаю, что он захочет подумать, — мы друг друга поняли, а на аудиозаписи наши хитрые физиономии не зафиксируются. — Всё-таки договоры с магами опасная штука.

— Я также подумаю, — кивнула Надин. — О гарантиях моей честности.

Дорогуша, гарантия твоей честности сейчас активно пишется на флешку моего «китайца», но лучше тебе об этом не знать. А две гарантии в любом случае лучше одной.

Я давно почуяла приближение Дойлена, а сейчас увидела в окно трапезной, как он въезжает во двор в сопровождении какого-то мутного типа на невзрачной савраске. О мутном типе можно будет потом порасспросить, а вот дорогой сосед сегодня что-то слишком благодушен. Мой медальон тёплый, значит, он в отличном настроении.

— О! — снова воскликнула Надин. — Это ваш…возлюбленный, если я не ошибаюсь? Связь между вами очевидна… — и добавила с хищно-слащавыми нотками: — Какой мужчина!

Чёрт… Не ожидала, что меня так неприятно заденут её последние слова. Честное слово, мне всё равно, с кем сейчас спит Дойлен. Я бы не обиделась, если бы Ирка заарканила его, а не его сына. Но Надин… Не-е-ет, мне сейчас только дурацкой ревности не хватало. Я его с трудом выношу в последнее время, не говоря уже о каким-то чувстве. Страсти в духе «Собаки на сене» превратят в кошмар и поставят под вопрос любые шансы на выживание.

Хм… Но я же могу решить проблему радикально. По договору Дойлен обязан выполнять мои…пожелания, не так ли? Попрошу не вестись на эту дамочку, только и всего. Неприятная она. Скользкая, как угорь. Артефакт ей нужен. Конечно же, чтобы домой вернуться. Ага. Верю. С такой не только спать, но и вообще находиться в одном помещении опасно.

Я убрала сферу тишины, и на нас обеих обрушились звуки заоконной жизни. Судя по возгласам, заботливый отец согнал кого-то с велосипеда. И этим «кто-то» был не Инген, а его братец Энгит. Вот уж чего не ожидала, так это его возни с велосипедом. Ничего, приехал строгий папа и сейчас выстроит сыновей на плацу… то есть во дворе. То есть уже выстроил… Пора выходить на крыльцо, пока папаша не вручил деткам по зубной щётке и не послал заниматься уборкой территории.

Вот что он умеет лучше всех, так мгновенно ориентироваться в обстановке. Посторонние лошади, глубокие следы от тяжёлого транспортного средства и наличие заспанных солдат на заднем дворе сразу навели его на правильные мысли.

— У нас гости? — негромко поинтересовался он.

У нас… Хорошо сказано, дорогой сосед. Браво.

— Поосторожнее с ней, — предупредила я. — Она из моего мира, но тут уже давно.

— С кольцом? — и вопросы «в лоб» он тоже умеет задавать лучше всех.

Я молча кивнула, скосив глаза на открытую дверь.

— Не советую с ней сближаться, — совсем уже шёпотом сказала я. — Змея.

Ответом мне был ну очень странный взгляд. Если бы я его совсем не знала, приняла бы это за лукавство. Но я его немножечко знаю. Не умеет он лукавить. Физически не умеет.

— Да, мальчишкам я свой велосипед сама дала, пусть катаются, — добавила я громче, спиной чувствуя, как братцы чуть не запрыгали от восторга.

— Сядут они тебе на голову, — проворчал Дойлен, больше для порядка, чем из недовольства. И снова одарил меня тем же странным взглядом. — Представь меня гостье, будь добра.

— А своего спутника ты представить не хочешь? — Я только и успела бросить один быстрый взгляд назад, на спешившегося «мутного типа»… и оторопела.

Блондин. Голубоглазый дикарь-северянин. Крепкий широколицый дядька на вид лет пятидесяти, в ошейнике раба, в потёртой до неприличия кожаной куртке, аналогичных штанах и прохудившихся сапогах, но с длинным ножом за поясом. И смотрит, как… как равный.

В княжестве не бывает таких — свободных даже в рабском ошейнике…

— Попозже, — хмыкнул дорогой сосед, заметив мою оторопь. — Никуда он не денется, подождёт.

Он ничего не сказал по поводу моего иномирового наряда, только глазами дыры на мне протирал. Было бы на что глазеть-то, здесь в моде маленькие круглые пышечки, а не долговязые велосипедистки. И…мне было откровенно неприятно такое отношение. Здесь колдуньи обладают ровно теми же правами, что и колдуны. Магия уравняла сильных и слабых, сыграв роль изобретений полковника Кольта и лейтенанта Калашникова. Ведьмак, поднявший руку на жену, рискует получить боевым заклинанием в лоб, оттого ведьмы и магички так самоуверенны. У простецов всё как обычно: баба — вещь. Поэтому мне не нравится этот взгляд. Смотрит вот именно как на предмет. Пусть экзотический, доставшийся дорогой ценой, пусть своенравный, но всё-таки не заслуживающий права быть равным. И ведь понимает, за что получил отставку. Понимает, но всё время наступает на те же грабли.

Что за человек, а?

Зато он знает, что я не наговорю лишнего при посторонних. Хоть избавлена от этих его подозрений, основанных на уверенности, что женщина физически не способна удержать язык за зубами. Интересно, на магичек его заблуждение распространяется? Помнится, он характеризовал женскую часть общественной прослойки магов не слишком лестными эпитетами, среди которых сравнение с гадюкой казалось комплиментом. Впрочем, за столом он повёл себя образцово: с гостьей был вежливо сдержан, со мной — любезен и обходителен. Зато Надин откровенно его «клеила», не стесняясь даже моего присутствия. Арсенал обольщения образца 1912 года позабавил: то «пламенный» взгляд густо подкрашенных глаз, то головку повернёт в профиль, то «томно» вздохнёт, то примет «патетическую» позу, явно скопированную из немого кинематографа, то изящно прикурит… Собственно, из-за этого мы ни о чём поговорить и не смогли, магичка явно не желала настраиваться на серьёзный лад. Я начала потихоньку закипать. Тоже мне, заговорщица: стоило увидеть более-менее привлекательного мужчину, как у неё проснулся охотничий инстинкт и отключились мозги. Либо настолько привыкла, что у ног магички обязан лежать штабель из кавалеров, либо изначально характер такой. Хотя второе вряд ли: нимфоманка не пробилась бы в магички, там такой жестокий отбор даже из «потомственных», что не всякая Одарённая выдержит. Будущая магичка просто не может себе позволить ни единой слабости, пока не получит золотой медальон. А вот потом — совсем другое дело.

Положение спас, если так можно выразиться, курьер, привезший ларец с «артефактами» и письмо от Ульсы. Вообще-то я ждала, что наш маг повременит с подзарядкой телефонов, пока я приеду в Рему, но, видимо, успел разрядить их раньше. Разумеется, тайна ларца, которую я гостье раскрывать не собиралась — а она не могла не видеть, что там нет ничего магического — пробудила любопытство. Прямо спрашивать считается среди колдунов дурным тоном, но добывать секреты окольными путями они учатся, наверное, ещё до того, как начинают ходить. Ничего необычного, просто вопрос выживания. Нелюбопытный маг либо не поднимется выше управского уровня, либо отправится «за грань» в качестве подарка Великому Артефакту. Правда, и тому, кто не умеет держать своё любопытство в узде, тоже не поздоровится. Так что Надин, сумевшая за сто лет подняться достаточно высоко — та ещё штучка. Теперь её из моего дома не выкурить, пока она не дознается, что там такое в ларце.

Вечер прошёл настолько беспокойно, что к темноте я сама была похожа на рассерженную змею. Гостья-магичка, мальчишки, старший Дойленов сынок с Ирочкой, служанки, свита Надин — все будто сговорились довести нас с Риеной до инфаркта. Под конец более выдержанная экономка сказала: «Ступайте, госпожа моя, отдохните. Я сама справлюсь». А потом, когда дом хоть немного перестал напоминать психушку, в спальню пришёл Дойлен и с порога заявил, что спать будет здесь. Ибо все прочие комнаты уже заняты, на сеновале холодно, а магичка не должна даже заподозрить, что мы с ним, так сказать, в разводе. От такой наглости я даже забыла, что собиралась порасспросить его насчёт того типа с ножом.

— Как ты про неё сказала? — спросил он, стаскивая сапоги. — Змея? Ты права. От ядовитых змей лучше держаться подальше, но, говорят, столичные маги делают из их яда какие-то целебные снадобья.

— Намёк поняла, — процедила я, «колдуя» над телефоном Ульсы. Делов-то — проверить на предмет новых файлов и спрятать аудиозаписи в скрытую папку. — Насчёт воспользоваться моей комнатой — тоже логично. Но если ты…

— Не бойся, — криво усмехнулся Дойлен, понявший меня с полуслова. — Пока в этом мире есть магия, твой запрет я преодолеть не смогу… Может, снимешь его, а? Тебе ведь нравилось то, что мы вытворяли по ночам, и не понравилось то, что я делал днём. Согласен, тут я наломал дров, и клянусь, что этого больше не повторится.

— Именно это, может, и не повторится. Зато других дров наломаем. Оба. А мне меньше всего на свете хочется, чтобы наши планы сорвались из-за… прости, из песни слова не выкинешь — из-за похоти, — сказала я, отключив от зарядного один «артефакт» и подключая второй. Потом уложила всё в тот же ларец, закрыла крышку и проверила запирающие заклинания. Когда в доме змея, лучше перебдеть. — Маленькие слабости могут обернуться большими бедами.

— Глупости ты говоришь, — я стояла к нему спиной, но просто почувствовала, как он ухмыляется. Беззлобно, но с эдаким намёком. — Хотя… Может, ты и права. Когда душа с телом в разладе, это плохо, сам знаю. Люблю жену, а тебя хочу так, что в голове мутится. И после ночей с тобой я тоже был как запойный пьяница после трёх кувшинов крепкого вина.

— Вот видишь, — я обернулась к нему с виноватой улыбкой — нужно немного польстить его мужскому самолюбию, иначе поссоримся. — Я ведь тоже… тоже не могла опомниться… до самого вечера. Потом снова приходил ты и начиналось всё сначала. Точно, как ты сказал — будто мы оба ушли в запой. Но сейчас не самое лучшее время для этого. Заговоры нужно строить на трезвую голову.

Я взобралась на кровать, не раздеваясь: запрет запретом, но так надёжнее. Меховое одеяло пахло далеко не французскими духами, как его ни проветривай, но без него можно было замёрзнуть. Привычно забралась под него, подоткнув уголки, и тут же почувствовала, как Дойлен потянул на себя противоположный край и привалился к моему боку.

— Хоть погреем друг друга, — в его голосе не было обиды, что меня, прямо скажем, очень удивило. — Или всё-таки снимешь запрет?

— Спокойной ночи, — вздохнула я. Этого человека ничем не проймёшь. Не буду и стараться.

В сон я буквально провалилась…

Я шла по лабиринту, где лишь тонкие световые извивы на земле отмечали его невидимые стены. Стоило коснуться такой стены, как она превращалась в полупрозрачную упругую светящуюся плёнку, верхним краем уходившую в небо. Трава под ногами в этом мёртвом люминесцентном свете казалась чёрной… Я шла, лабиринт петлял. И вдруг световые полоски вильнули в разные стороны, словно узкий коридор расширился до огромной площади. Да ведь это и есть площадь — главная площадь Туримита, где мы сдавали экзамен на серебряный медальон. Вот и помост с аркой, вот и огромный рубин в золотой оправе. Но сейчас ночь, на площади — ни души. Я одна… Из рубина выбивается тоненький лучик, как от лазерной указки, и упирается в мой медальон.

— Подойди.

Голос знакомый. До боли, до судорог. Голос моего мужа. Разумом я понимаю, что его здесь нет и быть не может, что это наваждение, но всё равно поднимаюсь по ступенькам к самой арке.

Там — не сгусток тумана, как тогда, а зеркало. Гладкое, огромное зеркало. Но в нём вместо моего отражения — Паша. В новом сером с искоркой костюме, том самом, что я подарила ему ко дню рождения. Улыбается так радостно, будто у нас какой-то семейный праздник, а я только что вернулась с работы.

— Иди сюда, — радости и нежности в его голосе не меньше, чем в улыбке. — Забудь о нём, он тебя не достоин.

И протягивает руку. Прямо через поверхность зеркала.

Часть меня разомлевает, как воск на солнышке, но другая часть чётко осознаёт: настоящий Паша не может ничего знать о том, что здесь происходит. И с этим осознанием приходит страшная метаморфоза: вместо моего мужа в зеркале стоит киборг, будто сошедший с экрана саги о Терминаторе. Зеркальный человек всё ещё улыбается и протягивает руку, но эта улыбка вызывает такой ужас, что я бросаюсь бежать… и просыпаюсь.

За окном — рассвет. С меня градом катится пот, дыхание — как после скоростного подъёма на длинную горку с серьёзным градиентом. А Дойлен тоже не спит, тормошит меня за плечо.

— Ты кричала, — и в голосе, и в глазах у него — неподдельная тревога. — Сон?

— Д-да, — у меня от пережитого ужаса зуб на зуб не попадал.

— Успокойся, — сказал Дойлен. — Успокойся и попробуй рассказать.

— Но это… просто страшный сон, — едва слышно пискнула я.

— Ведьмам просто так ничего не снится. Рассказывай.

И я рассказала, как смогла. Не знаю, почему, но это помогло преодолеть страх, снова осознать чувство вины перед любимым человеком и уразуметь смысл предупреждения, коим я тоже поделилась со своим союзником.

— Маги — дрянь, — согласился Дойлен, подставляя мне плечо в качестве подушки. — Они нас используют, подставят под удар и сбегут с добычей. Но без их помощи мы к Артефакту не подберёмся… Ложись, милая моя, не бойся.

— Я не боюсь, — буркнула я, устраиваясь на его плече. — Всё равно вставать скоро. И… с тобой спокойнее.

Это правда, незачем кривить душой. Всегда спокойнее, когда рядом есть человек, с которым можно быть откровенной. А он, увы, не желает понимать, что для совместной жизни мало одного только доверия и умения доставить друг другу удовольствие.

Не тот мир. Не тот дом. Не тот мужчина.

Но я ищу дорогу — к тому миру, тому дому и тому мужчине. Я её найду, во что бы то ни стало.