Глава шестая. ХОЗЯИН ЗОЛОТОГО ДВОРА
Отгорел закат, сгустились сумерки, а они еще мчались; потом наступила темнота и пришла ночь. Когда они, наконец, остановились и соскочили с коней, даже у Арагорна тело онемело, и он почувствовал, как устал. Но Гэндальф позволил им отдыхать всего несколько часов. Гимли и Арагорн заснули, Леголас лежал, вытянувшись на спине, Гэндальф стоял, опершись на палку, и всматривался в темноту, поворачивая голову то на восток, то на запад. Вокруг была тишина, они никого не встретили и никого не видели. Когда маг поднял путников, по небу длинными полосами потянулись темные тучи, холодный ветер дул резкими порывами. В стылом свете месяца путники дальше поскакали так же быстро, как при свете дня.
Проходили часы, а четверо на трех конях продолжали скакать вперед. Гимли вздремнул и чуть не упал с коня, но Гэндальф вовремя его подхватил и встряхнул. Эрод и Хасуф, хотя и устали, но гордо скакали вслед за своим вожаком, который, казалось, был так же свеж, как и в начале пути, и несся вперед легкой серебристой тенью.
Месяц спрятался за тучи, и дохнуло пронизывающим холодом. Тьма на востоке начала бледнеть. Из-за черной стены дальнего Приречного Нагорья красными стрелами выстрелили первые рассветные лучи. День начинался ясный, ветер дул ровно, травы шелестели и гнулись. Вдруг Серосвет остановился и заржал. Гэндальф протянул руку вперед.
— Смотрите! — сказал он.
Путники подняли усталые глаза. Перед ними высились снежные вершины над крутыми склонами с черными полосами ущелий. Это были южные Белые Горы. Зеленые луга поднимались к предгорьям, где делились на множество долин, еще темных и мрачных, не тронутых светом дня. Долины узкими языками врезались в горы. Путешественники увидели, что самая широкая из них кончается далеко впереди беспорядочным нагромождением скал, над которыми вздымается один высокий пик. А в начале этой долины, как часовой, стоит одинокий холм, и у его подножия вьется серебристая нить бегущей с гор реки. Рассветный луч ударил в верхушку холма, и путники уловили блеск золота.
— Посмотри туда, Леголас, и скажи, что видишь, — попросил маг.
Леголас заслонил глаза от боковых лучей зари.
— Вижу белый поток, льющийся со снежных гор, — сказал он. — Там, где он вытекает из долины, стоит зеленый холм. Его окружают ров и колючая ограда. Внутри из-за ограды видны кровли домов, а посредине на зеленой террасе — высокий богатый дом людей. Если глаза меня не обманывают, он крыт золотом, во всяком случае, он блестит, как золотой. Столбы у его ворот тоже золотые. Там несколько вооруженных воинов в блестящих доспехах; остальные, вероятно, спят.
— Поселение вокруг этого дворца называется Эдорас, — пояснил Гэндальф. — А Золотой Дом — это Медусил. В нем живет Феоден сын Фингла, Король Рубежного Края. Мы прибыли на рассвете. Дорога перед нами прямая и хорошо видна, но передвигаться надо осторожно, потому что в этих краях идет война, а рохирримы, коневоды и всадники, не спят на посту. Советую никому из вас не вынимать оружия и не говорить дерзких слов, пока мы не предстанем перед троном Феодена.
День уже разгорался, когда всадники подъехали к быстрой речке. Она широкой петлей огибала холм и шла на восток, где, вероятно, питала болота, разливалась и впадала к Реку Энтов. Пока она преградила путь нашим путешественникам. Земля вокруг была зеленая, у берегов речки густо росли ивы. Здесь, на юге, концы их веточек уже были красноватыми в предчувствии близкой весны. Через поток был брод, где на низких берегах отпечаталось множество следов конских копыт. Всадники перешли речку и оказались на широкой дороге, ведущей к холму.
У подножия холма дорога проходила между куполообразными зелеными буграми, густо, как снегом, покрытыми мелкими белыми звездочками цветов.
— Посмотрите, — сказал Гэндальф. — Как хороши ясные глазки этих цветов на зелени. Их называют памятки, на местном языке симбельмины, потому что они круглый год цветут на тех местах, где кто-нибудь похоронен. Мы сейчас едем вдоль курганов, в которых спят предки Феодена.
— Семь курганов слева и девять справа, — произнес Арагорн, — много долгих человеческих жизней прошло со времени постройки Золотого Двора.
— Пятьсот раз опадали с тех пор красные листья в моем родном Лихолесье, — сказал Леголас, — но нам кажется, что это совсем немного.
— А для рохирримов это так долго, — сказал Арагорн, — что о том времени остались только песни, а воспоминания ушли в далекое прошлое. Жители этого края давно называют его родиной, землей отцов, и язык их уже сильно отличается от языка их северных соплеменников.
И он негромко запел песню на языке, которого не поняли ни эльф, ни гном. Слушать ее было приятно, потому что мелодия была красивой.
— Догадываюсь, что это язык рохирримов, — сказал Леголас. — Он, как травы этой страны, гибкий, буйный, роскошный, суровый и твердый, как горы. Но в твоей песне много горечи, и я не могу догадаться, что так печалит смертных.
— Хорошо, попробую перевести ее для вас на Всеобщий язык, — сказал Арагорн:
Где теперь всадник и конь,
Где рог, что звал нас в поле?
Где кольчуга и шлем,
И крыло волос на ветру?
Где ярких костров огонь
И ловкость сильных ладоней,
Где звонкое пенье арф
И веселых танцоров круг?
Где время весны в цветах?
Где золото урожая?
Все прошло, словно дождь в горах,
Все развеял ветер полей!
На запад за Мглистые Горы
Дни уходят, как умирают
А пепел кто соберет
Меж обгорелых пней?
Кто помнит, как падал лес?
Кто слышал, как улетают
Годы, прилетевшие из-за морей?..
— Эту песню сложил в давние времена забытый ныне роханский менестрель, вспоминая, как строен и красив был Юный Эорл, который привел народ с Севера. У его скакуна на ногах были крылья, и его звали Фелар, отец коней. До сих пор о них люди поют.
Арагорн рассказывал, а тем временем они проехали молчаливые курганы, вступили на извилистую дорогу, ведущую на холм, и скоро оказались у широких, встречающих степной ветер Ворот Эдораса.
Их сразу же окружили люди в блестящих доспехах и копьями загородили въезд.
— Стойте, чужеземцы! — закричали они на своем языке.
Затем стали спрашивать имена путников и цель путешествия. В их глазах читалось удивление, смешанное с неприязнью. На Гэндальфа смотрели совсем подозрительно.
— Я понимаю ваш язык, — ответил по-рохански Гэндальф. — Но мало кто из чужеземцев им владеет. Если хотите получить ответ, почему не говорите на общепринятом Вестроне?
— Приказ Короля Феодена — не открывать ворота никому, кто не знает нашего языка и не является нашим другом, — ответил один из часовых. — Сейчас время военное, и мы неохотно принимаем иноплеменных гостей, исключение составляют только гондорцы из Мундура. Кто вы такие, что так беспечно ездите по степи на конях, похожих на наших скакунов? Мы давно стоим на карауле и издалека вас заметили. Здесь никогда раньше не видели таких необычных всадников, и конь, на котором ты сидишь, необыкновенный. Если глазам верить, он из породы мирасов. Может, ты одурманил нас чарами? Может быть, ты колдун, шпион Сарумана, и вы все — призраки, насланные им? Говори!
— Мы не призраки, — вмешался в разговор Арагорн. — Глаза вас не обманывают. Это кони из ваших конюшен, ты их узнал и зачем-то спрашиваешь! Злодеи не вернулись бы с конями к конюшням хозяина. Вот это — Хасуф и Эрод, скакуны, которых одолжил нам два дня назад Эомер, Третий Полководец Рубежного Края. Мы их привели, как обещали. Разве Эомер еще не вернулся и не предупредил о нашем прибытии?
Часовой явно смутился.
— Об Эомере я вам ничего сказать не могу, — ответил он. — Если ты говоришь правду, то Король наверняка что-то об этом знает. Может быть, вас и ждут. Но два дня назад под вечер сюда приходил Причмок и объявил, что по распоряжению Феодена ни один чужеземец отныне не должен пройти в ворота.
— Ах, Причмок! — сказал Гэндальф, внимательно глядя на стражника. — Можешь больше ничего не говорить. У нас дело не к нему, а к Властителю Рубежного Края. И дело неотложное! Ты пойдешь сам или кого-нибудь пошлешь доложить о нас Королю?
Глаза Гэндальфа при этом как-то странно сверкнули. Он еще раз всмотрелся в рохиррима.
— Сам пойду, — ответил тот, подумав. — Какие имена назвать Королю? Что о вас сказать? Ты кажешься старым и усталым, а вместе с тем ты грозен и суров.
— Ты кое-что уже правильно понял, — сказал маг. — Ибо я Гэндальф. Я вернулся. Видишь: я привел коня. Это сам Серосвет, который одного меня признает хозяином. Со мной Арагорн сын Араторна, наследник Великих Королей. Остальные — эльф Леголас и гном Гимли — наши друзья. Иди и скажи своему королю, что мы стоим у его ворот и будем с ним говорить, если он пустит нас ко двору.
— Странные у вас имена! Но я попробую их назвать своему Повелителю. Посмотрим, что решит Король! — сказал стражник. — Ждите, я принесу вам его ответ. Не очень надейтесь, однако. Время сейчас суровое.
И он ушел, оставив мага и его спутников у ворот под охраной своих соплеменников.
Вернулся он довольно быстро.
— Идите за мной, — сказал он. — Феоден разрешил вас впустить.
Ворота, наконец, открылись; путешественники друг за другом вошли в них, следуя за стражником, и оказались на широкой улице, мощеной тесаным камнем, поднимающейся в гору где извилисто, где ступенями. Прошли мимо множества деревянных домов с темными дворами. Вдоль улицы плескался в каменном желобе искрящийся поток.
Улица доходила до вершины холма. Там на зеленой террасе был большой дом на высоком помосте, перед которым из камня, вытесанного в форме конской головы, бил источник. Вода весело стекала из него в большой фонтан, а оттуда — в речку. К помосту вели широкие и высокие ступени. На последней ступени с двух сторон были каменные скамьи, на которых сидели стражники с обнаженными мечами на коленях. Их золотистые волосы были заплетены в косы. Солнце отражалось в зеленых щитах и играло на полированных латах. Когда стражи встали со скамей, путники увидели, что они были очень высокого роста.
— Вход перед вами, — сказал приведший их стражник. — Мне надо вернуться к воротам. Прощайте! Да будет с вами милость Короля Рубежного Края.
Путешественники пошли по большим ступеням под зорким оком часовых. Гвардейцы Короля молча смотрели на них сверху вниз до тех пор, пока Гэндальф не оказался на верхней ступеньке. Как только он занес ногу, чтобы поставить ее на каменный помост, гвардейцы неожиданно звонким хором приветствовали прибывших на своем родном языке.
— Привет вам, путники из дальних стран!
При этом они повернули мечи рукоятями к гостям в знак мирных намерений. Зеленые камни в эфесах заблестели на солнце. Потом один из гвардейцев выступил из шеренги и произнес на Всеобщем языке:
— Я привратник Феодена. Мое имя — Гама. Моя просьба — сложите все оружие, прежде чем войдете во дворец.
Леголас первым отдал ему в руки кинжал с серебряной рукоятью, колчан и лук.
— Получше стереги мое оружие, — сказал он. — Оно из Золотого Леса и досталось мне в дар от Владычицы Лориэна.
Привратник удивленно заморгал и поспешно сложил оружие эльфа под стеной, будто опасаясь до него дотрагиваться.
— Обещаю, что никто из людей его не тронет, — сказал он.
Арагорн заколебался.
— Моя воля не велит мне снимать меч и передавать Андрил в другие руки.
— Но такова воля Феодена, — сказал Гама.
— Я не уверен, что воля Феодена сына Фингла, который правит Роханом, должна преобладать над волей Арагорна сына Араторна, наследника Элендила Гондорского.
— Ты стоишь перед домом Феодена, а не Арагорна, даже стань он Королем Гондора и сядь на место Денэтора, — ответил Гама, быстро вставая в дверях и преграждая дорогу. Его меч оказался повернутым острием к гостям.
— Бессмысленный спор, — вмешался Гэндальф. — Мы стоим перед дворцом Феодена и возражать бесполезно. Здесь закон — слово Феодена, будь оно хоть мудро, хоть глупо.
— Все это так, — сказал Арагорн, — я охотно выполнил бы пожелание хозяина, будь это шалаш, а не дворец, если бы носил у пояса другой меч. Но это Андрил.
— Как бы твой меч ни назывался, клади его сюда, — сказал Гама, — если не хочешь сражаться в одиночку со всеми воинами Эдораса.
— В одиночку он бы не сражался, — отозвался Гимли, проводя пальцем по лезвию топорика и грозно глядя на привратника, будто тот был молодым деревцем, которое надо срубить. — Один бы не сражался.
— Тихо, тихо! — сказал Гэндальф. — Мы все тут друзья. Во всяком случае, должны быть друзьями. Ссорой мы ничего не добьемся, только в Мордоре порадуются. Наше дело не ждет. Я отдаю свой меч. Стереги его, почтенный Гама, как можно лучше, ибо это Гламдринг, выкованный эльфами в Незапамятные Времена. И пропусти меня. Ну, теперь ты, Арагорн!
Арагорн неохотно отстегнул пояс и сам поставил свой меч у стены.
— Я оставлю Андрил здесь, — сказал он, — но не вздумай, Гама, тронуть его и никому не разрешай к нему прикасаться. В ножнах, изготовленных эльфами, скрыт клинок, который был сломан, а потом выкован заново. Первым его ковал Телхар в Незапамятные Времена. Меч Элендила дается лишь наследникам Элендила. Любой чужой, кто до него дотронется, падет, сраженный им.
— Будто все вы прилетели из Незапамятных Времен или вышли из легенды, — сказал привратник, отступив на шаг и с удивлением смотря на Арагорна. — Как ты пожелаешь, так и будет, господин.
— Ну, в компании с Андрилом моему топорику не стыдно будет полежать, — пробормотал Гимли и положил свое оружие под стену. — Мы все сделали, как ты хотел. Теперь веди к своему Королю.
Но привратник еще колебался.
— Будь добр, — обратился он к Гэндальфу, — оставь здесь и свою палку.
— Ну, это уж слишком! — ответил Гэндальф. — То была предосторожность, а это неучтивость. Я стар. Если не разрешишь мне войти, опираясь на палку, то я сяду тут и подожду, пока Феоден сам не приковыляет ко мне.
Арагорн засмеялся.
— У каждого есть свое сокровище. Неужели вы лишите старика последней опоры? Позволь нам пройти, наконец!
— Палка в руках мага может оказаться чем-то большим, нежели просто опорой в старости, — ответил Гама. Он внимательно посмотрел на ясеневую палку, на которую спокойно опирался Гэндальф. — В некоторых случаях, однако, можно принять особое решение. Я верю, что вы пришли как друзья и достойны уважения; у таких гостей не должно быть худых намерений. Проходите!
Гвардейцы отодвинули тяжелые засовы, распахнули двери, которые медленно раздвинулись внутрь на скрипучих петлях. Гости вошли во дворец. Внутри было полутемно и после утренней свежести на холме показалось душно. Парадный зал был длинным, с мощными столбами, подпирающими высокий потолок. Из восточных окон под самым потолком падали пучки света и ложились на пол теплым узором. Через отверстие в крыше к бледно-голубому небу поднимались струи пара. Когда вошедшие привыкли к полумраку, то увидели, что пол выложен цветными камнями и под ногами у них вьются рунические надписи и переплетаются странные фигуры. Колонны оказались украшены богатой резьбой, и на них сохранились остатки старинной росписи с позолотой. На стенах висели огромные тканые картины, изображавшие героев старинных легенд. Одна картина висела так, что на нее падал солнечный свет. Гости увидели молодого воина на белом коне. Юноша трубил в огромный рог, его золотистые волосы развевались на ветру. Конь поднял голову, раздувая розовые ноздри в предчувствии битвы. Зеленые волны с белой пеной достигали коню до колен.
— Смотрите! Это Юный Эорл, — объяснил Арагорн. — Таким он был, когда выступил с севера на битву при Келебранте.
Друзья пошли дальше и оказались в большом помещении с длинным каменным очагом посредине, в котором горел огонь. У южной стены, противоположной входу, три широкие ступени вели на возвышение. На нем в большом позолоченном кресле сидел старик, согбенный под бременем лет, казавшийся почти карликом. Его длинные волосы, заплетенные в толстые косы, свисали из-под тяжелого золотого обруча, сжимавшего виски. Надо лбом в обруче сверкал огромный белый алмаз. Белая, как снег, борода лежала на коленях. Только в глазах был живой блеск, когда он посмотрел на вошедших. За троном стояла женщина в белом платье. У ног властителя на ступенях сидел худой человек с бледным хитрым лицом и припухшими веками. Было тихо.
Старик сидел неподвижно. Наконец, Гэндальф произнес:
— Привет тебе, Феоден сын Фингла! Я вернулся, ибо грядет буря, и друзья должны держаться вместе, чтобы не погибнуть поодиночке.
Старик медленно выпрямился, тяжело опираясь на короткий черный жезл с набалдашником из белой кости. Те, кто видел его впервые, с удивлением обнаружили, что он был сутул, но очень высок, а в молодости, вероятно, удивлял всех благородной осанкой.
— Привет и тебе, — сказал он сухо. — Надеюсь, ты не ждешь, что я с радостью тебя встречу. Если говорить откровенно, твое появление в моем доме совсем не радость, почтенный Гэндальф. Ты всегда возвещаешь о несчастьях. Беды слетаются за тобой, как воронье, и с каждым новым твоим приездом их все больше. Не буду лгать: когда я услышал, что Серосвет прискакал без седока, я радовался возвращению жеребца, но еще больше — гибели всадника. А когда Эомер сообщил, что ты, Гэндальф, наконец ушел в самый долгий путь, я не оплакивал тебя. Но вести издалека часто искажаются. Ты снова здесь, и, как следовало ожидать, принес еще худшие вести, чем раньше. Как же мне радоваться при виде тебя, Гэндальф, Провозвестник Бури?
И Король снова медленно опустился на трон.
— Справедливы твои слова, господин мой! — отозвался бледный придворный, сидевший на ступеньках у ног Короля. — Пяти дней не прошло со времени горестного известия о том, что на полях Западного Эммета пал твой сын Феоред, правая рука Короля и Второй Полководец Рубежного Края. Нельзя доверять Эомеру. Если бы он тут распоряжался, немного бы воинов осталось охранять твою столицу. Сейчас из Гондора дошло до нас предупреждение о том, что Черный Властелин готовит нападение с востока. И в такой час этот бродяга снова здесь! Разве можно встречать его добром? Не гостем, а Зловестником надо его звать. Плохие вести — плохой гость! Придворный ядовито засмеялся и, на мгновение приподняв припухшие веки, сверкнул на чужеземцев черными глазами.
— Ты здесь считаешься мудрецом, Причмок, и наверняка Король думает, что ты ему большая поддержка, — тихо произнес Гэндальф. — Но плохие вести можно приносить по-разному. Можно быть их виновником, и можно быть другом, который в счастье уходит, а в несчастье оказывается рядом и предлагает помощь.
— Бывает еще и третий случай, — отозвался Причмок. — Бывают гости, которые приходят рыться в объедках и лезут в чужие дела; хищники, отъедающиеся на войнах. Чем ты нам помог, Ворон? С чем пришел? В прошлый раз ты сам просил помощи. Король разрешил тебе выбрать коня, чтобы ты смог уехать. Все возмутились, когда ты посмел выбрать Серосвета. Король был глубоко оскорблен и обижен. Но многие из нас согласились, что стоит заплатить любую цену, чтобы от тебя отделаться. Я уверен, что и сейчас ты опять попросишь у нас помощи вместо того, чтобы попытаться нам ее оказать. Почему ты не привел воинов? Где твои кони, мечи, копья? Все это была бы помощь, и это мы бы взяли. А кто пришел с тобой? Три оборванца в серых лохмотьях, да и сам ты еще больше стал похож на нищего.
— Я вижу, Феоден сын Фингла, что в последнее время негостеприимным стал твой двор, — сказал маг. — Разве стражник, которого я послал к тебе от ворот, не назвал имен моих друзей? Владыки Рохана не часто принимали в своем доме таких именитых гостей. Оружие, оставленное нами на пороге, достойно, чтобы его носили самые могущественные смертные. На моих друзьях серые плащи, ибо так их одели эльфы, чтобы они могли избежать опасности и дойти до твоего дома.
— Значит, Эомер не лгал, что вы — союзники колдуньи из Золотого Леса? — воскликнул Причмок. — Меня это не удивляет, в Галадоне всегда плелись сети измены.
Гимли сделал шаг вперед, но рука Гэндальфа легла ему на плечо, и он замер на месте как камень, а Гэндальф тихо запел:
В Галадоне, в Лориэне,
Ты людской не встретишь тени,
Свет эльфийских долгих дней
От обычных скрыт людей.
Чистоты заветный хмель
Для смертных ты, Галадриэль!
Светла вода в твоей реке,
Бела звезда в твоей руке,
Колодец твой глубок и чист,
Свеж и нетронут каждый лист…
Тот край прекраснее мечты,
Нет в нем ни Зла, ни суеты!
Песня прозвучала выразительно. Кончив петь, Гэндальф вдруг преобразился. Он сбросил старый плащ, выпрямился, перестал опираться на палку и произнес звучным холодным голосом:
— Мудрый говорит только о том, что хорошо знает, Грима сын Галмода, по прозванию Причмок! Ты шипишь, как ядовитая змея. Лучше молчи, держи за зубами ядовитый язык! Не за тем я прошел огонь и воду, чтобы пререкаться с лживым слугой, когда приближается буря!
Маг поднял палку. Все услышали глухой раскат грома. Солнце в восточных окнах погасло, и зал погрузился во тьму. Огонь в очаге потускнел, дрова подернулись пеплом. Во мраке был виден лишь Гэндальф в белом, стройный и светлый.
Голос Причмока зашипел в темноте:
— Разве я не говорил тебе, о Король, чтобы его не впускали сюда с палкой? Дурень Гама нарушил приказ!
В темноте снова блеснуло. Потом наступила тишина. Причмок упал ничком.
— Теперь выслушай меня, Феоден сын Фингла! — сказал Гэндальф. — Тебе нужна помощь? — он поднял палку и указал на отверстие в крыше. На небе темнота немного рассеялась, и высоко вверху прорвалось озерцо ясной синевы. — Мрак не весь мир застилает. Воспрянь духом и наберись мужества, Повелитель Рохана, и это будет самая лучшая помощь. У меня нет советов для тех, кто отчаялся и не верит в спасение. Но тебе я хочу дать совет, и я несу тебе слова утешения. Хочешь их услышать? Они — не для всяких ушей. Прошу тебя, выйди со мной на порог и посмотри на свой край. Слишком долго ты просидел в темноте, слушая лживых доносчиков и изменников-шептунов!
Феоден медленно сдвинулся с места. В зале стало немного светлее. Женщина в белом платье поспешила к Королю и взяла его под руку. Старец неверным шагом сошел с возвышения и направился к дверям. Причмок по-прежнему лежал ничком на полу. Когда они подошли к выходу, Гэндальф застучал в дверь.
— Отворите! — крикнул он. — Король идет!
Двери распахнулись, и прохладный ветер со свистом влетел в зал. На холме было свежо.
— Прикажи, Повелитель, чтобы твоя стража сошла на нижнюю ступеньку, — попросил Гэндальф. — А ты, госпожа, можешь сейчас оставить нас. Обещаю тебе позаботиться о Короле.
— Иди, Эовина, дочь сестры моей! — сказал Король. — Час тревоги прошел.
Женщина легким шагом вернулась во дворец. У порога она оглянулась. У нее были большие внимательные глаза, на Короля она смотрела со спокойной нежностью и жалостью. Она была молода и очень красива, волосы золотым ручьем струились по плечам. В белом платье, подпоясанном серебряным обручем, она казалась гибкой и хрупкой, но одновременно была сильна и горда, как подобает дочери королей. Вот так Арагорн в полном свете дня увидел Эовину, королевну Рохана, нежную и холодную, как свежее весеннее утро, не расцветшую еще полным цветом женское красоты. В эту минуту она увидела Арагорна, наследника великого рода, умудренного опытом многих прожитых лет. И хотя свое величие Арагорн скрывал под серым плащом, Эовина его угадала. На секунду она замерла, но тут же очнулась, повернулась и быстро ушла.
— Вот теперь, Повелитель, — сказал Гэндальф, — посмотри на свою страну! Вдохни свежего воздуха!
С высокой террасы на холме открывался широкий вид на зеленые степи за рекой, уходящие в серую даль. На западе полнеба закрывали темные тучи; косые полосы дождей, подгоняемые ветром, соединяли небо и землю. Где-то за невидимыми вершинами сверкали молнии. Но ветер изменился, дул уже с севера, а буря, которая двигалась с востока, отступала на юг, к Морю. Сквозь разорванные облака вдруг пробился солнечный луч. Дождь заискрился серебром, река вдали показалась парчовой лентой.
— Уже не так темно, — сказал Феоден.
— Не так темно, — согласился Гэндальф. — И возраст еще не выпил всю силу из твоих рук, как многим хотелось бы думать. Отбрось палку.
Черный жезл со стуком выпал из руки Короля на камни. Феоден выпрямился медленно, как человек, долго несший тяжкий груз. Он снова становился прямым и высоким, а когда еще раз посмотрел в открытое небо, его глаза поголубели.
— Грустный сон мне все время снился, — сказал он. — Сейчас я будто просыпаюсь. Жаль, что ты не приходил раньше, Гэндальф. Я боюсь, что уже поздно, и что ты пришел, чтобы присутствовать при закате моего рода. Недолго простоять Двору, который построил Брего сын Эорла. Огонь уничтожит наше горное гнездо. Что можно сделать?
— Очень многое, — ответил Гэндальф. — Сначала призови Эомера. Я, наверное, правильно догадался, что ты заключил его под стражу по совету Гримы, которого все, кроме тебя, зовут Причмоком?
— Да, — ответил Феоден. — Эомер не подчинился моему приказанию и в моем доме грозился убить Гриму.
— Но ведь можно любить тебя — и не любить Причмока, не доверять его советам, — сказал Гэндальф.
— Может быть, ты прав. Я сделаю, что ты хочешь. Позови Гаму. Оказавшись ненадежным привратником, он может оказаться хорошим гонцом. Виноватый приведет на суд другого виноватого, — произнес Феоден суровым тоном и улыбнулся Гэндальфу. Сетка грустных морщин на его лице разгладилась.
Когда Гама с удовольствием побежал выполнять поручение, Гэндальф отвел Феодена на каменную скамью, а сам сел перед ним на верхней ступеньке. Арагорн и его друзья встали поодаль.
— Мне не хватит времени, чтобы сейчас рассказать тебе все, что ты должен услышать, — сказал Гэндальф. — Если меня не обманывает надежда, скоро я смогу побеседовать с тобой подольше. Знай, о Король, что тебе грозит опасность пострашнее тех кошмаров, которыми отравлял твои сны Причмок. Но сейчас ты не спишь. Ты жив! Две страны — Гондор и Рохан — не одиноки в борьбе. Враг очень силен, но нам светит надежда, о которой он не знает.
Гэндальф быстро и тихо заговорил, так что кроме Короля никто его слов не услышал. Но по мере того, как Гэндальф говорил, глаза Феодена загорались живым блеском, и, наконец, он встал во весь свой огромный рост, и Гэндальф встал рядом с ним, и они вместе смотрели на восток.
— Вот так, — сказал Гэндальф обычным своим громким и звучным голосом. — Теперь в той стране, где таится самая страшная угроза, свила гнездо надежда. Наша судьба висит на тонкой ниточке. Но надежда пока жива и не погаснет, если хоть какое-то время мы поддержим ее тем, что сами выстоим.
Все тоже посмотрели на восток. Над открытыми широкими полями, туда, куда не достигал взгляд, на черные горы, в страну мрака летели их мысли с тревогой и надеждой. Где сейчас Несущий Кольцо? Как тонка ниточка, на которой держится судьба!
Когда Леголас напряженно смотрел вдаль зоркими эльфийскими глазами, ему показалось, что он видит светлый блик солнца на шпиле Сторожевой Башни, а еще дальше, за Крепостью Последней Надежды, в совсем немыслимой дали — поднимающийся тусклой угрозой язык пламени.
Феоден тяжело сел, будто его старость и усталость еще боролись с железной волей Гэндальфа. Посмотрел на свой пышный дворец.
— Жаль, — промолвил он, — что в моей жизни настали лихие дни, и как раз тогда, когда я стал стар и жду заслуженного покоя. Жаль мужественного Боромира! Горе, когда молодые гибнут раньше стариков, — и он уперся морщинистыми руками в колени.
— Твои пальцы вспомнят прежнюю силу, когда сожмут рукоять меча, — сказал Гэндальф.
Феоден встал и тронул рукой бок, но у пояса меча не было.
— Куда этот Грима девал мой меч? — негромко спросил он.
— Возьми мой, о любимый Повелитель! — послышался звонкий голос. — Он всегда служил только тебе!
Два воина взбежали на террасу и встали на второй ступеньке лестницы. Один из них Эомер. На нем не было ни лат, ни шлема, но в руке он держал обнаженный меч. Он преклонил колени и протянул меч Королю рукоятью вперед.
— Как это понимать? — сурово спросил Феоден.
Он обращался к Эомеру, а остальные с удивлением смотрели на него, не узнавая, таким он стал высоким, прямым и гордым. Куда девался согбенный старец, которого совсем недавно видели только в кресле или тяжело опирающимся на палку?
— Это я виноват, — ответил, дрожа, Гама. — Я понял, что Эомер прощен и свободен. Я совершил ошибку от радости, решив, что раз он полководец, то надо вернуть ему меч, о чем он и сам просил.
— Просил, чтобы положить его к твоим ногам, мой Король! — сказал Эомер.
Некоторое время стояла тишина. Феоден смотрел сверху вниз на коленопреклоненного воина. Никто не двигался.
— Возьми меч, Король! — сказал Гэндальф.
Феоден медленно протянул руку. Когда его пальцы коснулись рукояти, окружающим показалось, что они видят, как новой силой наливаются узловатые руки. Вдруг Король поднял меч над головой и стал его быстро вращать, так что искры посыпались. Громко крикнул зычным голосом, и над холмом разнесся призыв:
В бой, конница Феодена!
Ждут кровавые подвиги, —
Тьма на востоке!
Седлайте коней, пусть звучат рога!
Вперед, племя Эорла!
Гвардейцы, решив, что Король их зовет, подскочили к нему, с удивлением посмотрели на него, и все, как один, вынув из ножен мечи, опустили их остриями к его ногам.
— Веди нас! — раздался их дружный крик.
— Весту Феоден Хал! — воскликнул Эомер. — Какая радость видеть тебя снова в полной силе, Повелитель! Теперь никто не скажет, что Гэндальф приносит одни несчастья!
— Возьми свой меч, Эомер, сын сестры моей! — сказал Король. — А ты, Гама, найди мой. Я дал его на сохранение Гриме. Приведи его сюда. Гэндальф, ты обещал мне совет, если я захочу его принять. Какой совет ты мне дашь?
— Ты его уже принял, — ответил Гэндальф, — раз по-прежнему доверяешь Эомеру, а не тому презренному лжецу. Ты отбросил печаль и страх. Ты решил действовать. Отправь немедленно на запад всех мужей, умеющих сидеть на коне, как советовал тебе Эомер. Пока не поздно, надо предотвратить угрозу со стороны Сарумана. Если этого не сделать, мы погибнем. Если нам это удастся, займемся следующим делом. Всех, кто останется, женщин, детей и стариков, поскорее отправь в укрепленные горные убежища. Пусть беженцы не берут с собой ничего лишнего, дело идет не о богатстве, а о жизни и смерти.
— Совет хорош, — сказал Феоден. — Огласите мой приказ: пусть люди собираются в путь… А вы, мои гости… Правду говоришь, Гэндальф, негостеприимен стал мой Двор. Вы ехали всю ночь, а сейчас уже полдень. Вы устали, вы голодны. Пусть гостям немедленно приготовят покои, им надо поспать и поесть!
— Нет, Король! — сказал Арагорн. — Нам сейчас не время отдыхать. Воины Рохана садятся на коней, с ними будут наш топор, наш лук, наш меч. Не затем принесли мы с собой оружие, чтобы праздно лежало оно под стеной твоего Дома, Властитель Рубежного Края. Я обещал Эомеру, что наши мечи покинут ножны в одном бою.
— Значит, у нас есть надежда на победу! — воскликнул Эомер.
— Надежда есть, — ответил Гэндальф. — Но Исенгард силен. Подходят и другие беды. Не трать времени, Феоден, как только мы выступим, сразу веди своих подданных в Дунгарское Укрытие, в горы.
— Нет, Гэндальф! — ответил Король. — Ты, наверное, сам не знаешь силы совершенного тобой исцеления. Будет иначе. Я пойду во главе своих воинов и погибну в бою, если так суждено, тогда спокойным будет мой вечный сон.
— И даже если Рохан потерпит поражение, песни прославят его, — сказал Арагорн.
Вооруженные воины, стоявшие на холме, застучали мечами о щиты и закричали:
— Король с нами! Вперед, дети Эорла!
— Но народ нельзя оставить без вождя и без защиты, — сказал Гэндальф.
— Я подумал о выборе наместника до того, как мы выступим, — ответил Феоден. — Вон идет мой советник.
Из Дворца вышел Гама, а за ним, съежившись между двумя воинами, Причмок, еще более, чем обычно, бледный. Выйдя на свет, он заморгал и зажмурил глаза. Гама опустился на одно колено и подал Феодену длинный меч в ножнах, окованных золотом и украшенных зелеными камнями.
— Вот, о Король, твой старый меч Харгрим, — сказал он. — Я нашел его в сундуке Гримы. Он не хотел давать мне ключи. Там, кроме этого, нашлись вещи, которые пропадали у твоих придворных.
— Поклеп! — заныл Причмок. — Король сам отдал мне меч на хранение.
— А теперь сам беру его назад, — сказал Феоден. — Тебе это не нравится?
— Это твое оружие, о Король! — ответил Причмок. — Я пекусь о тебе и твоих делах. Но не переоцени своих сил. Пусть кто-нибудь другой развлекает незваных гостей. Сейчас обед подадут. Не изволишь ли сесть за стол?
— Изволю, — сказал Феоден. — Вместе с гостями. Войско уже выступает в Поход. Пусть герольды трубят сбор. Вызвать всех, кто есть в городе. Мужи, юноши, умеющие держать оружие и сидеть в седле, пусть выстроятся в конном строю у ворот к двум часам пополудни.
— Король милостивый! — крикнул Причмок. — Сбываются мои опасения. Этот чародей тебя околдовал! Неужели ты никого не оставишь охранять Золотой Двор твоих предков и его сокровища? А кто же позаботится о безопасности Короля Рохана?
— Если это даже колдовство, — ответил Феоден, — то оно уже принесло больше пользы, чем твои нашептывания. Позволь я тебе еще немного себя лечить, стал бы ходить на четырех, как скот. Нет, здесь я никого не оставлю, даже тебя. Грима пойдет с войском. Живо собирайся! Тебе еще хватит времени счистить ржавчину с твоего меча!
— О милости прошу, Повелитель! — взвыл Причмок, припадая к земле. — Смилуйся надо мной! На твоей службе я потерял силу и здоровье! Не удаляй меня от своей особы! Разреши хотя бы стоять рядом, когда все другие уйдут от тебя. Не отталкивай верного Гриму!
— Я оказываю тебе милость, — сказал Феоден, — и не удаляю тебя от своей особы. Я сам выступаю с войском. Предлагаю тебе ехать со мной, дабы ты смог оправдаться и доказать свою верность.
Причмок обвел взглядом окружающих. В его глазах был ужас загнанного зверя, который ищет лазейку, чтобы удрать от взявших его в кольцо охотников. Длинным языком он облизал дрожащие губы.
— Учитывая преклонные годы достойного потомка Эорла, такого решения можно было ожидать, — сказал он. — Но те, кто любит его по-настоящему, должны были пощадить его старость. Я вижу, что опоздал. Короля успели перетянуть на свою сторону другие советчики, которых его смерть опечалит меньше, чем меня. Я уже не могу изменить того, что сделали пришельцы. Так выслушай, Король, мою последнюю просьбу. Оставь в городе наместника, который знает твои помыслы и уважает твою волю. Выбери достойного. Позволь, пока не вернешься, вернейшему твоему советнику, Гриме, следить за порядком. И молю судьбу, чтобы она дала нам в скором времени счастье встретить тебя дома, несмотря на то, что здравый рассудок отказывается верить в удачное твое возвращение!
Стоявший рядом Эомер расхохотался.
— А если твоей просьбы окажется недостаточно, чтобы почетной должностью спастись от участия в боях, почтеннейший Причмок, какой менее важный пост ты согласишься занять? — спросил он. — Может быть, останешься перевозить в горное укрытие мешки с мукой, если найдется кто-нибудь, кто тебе их доверит?
— Нет, Эомер, ты, видно, не понял еще всех замыслов почтеннейшего Причмока, — сказал Гэндальф, обращая на изменника проницательный взгляд. — Причмок и смел, и хитер. Даже сию минуту он продолжает опасную игру и выигрывает ход. Но он украл слишком много моего времени. На землю, гадина! — крикнул вдруг маг во весь голос. — В прах ничком! Говори, с каких пор служишь Саруману? Чем он тебе платит? Когда достойные мужи погибнут, ты останешься и возьмешь себе часть сокровищ, а также ту, которую давно желаешь? Долго ты приглядывался к ней из-под век и следил за каждым ее шагом!
Эомер схватился за меч.
— Я это знал! — воскликнул он. — Потому и хотел его убить, забыв о правилах Двора. Есть и другие поводы.
Он сделал шаг вперед, но Гэндальф удержал его руку.
— Эовина уже в безопасности, — сказал он. — А ты, Причмок, для своего настоящего хозяина уже сделал все, что мог. Заслуживаешь награды. Кстати, Саруман подчас не сдерживает обещаний; я бы посоветовал тебе поспешить к нему и напомнить о них, а то он совсем забудет о тебе и твоих заслугах.
— Это клевета, — сказал Причмок.
— Слишком часто ты обвиняешь окружающих, — сказал Гэндальф. — Я не клевещу. Видишь эту змею, Феоден? Брать его с собой так же опасно, как оставлять дома. Лучше всего было бы снять ему голову. Но он не всегда был таким подлым гадом, как сейчас. Был когда-то человеком и делал свое дело. Дай ему коня, пусть едет, куда хочет. И суди о нем по тому, как он себя дальше поведет.
— Слышишь, Причмок? — спросил Феоден. — Выбирай: ты едешь со мной на войну и в битве доказываешь свою верность, или едешь, куда хочешь, но если снова попадешься мне, снисхождения не жди!
Причмок медленно поднялся с земли. Посмотрел на собравшихся из-под тяжелых век. Потом медленно посмотрел в лицо Феодену и открыл рот, будто хотел что-то сказать. Вдруг весь напрягся, замахал руками. Глаза у него заблестели таким злобным блеском, что окружающие отступили от него, как от змеи. Он ощерил зубы, со свистом втянул воздух и неожиданно брызнул слюной под ноги Королю. Потом отскочил в сторону и стремглав пустился бежать вниз по лестнице.
— Кто-нибудь, побегите за ним, — приказал Феоден. — Надо проследить, чтобы он не принес больше вреда, но не бейте его и не задерживайте. Дайте ему коня, если захочет.
— И если найдется конь, который захочет его носить, — добавил Эомер.
Один гвардеец побежал вслед за изменником, другой принес в шлеме воды из фонтана под террасой и старательно омыл камни, оскверненные плевком Причмока.
— А сейчас прошу к столу, — сказал Феоден. — Прежде всего надо хоть немного поесть.
Все вернулись во дворец. Снизу уже слышались голоса герольдов и звуки боевых рогов. Король повелел выступать, как только подойдут вооруженные бойцы из города и из ближайших селений.
За королевский стол сели четыре гостя и Эомер, а прислуживала Королю его племянница Эовина. Ели и пили быстро. Феоден расспрашивал Гэндальфа о Сарумане, остальные молча слушали.
— Кто знает, когда началась измена! — говорил маг. — Саруман не всегда был злым. Без сомнения, было время, когда он был искренним другом Рохана и даже потом, когда сердце его остыло, помогал вам, потому что считал вас полезными. Но уже много лет он замышляет твою гибель и тайно собирает силы. Причмок все эти годы был его шпионом, и в Исенгарде знали обо всем, что у вас происходило. Причмок все время нашептывал тебе советы, отравлял тебе мысли, студил сердце, ослаблял тело. Друзья твои это видели, но ничего не могли сделать, потому что он, как змея, завладел твоей волей.
Когда я бежал из Ортханка и предостерег тебя, маска была сорвана; во всяком случае, те, кто хотел знать правду, увидели его истинный облик. Игра Причмока стала рискованной. Он пытался постоянно удерживать тебя от дел, не допускать единения всех сил в Рохане, скрыть новости. Он был ловок: усыплял бдительность или сеял страх, в зависимости от того, с кем имел дело. Помнишь, как он упрямо настаивал на том, чтобы ни одного воина не освобождать от большой охоты на диких гусей на севере, когда появилась угроза с запада? Он требовал, чтобы Эомеру запретили преследование рыщущих по степи орков. Если бы Эомер не нарушил приказа Причмока, произнесенного устами Короля, большая банда орков спокойно дошла бы до Исенгарда со своей бесценной добычей. Правда, добыча была не совсем та, которую Саруман всеми силами старается захватить, но все-таки это были двое из нашего Отряда, посвященные в тайну, о которой я даже тебе, Королю, не могу рассказать открыто. Тайна эта прямо связана с нашей последней надеждой. Страшна даже мысль о том, какие муки ожидали наших друзей, какие сведения вырвал бы у них Саруман и какую гибель это бы нам принесло!
— Сейчас я очень благодарен Эомеру, — сказал Феоден. — У него верное сердце, хотя строптивый нрав.
— Знай, Король, что у правды может быть искаженный облик, если смотреть на нее затуманенными глазами, — заметил маг.
— Мои глаза застилала слепота, — сказал Феоден. — Ты пришел вовремя. Я хочу одарить тебя, прежде чем мы выступим. Выбери себе все, что хочешь. Все мое — твое. Одного только не отдам — меча своих предков.
— Вовремя ли мы пришли, покажет время, — ответил Гэндальф. — А что касается дара, Король, то я выбираю то, что мне сейчас необходимо: быстрого и верного коня. Отдай мне Серосвета. Пока я его брал только на время, в долг, если можно так сказать. Сейчас я поеду на нем в опасный Поход, брошу серебро против черни. Я бы не хотел рисковать тем, что мне не принадлежит. Кроме того, мы с этим конем уже связаны дружбой.
— Хорош твой выбор, — сказал Феоден. — Охотно дарю его тебе. Это ценный дар. Другого такого коня на свете нет. В нем — кровь великолепных скакунов прошлого. Таких больше не будет. Но, кроме этого, прошу тебя, Гэндальф, и всех остальных гостей выбрать себе все, что надо, из моей оружейни. Мечи вам не нужны, но у нас найдутся шлемы и латы тонкой работы, которые мои предки получили от Властителей Гондора. Выбирайте, и пусть эти доспехи служат вам верно!
Тут же служители принесли из оружейной сокровищницы блестящие латы и помогли их надеть Арагорну и Леголасу. Друзья также получили шлемы и круглые щиты с золотыми шишаками, украшенными зелеными, красными и белыми камнями. Гэндальф лат нe взял, а Гимли они были не нужны, даже если бы в Эдорасе что-нибудь нашлось на его рост, потому что напрасно было среди человеческих доспехов искать кольчугу крепче, чем чешуйчатый панцирь, выкованный гномами в подземельях Одинокой Горы на севере. Он выбрал себе только кожаный шишак с железными полосами, хорошо сидевший на его круглой голове, и небольшой щит. На щите был нарисован белый конь в галопе на зеленом поле — герб рода Эорла.
— Пусть он надежно хранит тебя в бою! — сказал Феоден. — Этот щит сделали для меня еще при жизни Короля Фингла, когда я был мальчиком.
Гимли низко поклонился.
— Я с гордостью буду носить твой герб на щите, — ответил он и тут же добавил: — Коня лучше нести, чем на нем сидеть. Я бы хотел биться в пешем бою. Может быть, еще будет битва, где кони не понадобятся.
— Очень может быть! — ответил Феоден.
Король встал. Подошла Эовина с полным кубком вина.
— Ферту Феоден Хал! — произнесла она. — Прими этот кубок и выпей за удачный поход! Будь счастлив в пути и возвращайся в добром здравии!
Когда Феоден отпил из кубка, королевна по очереди обнесла им всех гостей. Перед Арагорном она задержалась и подняла на него ясный взгляд. Арагорн с улыбкой смотрел на ее красивое лицо. Принимая кубок, он дотронулся до ее руки и почувствовал, как вздрогнули ее пальцы.
— Будь здрав, Арагорн сын Араторна! — произнесла она.
— Будь здорова, королевна Рохана! — ответил воин, но улыбка сошла с его уст.
Все выпили по глотку из кубка, после чего Король вышел к войску. Его уже ждали гвардия и герольды, все военачальники и полководцы, а также достойнейшие мужи Рубежного Края, прибывшие из ближайших селений.
— Слушайте все! — объявил Феоден. — Ныне я выступаю, и быть может, это будет мой последний поход. Нет у меня детей. Единственный мой сын, Феодред, погиб. Объявляю своим наследником Эомера, сына моей сестры. Если ни один из нас не вернется, выберите достойного Короля по своему разумению. Сейчас надо кому-нибудь позаботиться о тех, кто останется здесь. Я должен назначить наместника, который бы это сделал и временно правил моим именем. Кто из вас останется?
Никто из мужей не отозвался.
— Назовите имя того, кого хотели бы видеть наместником! Кому больше всего доверяют люди?
— Роду Эорла, — отозвался Гама.
Но Эомер нужен войску, да и не согласится остаться, — сказал Король. — А он последний в роде.
— Я думал не об Эомере, — ответил Гама. — И он не последний. У него есть сестра, Эовина дочь Эомунда. У нее бесстрашное и благородное сердце. Ее все любят. Пусть она правит племенем Эорла во время твоего отсутствия, Король!
— Да будет так! — сказал Феоден. — Пусть герольды огласят мою волю.
Король сел на скамью перед входом в свой Золотой Дом. Эовина опустилась на колени и приняла из его рук короткий меч и красивый панцирь.
— Будь здорова и прощай, дочь моей сестры! — сказал Феоден. — В черный час расстаемся мы, но я надеюсь, что мы еще вместе с тобой вернемся в Золотой Двор. В крайнем случае, в Дунгарском Укрытии можно долго обороняться, а если мы проиграем битву, то все, кто останется в живых, придут туда.
— Вы победите, Король! — ответила девушка. — Каждый день будет мне казаться годом, пока ты не вернешься.
Но говоря так, она смотрела на Арагорна, стоявшего рядом с Королем.
— Король вернется, — сказал Арагорн. — Не бойся, Эовина. Не на западе, а на востоке свершится судьба.
Король встал и вместе с Гэндальфом сошел по ступеням. Все последовали за ним. Проходя через ворота, Арагорн еще раз обернулся. На верхней ступеньке перед входом в Золотой Дом стояла Эовина. Мечом она опиралась о землю, положив ладони на рукоять. В светлом панцире играло солнце, делая ее похожей на серебряную статуэтку.
Гимли шел с Леголасом, положив топор на плечо.
— Наконец-то! — сказал он. — Люди не могут обойтись без длинных слов, приступая к делу. Топорик греет мне руки. Не сомневаюсь, что рохирримы не подведут, когда дело дойдет до битвы. Но эта война мне не по сердцу. Как я доберусь до противника? Я бы хотел идти своими ногами, а не трястись, как мешок, за Гэндальфом.
— Это самое безопасное место, — сказал Леголас. — Но Гэндальф наверняка опустит тебя на землю, когда начнется бой. Или Серосвет стряхнет. Топор — неподходящее оружие для всадника.
— Гном не всадник. Я хочу рубить головы оркам, а не брить лбы людям, — ответил Гимли, поглаживая лезвие топорика.
За воротами собралось внушительное войско рохирримов, старых и молодых. Все были на конях. Было здесь больше тысячи всадников. Копья стояли, как молодой лес. Воины громко и весело приветствовали Короля. Ему подвели коня по имени Снежногривый; подвели коней Арагорну и Леголасу. Гимли хмуро смотрел исподлобья, в явном беспокойстве, но к нему подошел Эомер с конем в поводу.
— Привет тебе, Гимли сын Глоина! — сказал он. — У меня не было времени, чтобы получить у тебя урок учтивости. Но может быть, мы отложим наш спор? Во всяком случае, обещаю больше не говорить плохих слов о Владычице Золотого Леса.
— Забудь сейчас о моем гневе, Эомер сын Эомунда, — ответил Гимли. — Если когда-нибудь ты своими глазами увидишь госпожу Галадриэль, то признаешь, что она красивее всех на свете, — или наша дружба кончится навеки.
— Пусть будет так! — сказал Эомер. — Однако пока ты прости меня, а в знак, что не держишь обиды, сядь со мной на коня. Гэндальф с Королем поедут во главе войска, а мой Огнескок согласен нести нас двоих, если ты не против.
— Спасибо, Эомер, — ответил Гимли, искренне радуясь. — Я охотно поеду с тобой, но только если мой друг Леголас будет рядом!
— Решено, — сказал Эомер. — Леголас поскачет слева, Арагорн справа, и никто нас не остановит!
— Где Серосвет? — спросил Гэндальф.
— Гуляет по степи! — ответило несколько голосов. — Он никому не дается. Вон он там, у брода, как светлая тень под ивами!
Гэндальф свистнул и громко позвал коня по имени. Серосвет поднял голову и издалека ответил ржанием. Потом как стрела понесся на зов.
— Если бы Западный Ветер принял видимый облик, он был бы таким, — произнес Эомер, когда огромный жеребец встал перед магом.
— Оказывается, подарок уже давно твой! — сказал Король. — Пусть услышат все! Отныне мой гость Гэндальф Серый, мудрейший советник, желаннейший из всех гостей, назван мною Князем Рохана и Полководцем народа Эорла, и почести ему будут воздаваться, пока наш народ не исчезнет с лица земли. Дарю ему Серосвета, князя среди коней.
— Спасибо, Король Феоден! — сказал Гэндальф.
Он резким движением смахнул с плеч серый плащ, отбросил шляпу и вскочил на коня. Не было на нем ни шлема, ни панциря. Снежно-белые волосы развевались на ветру, белые одежды светились на солнце.
— Смотрите! Это Белый Всадник! — закричал Арагорн, и люди подхватили его слова.
— Наш Король и Белый Всадник! — закричали в войске. — Вперед, племя Эорла!
Заиграли трубы. Кони ржали и вставали на дыбы. Копья стучали о щиты. Король поднял руку. Будто мощный вихрь вырвался в степь. Войско Рохана помчалось вперед, на запад. Долго-долго в равнинной степи видела Эовина блеск копий, неподвижно стоя на крыльце затихшего Золотого Дома.
