Глава шестая.
РАССТАВАНИЯ И ПРОЩАНИЯ
Когда закончились свадебные торжества, друзья, наконец, всерьез задумались о возвращении домой. Фродо пошел к Королю, который сидел у фонтана под буйно цветущим Белым Древом рядом с королевой Арвен, слушая ее песню про Валинор. В ответ на приветствие хоббита Арагорн встал и произнес:
— Я знаю, что ты хочешь сказать, Фродо! Ты хочешь вернуться домой. Да, дорогой друг, каждое дерево лучше всего растет в земле своих предков. Но знай: в Западном Королевстве ты всегда найдешь радушный прием. До сих пор твое племя немного места занимало в легендах людей, но отныне вы можете тешиться славой, которой не всякое сильное королевство похвалится.
— Да, я очень хочу домой в Хоббитшир,— ответил Фродо.— А по дороге обязательно надо заехать в Райвендел. Если мне чего-то не хватало в эти счастливые дни, то только присутствия дяди Бильбо. Я очень огорчился, когда не увидел его в свите Элронда.
— Тебя это удивило? — отозвался Арагорн.— Ты ведь знаешь силу Того, что благодаря тебе уничтожено. Все, что было дано его властью, сгинуло вместе с ним. Твой дядя владел Кольцом дольше, чем ты. Теперь его возраст исчисляется земным временем, он очень стар. Он ждет тебя, но сам уже не может отправиться в дальний путь… разве что в последний.
— Тогда позволь мне поскорее уехать,— попросил Фродо.
— Через семь дней мы с тобой поедем вместе,— ответил Арагорн.— И долго будем ехать одной дорогой — до самого Рохана. Через три дня Эомер вернется за Феоденом, и мы будем сопровождать его в Рохан, чтобы воздать павшему Королю последние почести. Прежде чем вы нас покинете, я хочу еще раз подтвердить обещания Фарамира, который разрешил тебе полную свободу передвижения и всяческую помощь в границах Гондора. Жалую тем же всех, входивших в Отряд. Ты же достоин любой награды, какую пожелаешь.
А Королева Арвен сказала:
— У меня есть дар для тебя. Я дочь Элронда. Но я не уеду с ним, когда он отправится в Серую Гавань. Подобно Лютиэнь, я выбираю судьбу сладкую и горькую. Место на серебряном корабле я уступаю тебе, Отнесший Кольцо. Когда пробьет твой час, ты сможешь — если захочешь,— отплыть с эльфами за Море. Если будут болеть старые раны и тяготить воспоминания, связанные с тяжкой ношей, которую ты вынес, можешь уйти на Заокраинный Запад, найти покой. А это носи на память о Камне Эльфов и Вечерней Звезде, с которыми связала тебя судьба!
И она повесила ему на шею снятый с груди белый камень, сверкнувший, как звезда, на серебряной цепочке.
— Он тебя охранит от старых страхов и возврата Тьмы.
Как и предсказывал Король, через три дня в город прискакал Эомер Роханский во главе эореда славнейших рыцарей Рубежного Края. Ему был оказан достойнейший прием, а когда все сели за стол в большом трапезном зале, Меретронде, Эомер увидел рядом королеву Арвен и госпожу Галадриэль и немало дивился их чудной красоте. Прежде чем удалиться в предоставленный ему дом на отдых, он послал за гномом Гимли и сказал ему:
— Гимли сын Глоина, с тобой ли твой топор?
— Нет, но могу за ним сбегать, если надо,— ответил Гимли.
— Сейчас ты сам решишь, надо или нет,— сказал Эомер.— При первой нашей встрече между нами встали мои неосторожные слова о Владычице Золотого Леса. Теперь я увидел ее своими глазами.
— И что ты скажешь сейчас, Король?— спросил Гимли.
— Увы! Я скажу, что не госпожа Галадриэль самая прекрасная на земле.
— Так я пошел за топором! — сказал Гимли.
— Позволь, я сначала попытаюсь оправдаться,— улыбнулся Эомер.— Если бы я увидел ее в другом окружении, я бы наверняка согласился с тобой. Но сейчас я отдаю первенство Королеве Арвен, Вечерней Звезде, и готов драться с каждым, кто мне возразит. Ну что, посылать за мечом?
Гимли в ответ низко поклонился.
— Не надо, ибо ты оправдан в моих глазах, Король, — сказал он.— Ты выбрал Вечер, а я полюбил Утро. Но сердце мне говорит, что это Утро скоро минет.
Наконец, наступил день отъезда. Король Гондора и Король Рохана пошли в усыпальницы на Рат Динен. На золотых носилках они пронесли Короля Феодена через застывший в скорбном молчании Город. Потом носилки поставили на катафалк, развернули над ним большое знамя, роханские всадники окружили катафалк, а Мерри как оруженосец Феодена сел около умершего, держа его меч и щит.
Остальные ехали каждый сообразно своему росту и положению. Фродо и Сэм — на пони рядом с Арагорном, Гэндальф — рядом с ним на Серосвете, Пипин — в строю гондорцев, Леголас и Гимли, как прежде,— вдвоем на Эроде.
Тут же ехали Королева Арвен, Келеборн и Галадриэль со свитой эльфов, Элронд с сыновьями, князья Дол Эмроса и Итилиэна, много полководцев и храбрых воинов. Ни одного Короля Рохана не сопровождала такая свита, как Феодена сына Фингла, возвращающегося на землю отцов.
Неторопливо проехали они через Анориэн и остановились в сером Друаданском Лесу у подножия горы Амон Дин. В лесу со всех сторон гудели барабаны, но никого не было видно, ни одной живой души.
Тогда Арагорн велел трубить в трубы, и герольды закричали:
— Слушайте, слушайте! Прибыл Король Элессар! Он отдает Друаданский Лес в вечное владение Ган-Бури-Гану и его народу! Отныне ни один человек не вступит на эту землю без разрешения Ган-Бури-Гана и его подданных!
Барабаны загудели громче и вдруг смолкли.
Через пятнадцать дней пути по зеленым роханским степям катафалк Короля Феодена прибыл в Эдорас. Золотой двор, убранный красивыми тканями, был ярко освещен и выглядел очень торжественно.
Такого пышного пира, как поминальная тризна по Феодену, его дворец не знал со дня постройки.
Три дня провел Король Феоден во дворце предков, потом его останки положили в каменный склеп вместе с оружием и многими прекрасными вещами, которые служили ему при жизни. Над склепом насыпали высокий курган, покрыли его дерном и засадили белыми звездочками симбельминов — цветов памяти. Теперь на восточной стороне Могильного Поля стало восемь курганов.
Роханские всадники из королевской гвардии на белых конях медленным шагом поехали вокруг кургана и запели протяжную песнь о Феодене сыне Фингла, которую сложил королевский бард Глеовин, поклявшийся больше не слагать никаких песен. Торжественные голоса всадников проникали во все сердца, даже в те, чьи обладатели не понимали языка рохирримов. У сынов Рубежного Края загорались глаза, им казалось, что они слышат топот несущихся с севера коней и громовой голос Эорла, перекрывающий шум битвы на поле при Келебранте. Эхо разносило по горам рог Хельма, надвигалась Великая Тьма, Король Феоден вступал в бой с Тенями и Огнем, погибал в славе, и солнце возвращалось в мир после великого отчаяния, и утро сверкало над Миндоллуином.
Отбросив сомненья, встречал он день из мрака,
Скакал навстречу солнцу и пел, меч подымая!
В надежде жил он и погиб с надеждой,
Над смертью, над страхом сумел подняться.
Ушел из жизни в вечную славу.
Да будет славен!
Мерри горько плакал у подножия зеленого кургана, а когда песнь смолкла, вскричал:
— Прощай, Король Феоден, прощай! Ты был мне отцом, но как недолго! Прощай!
Стих плач женщин, закончился погребальный обряд, Феоден остался спать вечным сном под курганом, а народ собрался в Золотом Дворце на большой пир, в котором место печали заняли радость и гордость, ибо Король Феоден прожил свой полный век и погиб во славе, как его самые великие предки. Когда по обычаю рохирримов пришло время почтить память умершего кубком вина, золотовласая королевна Эовина поднесла первый кубок Эомеру.
В середину зала выступил бард и летописец Рубежного Края, чтобы назвать в положенном порядке имена всех повелителей страны: Юного Эорла, Брего, построившего Золотой Двор, Альдора, брата несчастного Бальдора, Фрая, Фревина, Голдвина и Деора, Грама и Хельма, нашедшего убежище в Белых Горах, когда враги захватили пол-страны. Эти девятеро спали вечным сном под девятью курганами в западном ряду Могильного Поля. На Хельме кончилась старая династия, а новую начал Фреалаф, сын сестры Хельма, покоящегося первым в восточном ряду. Далее шли курганы Леофа, Вальда, Фолька, Фолквина, Фендла, Фингла и последний — Феодена. После того как было произнесено это имя, Эомер осушил кубок. Эовина приказала слугам снова наполнить чаши вином, все встали и, выпив за здоровье нового Короля, крикнули:
— Да здравствует Эомер — Король Рубежного Края!
И встал Эомер и сказал:
Мы собрались на поминальный пир, чтобы почтить Короля Феодена; наш долг перед ним исполнен. Прежде чем мы разойдемся, я хочу объявить вам радостную новость. Я уверен, что покойный Король не был бы против, любя сестру мою Эовину отцовской любовью. Знайте, благородные гости из многих земель, достойнейшие из всех, кого этот Двор когда-либо принимал, что Фарамир Наместник Гондора и Правитель Итилиэна просил у нас руки Эовины, королевны Рохана. Она согласилась стать его женой. Сейчас в вашем присутствии они обручатся.
И Фарамир с Эовиной вышли вперед, подали друг другу руки, и все выпили за их здравие, радуясь.
— Это доброе дело,— сказал Эомер,— ибо новые узы закрепят нерасторжимую дружбу Рохана и Гондора.
— Щедрый ты друг, Эомер, раз отдаешь Гондору лучшее, что есть в твоем Королевстве!— воскликнул Арагорн.
Тогда Эовина подошла к Арагорну, посмотрела ему прямо в глаза и сказала:
— Исцелитель и повелитель мой, пожелай мне радости!
— Я всегда тебе ее желал,— ответил он,— с той минуты, как тебя увидел. Твое счастье тешит мне сердце.
После пира все, кому предстоял дальнейший путь, прощались с Королем Эомером.
Собирались в дорогу Арагорн и рыцари Гондора, Лориэнские эльфы и род Элронда из Райвендела, только Фарамир и князь Имрахил оставались пока в Эдорасе. Оставалась и Арвен, Вечерняя Звезда, которой предстояло проститься с отцом и братьями. Никто не видел последнего свидания Арвен с Элрондом. Они вдвоем ушли в горы и провели там много часов. Горьким было их прощание, ибо они расставались до конца мира, чтобы и после него никогда больше не встретиться.
Наконец, когда гости отъезжали, Эомер и Эовина подошли к Мерри с такой речью:
— Прощай, Мерриадок из Хоббитшира, Главный Виночерпий Рохана! Скачи к своей удаче и поскорей приезжай к нам в гости, здесь тебе всегда будут рады!
— За заслуги на полях под Миндоллуином древние Короли одарили бы тебя сокровищами, которых не увезти в одной повозке,— добавил Эомер,— но ты от всего отказываешься, кроме оружия, которым владеешь на славу. Я вынужден уступить, ибо поистине не имею ничего, что было бы тебя достойно. Но моя сестра просит тебя принять небольшой подарок от Горедара в память о музыке рогов, которой встречают в Рохане новый день.
И Эовина вручила хоббиту старинный серебряный рог, маленький, мастерски сделанный, на зеленом шнуре. На нем были вычеканены фигурки воинов, быстро скачущих друг за другом, этот орнамент вился от мундштука до обода, и в него были вплетены рунические знаки, приносящие счастье.
— Этот рог издавна хранился в нашем роду,— сказала Эовина.— Его сделали гномы, потом он попал в кладовые Дракона Ската. Юный Эорл добыл его и привез сюда с севера. Кто, попав в беду, дунет в него, поразит страхом сердца врагов, а друзья, услышав его голос, с радостью бросятся на помощь.
Мерри принял рог, ибо от подобных даров нельзя отказываться, и поцеловал руку Эовины. Брат и сестра обняли хоббита, и на этом они расстались.
Осушив прощальные кубки, гости тронулись в путь, и долго летели им вслед слова дружбы и добрые пожелания. Они направились в сторону Хельмской Теснины, где остановились на двухдневный отдых.
Здесь, выполняя данное Гимли обещание, Леголас пошел с ним вместе в Блистающие Пещеры. Вернулся он оттуда притихший и сказал, что только Гимли может отыскать для их описания подходящие слова.
— Впервые эльф уступает в красноречии гному,— смеясь, говорил он,— теперь надо пойти в Фангорнский лес, там мы сравняем счет.
Из Хельмской Теснины путешественники отправились в Исенгард, где хозяйничал Древесник. Энты полностью разрушили и убрали каменное кольцо наружных стен и превратили котловину в зеленую рощу-сад, через которую протекал веселый поток. Посредине было светлое озеро, из него вырастала башня Ортханк, по-прежнему гордая и неприступная, и ее черные стены отражались в голубой воде.
Друзья немного посидели в том месте, где раньше были ворота, а теперь два высоченных дерева, словно часовые, охраняли вход на зеленую аллею, ведущую к озеру и к башне. Кто бывал здесь раньше, дивился тому, что сделано, тем более, что труд был колоссальный, а вокруг не было видно ни одной живой души. Наконец, сквозь шум листвы до их ушей донеслось знакомое «Хм, х-х-ха-ах!..» и на дорожке показался сам Древесник в сопровождении Шустряка.
— Добро пожаловать в Сад Ортханк! — сказал он.— Мы сейчас трудимся в долине. Здесь еще ох как много работы! Вы тоже, как я слышал, не бездельничали в дальних краях на юго-востоке, да-да!
Он одобрительно отозвался об их подвигах, о которых, как оказалось, ему все было известно, потом прервал похвалы и остановил долгий взгляд на Гэндальфе.
— А ты что скажешь? — спросил он.— Ты доказал, что ты сильнее всех, и твои труды увенчались успехом. Куда ты собрался теперь, и зачем забрел сюда?
— Чтобы посмотреть на твои труды, друг,— ответил Гэндальф,— и поблагодарить тебя за помощь в том, что свершилось.
— Хм-хм, вполне справедливо,— сказал Древесник.— Энты сделали все, что от них требовалось. Мы расправились не только с этим… хм… хо-хо-хо… жившим здесь убийцей деревьев, но и с целой бандой бурарум, скверноглазых-черноруких кривоногих-дурновонючих когтеклыкастых моримайтесинкахонда… х-хо… хм-хм, ну, полное название так же длинно, как долгие годы их издевательства. Ваше расторопное племя зовет этих вредителей орки. Они пришли из-за Реки и с севера, там они пытались окружить Лес Лорелиндоренан, но войти в него не смогли, ибо могучие владыки, которых я счастлив здесь видеть, их не пустили,— с этими словами Древесник слегка наклонился в сторону Келеборна и Галадриэли, потом продолжал: Подлые твари очень удивились, встретив здесь нас, они никогда не слышали об энтах, хотя что о них говорить, когда многие порядочные существа тоже нас не знают. И немногие орки будут нас помнить, ибо от нас мало кто ушел, да и тех почти всех поглотила Река. Ваше счастье, что они на нас наткнулись, а то Король Страны Трав недалеко бы заехал, а если бы заехал, то ему некуда было бы возвращаться, они бы все уничтожили.
— Мы знаем об этом,— сказал Арагорн.— И никогда не забудем ни в Эдорасе, ни в Минас Тирите!
— «Никогда» — слишком долго даже для меня,— ответил Древесник.— Ты хотел сказать: пока существуют ваши государства. Им придется долго существовать, чтобы энтам тоже долго показалось.
— Начинается Новая Эпоха,— произнес Гэндальф,— и может случиться, что королевства людей переживут даже тебя, друг Фангорн. Но скажи мне, как вы справились с последним моим поручением? Как ведет себя Саруман? Ему еще не надоел Ортханк? Вряд ли ему нравится новый вид под окнами.
Древесник ответил магу долгим взглядом, в котором, как потом утверждал Мерри, светилась хитрость.
— Хо-ххо-о…— заговорил он снова.— Я ждал, что ты задашь этот вопрос. Не надоел ли ему Ортханк? Очень надоел, но еще больше ему надоел мой голос.
Хм… Я ему рассказал несколько длинных историй, во всяком случае, достаточно длинных по вашим понятиям.
— И он их выслушивал? Ты был у него в Башне?— спросил Гэндальф.
Км-хм… Нет, в Башню я не входил, но он стоял в окне и слушал, потому что по-другому не мог узнавать новости, и хотя эти новости его не радовали, он каждый раз с жадностью их ловил. Я уж следил, что бы он выслушивал все до конца. И от себя добавлял много такого, что считал для него полезным и что могло навести его на размышления. В конце концов он заскучал, да. Он всегда был слишком опрометчивым и расторопным. Это его погубило.
— Я слышу, мой добрый Фангорн, что ты все время говоришь: «слушал», «скучал», «был», и ни разу не сказал «есть». Он что, умер? — спросил Гэндальф.
— Хм-хм… Нет, не умер, насколько я знаю. Но отсюда убрался. Да, ушел. Семь дней назад. Я его выпустил. От него не так много осталось, как я заметил, когда он вылезал из Башни, а тот Червяк, который составлял ему компанию, вообще превратился в бледную тень. Прошу тебя, Гэндальф, не говори мне, что я обещал за ним следить, я это хорошо помню. Но с того времени многое изменилось. Я его держал здесь, пока он был опасен и мог натворить бед. Ты должен знать, что я не терплю вида живых творений в клетках, и даже такого подлеца не смог бы задержать дольше, чем это было необходимо. И змею можно выпустить, если у нее вырван ядовитый зуб; пусть ползет, куда хочет.
— Может быть, ты и прав,— ответил Гэндальф,— но, как мне кажется, у этой змеи один зуб еще остался. Яд был в его голосе. Может быть, он и тебя сумел смутить, зная слабые стороны твоего сердца. Ну да ладно, что случилось, то случилось, не будем о том говорить. Башня Ортханк принадлежит теперь Королю, законному владельцу. Поскольку она ему пока не нужна…
— Время покажет,— вмешался в разговор Арагорн.— Во всяком случае, сейчас я отдаю всю долину в распоряжение энтов, пусть они здесь хозяйничают, но Башню стерегут и никого туда не пускают без моего разрешения.
— Она заперта,— сказал Древесник.— Я приказал Саруману запереть ее и отдать ключи. Они у Шустряка.
Шустряк нагнулся, как дерево, склоненное ветром, протягивая Арагорну два больших черных ключа причудливой формы на стальном кольце.
— Еще раз благодарю,— сказал Арагорн.— Пока прощайте! Пусть ваш лес растет спокойно. Если вам покажется тесно в долине, занимайте поле на запад от гор, где энты жили раньше…
Древесник помрачнел.
— Лес, конечно, разрастется,— проговорил он.— Но энты не возродятся. Нет больше маленьких энтят.
— Может быть, вы сможете возобновить поиски с большим успехом,— заметил Арагорн.— Перед вами теперь открыты дороги в восточные земли, куда раньше доступа не было.
Но Древесник покачал головой и сказал:
— Туда слишком далеко. И теперь везде живет слишком много людей… Но я тут болтаю, совсем забыв о гостях… Не хотите ли вы подольше у нас отдохнуть? А может, кто-нибудь из вас хотел бы пройти через Фангорн, сократив себе дорогу домой?
Старый энт вопросительно посмотрел на Келеборна и Галадриэль, но все сказали, что увы, очень спешат, кто на юг, кто на запад, и стали прощаться. Только Леголас закричал:
— Ты слышишь, Гимли? Сам Фангорн разрешает нам углубиться в его леса! Мы увидим деревья, каких во всем Средиземье больше нигде нет! Ты мне обещал, соглашайся! Потом вместе пойдем в родные края, я в Лихолесье, а ты — еще дальше.
Гимли согласился, но похоже, без особого восторга.
— Вот и кончается Содружество Кольца,— сказал Арагорн.— Надеюсь, однако, что мы еще увидимся. Вы ведь обещали помочь нам отстроить столицу.
— Мы, конечно, придем, испросив разрешения наших Повелителей,— ответил Гимли.— Ну, прощайте, хоббиты! Теперь вы, кажется, доберетесь домой без приключений; и я смогу спать спокойно, не тревожась о вас. Будем посылать друг другу вести и, наверное, еще не раз увидимся. Боюсь только, что все вместе уже никогда не соберемся.
Древесник попрощался с каждым в отдельности, а перед Келеборном и Галадриэлью трижды склонил голову с великим почтением.
— Давно, давно это было, когда мы встречались у корней и оснований! — сказал он.— А ванимар, ванималион Ностари! Печально, что вновь мы встретились только сейчас, когда все приходит к концу! Ибо мир меняется. Я чувствую это по вкусу воды и запаху земли и воздуха. Я не надеюсь, что мы еще сможем увидеться.
— Не знаю, что тебе ответить, Старейший,— произнес Келеборн.
А Галадриэль сказала:
— Мы не встретимся в Средиземье и не увидим друг друга до тех пор, пока земля, которую накрыли волны, не поднимется снова над Морем. Может быть, тогда мы вместе встретим весну под вербами в лугах Тасаринана. Прощай, Старейший!
Последними прощались с Древесником Мерри и Пипин. Глядя на них, старый энт немного повеселел.
— Ну как, веселый народец, попьете со мной на прощанье? — спросил он.
— С большим удовольствием! — воскликнули оба. Древесник отвел их на несколько шагов в сторону, где под деревьями стоял громадный каменный жбан. Он наполнил из него три чаши, и пили они все втроем, одновременно, причем хоббиты заметили, что энт из-за края чаши зорко смотрит на них своими странными глазами.
— А не боитесь? — спросил он.— Вы порядочно выросли за последнее время.
Смеясь, они осушили чаши до дна.
— До свиданья!— сказал Древесник.— И не забудьте прислать мне весточку, если услышите у себя на родине что-нибудь о наших женах.
Старый энт долго махал большими руками вслед отъезжающим, потом повернулся и скрылся между деревьев.
Ехали теперь быстрее, держа путь к Роханскому Проходу. Недалеко от того места, где Пипин когда-то заглянул в Кристалл Ортханка, стал прощаться Арагорн. Хоббиты совсем загрустили. Ведь Бродяжник их ни разу не подвел, и благодаря ему они вышли живыми из стольких передряг.
— Эх, был бы у нас такой Кристалл, в котором можно видеть всех друзей! — сказал Пипин.— И разговаривать с ними издалека.
— Остался только один Кристалл, в который ты мог бы смотреть,— ответил Арагорн,— потому что то, что показывает Палантир из Минас Тирита, лучше никому не видеть. Но Кристалл Ортханка принадлежит Королю. Мне надо самому знать все, что делается в государстве, и чем заняты мои подданные. Помни, Пипин, что ты посвящен в рыцари Гондора, и я тебя от службы не освобождаю. Я отпускаю тебя в отпуск и могу вызвать назад. Кроме того, не забывайте, дорогие друзья из Хоббитшира, что мое Королевство охватывает и северные страны, и когда-нибудь я наверняка туда сам приеду.
Потом Арагорн распрощался с Келеборном и Галадриэлью, и сказала ему Владычица Лориэна:
— Камень Эльфов! Через Великую Тьму ты прошел, чтобы сбылась твоя надежда. Ты теперь владеешь всем, чего желал. Используй отведенные тебе дни как можно лучше!
А Келеборн сказал:
— Прощай, ставший мне родичем! Пусть судьба обойдется с тобой ласковее, чем с нами, и самое дорогое останется с тобой до конца!
На этом они расстались. Солнце скатывалось к закату, и когда хоббиты через минуту оглянулись, то увидели Короля Запада на коне, окруженного своими рыцарями. В блеске заходящего солнца их доспехи светились красным золотом, а белый плащ Арагорна казался огненным. Король высоко поднял зеленый камень, и словно изумрудный факел загорелся в его руке.
Поредевший Отряд доскакал по Исене до Роханского Прохода и, вырвавшись на широкие просторы почти незаселенной земли, вскоре пересек границы Дунланда.
Жители из одиноких поселений убегали и прятались при их приближении, потому что боялись эльфов, как боятся незнаемого, ибо эльфы нечасто бывали в этих краях. Путешественники же дунландцев не боялись, были достаточно сильны и хорошо вооружены. Поэтому ехали совершенно спокойно, располагаясь на отдых и ставя палатки там, где им нравилось.
На шестой день после расставания с Королем Арагорном друзья оказались в лесу Мглистых Гор. А когда лес кончился, на открытой солнцу дороге они нагнали старика, опиравшегося на палку и одетого в грязно-белые лохмотья. За ним шаг в шаг волочился второй оборванец, согнувшийся и хнычущий.
— А, Саруман,— сказал Гэндальф, поравнявшись с ним. — Куда держишь путь?
— Какое тебе дело? — ответил старик.— Хочешь еще мною покомандовать? Мало тебе моего поражения?
— Ты прекрасно знаешь ответ на все три вопроса: никакого, нет, и хватит. Но время моих трудов кончается. Бремя с моих плеч принял на свои новый Король. Если бы дождался его в Ортханке, ты бы его увидел и убедился в его мудрости и милосердии.
— Тем лучше, что не дождался,— ответил Саруман.— Мне от него ничего не надо. Вот тебе ответ на вопрос о моем пути — я хочу выйти за пределы его королевства.
— В таком случае, ты опять идешь не туда,— сказал Гэндальф.— Этот путь безнадежен. Ты пренебрегаешь нашей помощью? Мы ведь предлагаем тебе помощь.
— Помощь! — злобно воскликнул Саруман.— И ты думаешь, я приму помощь от тебя, за лживой улыбкой прячущего ненависть ко мне? Или от женщины, что едет с вами? Мы ведь с ней давние враги. И теперь она тешится радостью при виде побежденного Сарумана — для того и выбрала эту дорогу!
— Саруман,— обратилась к нему Галадриэль,— у нас есть дела поважнее, чем тебя выслеживать. Радоваться надо, что ты нас встретил. Это улыбка судьбы, твой последний шанс.
— Я буду радоваться, если наша встреча и вправду окажется последней,— ответил Саруман,— чтобы не пришлось еще раз тратить силы на отказ от ваших услуг. Все мои надежды рухнули. Но вашего будущего я не хочу… Если оно у вас есть! — Его глаза вдруг заблестели.— Идите, куда идете! Я не напрасно столько лет корпел над тайными книгами. Вы обречены, и вы об этом знаете. Мне, скитальцу, доставит утешение хотя бы то, что уничтожая мой дом, вы начали разрушать свой собственный. Какой же корабль унесет вас обратно за большое-пребольшое Море? — спросил он язвительно и засмеялся скрипучим смехом.— Ах, да, серый корабль, и на нем — призраки!.. А ты, идиот, вставай! — окликнул он второго оборванца, присевшего на землю, и огрел его палкой.— Поворачивай оглобли! Если господа идут по нашей дороге, мы выберем себе другую. Живо двигайся, а то на ужин и объедков не получишь!
Оборванец поплелся за Саруманом, причитая:
— Несчастный Грима! Бедный старый Грима! Все время бранят и бьют. Ненавижу. Если бы я мог от него отвязаться!..
— А ты возьми и отвяжись! — сказал Гэндальф.
Но Причмок — ибо это был он,— только кинул на Гэндальфа злой и полный страха взгляд выцветших глаз и поковылял дальше. Поравнявшись с хоббитами, Саруман приостановился, посмотрел на них и поймал ответный взгляд, в котором прочел жалость.
— И вы здесь, малявки, чтобы поглумиться над моим несчастьем? — сказал он.— Вам-то что, у вас всего вдоволь, и еды, и одежды, и наилучшего трубочного зелья. Да-да, я все знаю. Знаю даже, откуда оно у вас. Дали бы нищему на одну трубочку, а?
— Дал бы, да у меня нет,— ответил Фродо.
— Ладно, отдам, что осталось, если подождешь, — сказал Мерри. Он спешился и стал шарить в дорожном мешке, притороченном к седлу. Потом протянул Саруману кожаный мешочек.— Бери все, что там есть! И знай, что это часть добычи, выловленной, когда Исенгард был затоплен.
— Моя собственность, которая мне дорого досталась! — воскликнул Саруман, жадно хватая мешочек.— Но это только символическая отплата, вы наверняка взяли себе много больше. Что ж, нищему приходится говорить спасибо, даже если вор возвращает ему огрызок того, что отнял. Ничего, ты еще узнаешь лихо, когда вернешься домой и увидишь, что в Южном Уделе стало совсем не так, как бы тебе хотелось. В Хоббитшире сейчас трудности с трубочным зельем!
— Спасибо, утешил! — ответил Мерри.— В таком случае, отдай мне мешочек, который тебе никогда не принадлежал, а со мной всю дорогу ездил. Заверни зелье в собственные тряпки.
— За грабеж грабежом платят,— сказал Саруман и, повернувшись к Мерриадоку спиной, пнул своего спутника, после чего оба пошли к лесу.
— Вот так раз! — фыркнул Пипин.— Грабеж! Будто он нам ничего не должен за похищение, за раны и за то, как нас орки волокли через степи!
— Ну его,— сказал Сэм.— Что он там говорил, будто зелье ему дорого досталось? Интересно, как он его вообще добыл? Очень мне не нравится, что он вспомнил про Южный Удел. Пора нам уже оказаться дома.
— Правильно, пора,— признал Фродо.— Но быстро не получится, если мы хотим увидеть Бильбо. Что бы там ни было, а я сначала заеду в Райвендел.
— Я тоже думаю, что так будет лучше,— сказал Гэндальф.— Несчастный Саруман! Боюсь, что теперь уже из него ничего хорошего не получится, душа его съедена Злом. Я не уверен, что Древесник был прав. По-моему, эта змея еще сможет укусить, пусть не сильно, но чувствительно.
На следующий день они были уже в Северном Дунланде. Никто там не жил, но места были зеленые и удивительно красивые. Сентябрь дарил путникам золотые дни и серебряные ночи, и они спокойно доехали до речки Лебяжьей, которая сбегала с гор в низину веселым водопадом. Чуть восточнее водопада был старый брод. Со скалы у брода они посмотрели на запад и увидели в дымке светлого утра бесчисленные озера, почти до самой реки Серой. В камышах у этих озер гнездилось множество лебедей.
Так они оказались в Эрегионе.
Нежное утро перешло в день, солнце поднялось над отступающей мглой, и из лагеря, разбитого на пригорке, они увидели три вершины на востоке, стремящиеся к небу сквозь облака: Карадрас, Зиразигил и Фануинхол.
Здесь они простояли почти неделю. Приближался час нового расставания, и сердца у всех сжимались в ожидании. Келеборн и Галадриэль со свитой должны были повернуть к востоку, пройти через перевал под пиком Багровый Рог, потом Ступенями Димрилла спуститься к реке Серебрянке и оказаться в своей стране. Они и так сделали лишний крюк к западу, чтобы подольше побыть с Гэндальфом и Элрондом, и сейчас еще оттягивали разлуку, проводя дни в беседах с друзьями. Поздними ночами, когда хоббиты сладко спали, они сидели под звездами, вспоминая ушедшие века, свои труды и радости, размышляя над приходом новой Эпохи. Посторонний, заметив их, немного бы увидел и услышал. Они бы, наверное, показались ему фигурами, вырезанными из серого камня, забытыми в обезлюдевшем месте. Ибо говорили они не словами. Они просто читали мысли друг друга, лишь глаза их мерцали, гасли и снова загорались, следя за ходом этих мыслей.
Наконец, все было сказано, и они попрощались, обещав встретиться, когда настанет срок для Трех Колец покинуть Средиземье. Лориэнские эльфы в серых плащах быстро скрылись, словно растворились в тенях меж камней, а оставшиеся, которым предстояло идти в Райвендел, долго смотрели им вслед с пригорка. Потом в дальней дымке что-то блеснуло, как молния, и Фродо понял, что это Галадриэль на прощанье сверкнула поднятым Кольцом.
— Жаль, что мы не смогли заехать в Лориэн,— вздохнул Сэм.
И вот наступил День, когда они добрались до нагорья, поросшего вереском, и вдруг — путешественникам всегда кажется, что они видят все вдруг,— перед ними оказался обрыв, и внизу — глубокая чаша долины Райвендела, где светились гостеприимные окна Дома Элронда. Они спустились в долину, переправились через мост, подъехали к Дому, и уж тут он весь засиял огнями и зазвенел песнями, приветствуя вернувшегося хозяина.
Не снимая плащей, не умывшись и даже не поев с дороги, хоббиты помчались искать Бильбо. Они застали его одного в маленькой комнатке, буквально засыпанной листками бумаги, карандашами и перьями. Сам Бильбо сидел в кресле перед камином, в котором весело потрескивал огонек. Он стал очень старым, совсем сморщенным, и спокойно дремал.
Когда хоббиты вошли в его комнату, он открыл глаза и взглянул на них.
— Добро пожаловать! — светло улыбнувшись, проговорил он.— Вернулись, значит. А завтра у меня день рождения, так что вы как раз вовремя, молодцы! Вы знаете, что мне будет сто двадцать девять лет? Через год, если доживу, сравняюсь в возрасте со Старым Туком, вот как. Мне бы хотелось прожить больше, чем он, но уж как выйдет!
Отпраздновав день рождения старого Бильбо, четверо хоббитов задержались в Райвенделе еще на несколько дней, большую часть времени проводя с ним. Старик теперь выходил из своей комнатки только в столовую. Тут он был неизменно пунктуален и почти никогда не просыпал час завтрака и обеда.
Друзья садились с ним у камина и рассказывали все, что запомнили из своих путешествий и приключений. Сначала Бильбо пробовал за ними записывать, но он теперь часто засыпал, а проснувшись, восклицал:
— Удивительно! Необыкновенно интересно! Так на чем мы остановились?
Единственное, что его по-настоящему тронуло и живо заинтересовало, было описание коронации и женитьбы Арагорна.
— Меня, конечно, приглашали на эту свадьбу,— сказал он.— Я же столько лет ее ждал! Но когда дело до нее дошло, как-то не смог собраться. Тут у меня столько работы, а упаковываться всегда ужасно хлопотно…
Прошло две недели.
Однажды утром Фродо выглянул в окно и увидел, что за ночь все покрылось инеем и паутина бабьего лета стала белой. И он вдруг понял, что пора прощаться с Бильбо и трогаться в путь. Погода была еще теплой и тихой, будто сама природа не спешила вычеркивать из памяти чудесное лето, но все-таки был октябрь, и в любое время могли прийти ветра и холода. Путь предстоял неблизкий. Но даже не это подгоняло Фродо. Он не знал, почему, но в глубине души чувствовал, что должен спешить в Хоббитшир. Сэм был того же мнения. Как раз накануне вечером он говорил:
— Мы далеко были и много видели, но лучшего места, чем Райвендел, вряд ли найдешь. Не знаю, правильно ли я скажу, вы уж меня извините, но тут есть всего понемножку: и от Хоббитшира, и от Золотого Леса, и от Гондора, и от королевского двора, и от придорожного трактира, и луга тут, и горы, — и все-все. Но я, честно сказать, очень беспокоюсь о своем Старике. И чувствую, что надо уходить.
— Ты прав, Сэм. Здесь, действительно, есть от всего понемножку, кроме Моря,— ответил Фродо. И, помолчав, повторил, будто обращаясь к самому себе: — Кроме Моря.
В тот же день Фродо переговорил с Элрондом, и они решили, что назавтра хоббиты уедут. К большой их радости, Гэндальф объявил:
— Я еду с вами. Во всяком случае, до Пригорья. Есть у меня дело к Медовару.
Вечером они пошли попрощаться с Бильбо.
— Ну что ж, если надо, так надо,— сказал Бильбо.— Жаль, конечно. Мне вас будет очень не хватать. Было бы приятно знать, что вы рядом. Но что-то я теперь все время засыпаю.
Старик подарил Фродо мифриловую кольчугу и Жало, забыв, что уже один раз сделал ему этот подарок; потом дал ему три книжки, посвященные различным наукам и истории, переписанные его тонким, как паутина, почерком в разное время жизни. Книжки были в красивых переплетах, и на каждой стояло: «Перевод с эльфийского Б. Т.».
Сэм получил от него небольшой мешочек с золотом.
— Это все, что у меня осталось от сокровищ Смога,— сказал старик.— Тебе оно пригодится, если надумаешь жениться, Сэм.
Сэм покраснел до ушей.
— А вам, юные друзья, мне нечего предложить, кроме доброго совета,— сказал Бильбо Мерри и Пипину. Совет он им дал довольно длинный и закончил шуточкой, совсем в хоббичьем духе.— Смотрите не прорастите сквозь шапки. Если не перестанете расти в таком темпе, у вас карманов не хватит на покупку одежки.
— Но если ты хочешь прожить дольше Старого Тука, почему бы нам не перерасти Бычегласа? — смеясь, сказал Пипин.
Бильбо тоже рассмеялся и вытащил из кармана две красивые трубки, окованные узорным серебром, с перламутровыми мундштуками.
— Вспоминайте старого Бильбо, когда задымите из этих трубок,— сказал он.— Их для меня сделали эльфы, но я теперь не курю…— Тут голова его опустилась на грудь, и он заснул, а когда через некоторое время проснулся, то сказал: — Так на чем мы остановились? Ага, я раздавал подарки. Это мне о чем-то напоминает… Слушай, Фродо малыш, куда девалось Кольцо, которое я тебе когда-то дал?
— Сгинуло, дорогой дядя Бильбо,— терпеливо ответил Фродо.— Я ведь от него избавился.
— Жаль, жаль,— вздохнул Бильбо.— Я бы хотел еще разок на него взглянуть… Нет, кажется, я говорю глупости. Ведь ты за этим отправился в путь, да? Что бы от него избавиться. Трудно все ухватить, столько с этим связано всего, история Арагорна, и Белый Совет, и Гондор, и всадники, и харатцы, и олифаны… Ты правда одного видел, Сэм?.. А потом пещеры, Башни, золотые деревья и… кто же все это запомнит? Сейчас я вижу, что возвращался домой из моего Путешествия слишком прямой дорогой. Жаль, что Гэндальф не показал мне другие страны. Только тогда я опоздал бы на Аукцион, и у меня была бы уйма лишних хлопот. Сейчас-то, конечно, поздно. Я теперь думаю, что гораздо удобнее здесь сидеть и слушать, как про все это другие рассказывают. Во-первых, тут очень уютно и кормят хорошо, а во-вторых, эльфы всегда под рукой. О чем же еще мечтать?
Убегает Дорога вперед и вперед,
Уходя от родного порога.
Пусть другие уходят теперь на восход,
А оттуда — подальше немного.
Пусть для них разветвляется заново путь,
А меня уж усталые ноги
На постель к камельку понесут отдохнуть
В освещенный трактир при дороге.
Произнеся последние слова затихающим шепотом, Бильбо свесил голову на грудь и крепко заснул.
Сумерки сгущались, огонь в камине разгорался, друзья смотрели на спящего Бильбо. Старый хоббит улыбался во сне. Некоторое время все молчали, потом Сэм огляделся, увидел, как тени танцуют по стенам, и, обратившись к Фродо, тихо сказал:
— Что-то мне кажется, что господин Бильбо охладел к своим книгам. Вы уж меня простите за дерзость, но нашей истории он, по-моему, не напишет.
Тут Бильбо открыл один глаз, будто услышал.
— Видите, я совсем соней стал,— сказал он.— Если у меня появляется время для того, чтобы писать, я теперь люблю только стихи складывать. Я все хочу спросить тебя, милый Фродо, не смог бы ты привести в порядок мои бумаги? Понятно, если у тебя есть желание. Ты бы собрал все записи и листочки, и мой дневник тоже, и взял бы с собой. Видишь ли, у меня нет времени, чтобы выбрать нужное и правильно все выстроить. И Сэм тебе поможет, а когда все будет в порядке, привези мне посмотреть. Строго критиковать я не буду. Обещаю.
— Конечно, я все охотно сделаю,— ответил Фродо,— и постараюсь поскорее приехать, сейчас ездить уже не опасно. У нас теперь настоящий Король, уж он быстро наведет порядок на дорогах.
— Спасибо, мой милый,— сказал Бильбо.— Ты снял большую тяжесть у меня с души.
И старик снова уснул.
Утром Гэндальф и хоббиты последний раз навестили Бильбо в его каморке, а потом простились с Элрондом и его домочадцами.
Когда Фродо уже стоял на пороге, Элронд, пожелав ему счастливого пути, негромко добавил:
— Если сейчас ты не поспешишь, Фродо, то, может быть, тебе незачем будет сюда приезжать. Запомни — примерно в это время года, когда листья, прежде чем упасть с деревьев, станут золотыми, жди Бильбо в лесах Хоббитшира. Я тоже буду с ним.
Кроме Фродо, этих слов никто не слышал, а Фродо никому о них не сказал.
