ПЕРЕХОДЯЩИЕ ПРАЗДНИКИ
Какова Всеедная, такова и Масленая (погодою).
Какова Пестрая, такова и Масленая.
На Пестрой жениться – с бедой породниться.
Оттого и баба пестра, что на Пестрой замуж шла.
На Заговенье не шьют – ногтоед пристанет.
Масленая: честная, веселая, широкая, всемирный праздник. Понедельник – встреча, вторник – заигрыши, среда – лакомка, четверг – широкий, пятница – тещины вечерки, суббота – золовкины посиделки, воскресенье – проводы, прощанье, прощеный день, целовальник. Масленица – Семикова племянница. Масленица – объедуха, деньгам приберуха, тридцати братьев сестра, сорока бабушек внучка, трех матерей дочка. Не житье, а Масленица: неделю гуляет. Пили на Масленой, а ломало на Радуницу. Отдадим почтенье на Сырной в Воскресенье. Не все коту Масленица, придет и Великий Пост.
Пришел пост, редька да хрен, да книга Ефрем. Заговляюсь на хрен, на редьку да на белую капусту. Великий Пост всем прижал хвост. В Чистый Понедельник рот полощат. Даровая Суббота на 1-й неделе поста. Средокрестная – перелом поста: щука хвостом лед разбивает. В среду Средокрестной кресты пекут. Вербная: верба хлест, бьет до слез: не я бью, верба бьет; верба красна бьет напрасно; верба бела бьет за дело. Св. Лазарь за вербой лазил. На Вербной мороз – яровые хлеба хороши. Плотва трется в первый раз на Вербной. На Лазареву Субботу сеют горох. Когда воскресенье в субботу? В Страстную Среду обливают скотину снеговой водой. В Великий Четверг стегают скот вереском, чтобы не лягался. Кто в Великий Четверг рано и легко встает, тот встает рано и целый год. В Великий Четверг холодно – весна до седьмой недели холодна, а коли дождь – мокрая. В Великий Четверг приговаривают: «Мороз, мороз, не бей наш овес!» Каково в Великий Четверг, таково и на Вознесенье. Четверговая соль целебна. В Чистый Четверг золу выносят в курятник, чтоб куры неслись. Печная зола со Страстного Четверга, Пятницы и Субботы охраняет капусту от червей. Свеча от трех заутрень (на пятницу, субботу и воскресенье) зажигается при родах. Великая, Страстная, Красильная Суббота.
Святая, славная, великоденская, великая, радостная Неделя (Пасха). После утрени в первый день Святой христосоваться с усопшими, зарывая яйцо в могилу. В Светлый Праздник огня в домах не разводят, с вечера не гасят. Кто проспит заутреню в первый день Святой, того в Понедельник обливают водой либо купают. На Святой дождь – добрая рожь.
Неделя Радуницкая, Радуница, Красная Горка, Новая Неделя, Проводы, Поминки, Могилки, Фомина. Начало хороводов на Святой, затем хороводы: Радуницкие, Троицкие, Всесвятские, Петровские, Ивановские, конец в страду, потом Успенские, Се-менинские, Капустинские, Покровские.
В Преполовение крестный ход и молебствие на полях.
На Вознесенье завивают березку: не завянет до Троицы – проживет целый год тот, на кого она завита, а девка до году выйдет замуж. На Вознесенье пироги с зеленым луком.
Седьмая неделя по Святой – Семик, Русальная, Зеленая, Задушная (поминки): на ней завивают венки. В Семик сей ячмень!
Троица с кормом. На Духов день развивают березки, бросают венки в воду: потонет – к несчастью, поплывет – к счастью. До Св. Духа не снимают кожуха, а пришел Св. Дух – опять за кожух; или: После Св. Духа кожуха не мечи, а хоть за рукав да волочи!
Всесвятская – проводы весны. Крапивное заговенье (перед Петровками).
Кто все четыре года постится, за того и четыре евангелиста.
Свадьбы: с Крещенья до Масленой, на Красной Горке, с Семена дня (1 сентября) до Гурья (15 ноября).
СВЯТКИ
Святые вечера, страшные вечера
Святки: дня прибыло на куриную ступню.
В ночь с 24 на 25 декабря – рождественский сочельник, который подводил черту под прожитый год, завершал рождественский пост и открывал двухнедельные новогодние празднества – святки.
В рождественский сочельник не едят до первой звезды.
Торжественный ужин не отличается большим разнообразием блюд. Главное и необходимое кушанье на этом столе – кутья. «Для вечерней трапезы готовится доселе из круп каша, а из пшена и ячменя – кутья сочельницкая», – писал еще в начале прошлого века И. Сахаров. Обязательной принадлежностью рождественского стола были и фигурки из теста: «В каждом доме приготовляли к празднику Рождества Христова из пшеничного теста фигуры, изображающие маленьких коров, быков, овец и других животных и пастухов. Такие фигурки ставились на окна и столы, посылались в подарок родным». Это сведения по Архангельской губернии, но практически то же самое с незначительными местными вариациями зафиксировано и в других русских губерниях. В Подмосковье, к примеру, «в первый день Рождества печется ряд мелких коров, одна большая фигура коровы и две большие фигуры овец. Эти фигуры хозяйка хранит до Крещения, в Крещение же после водосвятия размачивает в святой воде фигурки и дает скоту».
После серьезной части за домашним столом – начиналось святочное веселье. «Пришли колядки – блины да ладки (оладьи)», то есть наступила пора взаимных угощений, веселия и радости.
Зима – за морозы, а мужик – за праздники.
Святки праздновались всеми, но в основе своей это был праздник молодежи: ее игры, песни, обходы домов, посиделки, гадания создавали неповторимую атмосферу святочного веселья.
По всей территории России был распространен обычай новогоднего обхода домов молодежью или детьми. «В Рязанской губернии ходят толпами под окна просить пирогов. Впереди всех идет девица, называемая мехоноскою; она-то несет кошель для пирожного сбора; она-то предводит толпу и распоряжается дележом сбора».
Подобные обходы в течение святок проводились трижды: в рождественский сочельник, под Новый год и накануне крещения. Каждая семья ожидала колядовщиков, приготавливала для них угощение и с неподдельным удовольствием выслушивала колядки:
Коляда, коляда!
А бывает коляда
Накануне рождества.
Коляда пришла,
Рождество принесла. (Оренбургская губ.)
Коляда-моляда!
Ты пришла на двор
Накануне Рождества
По снежному полю,
Гулять на просторе!
Забежала во двор
К Иван Иванычу,
К тетушке Прасковье.
Иванов-то двор
Виноградьем оброс,
У Ивана-сударя
Высок терем,
У Прасковьюшки на дворе
Полным-полно.
Гуси-лебеди летели!
Мы малёшеньки,
Колядовщики,
Мы пришли
прославлять,
Хозяев величать!
Иван Иванычу
Житья сто лет!
Прасковьюшке
Всегда здравьице!
Всем детушкам,
Зятьям, снохам,
Сыновьям, дочерям
– Боярышням! (Владимирская губ.)
… А дай бог тому,
Кто в этом дому!
Ему рожь густа,
Рожь ужиниста!
Ему с колосу осьмина,
Из зерна ему коврига,
Из полузерна – пирог.
Наделил бы вас господь
И житьем, и бытьем,
И богатством… (Тверская губ.)
В Пинежском уезде Архангельской губернии ребятишки, когда колядовали, пели:
Дай тебе, господи,
На поле природ,
На гумне примолот,
Квашни гущина,
На столе спорина,
Сметаны ти толсты,
Коровы ти дойны!
Под Москвой, благодаря хозяев за подаренное печенье – «коровку, мазану головку», колядовщики сулили дому полное благополучие и счастье (существовало поверье, что в доме, где ласточка совьет гнездо, не будет несчастий и неприятностей):
Дайте коровку,
Мазану головку!
Уж ты ласточка,
Ты касаточка,
Ты не вей гнезда
Во чистом поле,
Ты завей гнездо
У Петра на дворе!
Дак дай ему бог
Полтораста коров,
Девяносто быков.
Они на реку идут,
Все помыкивают,
А с реки-то идут,
Все поигрывают.
По традиции колядовщики требовали платы, угощения, подчас очень настойчиво:
…Нам же, славцам,
Не рубь-полтина, —
Единая гривна,
Пива братыня,
Яиц коробица,
Скляница вина,
Бочка квасу,
Морда рыбы.
Блюдо шанег,
Ставец оладий
И масла крыница!
Если хозяйка выносила угощение, благодарили:
У доброго мужика
Родись рожь хороша:
Колоском густа,
Соломкой пуста!
Если же ничего не подавали, могли пропеть и такое:
У скупого мужика
Родись рожь хороша:
Колоском пуста,
Соломкой густа!
На двор чертей; на огород червей!
Коляда, Моляда,
Уродилась Коляда!
Кто подаст пирога —
Тому двор живота,
Еще мелкой скотинки
Числа бы вам не знать!
А кто не даст ни копейки
Завалим лазейки.
Кто не даст лепешки —
Завалим окошки,
Кто не даст пирога —
Сведем корову за рога,
Кто не даст хлеба —
Уведем деда,
Кто не даст ветчины —
Тем расколем чугуны!
Угрозы в адрес скупых хозяев могли быть и страшнее:
На Новый год
Осиновый гроб,
Кол да могилу,
Ободрану кобылу!
До выкрикивания таких угроз, как правило, не доходило. Общее праздничное настроение и желание, чтобы в наступающем году жилось хорошо, делали людей щедрыми, терпимыми, гостеприимными.
После шумного, веселого обхода домов молодежь собиралась в посиделочной избе и устраивала общую пирушку – съедали все, чем их одарили односельчане.
До сих пор у нас представление о святках связывается с посиделками. Посиделки, вечерки, беседы устраивались еще с Николина дня или Покрова, но приобретали праздничный характер с Рождества.
В Забайкалье, к примеру, на рождественские посиделки «девушки и парни приходили из разных деревень, разодетые в лучшие платья, иногда приносили их с собой в узелках и несколько раз переодевались. У русских в Забайкалье на святках проводилось восемь праздничных игрищ, и к каждому из них меняли сарафан и атлас (платок). Девушки, не имевшие большого числа сарафанов и шуб, занимали их у более богатых людей, а потом за это отрабатывали хозяевам, дававшим одежду на время святочных игрищ».
Лето – для старания, а зима – для гуляния.
Молодежь, «разодетая в новые рубахи, чтоб избежать неурожая, собравшись в избе, пляшет под дуду, слушает сказки, перекидывается загадками, а главное – рядится, или „окручивается“, и гадает о своей судьбе».
Загадывание загадок, видимо, когда-то носило магический характер, исконный смысл такого действа постепенно забылся, но традиция сохранила и сам тип вопросно-ответных песен и древнейшую форму исполнения их: двумя группами девушек в виде своеобразного диалога.
«Вопросы поются одной стороной, а другая только отпевает (отвечает):
Это певает:
Загануть ли,
Загануть ли,
Да красна девка,
Да краснопевка,
Да семь загадок,
Да семь мудреных,
Да хитрых мудрых,
Да все замужеских
Да королецких
Да молодецких?
Это вопрос, который поется одной стороной. Другая же отпевает:
Да загони-ко,
Загони-ко,
Да красна девка,
Да краснопевка,
Да семь загадок,
Да семь мудреных, – и т. д.
Когда вторая сторона пропоет свой ответ, первая предлагает вопрос-загадку:
Еще гриет,
Еще гриет,
Да во всю землю,
Да во всю руську,
Да во всю святоруську?
Вторая отвечает:
Солнце гриет,
Солнце гриет,
Да во всю землю,
Да во всю руську,
Да святоруську» и т. п.
Нет посиделок без хороводов. Например: девушки образуют круг (весь хоровод – это «царевна»), по-за кругу ходит одна девушка – «царевень» (царевич):
Ц а р е в е н ь: Ты пусти во город,
Ты пусти во красен.
Ц а р е в н а: Те по ще во город,
Те по ще во красен?
Ц а р е в е н ь: Мне девиц смотреть,
Красавиц выбирать.
Ц а р е в н а: Тебе коя люба,
Коя прихороша,
Коя лучше всех?
Ц а р е в е н ь: Мне-ка эта люба,
Эта прихороша,
Эта лучше всех.
С этими словами «царевень» выводит из круга выбранную девушку и, взявши своей левой рукой ее правую руку, с пением быстро ведет по-за кругу. Когда песня кончится, ее начинают сызнова и поют до тех пор, пока «царевень» не выберет из круга всех девиц, затем вереница девушек делает несколько спиралевидных поворотов, хороводных зигзагов, и на том игра кончается.
В Псковской губернии на второй день святок принято было петь под тальянку припевки:
Если б не было погоды —
Не пошел бы снег.
Если б не было миленка —
Не пошла бы сюда ввек.
С горы камушек свалился
В быстру реченьку попал.
Мой миленочек женился,
Не богаче меня взял.
Сшей-ка, батюшка, сапожки —
Вдоль деревни мне ходить:
Накладу часты следочки —
Пускай миленький глядит.
Звучали веселые, озорные песни про старого мужа, про свекра со свекровью, с которыми (в песне!) молодая невестка не считается, не церемонится:
Нынче святки – все святые вечера! Все мои подруги на игрища пошли, Мене, молоду, свекор не пустил. Заставил мене свекор овин сушить. И я-то со зла овин сожгла, Овин сожгла и туды ж пошла. Нынче святки, все святые вечера! Все мои подружки на игрища пошли, Мене, молоду, свекры не пустила, Заставила свекры кросен наткать. Я со зла кросна изорвала, берды выломала, Берды выломала да и туды ж пошла. (Тульская губ.)
Э-э, прялочку взяла да во поседочки пошла, Прясь-то не напряла, только время провела, Прялочку – под лавочку, сама гулять пошла. Кочеты запели – я не думала домой. Други запели – я умом-то не веду, Третьи-то запели – я в головку не беру, Четверты запели, да заря бела занялась, Пяты ти запели – я домой собралась, Пяты ти запели, д я домой собралась, Шесты запели – я домой пришла. Сёдмые запели, д я за старого легла, Сёдмые запели – я за старого легла, «Ну-ка, старый шут, да поворачивайся, Седа борода, да пошевеливайся». «Женушка-жена, да сейчас ли ты пришла?» «Что ты, старый шут, да ты не бредишь ли? Седа борода, да не во сне ли говоришь? Я давно пришла, да давно выспалася, Я хочу вставать да избушку топить, Избушку топить да щи да кашу варить, Щи-кашу варить да шута старого кормить». (Нижегородская губ.)
Та же ситуация «старый муж и молодая жена» обыгрыва-лась и в святочных играх. Об одной из них вспоминал С. Т. Аксаков, не раз видевший ее в своем имении Аксакова Казанской губернии еще в начале XIX века:
«Посреди избы, на скамье или чурбане, сидит старик (разумеется, кто-нибудь переряженный), молодая его жена в кокошнике и фате, ходя вокруг и приплясывая, поет жалобу на дряхлость мужа, хор ей подтягивает. Пропев куплет, кажется, из восьми стихов, из которых я помню две начальные строчки во всех куплетах:
Ох ты горе мое, гореванье,
Ты тяжелое мое воздыханье… —
жена подходит к мужу и посылает его пахать яровую пашню. Старик кашляет, стонет и дребезжащим голосом отвечает: «Моченьки нет». Зрители хохочут. Молодая женщина опять поет вместе с хором новый куплет, ходя и приплясывая вокруг старика. Таким образом перебираются все полевые работы, и на все приглашения сеять, пахать, косить, жать и проч. старик отвечает словами «Моченьки нет», разнообразя отказ прибаутками и оханьем. Наконец, жена поет последний куплет, в котором говорится, что все добрые люди убрались с полей и принялись варить пиво, потом подходит к мужу и зовет его к соседу «бражки испить». Старик проворно вскакивает, бодро отвечает: «Пойдем, матушка, пойдем», – и бежит стариковской рысью, утаскивая за руку молодую жену. Громкий веселый хохот зрителей заключает эту игру».
Со всем азартом молодости собравшиеся на посиделки играли «в молчанку». «По команде „раз, два, три“ все парни и девушки должны хранить самое серьезное молчание… Не выдержавшие молчания подвергаются какой-нибудь условленной каре, например, съесть пригоршню угля, поцеловать какую-нибудь старуху, позволить облить себя водой с ног до головы, бросить в рот горсть пепла, сходить на гумно и принести сноп соломы (последнее наказание считается одним из тягчайших, так как ночью на гумно не ходят из опасения попасть в лапы „огуменника“…). Исполнение штрафов за нарушенное молчание производится по всей строгости уговора».
Песни, танцы, разговоры обыкновенно прерывались приходом ряженых.
Любимыми масками ряженых на Псковщине были «медведь, ломающийся, показывающий, как бабы ходят по воду, как девушки глядятся в зеркало, как ребятишки воруют чужой горох; и „журав“, т. е. представляющий из себя подобие журавля… Чтобы изобразить журавля, парень набрасывает на себя вывороченную шерстью вверх шубу, в один из рукавов которой продевает палку с крючком на конце. Палка изображает клюв журавля, и этим клювом ряженый бьет присутствующих на вечеринке девушек, а те, чтобы откупиться от назойливой птицы, бросают на землю орехи, конфеты, пряники, которые журавль и подбирает».
Иной раз на посиделки врывалась целая ватага «нечисти» – парни любили наряжаться в белые длинные рубахи с рукавами до пола, вывернутые тулупы, надевать изготовленные загодя страшные маски и в таком виде с шумом и гиком заскакивать в избу и пугать девушек. Когда первый испуг проходил, девушки, конечно же, знавшие о возможности прихода подобных «гостей», начинали обороняться и выгонять нечистую силу. Поскольку игра носила не только веселый и развлекательный характер, но имела и магический смысл (выгнав из дома нечисть, пусть ряженую, были уверены, что обезопасили наступающий год, расчистили дорогу приближающемуся Новому году), ряженые не очень долго сопротивлялись и под радостные крики победителей отступали в сени или тут же разоблачались, как в случае с кикиморой, которую изображал парень, одетый по-старушечьи, в лохмотья, с горшком на голове вместо кокошника: горшок разбивали, и «кикимора» тут же превращалась в обычного парня.
Святочные забавы, ряжение продолжались и днем. Так, в Ярославской губернии «все девицы и молодые мужчины, холостые и женатые, наряжаются цыганами и цыганками, ходят в селе по всем домам ворожить на ладони и собирать яйца; или нарядятся в красные мужские рубахи, возьмут косы и грабли и отправятся с песнями по соседним деревням, как будто во время сенокоса».
Костромская молодежь рядилась «стариками со страшными горбами, коновалами, шерстобитами, Петрушкой, разными пугалами в виде стариков, чертом – навязывая на голову кудели, чтобы быть хохлатым, косматым, и вычернив рожу сажей».
Новгородцев на святках из года в год потешала излюбленная комическая пара – старик и старуха:
«Войдя в избу, дед обращается к бабе со словами: – Полно, Афимья, артачиться-то, пойдем! Аль не знаешь, что хозяева добрых людей пущают? Эй, развернись, хозяюшкам в пояс поклонись – любите и жалуйте, добрые люди!
О д и н и з п р и с у т с т в у ю щ и х: Что это она у тебя сегодня больно примахрилась? Аль поминки по бабушке Акулинке справляет?
С т а р и к: Глупый ты человек! Аль не смекаешь? Понравиться, вишь, вам, молодцам, хочет; оно и знать, что женихов выбирать пришла.
О д и н и з п р и с у т с т в у ю щ и х: А сколько ей годков? Коли больно молода, так я не возьму; чай, деда моего махоньким помнит?
С т а р и к: Что ты еще, братец! Баба, вишь, молодая, здоровенная, да вот, нишкни – посмотри! (Смотрит ей зубы, как лошади, желая узнать ее возраст.)
О д и н и з п р и с у т с т в у ю щ и х: И впрямь, брат цыган!
Бабе, оказывается, «два ста без десятка» – плясать еще может. Старик заставляет бабу плясать. Танцуя, она то падает, то встает, чем вызывает одобрительный смех присутствующих. Наконец падает и умирает.
С т а р и к (припадает к ней и причитает): Ой, баба моя работящая была, уважительная, а вишь, и померла! Желанная моя, касатка моя, раскрасавица ты эфтакая!
Но вот приходит музыкант, и под звуки гармони старуха оживает и вновь пускается в пляс».
Некоторые представления, вроде знаменитой народной драмы «Царь Максимилиан» или «Лодка», разыгрывались в специально отведенном для этих целей амбаре. Здесь же разыгрывались и небольшие сценки с участием зрителей и доморощенных актеров-импровизаторов. Одна из популярнейших святочных игр, которую с таким же успехом можно назвать и представлением, – «В кузнеца»:
«В избу, нанятую для бесед, вваливается толпа парней с вымазанными сажей лицами и с подвешенными седыми бородами. Впереди всех выступает главный герой – кузнец. Из одежды на нем только портки, а верхняя голая часть туловища разукрашена симметрично расположенными кружками, изображающими собой пуговицы. В руках у кузнеца большой деревянный молот. За кузнецом вносят высокую скамейку, покрытую широким, спускающимся до земли пологом, под которым спрятано человек пять-шесть ребятишек. Кузнец расхаживает по избе, хвастает, что может сделать все что угодно: замки, ножи, топоры, ухваты и, сверх того, умеет „старых на молодых переделывать“. – „Не хочешь ли, я тебя на молодую переделаю?“ – обращается он к какой-нибудь девице не первой молодости. Та, разумеется, конфузится и не соглашается. Тогда кузнец приказывает одному из ряженых стариков: „Ну-ка ты, старый черт, полезай под наковальню, я тебя перекую!“ Старик прячется под пологом, а кузнец бьет молотом по скамейке, и из-под полога выскакивает подросток. Интерес игры состоит в том, что при каждом ударе у кузнеца сваливаются портки, и он остается совершенно обнаженным. Когда всех стариков перекуют на молодых, кузнец обращается к девушкам, спрашивая у каждой: „Тебе, красавица, что сковать? Тебе, умница, что сковать?“ И каждая девица должна что-нибудь заказать, а затем, выкупая приготовленный заказ, поцеловать кузнеца, который старается при этом как можно больше вымазать ее физиономию».
В Васильев вечер, накануне Нового года, почти во всей центральной России молодежь устраивала еще одно колядование, теперь исполнялись по большей части «овсени» («таусени»).
Ай во боре, боре Стояла там сосна Зелена, кудрева. Ой овсень, ой овсень! Ехали бояре, Сосну срубили, Дощечки пилили. Ой овсень, ой овсень! Мосточек мостили, Сукном устилали, Гвоздьми убивали. Ой овсень, ой овсень! Кому ж, кому ехать По тому мосточку? Ехать там Овсеню Да Новому году Ой овсень, ой овсень!
В Рязанской губернии записана такая колядка:
Ой авсень,
Ой коляда!
Дома ли хозяин?
Его дома нету!
Он уехал в поле
Пашеницу сеять.
Сейся, сейся, пашеница,
Колос колосистый!
Колос колосистый,
Зерно зернисто!
Владимирские девушки пели под окнами «таусень»:
Как у нашего хозяина
Дорогие ворота,
Золотая борода,
Золотой усок,
По рублю волосок!
Таусень, таусень!
На Тамбовщине, переходя от избы к избе, «славши авсень»:
Авсень, авсень, Шелковая борода, Золотая голова, Подай пирога Или курочку с хохолком, Петушка с гребешком; Подай денежку с орлом И копеечку с копьем!
В Уфимской губернии специальный таусень исполнялся дочери хозяина, если она была в возрасте невесты:
Уж ты ягодка красна,
Земляниченька красна!
Таусень!
Отчего она красна?
Во сыром бору росла.
Таусень!
Уж ты Катенька умна,
Свет Ивановна умна!
Таусень!
Отчего она умна?
Что у батюшки росла,
Таусень!
У сударыни матушки
Нежилася,
Таусень!
Что и нежилася
Да лелеялася.
Таусень!
В некоторых местах под Новый год колядовать ходили девушки-невесты в праздничных нарядах или в масках. Они исполняли колядные величания только в тех домах, где есть жених:
У Ивана на дворе Стоят сорок коней Таусень, таусень! Ему в Москву ехать, Ему солод закупать. Таусень, таусень! Ему пиво варить, Ему сына женить. Таусень, таусень! Ему сына женить, Ивана Иваныча! Таусень, таусень! Ему брать ли не брать Настасью Лукиничну. Таусень, таусень!
В ответ каждый жених или его мать одаривали девушек лепешками, пирогами, конфетами.
На Севере России распространен был особый тип колядок – «виноградья», отличавшиеся эпическим размером, развернутым сюжетом, пространными поэтическими сравнениями и образами.
Да виноградиё да красно-зеленоё!
Да уж мы ходим не ходим спо Нову-городу,
Уж мы ищем не ищем господинов двор.
Господинов двор да высоко на горе.
Да высоко на горе да далеко в стороне,
На семидесят верстах да на восьмидесят столбах.
Да на каждом ли столбе по маковке,
Да на каждой на маковке по замчужке (жемчужине),
Да на каждой на замчужке по ленточке,
Да на каждой на ленточке по кисточке,
Да на каждой на кисточке по свечке горит,
Да этот чей стоит дом, да чей высок новой терем?
Да этот дом стоит Филиппа Ивановича,
Да это горницы Ирины Ивановны.
Да ты позволь, сударь хозяин, ко двору прийти,
Да ко двору прийти да на круто крыльцо взойти,
Да на круто крыльцо взойти да за витое кольцо взять,
Да за витое кольцо взять да спо новым сеням пройти,
Да спо новым сеням пройти да в нову горницу взойти,
Да в нову горницу взойти да против грядочки встать,
Да нам еще того повыше – на лавочку сесть.
Да нам на лавочку сесть да виноградиё спеть,
Да виноградиё спеть, в дому хозяина опеть,
В дому хозяина опеть, в дому хозяйку припеть…
Да виноградиё да красно-зеленоё»!
Это «виноградиё» (мы привели лишь отрывок, самое начало его) исполнялось на Печоре семейным хозяевам, припев повторялся после каждой строки. Существовали специальные «виноградья» и для молодых, недавно поженившихся пар, и для семей, где было много детей, и для невест, женихов и т. п.
Повсюду свои колядки прикрикивали ребятишки, ходившие ватагами от дома к дому. Детей-колядовщиков угощали печеньем, орехами, сладостями. Детские колядки коротенькие и часто носят шутливый характер:
Уж ты сивая свинья, Таусень!
На дубу гнездо свела, Таусень!
Поросят вывела.
Поросята полосаты
По сучкам пошли,
А один упал,
Ко мне в кузов попал,
Веретена перломал.
Веретена неточёны —
У них пятки золочёны.
Таусень!
(Пензенская губ.)
Ой, баусень!
Наш хозяин богатый,
Гребет денежки лопатой,
Сидит на скамейке,
Считает копейки,
Сидит на лавке,
Считает булавки.
Ой, баусень! (Тульская губ.)
Святок не бывает без гаданий. Для девушек в этом главный смысл и цель святочных вечеров. В одной из песен Пермской губ. поется:
К нам наехали святые вечера, На конях, на соболях, На лисицах, горностаях! Уж вы, кумушки, подруженьки мои, Вы придите, посидите у меня, Пособите думу думати, Пособите мне отгадывати, Отгадаете – не сказывайте.
О том же и песня, записанная в Пошехонье Ярославской губ.:
Гадай, гадай, девица, В коей руке былица, Былица достанется, Жизнь пойдет, покатится, Попригожей срядится, Молодцу достанешься, Выживешь, состаришься…
Гадали во все дни святок, но наиболее важными и значимыми считались гадания накануне Рождества, Нового года и в особенности Крещения. Сохранилось воспоминание писательницы К. Авдеевой о том, как гадали в начале прошлого века в Сибири: «Собирали кольца, запонки, сережки, клали их в блюдо и накрывали салфеткою; нарезывали маленькие кусочки хлеба и клали сверх салфетки. Сначала пели песню хлебу и соли и брали кусочки; ложась спать, клали их под головы, загадывая что приснится. Потом пели песни; по окончании каждой из них трясли блюдо, и один ловил, что попадалось, по одной вещице». Владелец вещи по песне определял, какая судьба ему нагадалась.
Спустя четверть века в другом конце России – Ржевском уезде Тверской губернии – гадали совершенно так же: в вечер под Новый год все, «даже пожилые, собравшись, только гадают о своей участи на следующий год. Для этого берут шапку, и каждый кладет в нее кольцо, серьгу или что-либо такое; после шапку встряхивают и поют подблюдные песни-стишки», под которые вынимают вещицы.
Гадания под подблюдные песни начинались, как нам уже подсказала Авдеева, с обязательной песни хлебу и соли:
Хлебу да соли Долог век, Слава!
Барышне нашей Боле того, Слава!
Кому мы спели, Тому добро, Слава!
Кому вынется, Скоро сбудется, Слава!
Скоро сбудется, Не минуется, Слава!
После этой, ничего не предвещающей песни, исполнялись остальные, каждая из которых имела свой смысл, предсказывала разные повороты судьбы. Наибольшее количество песен было, конечно же, о благополучии во всех его проявлениях:
Катилось, валилось Одонье ржи,
Погодя маленько – Скирд овса.
Кому мы спели, Тому добро.
Кому вынется, Тому сбудется,
Не минуется, Слава!
Ползет ежик По завалинке,
Тащит казну На мочалинке.
Диво ули ляду! Кому спели,
Тому добро!
(К богатству.)
Летел соловей
Через житенку,
Несет соловей
Жита горсточку.
Ладо, ладу!
Кому мы поем,
Тому честь воздаем.
(К богатству и счастью.)
Мышь пищит,
Сто рублей тащит,
Диво ули ляду!
Кому спели, тому добро!
(К деньгам, богатству.)
На печи дежа
Высоко взошла.
Кому мы же спели,
Тому добро.
Кому вынется,
Тому сбудется!
(Предвещает благополучие, счастье, богатство.)
Рылся кочеток
На завалинке,
Вырыл кочеток
Жемчужинку.
Кому спели,
Тому добро!
(К счастью и богатству.)
Медведь-пыхтун Слава!
По реке плывет. Слава!
Кому пыхнет во двор, Слава!
Тому зять в терем, Слава!
Кому мы спели, Тому добро, Слава!
Кому вынется, Тому сбудется. Слава!
Скоро сбудется, Не минуется. Слава!
(Предвещает замужество.)
Рылась курочка На завалинке,
Вырыла курочка Золот перстень.
Мне тем перстом Обручатися.
Кому вынется, Тому сбудется,
Не минуется, Слава!
Идет кузнец Из кузницы. Слава!
Несет кузнец Три молота. Слава!
«Кузнец, кузнец! Ты скуй мне венец! Слава!
Ты скуй мне венец
И золот, и нов. Слава!
Из остаточков Золот перстень. Слава!
Из обрезочков
Булавочку.
Слава!
Мне в том венце
Венчатися.
Слава!
Мне тем перстнем
Обручатися.
Слава!
Мне тою булавкой Убрус притыкать». Слава!
Да кому мы спели, Тому добро! Слава!
Вился клен с березою – Не развился.
Ладу, ладу! Кому выйдется, Правда сбудется,
Тому добро!
(К свадьбе.)
На дубчике Два голубчика
Целуются, Милуются.
То диво, то слава!
Кому выльется, Тому сбудется,
Тому сбудется, Не минуется.
(К свадьбе.)
Существовало немало песен, означающих печаль, разлуку, неприятности, бедность:
Стоят санки у лисенки,
Хотят санки уехати.
Ладу, ладу,
Кому мы поем,
Тому честь воздаем.
(Песня предвещает дорогу, разлуку.)
Ходит старушка Посереде,
На ней сарафан Весь истрескался,
Изверескался.
Илею, илею!
Кому песню поем, Тому сбудется,
Тому сбудется, Не минуется.
Илею, илею!
(К бедности.)
Заинька-ковыляинька, Слава те!
Ковылять тебе на чужу сторону! Слава те!
Кому кольцо вынется, Тому сбудется, Не минуется.
(Дорога мужчине, женщине – далекое замужество.)
На загнетке сижу,
Долги нитки вожу,
Еще посижу,
Еще повожу.
(Обещает девичество.)
Были среди подблюдных песен и такие, которые предвещали смерть, вдовство, какое-то иное непоправимое горе. От подобных песен становилось по-настоящему страшно, и нередки бывали случаи, когда девушки, услышав для себя такие слова, серьезно и надолго заболевали. Вот примеры страшных подблюдных:
Сидела я
У окошечка,
Ждала себе
Милого,
Не могла
Дождатися.
Спать ложилася.
Утром встала —
Спохватилася,
Гляжу на себя —
Вдова.
Кому мы поем,
Тому добро будет,
Тому сбудется
И не минуется.
Идет смерть по улице,
Несет блин на блюдце.
Кому кольцо вынется,
Тому сбудется,
Скоро сбудется,
Не минуется.
(Блин – поминальная еда.)
Стоит корыто
Другим накрыто.
Диво ули ляду!
Кому спели,
Тому добро!
(Песня предвещает смерть, т. к. корыто в фольклоре означает гроб.)
Надо сказать, что в действительности песни пелись в свободной последовательности, страшные и доброжелательные чередовались, а заканчивали гадание всегда на светлой, радостной ноте. Исчерпав весь репертуар подблюдных песен, выходили из избы во двор «примечать звезды», просить их об ускорении свадеб:
Ай звезды, звезды,
Звездочки!
Все вы, звезды,
Одной матушки!
Белорумяны вы
И дородливы!
Засылайте сватей
По миру крещеному,
Состряпайте свадебку
Для мира крещеного,
Для пира гостиного,
Для красной девицы,
Свет родимой Анны Ивановны!
На Святках (обычно во второй половине их, в «страшные вечера между Новым годом и Крещением) девушки гадали особенно много и по-разному, ночи напролет, меняя способы и формы испытания судьбы.
Ходили «слушать» за деревню на перекресток дорог: в какой стороне залает собака – туда и замуж идти. Подслушивали под окнами: если ругаются – в плохой дом выйдешь, смеются – в хороший. Сняв крест и не благословясь, девушка одна или с подругой шла к конюшне, становилась спиной к дверям и ударяла три раза по ним левой пяткой, приговаривая: «Если выйду замуж, то оцепайте лошадей» (то есть надевайте узду). Если лошади забренчат уздами, то гадающая в этом году выйдет замуж.
Отправлялись и к амбару, тоже предварительно сняв крест. Сказав: «Суженый-ряженый, приходи рожь мерить!», прислушивались к звукам внутри амбара: если послышится, что там пересыпают зерно, то девушка выйдет замуж за богатого, если же почудится, что метут пол веником – быть ей за бедным.
Повсеместно девушки на святках выходили «снег полоть». «Снег собираешь в полу пальто и говоришь: „Полю, полю снежок на собачий следок!“ Потом снег из полы пальто перекинешь через левое плечо и скажешь: „Наша клята, ваша свята. Миленький, ау!“. Приговаривали и так: „Полю, полю белый снег, полю, приговариваю: взлай, взлай, собачка, на чужой стороне, у свекра на дворе, у свекрови на печном столбе, у ладушки на кроватушке“.
Очень распространено было гадание с помощью петуха. Гадальщицы раскладывали на полу (на столе) щепотку крупы, кусок хлеба, ножницы, золу, уголь, монетки, ставили зеркало и миску с водой. Затем вносили петуха и смотрели, что он начнет клевать в первую очередь: крупу – к богатству, хлеб – к урожаю, ножницы – суженый будет портной, золу – табачник, уголь – к вечному девичеству, монетки – к деньгам, если петух клюнет зеркало – муж будет щеголем, если начнет пить воду – быть мужу пьянице и т. д.
На ночь девицы подвешивали в сарае гребень: жених ночью чешется, и его узнают по масти оставшихся волос.
«Богатый, бедный, вдовец, холостец» – перечисляет девушка, считая колья в тыну.
Выдергивали из стога колосок: если попадется с зерном, замужем быть за богатым.
На святки тверские девушки «веник» привязывали, чтоб разметало жениху дорогу к сватам ехать.
Костромские девки «сковородник маме под подушку клали – блинами жениха кормить. Сковородку под матрац, сковородник вдоль кровати».
Из рассказа пожилой женщины: «Научили меня, когда спать ложиться – бросить пояс на трубу или на брус и сказать: „Пояс, пояс, покажи мне поезд с суженым-ряженым, не с которым повидаться, а с которым повенчаться“. Вот я так сделала, и приснился мне сон: иду я и вижу пруд, на нем гуси, утки плавают и парень загоняет их белобрысый, а жених у меня в этой деревне был черный волосом. А замуж вышла в другую деревню. Смотрю – пруд под окном и мужик мой белобрысенький. Серафимом звали».
Страшным, но «самым верным» считалось гадание ночью в пустой бане с помощью зеркала и свечей. Решалась на такое высматривание суженого далеко не каждая девушка.
В «страшные вечера», по представлениям крестьян, нечистая сила становилась очень активной. Как бы в подражание разыгравшейся нечисти, парни от Нового года до кануна Крещения вовсю чудили: опрокидывали поленницы дров, закладывали чем попало ворота, так что хозяевам было не выйти на улицу; забирались на крыши и закрывали досками трубы – при топке печи избы наполнялись дымом. Об этих праздничных проказах знали и относились к ним снисходительно, тем более что сразу после Крещения они прекращались.
По деревеньке пройдём, Что-нибудь да сделаем: Дров поленницу рассыплем Или двери закладём.
Нечистая сила настолько наглела, что являлась даже на посиделки. От поколения к поколению передавался с разными подробностями и деталями рассказ о том, как черти чуть не завладели девками. В Сибири такой рассказ был записан сравнительно недавно:
«. .Вечерку делали черти. На Крещенье было это. Сделали вечерку, и черти омрачили девок. Девки с имя пляшут. А девчоночка за печкой сидела. Ее не омрачили, не увидали ее. Она взревела:
Няня, няня! Иди сюды! Та подошла. Она:
У них же конски копыты, а в роте огонь! У парней-то!
Девки-то выскочили, побежали. До бани добежали. Забежали и сидят, за скобу держатся. Перекрестили баню с нижнего бревна до верхнего. Ну, и потом петухи запели. Когда петухи запели, то оказалось: где была вечерка, там стало озеро…
Говорят, что правда было все это».
Чтобы избавиться от нечисти, в богоявленскую ночь накануне Крещения «толпа молодых парней верхом на лошадях носится по всем дворам, бьет метлами и кнутами по всем темным углам и закоулкам с заклинанием, криком и визгом». Вдобавок к этому на окнах, дверях, ставнях рисуют мелом кресты.
Заканчиваются святки с их весельем, гаданиями, ряжением, праздничным беспутством и озорством Иорданью – водосвятием на Крещение.
«Грешные и смелые люди считают своею святою, непременною обязанностью окунуться в прорубь возле Иордани и смыть с себя тяжкие грехи святочных игр, ряжения и маски».
Несколько недель, отделяющих Крещение от масленицы, назывались «мясоедом» и считались свадебными. В народном календаре выделяется неделя «всеядная», или «сплошная», названная так в силу того, что церковь разрешает употребление скоромной пищи в течение всей этой недели, даже в среду и пятницу – традиционные постные дни.
Иногда погоду масленицы определяли по «пестрой» неделе.
Какова пестрая, такова и маслена.
По церковному уставу в среду и пятницу на «пестрой» неделе полагается пост, т. е. вводится пестрота – «мясоястие перемежается с постом».
Название недели, придуманное народом, было обусловлено церковными правилами, но, закрепившись, оно (название) «потянуло» за собой комплекс значений, которыми наделено слово «пестрый» в русском языке, – ненадежный, неоднородный. Это привело к некоторым запретам, оценкам действий, совершаемых на данной неделе:
«Пестрая» неделя считается не вполне счастливым временем, особенно для тех, кто вступает в брак, поэтому в эти дни старались не свататься, не венчаться.
На «пестрой» жениться – с бедой породниться.
На «пестрой» жениться – голь да беда.
Оттого и баба пестра, что на «пестрой» замуж шла.
МАСЛЕНИЦА
честная, широкая, весёлая, семикова племянница, объедуха, сырная неделя
Масленица (сырная неделя) справляется за семь недель до Пасхи и приходится на период с конца февраля до начала марта.
Масленицу повсюду ожидали с большим нетерпением. Это самый веселый, самый разгульный и поистине всеобщий праздник.
В некоторых местах о подобающей встрече и должном проведении всей масленицы заботились еще с субботы предшествующей недели. В Калужской губернии, начиная печь заранее блины, хозяйка посылала мальчика лет 8-10 «встречать масленицу»: давала ему блин, с которым он скакал верхом на ухвате или кочерге по огороду и кричал:
Прощай, зима сопливая!
Приходи, лето красное!
Соху, борону —
И пахать пойду!
С субботы же начинали праздновать «малую Масленку» и кое-где на Владимирщине. Ребятишки группами бегали по деревне и собирали лапти, потом встречали возвращающихся с покупками из города или с базара вопросом «Везешь ли Масленицу?» Кто отвечал: «Нет», того били лаптями. В этот же день ребята здесь с особым азартом катались с гор: существовала примета – кто дальше прокатится, у того в семье лен уродится длиннее.
Последнее воскресенье перед масленицей носило название «мясного воскресенья». В вологодских деревнях принято было наносить визиты родственникам, друзьям, соседям и приглашать в гости на масленицу. В «мясное» воскресенье тесть ездил звать зятя «доедать барана».
«Заговляюсь на сыр да на масло», – говорит вечер перед масляной.
Ненастье в воскресенье перед масленой – к урожаю грибов. Какой день маслены красный, в такой сей пшеницу. (Ярославская губ.)
Если на масленицу идет снег, будет урожай гречихи. Масленица – объедуха, деньгам приберуха. Не житье, а масленица.
Ищет, где сорок лет масленица и по три года мелкие праздники.
Масленичная неделя была буквально переполнена праздничными делами; обрядовые и необрядовые действия, традиционные игры и затеи, обязанности и поступки до отказа заполняли все дни. Сил, энергии, задора хватало на все, поскольку царила атмосфера предельной раскрепощенности, всеобщей радости и веселья.
Каждый день масленицы имел свое название, за каждым закреплены были определенные действия, правила поведения и пр.:
Понедельник – «встреча»,
вторник – «заигрыш»,
среда – «лакомка», «разгул», «перелом»,
четверг – «разгуляй-четверток», «широкий»,
пятница – «тещины вечера», «тещины вечерки»,
суббота – «золовкины посиделки», «проводы»,
воскресенье – «прощеный день».
Вся же неделя именовалась «честная, широкая, веселая; боярыня-масленица, госпожа масленица».
По материалам прошлого столетия, масленицу нередко открывали ребятишки, которые сооружали снежные горы и скороговоркой произносили такое приветствие масленице: «Звал-позывал честной Семик широкую Масленицу к себе в гости во двор. Душа ль ты моя, Масленица, перепельные косточки, бумажное твое тельце, сахарные твои уста, сладкая твоя речь! Приезжай ко мне в гости на широк двор на горах покататься, в блинах поваляться, сердцем потешиться. Уж ты ль, моя Масленица, красная краса, русая коса, тридцати братов сестра, сорока бабушек внучка, трехматерина дочка, кеточка-ясочка, ты ж моя перепе-лочка! Приезжай ко мне в тесовый дом душою потешиться, умом повеселиться, речью насладиться. Как навстречу Масленицы выезжал честной Семик в салазочках, в одних портяночках, без лапоток. Приезжала честная Масленица, широкая боярыня, к Семику во двор на горах покататься, в блинах поваляться, сердцем потешиться. Ей-то Семик бьет челом на салазочках, в одних портяночках, без лапоток. Как и тут ли честная Масленица на горах покаталася, в блинах повалялася, сердцем потешалася. Ей-то Семик бьет челом, кланяется, зовет во тесовый терем, за дубовый стол, к зелену вину. Входила честная Масленица, широкая боярыня, к Семику во тесовый терем, садилась за дубовый стол, к зелену вину. Как и она ль, честная Масленица, душой по-тешалася, умом повеселилася, речью наслаждалася».
После этой встречи ребятишки сбегают с гор и кричат: «Приехала Масленица! Приехала Масленица!»
В Дмитровском районе под Москвой «в понедельник в семьях, где есть молодежь, делают из тряпок женскую фигуру с длинной косой, одетую в девичий наряд. Фигура изображает девушку; в руки этой фигуры дается помазок и блин» – главные символы Масленицы.
Без блинов не масленица, без пирогов – не именины.
Во многих семьях блины начинают печь с понедельника. «Накануне вечером, когда появятся звезды, старшая в семье женщина выходит на реку, озеро или к колодцу потихоньку от прочих и призывает месяц выглянуть в окно и подуть на опару:
Месяц ты месяц,
Золотые твои рожки!
Выглянь в окошко,
Подуй на опару!»
Каждая хозяйка имела свой рецепт приготовления блинов и держала его в секрете от соседей. Обычно блины пеклись из гречневой или пшеничной муки, большие – во всю сковородку, или с чайное блюдце, тонкие и легкие. К ним подавались разные приправы: сметана, яйца, икра, снетки и пр.
На масленице – первый блин за упокой.
Действительно, первый блин, испекаемый на масленой неделе, кладут на слуховое окошко «для душ родительских» со словами:
– Честные родители наши, вот для вашей душки блинок! Кое-где первый блин отдается нищим, чтобы они помянули всех усопших.
Русская масленица всегда славилась блинами, их качеством и количеством.
Блин добро не один.
Блины брюха не портят.
Блин не клин, брюха не расколет.
Руководствуясь такими поговорками, поедали огромное количество блинов, так что многие потом расплачивались за подобное обжорство плохим самочувствием, болезнями.
Как на масленой неделе
Из трубы блины летели!
Уж вы блины мои,
Уж блиночки мои! —
припевали хозяйки и гости и продолжали масленичное блинное чревоугодие.
Пришла маслена неделя,
Была у кума на блинах.
У кума была сестрица,
Печь блины-то мастерица.
Напекла их кучек шесть,
Семерым их не поесть.
А сели четверо за стол,
Дали душеньке простор,
Друг на друга поглядели
И… блины-то все поели!
Так шутили и посмеивались сами над собой.
Загадки о блинах
Ток железный, посад яровой. (Блин на сковороде.)
На плешь капнешь, вставишь, попаришь, вынешь, поправишь. (Пекутся блины.)
Берега железны, рыба без костей, вода дорога. (Сковорода, блин и масло.)
Сидит царь-птица на золотых яичках. (Сковорода на углях.) В первый день праздника дети обходили избы деревни, поздравляли с наступлением масленицы и выпрашивали блины.
Тин-тинка, Подай блинка, Оладышка-прибавышка, Масленый кусок! Тетушка, не скупися, Масленым кусочком поделися!
Ах ты Домнушка, Красно солнышко! Вставай с печи, Гляди в печь, Не пора ли блины печь! —
пропев под окнами такую песенку, владимирские ребятишки входили в дом и просили: «Подайте широкой Масленице!» Если хозяйка подавала мало, ребята убегали со словами:
Паршивые блины
По аршину длины!
После обеда дети собирались на горе и, скатываясь, выкрикивали:
Широкорожая Масленица,
Мы тобою хвалимся,
На горах катаемся,
Блинами объедаемся!
Не отставали от ребят и взрослые. В один из первых дней они тоже ходили от дома к дому и собирали «на Масленицу», припевая:
Масленица-кривошейка,
Состречаем тебя хорошенько!
С блинцами, С каравайцами,
С вареничками!
(Курская губ.)
Ой да Масленица на двор въезжает,
Широкая на двор въезжает!
А мы, девушки, ее состречаем,
А мы, красные, ее состречаем!
Ой да Масленица, погостюй недельку,
Широкая, погостюй другую!
Масленица: «Я поста боюся!»
Широкая: «Я поста боюся!»
«Ой да Масленица, пост еще далече,
Широкая, пост еще далече!»
(Калужская губ.)
Прошли дворы, Наполнили сумы.
Ах, Масленица, обманщица!
С конями пошли,
Со двора свели,
Ах, Масленица, обманщица!
Надели зипуны,
По гостям пошли,
Кати домой,
Шевели ногой,
Шевели ногой,
Вовсю рысцой!
(Владимирская губ.)
О, мы Масленицу устречали, Устречали, лёли, устречали, Мы сыр с масельцем починали, Починали, лёли, починали, Мы блинками гору устилали, Устилали, лёли, устилали, Сверху масельцем поливали, Поливали, душа, поливали. Как от сыра гора крута, Гора крута, лёли, гора крута, А от масла гора ясна, Гора ясна, лёли, гора ясна. А на горушке снегй сыплют, Снеги сыплют, лёли, снеги сыплют, А нас мамочки домой кличут, Домой кличут, лёли, домой кличут. А нам домой не хотится, Не хотйтся, лёли, не хотйтся, Нам хотится прокатиться, Прокатиться, лёли, прокатиться, С горушки да до елушки! До елушки, лёли, до елушки! Наша горушка всё катлива, Всё катлива, лёли, всё катлива, Наши бабушки воркотливы, Воркотливы, лёли, воркотливы. Они день и ночь всё воркочут, Всё воркочут, лёли, всё воркочут. Припев после каждых двух строк. Они на печке лежат, всё про нас говорят, Гоголечек, гоголечек, лёли, гоголечек! «Не пришел бы к нам кто, не принес бы чего, Гоголечек, гоголечек, лёли, гоголечек! Или сыра кусок, или мыла брусок». Гоголечек, гоголечек, лёли, гоголечек!
(Торопецкий уезд Тверской губ.)
Дети катались с гор во все дни масленицы, взрослые же присоединялись к ним позже, примерно со среды – четверга. Съезжали с гор на санях, на салазках, на обледенелых рогожах.
Катанию с гор придавался особый смысл. В старину, например, существовал обычай «лучшим пряхам в семье кататься с гор на донцах, причем у той, которая дальше прокатится, думали, будет самый лучший лен».
В Архангельской губернии долго сохранялась традиция на масленицу скатываться с горы парам, которые поженились в этом году.
Сани с молодоженами подъезжали к горе в то время, когда там собиралось много мужиков и холостых парней. Как только молодой поднимался на гору, мужики кричали: «Молоду такого-то на горку!» «Она, услышав приглашение, выходит из саней и, поклонившись на ту и другую сторону в поле, идет к ожидающему ее мужу, беспрерывно кланяясь, а зашедши на горку и еще отмерив в одну сторону три низких поклона и севши к супругу на колени, целует его два или три раза; но стоящие тут зеваки, не довольствуясь такою малою любезностью новобрачных, держат санки, говоря: „Еще, еще раз подмажь, ходче пойдет!“ – и заставляют ее таким образом целовать 10 раз и более и тогда только спускают их катиться. Скатившись, молодая опять целует мужа один раз». Все поженившиеся пары деревни должны скатиться по одному разу.
Катание с гор молодоженов сопровождалось песнями, которые пели в основном девушки, собравшиеся на горе и ожидающие своей очереди покататься.
Вот не с гор на гору снеги сыплют, Снеги сыплют, люли, снеги сыплют. На меня, молоду, свекор смотрит, Свекор смотрит, люли, свекор смотрит. «Хороша была у девицах, У девицах, люли, у девицах, Теперь хуже того в молодицах, В молодицах, люли, в молодицах!» Вот не с гор на гору снеги сыплют, Снеги сыплют, люли, снеги сыплют. На меня, младу, свекор смотрит, Свекор смотрит, люли, свекор смотрит. «Плоха была у девицах, У девицах, люли, у девицах, Хуже того в молодицах, В молодицах, люли, в молодицах!» Вот не с гор на гору снеги сыплют, Снеги сыплют, люли, снеги сыплют, На меня, младу, мужик смотрит, Мужик смотрит, люли, мужик смотрит. «Хороша была у девицах, У девицах, люли, у девицах, Лучше того в молодицах, В молодицах, люли, в молодицах». (Торопецкий уезд.)
Как правило, со среды к катанью с гор и на лошадях активно подключается и неженатая молодежь. Вообще катание на тройках наперегонки, под песни и гармонь, с шутками, поцелуями и объятьями – типично русское масленичное увеселение, в котором не принимали участие только младенцы да старики, уже не выходившие из дому.
Запрягу я коня вороного,
Посажу я кума молодого.
Масленица счастливая,
Протянися подольше!
Девки, масленка идет,
Кто нас покатает?
У Петруни за двором Сивка пропадает.
Я о масленке катался,
Трое саней изломал,
Ворона коня замучил,
А милашку покатал.
Не целуй меня на улице —
Целуй меня в сенях!
Не целуй меня в сенях —
Целуй на маслену в санях!
Целый ряд масленичных обычаев был направлен на то, чтобы ускорить свадьбы, содействовать холостой молодежи найти себе пару.
Например, костромичи «выборанивали девок» – таскали борону вдоль домов, чтобы девкам легче было выйти замуж. В Острогожском уезде Воронежской губ. женщины привязывали неженатым парням колоды – это шуточное наказание за то, что не женился в прошедший мясоед. От колоды и от довольно откровенных насмешек приходилось откупаться вином, блинами, конфетами.
Больше всего внимания и почестей оказывается на масленицу молодоженам. Традиция требует, чтобы они, нарядные, выезжали «на люди» в расписных санях, наносили визиты всем, кто гулял у них на свадьбе; чтобы торжественно, под песни скатывались с ледяной горы. Молодые супруги должны были принять участие и в обычае, который известен под названием «Столбы». «Состоит этот обычай в том, что молодые, нарядившись в свои лучшие костюмы (обыкновенно в те самые, в которых венчались), встают рядами („столбами“) по обеим сторонам деревенской улицы и всенародно показывают, как они любят друг друга; при этом кричат: „Порох на губах!“ – и предлагают целоваться. „Покажите, как вы любитесь!“ ‹…› Иной подкутивший гуляка отпустит столь полновесную шутку, что молодая зардеется, как маков цвет ‹…› „Столбы“ продолжаются час, потом едут кататься».
В Тверской губ. «к молодухе, вышедшей замуж в течение прошедшего года, приводят борону и сани. Молодая должна была выкупить шелыгу. Если молодуха выкупит шелыгу, выставит угощение, то поедет на гулянье на санях, а если поскупится, то поедет на бороне».
У владимирцев был свой обычай: утром вытаскивали на улицу молодого мужа и закидывали его снегом, а то и прямо зарывали в снег (говорили: «Молодых зятьев зарывать пойдем!»). Жена должна была выкупить своего мужа, поднести «зарываль-щикам» угощение и столько раз целоваться с мужем, сколько просили.
Традиционный вятский «целовник» имел место в масленичную субботу, когда «подгулявшая деревенская молодежь ездит целовать молодушек, которые живут замужем первую масленицу… Молодая подносит каждому из гостей ковш пива, а тот, выпив, трижды целуется с ней».
Однако самым главным событием, связанным с молодоженами и справляемым по всей Руси, было посещение тещи зятьями, для которых она пекла блины и устраивала настоящий пир (если зять был по душе, разумеется). Этому обычаю посвящено огромное количество пословиц, поговорок, песен (в основном шуточных), анекдотов и пр. В некоторых местах «тещины блины» происходили на «лакомки», т. е. в среду на масленой неделе, но могли приурочиваться к пятнице.
Зять на двор – пирог на стол.
У тещи про зятя и ступа доит.
Придет зять, где сметанки взять?
Было у тещи Семь зятьев:
Хомка зять, И Пахомка зять, И Гришка зять,
И Гаврюшка зять, И Макарка зять,
И Захарка зять, Зятюшка Ванюшка
– Милей всех зятьев!
И стала теща
Зятьев за стол сажать.
Хомка сел, И Пахомка сел,
И Гришка сел, И Гаврюшка сел,
И Макарка сел, И Захарка сел,
«Зятюшка Ванюшка, Поди вот тут сядь!»
Стала теща зятьев Вином потчевать:
Хомке рюмка, И Пахомке рюмка,
И Гришке рюмка, И Гаврюшке рюмка,
И Макарке рюмка, И Захарке рюмка,
Зятюшке Ванюшке – Рюмочка с винцом!
И стала теща Зятьев в гости звать.
Хомка идет, И Пахомка идет,
И Гришка идет, И Гаврюшка идет,
И Макарка идет, И Захарка идет.
«Зятюшка Ванюшка, Иди поскорей!»
Стала теща с зятьев Деньги обирать:
С Хомки – рубь, И с Пахомки – рубь,
И с Гришки – рубь, И с Гаврюшки – рубь,
И с Макарки – рубь, И с Захарки – рубь,
С зятюшки Ванюшки – Пара серебра!
Стала теща Зятьев провожать:
И Хомке – в шею, И Пахомке – в шею,
И Гришке – в шею, И Гаврюшке – в шею,
И Макарку – в шею, И Захарку – в шею,
А зятюшку Ванюшку – За святые волоса!
Ой, куры вы, куры, Кочеты молодые, Гребни вы золотые! Что не пойте вы рано, Не будите мово зятя. Зять у тещи гуляет, Теща у зятя пытает: «Что зять ты, зятечек, Дорогой сын гостечек, Скажи мне всю правду, Что на свете милее: Али тесть, али теща, Али жена молодая, Али матушка родная?» «Теща милая – для привета, Жена молодая – для совета, А маменька родная Милей всего свету».
Был у тещи, да рад утекши.
У тещи зять – первый гость, а принят в дом – первый разбойник.
Нет черта в доме – прими зятя. Зять в дом – и иконы вон.
Теща про зятя пирог пекла.
Соли да муки – на четыре рубли,
Сахару-изюму – на восемь рублей,
Встал этот пирог – в двенадцать рублей.
Думала теща про всех про гостей —
Зятюшка сел – да в присест пирог съел.
Теща по горенке похаживает,
На мила на зятюшку поглядывает:
«Как тебя, зятюшка, не розорвало?
Как тебя, родимого, горой не навело?» —
«Розорви, розорви тещу мою,
Тещу мою да свояченицу.
Пойдем-ка, тещенька, отгащивать ко мне.
Есть у меня про тещу много пива и вина,
Есть еще про тещеньку три дубины:
Первая дубинушка – березовая,
Вторая дубинушка – еловая,
Третья дубинушка – осиновая».
(Нижегородская губ.)
Если в среду зятья гостили у своих тещ, то в пятницу зятья устраивали «тещины вечерки» – приглашали на блины. «Являлся и бывший дружка, который играл ту же роль, как и на свадьбе, и получал за свои хлопоты подарок». Званая теща (существовал и такой обычай) «обязана была прислать с вечера все необходимое для печения блинов»: таган, сковороды, половник, кадушку для опары, а тесть присылал мешок гречневой крупы и коровье масло. «Неуважение зятя к этому обычаю считалось бесчестием и обидой и было поводом к вечной вражде между ним и тещей».
С четверга, недаром называвшегося «широким», масленичный разгул развертывался во всю ширь. Всем миром, в качестве участников или активных, заинтересованных зрителей, выходили на кулачные бои, возведение и взятие снежного городка, на конские бега.
Масленица-пышка на улицу вышла, На гору катиться, с ребятами драться! Ребята – дураки, нажимали кулаки, Нажимали кулаки все на Масленицы на боки! (Ярославская губ.)
Центральной фигурой все же оказывалась сама Масленица – кукла из соломы, которую наряжали в кафтан, шапку, опоясывали кушаком, ноги обували в лапти, усаживали на сани и везли в гору с песнями: встречали Масленицу.
Дорога наша гостья Масленица, Авдотьюшка Изотьевна, Дуня белая, Дуня румяная, Коса длинная, триаршинная, Лента алая, двуполтинная, Платок беленький, новомодненький, Брови черные, наведенные, Шуба синяя, ластки красные, Лапти частые, головастые, Портянки белые, набеленные! (Подмосковье.)
Наша Масленица годовая, Наша Масленица годовая! Наша Масленица годовая, Она гостика дорогая, Она гостика дорогая, Она пешею к нам не ходит, Она пешею к нам не ходит, Всё на комонях разъезжает, Все на комонях разъезжает! Чтобы коники были вороные, Чтобы коники были вороные, Чтобы слуги были молодые! Здравствуй, Масленица! (Псковская губ.)
Сопровождает Масленицу ряженая молодежь. Чаще всего рядятся цыганами. Иногда рядом с Масленицей-чучелом садилась в сани женщина, изображающая Масленицу, которая за прядильным станком крутит масло.
В пошехонском селе Давшино (Ярославская губ.) масленичный поезд выглядел следующим образом: «запрягают десять лошадей и более в нарочно для того приготовленную большую повозку своего рукоделья: лошади впрягаются гусем одна за другою; на каждую из них сажают вершника в рубище, разодранном с ног до головы, всего выпачканного сажею; один вершник держит большой кнут своего изделия, другой – метлу; везде и даже на свои шеи навешивают коровьи колокольчики и всякие погремушки; рогожную кибитку, всю испачканную, увешивают вениками, как будто унизывают жемчугом, и сажают в нее пьяного человека, тоже испачканного сажею и в разодранном рубище, облитом пивом; подле него стоит бочонок с пивом, против него – раскрытый сундук со съестными припасами – пирогами, рыбою, яйцами, оладьями и пряженцами». Поезд под смех и шутки односельчан проезжал по всей деревне и затем отправлялся в соседнее село.
В Сибири масленичный поезд создавали на свой манер: «„Робята“, заготовив соломенное чучело с мужскими атрибутами и принарядив его в „мужичье“ платье, усаживали в специальный экипаж, составленный из связанных в ряд двух-трех саней; в них впрягалось по одной лошади; в передок саней ставилась пустая бочка, рядом – стол с закуской, пустыми бутылками и винными стаканчиками; посредине водружалась жердь (в 9-10 аршин высоты), на нее надевалось на некотором возвышении колесо, а на нем привязывалось чучело в сидячем положении, с привязанными к нему куском коровьего масла и бутылкой со стаканами; на тот же экипаж клалось еще корыто».
Ой, Масленица-кривошейка,
Состречаем тебя хорошенько!
Хорошенько!
Сыром, маслом, калачом
И печеным яйцом!
Сударыня наша Масленица!
Протянися до Велика дня,
От Велика дня До Петрова дня!
В воскресенье – «прощеный день» устраивали проводы Масленицы. С утра ребятишки собирали дрова для костра жечь Масленицу:
Ельник, березник На чистый понедельник! Уж то ли не дрова – Осиновы дрова, Березовы дрова!
Подавайте их сюда На Масленицу, На горельщицу!
В подмосковных селах в воскресенье молодежь в санях с чучелом Масленицы ездила по деревне до темноты, с песнями и шумом. А поздно вечером выезжала на озимь и здесь на приготовленном костре чучело сжигала.
Калужские девки и бабы разыгрывают целое представление – похороны Масленицы: «Делают из соломы куклу с руками, надевают на нее бабью рубашку и сарафан, а на голову навязывают платок. В таком виде кукла эта изображает собою Масленицу. Затем одну бабу нарядят попом, наденут на нее рогожу наместо ризы и в руки дадут ей навязанный на веревке осметок – на место кадила. Двое из участвующих в обряде берут Масленицу под руки и в сопровождении толпы, под предводительством „попа“ пускаются в путь из одного конца деревни в другой, при пении различных песен. Когда же процессия выступает в обратный путь, то Масленицу сажают на палки вместо носилок, накрывши ее пеленкой. Дошедши до конца деревни, процессия останавливается. Тут куклу-Масленицу раздевают, разорвут и растреплют всю. Во время шествия с Масленицей „поп“, размахивая кадилом, кричит „аллилуя!“, а за ним кричит, шумит вся толпа – кто во что горазд: кто плачет, кто воет, кто хохочет и т. д. А когда Масленицу хоронят, то поют песни».
Прощай, Масленица-вертушка, Настает великий пост. На деревне всё приели, Подают селедки хвост! Как на масляной неделе В потолок блины летели!
И-их!
Уж ты Масленица, ты обманщица, Говорила семь недель, а остался один день! (Калининская обл.)
Прощай, Масленица,
Прощай, красная!
Наступает великий пост,
Дадут нам редьки хвост.
А мы редьку не берем,
Кота за уши дерем!
Масленица-ерзовка,
Обманула нас, плутовка!
Оставила нас
На кислый квас,
На постные щи,
На голодные харчи.
Ай, Масленица,
Обманщица!
До поста довела —
Сама удрала!
Масленица, воротись!
В новый год покажись!
(Владимирская губ.)
Масленица, Масленица, Семенова племянница, Обманула-провела, Нагуляться не дала. Через семь недель Будет светлый день, Будем пасху святить, Будем яйца красить, Ура!
(Ярославская губ.)
А маслена, маслена полизуха! Полизала блинцы да стопцы, – На тарельцы.
А мы свою маслену провожали, Тяжко-важко да по ней воздыхали. «А маслена, маслена, воротися, До самого Велика дня протянися!» (Курская губ.)
Маслена неделя В Ростов полетела, На пенечек села, Оладышек съела, Другой закусила, Домой потрусила.
Масленица загорела, Всему миру надоела, Обманула, провела, Годика не дожила, До поста довела. Шла сторонкою к нам, По заулочкам, закоулочкам, Несла блинов чугуны, Надорвала животы! Блинов напекла, Сама все пожрала, А нам редьки хвост Дала на пост! Весело гуляла, Песни играла, Протянула до поста, – Гори, сатана! (Владимирская губ.)
У масленичного костра собиралось всегда много народу, было весело, звучало много песен. С Масленицей прощались и в шутку, и всерьез. Подбрасывая солому в огонь, дети усердно повторяли:
Масленица, прощай!
А на тот год опять приезжай!
Молодежь вела себя более бурно и выкрикивала: – Убирайся вон, рваная старуха, грязная! Убирайся вон, пока цела!
Кидали в костер блины – «Гори, блины, гори, Масленица!»; парни, перемазанные сажей, старались и других выпачкать, в первую очередь, конечно же, девушек, а с ними и тещ – «Теща, люли, поджаривай блины!».
Не все коту масленица, будет и великий пост.
И в преддверии великого поста, стремясь очиститься от всего греховного, люди просили друг у друга прощения. С той же целью в прощеное воскресенье ходили на кладбище, оставляли на могилах блины и поклонялись праху родных.
ВЕЛИКИЙ ПОСТ
Сразу за семью днями разгульного масленичного веселья начинался семинеделъный период строгости, святости, воздержания – великий пост.
Пили о масленой, а с похмелья ломало на радуницу.
Великий пост всем прижмет хвост.
В великий пост и поп-от прост.
Пришла редька да хрен, да книга ефрем.
Заговляемся на хрен, на редьку да на белую капусту.
Через семь недель будет светлый день (Пасха).
Первая неделя великого поста – «сборная», о ней говорят: «Неделя сбор – течет вода с гор», поскольку великий пост обычно приходится на март, даже если начало его выпадает на конец февраля.
Великий пост обмочит хвост (ожидают оттепелей).
Понедельник «сборной» недели называется «чистым». В «чистый» понедельник крестьяне совершают по масленице «ту-жилки, которые сопровождаются… полосканием зубов, кулачными боями для вытряхивания блинов, мытьем в банях и т. п.».
Утром «чистого» понедельника ребята в некоторых местностях окончательно прощались с Масленицей. Они собирались толпами у каждого дома, «вооруженные» ухватами, кочергами, помелами, сковородами, и кричали: «Мы Масленицу прокатали, святы вечеры проиграли, мы рождествен пост пропряли. „Свет наш Масленица дорогая! Где ты ночь ночевала?“ – „Под кустом на дорожке“. Ехали скоморошки, вырезали по пруточку, сделали по гудочку, и вы, гудушки, не гудите, и вы Масленицу не будите!»
В «чистый» понедельник рот полощут. У кого в зубах «скором» навязнет, тот во сне чертей будет видеть.
«Сборное» воскресенье (на сборной неделе) особым образом отмечалось только в Москве. Здесь устраивался знаменитый торг певчими птицами и собаками, а также выставка говорящих скворцов и умных собак.
СРЕДОКРЕСТИЕ
Из сорока девяти дней великого поста в русском земледельческом календаре оказались выделенными не более десяти. Одной из самых значительных вех была ночь со среды на четверг в середине великого поста, когда «пост ломается пополам». Предки наши верили, что перелом этот происходит так осязательно, что можно его услышать ровно в полночь.
Четвертая – серединная – неделя поста называлась «сре-докрестной», или «крестопоклонной». В среду на этой неделе во всех крестьянских домах пекли специальное печенье в виде креста, а также «наподобие разных земледельческих орудий, например, в виде сохи, косы, бороны». В кресты, которые пеклись по числу членов семьи, хозяйка закладывала куриное перышко, «чтобы куры велись», или ржаное зерно, «чтобы хлеб уродился», или даже человеческий волос, «чтобы голове легче было». Кому попадался крест с каким-либо из этих предметов, считался счастливым.
Средокрестное печенье хранили до первого весеннего выезда в поле, с ними начинали засевать свои поля и огороды.
Кое-где кресты использовали для гадания, тогда в них запекали кусочек угля, монетку и пр. и по доставшемуся печенью (по его «начинке») судили о предстоящих событиях, изменениях в жизни, об урожае и т. д. Так, уголек сулил печаль, зерно – хороший урожай, лучина – гроб, чаинка – нечаянную жизнь, кусочек кирпича – плохое житье, овсяное зернышко – благополучие, монетка – богатство.
В среду ребятишки ходили по деревне поздравлять всех с окончанием первой половины поста, пели (выкрикивали) специальные песни и получали за это угощение – те же «кресты», пироги.
Кресты-пророки, Побежали по дороге, Увидали Христа, Заиграли в три листа! Хрен да редька обломились, Под гору покатились!
Хозяин с хозяйкой выходите, По крестику выносите! (Костромская губ.)
Половина говенья переломилася, А другая под овраг покатилася. Подавайте «крест», подавайте другой, Обмывайте водой!
Тетушка-лебедушка, Поветь-то упала, Коров-то задавила, Кадка молока опрокинулась, Христов-от день пододвинулся! Подавайте крест, Поливайте хвост! (Нижегородская губ.)
Тетушка Анна, Садись на окошко, В осиново лукошко, Чем хошь поливай, Только крест подавай! Кто не даст креста – Упадет изба! (Нижегородская губ.)
Известен и такой оригинальный обычай: ребятишек-поздравителей сажают, «как цыплят, под большую корзину, откуда они тоненькими голосами поют: „Здравствуй, хозяин – красное солнышко, здравствуй, хозяюшка – светлый месяц, здравствуйте, дети – яркие звездочки!.. Половина говенья переломилась, а другая наклонилась!“
Пятая неделя великого поста называется «похвальной» (от «Похвалы», которая в субботу читается в церкви).
На Похвалу сорбка яйцом похваляется (то есть начинает в этот день класть яйца или успевает уже снести первое яйцо).
В среду на «похвальной» неделе в церкви совершается всенощное бдение с каноном Андрея Критского, в народе именуемое «Андреевым стоянием» или просто «поклонами».
Девушки считают обязательным выстоять эту службу в церкви, причем полагают, что Андрей Критский за такое рвение поможет им заполучить хороших женихов, о чем они ему усердно молятся.
ВЕРБНАЯ НЕДЕЛЯ Вербное воскресенье
Вербная неделя, «вербница» – предпасхальная неделя, шестая неделя великого поста.
Если хорошо цветет верба – пашня будет удачной. На вербной мороз – яровые хлеба Хороши будут. (Новгородская губ.)
Если вербная неделя ведреная, утренники морозные, то яровые будут хорошими. (Ярославская губ.)
Без вербы – не весна.
Верба распутицу ведет, гонит с реки последний лед.
Где вода, там верба, а где верба, там и вода.
Плотва трется в первый раз на вербной,
В другой – когда распустится береза,
В третий – на вознесенье.
(Южн.)
Лазарева суббота
Канун вербного воскресенья
Святой Лазарь за вербой лазил. На Лазареву субботу сеют горох.
Когда воскресенье бывает в субботу? (Шуточный вопрос обусловлен тем обстоятельством, что церковный праздник «воскресение святого Лазаря» приходится на субботу вербной недели.)
В воронежских деревнях в день «Лазарева воскресенья» пекут хлебцы в количестве, соответствующем членам семьи, в один из хлебцев запекают грош; у кого этот хлебец окажется, тот считается счастливым или будет счастлив в будущем году, для девушки это предвещает выгодное и счастливое замужество.
Основные обряды, поступки, действия, связанные с вербной неделей, совершались в воскресный день.
Вербное воскресенье проходит под знаком освященной вербы. Растение это, особенно сережки, распустившиеся почки, повсеместно считалось целебным, наделенным особой силой.
В Вербное воскресенье бабушки запекали в хлебцы шишечки вербы и обязательно скармливали его скотине (Ярославская губ.). В костромских селениях пекли «барашки» – печенье в форме вербных почек.
По верованию крестьян, если съесть девять вербных сережек, то это предохранит от лихорадки.
Почки освященной вербы советовали есть бесплодным женщинам.
Ветками принесенной из церкви вербы хлестали друг друга, и в первую очередь детей, приговаривая:
Верба, верба, Верба хлёст, Верба хлёст Бьет до слез. Верба синя Бьет несильно, Верба красна Бьет напрасно, Верба бела Бьет за дело, Верба хлёст Бьет до слез!
Не я бью – верба бьет! Верба хлест бьет до слез!
Повсюду принято было выгонять в первый раз скотину в поле вербой с вербного воскресенья.
«Ветки вербы, принесенные из церкви, обыкновенно прячутся и в случае летней грозы, а в особенности града, их выбрасывают на двор в уверенности, что от этого гроза прекращается и град перестает идти».
Придя от заутрени, хозяин бросает веточки вербы в пищу домашней скотине в надежде на то, что это предохранит скот от падежа. Несколько веток втыкают под крышу дома или хлева, чтобы скотина не только сохранилась в целости, но и домой возвращалась исправно, не терялась бы в лесу.
«Наряду с этими общепринятыми обычаями, связанными с освященной вербой, в некоторых местах, например, в Козловском уезде Тамбовской губ., существует мнение, что освященная верба, брошенная против ветра, прогоняет бурю и, брошенная в пламя, останавливает действие огня, а воткнутая в поле – сберегает посевы.
В том же Козловском уезде распространено верование, что всякий трус, желающий избавиться от своего недостатка, должен в Вербное воскресенье по приходе от заутрени вбить в стену своего дома колышек освященной вербы – средство это, если не превратит труса в героя, то, во всяком случае, прогонит природную робость».
СТРАСТНАЯ НЕДЕЛЯ
Последняя неделя великого поста.
Страстная среда – обливают скотину снеговой водой.
Четверг на страстной неделе – «великий четверг» – сосредоточил вокруг себя огромное число поверий, примет, действий, представлений. Великий четверг называют также «чистым четвергом».
Какова погода в чистый четверток, такова и в Вознесенье.
В великий четверг мороз, так и под кустом овес.
В четверг перед Пасхой варили кисель (обычно овсяный), выносили его в миске на улицу и кричали: «Мороз, мороз! Иди кисель есть! Не бей наш овес, нашу рожь, а бей быльник да крапивник!» или: «Мороз, мороз, не морозь наш овес! Киселя поешь, нас потешь!»
В этот день хозяин перед восходом солнца выходил на улицу и потряхивал соху, чтобы хлеб лучше родился. В иных деревнях выходили взрослые мужчины и женщины и изображали пахоту, молотьбу, косьбу, даже разыгрывали сцены полевых работ в доме, полагая, что это скажется лучшим образом на самих работах и на урожае. Тверские мужики в великий четверг садились верхом на кочергу и трижды объезжали вокруг избы, огорода и поля, произнося при этом: «Крот, крот, не ходи в мой огород, в день чистого четверга тебе в… кочерга». Хозяйки, заботясь о курах, четверговую золу выносили в курятник.
По отношению к домашнему скоту тоже проделывается целый комплекс действий. Мальчики с восходом солнца бегали с колокольчиками на шее вокруг деревни, «чтобы скотина прямо с пастбища ходила домой, а не плутала». У лошадей и коров подрезали хвосты. Клочок обрезанной шерсти затыкали за матицу, чтобы скотина знала дорогу домой. Чесали лошадей, чтобы «чище и здоровее были». На Пинежье в великий четверг хозяйка открывала трубу и кричала: «Пар божья скотинка, коровушка Пестронюшка, в чистом поле – обед, дома – ночлег. Не ночуй на бору, ходи ко двору!» Костромичи с той же целью разыгрывали сценку-диалог: один из домочадцев забирался на печь, другой на чердак к трубе. «С печи кричат в трубу: „Дома ли теленки?“ С чердака отвечают: „Дома, дома!“ – „Дома ли лошадушки?“ – „Дома, дома!“
И так перебирается вся скотина».
Еще в конце прошлого века в Вятской губернии происходило следующее: «В великий четверг до восхода солнца хозяйка дома, нагая, бежит со старым горшком в руке на огород и опрокидывает горшок на кол; горшок остается опрокинутым на колу в течение всего лета – он предохраняет кур от хищной птицы».
Чрезвычайно архаический обряд защиты дома и скотины совершали на рубеже XIX–XX столетий в глухих костромских деревнях.
Здесь девушка «до солнца садилась на помело, распускала волосы и в одной рубахе, без пояса, объезжала дом с постройками. Подъехав к окну, обращалась к матери: „Тетка Анна, скотина дома?“ – „Дома!“ Благословляла. И так три раза».
На Тавде (Западная Сибирь) в великий четверг хозяин отправлялся в лес, «вырубал в пне небольшое углубление и собирал туда муравьев, говоря при этом: „Как эти муравьи плодятся, так бы у меня, раба божия (имя), плодились овечки: беленькие, черненькие и пегенькие. Ключ и замок словам моим. Аминь!“» Множество обрядов великого четверга было связано с желанием очистить дом, огород, двор «от грязи, накопившейся за зиму, от нечисти, затаившейся в углах, предупредить болезни и другие напасти». В самых разных местах принято было собирать можжевельник и окуривать им внутренние помещения, огород, вымя коровам и козам, бочки для огурцов и капусты. Иногда через дымящийся верес (можжевельник) прогоняли скотину и перешагивали сами – это считалось очень действенным средством против болезней и нечисти. Скотину еще и стегали вересом, чтобы не лягалась.
Ярославцы «в великолепный четверг умывались с серебра. Кто первый умоется – лицо белое будет». В Вологодской губернии воду для четвергового умывания брали из речки или колодца до рассвета. Затем девушки шли на хмельник, где произносили: «Как хмель любят добрые люди, так бы и меня любили!» По многочисленным свидетельствам, в великий четверг, невзирая ни на какую погоду, «люди ходили на реку и окунались в ее воды, даже если на реке был еще лед. Соприкосновение с водой должно было принести здоровье и силу на всю сельскую работу».
В этот же день самым тщательным образом вымывают и украшают избу: расстилают чистые, праздничные половики, развешивают красивые полотенца и занавески, кое-где пол в горнице посыпают белым песком.
Обязательным было и купание в бане. «Моются в бане до восхождения солнца, говоря, что и ворон перед этим днем купает детей своих… Всходя на полок, приговаривают: „Хрещеный на полок, нехрещеный с полка“. Выходя из бани, оставляют на полке ведро воды и веник для „хозяина“ (байника) и, перекрестившись, произносят: „Тебе, баня, на стоянье, а нам на здоровье!“ (Смоленская губ.).
В великий четверг девушки ходят утром под яблони чесать волосы – чтобы хорошо росла коса (Новгородская губ.).
Сугубо великочетверговым делом было приготовление «четверговой соли»; обычную крупную соль завертывали в тряпочку и перепекали в печи, иногда с квасной гущей. Крестьяне объясняли, что такая соль оказывалась очищена от скверны, т. е.
прикосновения руки Иуды-предателя, поэтому она обладала целебными свойствами и хранилась в течение года как лечебное средство для людей и для скота. Пятница на страстной неделе.
Если на страстную пятницу пасмурно, то хлеб будет с бурьяном.
Если под страстную пятницу заряно, пшеница будет зернистая.
Суббота на страстной неделе – великая, красильная. В страстную субботу красят яйца.
ПАСХА
Велик день, Светлый день.
По старому стилю Пасха приходилась на период от 22 марта по 25 апреля.
У крестьян существовало поверье, что на Пасху «солнце играет». И многие старались подкараулить это мгновение. В средней полосе России дети даже обращались к солнцу с песенкой:
Солнышко, ведрышко,
Выгляни в окошечко!
Солнышко, покатись,
Красное, нарядись!
Мороз или гром на первый день Пасхи предвещают хороший урожай льна (Тамбовская губ.).
Как дождь или погоды в первый день Пасхи, дак весна дождлива будет (Пинежье).
Кто на первый день Пасхи что-либо разобьет – умрет в тот год.
Масса примет, суеверий, обычаев приурочена народом к пасхальной ночи и торжественной заутрени, когда в церквах провозглашают воскрешение Иисуса Христа.
«По мнению крестьян, в пасхальную ночь все черти бывают необычайно злы, так что с заходом солнца мужики и бабы боятся выходить на двор и на улицу: в каждой кошке, в каждой собаке и свинье они видят оборотня, черта, прикинувшегося животным», – писал С. В. Максимов на основе многочисленных наблюдений и сведений.
В то же время находятся смелые люди и озорники, которым все нипочем. Они утверждают, например, что если поцеловать замок у церкви на Пасху, обязательно увидишь ведьму; а если выйти с пасхальным яйцом на перекресток дорог и «покатить яйцо вдоль по дороге – тогда черти непременно должны будут выскочить и проплясать трепака»; в пасхальное воскресенье можно даже узнать, кто в деревне является ведьмой и сколько их: для этого взять заговоренный творог, встать с ним «у церковных дверей и держаться за дверную скобу – ведьмы будут проходить, и по хвостам их можно сосчитать всех до единой».
На Пасху «старики расчесывают волосы с пожеланием, чтобы у них было столько внуков, сколько волос на голове; старухи умываются с золота, серебра и красного яичка в надежде разбогатеть, а молодые взбираются на крыши», чтобы встретить солнце.
Во время пасхальной службы девушки тихонько шепчут: «Воскресение Христово! Пошли мне жениха холостого, в чул-чонках да в порчонках!»; «Дай бог жениха хорошего, в сапогах да с калошами, не в корове, а на лошади!» Все девичьи пасхальные приметы об одном: если девица ушибет локоть, значит, ее вспомнил милый; если во щи упадет таракан или муха-к свиданию, губа чешется – к поцелуям; бровь станет чесаться – кланяться с милым. Девушки умывались с красного яйца, чтобы быть румяной, становились на топор, чтобы сделаться крепкой, и т. п.
У каждого своя корысть, и поскольку Пасха – величайший христианский праздник, когда высшие силы на радостях готовы исполнить любое желание православного человека, желания произносятся прямо на заутрени. О просьбах девушек мы уже сказали. Используют этот момент и охотники, которые специально являются в церковь с ружьями, и как только в первый раз запоют «Христос Воскресе», они стреляют в воздух в полной уверенности, что этим выстрелом убьют черта и обеспечат себе удачную охоту в течение года.
Воры «употребляют все усилия, чтобы во время пасхальной заутрени украсть какую-нибудь вещь у молящихся в церкви, и при этом украсть так, чтобы никому и в голову не пришло подозревать их. Тогда смело воруй целый год, и никто тебя не поймает».
Свои правила поведения и способы получения выгоды от пасхальной службы выработали картежники. Когда в первый раз запоют «Христос Воскресе», надо иметь в руках виннового (пикового) туза и вместо «воистину воскрес» сказать попу «винновый туз есть» – «тогда с этим тузом можно сделаться настоящим невидимкой и все доставать», – рассказывали в Тюменском крае. Неплохо также, отправляясь в церковь, слушать пасхальную заутреню, взять с собой колоду карт и, как только священник произнесет: «Христос Воскресе», сказать: «Карты здеся». На второе провозглашение «Христос Воскресе» картежник должен ответить: «Хлюст здеся», а в третий раз – «Тузы здеся». «Это святотатство, по убеждению игроков, может принести несметные выигрыши, но только до тех пор, пока святотатец не покается».
Существует и такая примета: если собака во время пасхальной утрени будет лаять на восток – к пожару, на запад – к несчастью.
Как всякий большой праздник, к тому же длящийся неделю, Пасха заполнена различными играми, развлечениями, хождением в гости. На Пасху принято поздравлять друг друга с воскресением Христовым, христосоваться и обмениваться крашеными яйцами. На Пасху повсюду разрешается всем (мужчинам, парням) звонить в колокола, поэтому звучит беспрерывный колокольный звон, поддерживая радостное, праздничное настроение.
Исключительно пасхальным развлечением было катание яиц, для чего приготовлялись заранее специальные желобки и выбирались опытными игроками яйца особой формы – чтобы легко разбивало другие яйца, а само оставалось цело.
Пасхи не бывало без качелей. Едва ли не в каждом дворе устраивали качели для детей, а в традиционном месте (на деревенской площади, ближайшем выгоне и т. п.) загодя вкапывались столбы, навешивались веревки, прикреплялись доски – возводились общественные качели. Из разных местностей собиратели конца XIX – начала XX в. сообщали о чрезвычайной популярности качелей на Пасху.
«…на качелях катаются решительно все», возле них «образуется нечто вроде деревенского клуба: девушки с подсолнухами, бабы с ребятишками, мужики и парни с гармониками и „тальянками“ толпятся здесь с утра до ночи; одни только глядят да любуются на чужое веселье, другие веселятся сами. Первенствующую роль занимают здесь, разумеется, девушки, которые без устали катаются с парнями».
На святой неделюшке
Повесили качелюшки.
Сначала покачаешься,
Потом и повенчаешься.
На горе стоят качели,
Пойду покачаюся.
Нынче лето отгуляю,
Зимой повенчаюся.
Скоро Пасха придет,
Кто нас покачает?
Как у нонешних ребят
Веревок не бывает!
С Пасхи гуляния молодежи переносятся на открытый воздух: пляшут, водят хороводы, затевают игры на лужайках за околицей, на лесных полянах, в конце деревенской улицы.
На середину лужка «выходит молодец – запевало и с помощью других начинает песню:
При компаньи мало стало, Веселиться не с кем стало! Ой, братцы, мало нас, Ой, дружки, немножко!
Ты, Феденька, поди к нам, Ехремыч, приступись! Ой, братцы, мало нас, Ой, дружки, немножко!
и т. д. до тех пор, пока не пригласит всех присутствующих молодцев. Затем таким же образом вызывают девиц. После этого, взявшись за руки, образуют круг, который движется то в ту, то в другую сторону и поют:
У Казани у реки озеро воды.
Молодец коня поил, коня воронова.
Коль водицу конь не пьет,
Молодца горе берет.
В карман ручки он сует,
С рублик денег достает.
С рублик денег достает,
Красным девкам подает.
Одна девушка смела
К молодчику подошла,
С парня рубличек взяла,
В караван гулять пошла.
В караване на лужке
Целоваться всем в кружке.
После этих слов играющие целуются»
(Алтайский край).
В русских западных губерниях на Пасху совершался еще один обход дворов, напоминающий святочное колядование (нередко он и назывался «зеленые святки»). Там, где этот обряд жил активной жизнью, исполнялся он группой мужчин – воло-чебников:
Ну-те, братцы-товарищи! Собирайтесь до кучечки! Пройдемте в тое село, Поздравим их с праздником, Их с праздником, с Христовым днем, С Христовым днем, красным яйцом!
В том селе лежит брусья, Лежит брусья тесовая, Тесовая, дубовая. На том брусье сидят мужи, Сидят мужи, мужи честные,
Рядят раду, раду добрую: «Ну-те, братцы-товарищи! Дожидаемся мы двух праздников, Двух праздников веселеньких:
Первый праздник – свет Егорий, Другой праздник – свет Никола, Свет Егорий с шелковой травой, Свет Никола с засевочком, С засевочком с овсяненьким». «Ну те, братцы-товарищи! Собирайтесь до кучечки! Будем радить раду добрую: Кому у нас, братцы, запахивать, Запахивать и засевать?» – «Запахивать пану Ивану, Засевать его брату!»
И не шум шумит, и не гром гремит,-
Христос воскрес на весь свет!
Идут-бредут волочебнички,
Это не волочебнички – разбойнички.
«Хозяинушка ты наш батюшка!
Ай спишь ты лежишь, али так лежишь?
Подари ты нас, волочебников!
Наши дары не велики, малы -
Пару яиц да и рюмку вина,
Рюмку вина да кусок пирога!
Не хочешь дарить – пойдем ты с нам,
Кий волочить, людей смешить!
Хозяинушка наш батюшка!
Что у твоем дворе случилося?
Зажги огонь, сходи ты на двор.
На твоем дворе три радости:
Перва радость – коровка телилася,
Друга радость – овечка ягнилася,
Припев повторяется после каждой строки.
Третья радость – кобыла жеребилася.
Корова телила телочку,
Овечка ягнила ярочку,
Все ярочки по парочке,
Твоим дочкам на приданочки.
Кобыла жеребила коника,
Коника все вороника!
Сходи в гумно, там три праздника: Первый праздник – Христов день, Второй праздник – Егоров день, А третий праздник – Илья-пророк. Он межи сжинал, стоги ставил». Христос воскрес на весь свет!
Волочебникам выносят яиц, сала, денег, пирогов, молока и пр. В адрес скупого хозяина могли прозвучать очень неприятные слова, которых боялись:
Кто не даст нам яйца – околеет овца, Не даст сала кусок – околеет телок, Нам не дали сала – коровушка пала.
На Пасху нередко посещали кладбища – ходили христосоваться с покойниками. На могилах оставляли крашеные яйца, немного хлеба и пива.
РАДУНИЦА
К этому дню относится пословица: «На Радуницу утром пашут, днем плачут, а вечером скачут», означающая, что после Пасхи вплотную приступают к сельскохозяйственным работам в поле, что Радуница – это день, когда обязательно ходили на могилы (один из главных родительских дней), а к вечеру веселились.
Блинцами от родительской кормят овец, чтоб ягнились.
Вывози навоз в родительску, хлеб уродится.
«Радуница была праздником всенародным. Вся деревня выходила на кладбище к могилам своих близких. Женщины на могилах причитали… На могилы приносили еду и питье: кутья, пироги, калачи, блины, сырники, крашеные яйца, вино, пиво, канун (род браги) и т. д. Едой делились с покойниками: яйца, блины и прочие угощения крошили на могилах и оставляли их там. На могилы лили масло, вино, пиво; все это делалось „мертвым на еду“. По могиле катали яйца.
КРАСНАЯ ГОРКА
Первое воскресенье после Пасхи, последний день пасхальной недели.
В ряде мест к Красной горке старались подогнать свадьбы, день этот считался счастливым для вступающих в брак.
В Калужской губернии в старые времена это воскресенье было отведено для встречи весны. «Соломенное чучело, укрепленное на длинном шесту, ставится на горке; кругом его собираются женщины и мужчины. После песен садятся вокруг горки, угощают друг друга яичницами. Вечером сжигают чучело с песнями и плясками».
«Красная горка считается девичьим праздником, и так как в этот день происходят свадьбы и идет усиленное сватовство, то на игры являются обыкновенно все девушки до единой (конечно, в лучших нарядах, потому что в этот день происходит выбор женихами невест). Считается даже дурной приметой, если какой-нибудь парень или девушка просидят на Красную горку дома: такой парень или совсем не найдет себе невесты, или возьмет рябую уродину; а девушка или совсем не выйдет замуж, или выйдет за какого-нибудь последнего мужичонка-замухрышку».
Начинались хороводы, пляски с «наборных» песен:
Как на улице дождик накрапывает, Хоровод красных девок прибывает. Ох вы, девушки, поиграйте! Уж как вы, холостые, не глядите: Вам гляденьицем девушек не взяти, Уж как взять ли, не взять ли по любви, Что по батюшкину повеленью, Что по матушкину благословенью.
По саду, по садику Два мальца ходят, Они ходят-гуляют И девок выбирают: «Распожалуйте, девчата, С нами погулять!»
Не шелковая травинка Окол пенья вьется, Красавица девушка Дружка не дождется. Я ждала два месяца, Подожду денечек: Не воротится ль назад Миленький дружочек? Встретила, заметила Своего любезного: «Ты пожалуй, молодец, В нашу круговую, Выбирай-ка, удалой, Девицу любую».
До позднего вечера звучали песни и водились хороводы.
«Сведи, маменька, в хоровод гулять,
В хоровод гулять, невест выбирать».
«Выбирай-кося, добрый молодец,
Самолучшую дочь дворяночку».
Дочь дворяночка выходила к нам,
Выходила к нам, говорила нам:
«Добрый молодец, не жена тебе,
Твоему дому не хозяюшка,
Белым рученькам не заменушка».
«Сведи, маменька, в хоровод гулять,
В хоровод гулять, невест выбирать».
«Выбирай-кося, добрый молодец,
Самолучшую дочь мещаночку».
Дочь мещаночка выходила к нам,
Выходила к нам, говорила нам:
«Добрый молодец, не жена тебе,
Твоему дому не хозяюшка,
Белым рученькам не заменушка».
«Сведи, маменька, в хоровод гулять,
В хоровод гулять, невест выбирать».
«Выбирай-кося, добрый молодец,
Самолучшую дочь крестьяночку».
Дочь крестьяночка выходила к нам,
Выходила к нам, говорила нам:
«Добрый молодец, я жена тебе,
Твоему дому я хозяюшка,
Белым рученькам заменушка».
«Родна маменька, я женат хожу,
Я женат хожу, с женой гуляю,
Где ни сойдемся, там обнимемся,
Где ни встретимся – поцелуемся».
У ворот трава притолочена,
Я у батюшки запоручена,
Запоручена я за крестьянина.
Уж как мне бы, младой, не хотелося,
Моему сердцу не раделося:
Ведь крестьянин-то он орать станет,
А мне, молодой, да боронить велит.
У ворот трава притолочена,
Я у батюшки запоручена,
Запоручена я за поповича.
Уж как мне, младой, не хотелося,
Моему сердцу не раделося:
Попович-то да он писать станет,
А мне, младой, огонь светить.
У ворот трава притолочена,
Я у батюшки запоручена,
Запоручена я за гудочника.
Уж как мне, младой, захотелося,
Моему сердцу зараделося:
Как гудочник-то станет в гудок играть,
А как я, млада, буду песни петь.
Красная горка в Северном Поволжье называлась «кликуш-ным воскресеньем», так как в этот день односельчане ходили к домам молодоженов – «окликать молодых», которые за пение выносили по яйцу и по стопочке.
Позволь нам, хозяин,
Позволь, господин,
Нам вдоль улицы пройти,
Дом хозяина найти,
Позволь на ступенечку ступить,
На другую переступить,
За колечко побренчать,
Молодых повеличать!
Уж вы дайте знать,
Молодых-то как назвать?
Выходи-ка, молодая,
На парадное крыльцо,
Выноси-ка, молодая,
Нам по пряничку,
По стаканчику пивца,
На закуску пирога.
(Костромская губ.)
Вьюница-молодица! Выходи на крыльцо, Выноси красное яйцо! А не вынесешь яйцо. Разломаем все крыльцо! (Ярославская губ.)
Нижегородские окликальщики исполняли вьюнишные песни молодоженам накануне Красной горки, в пасхальную субботу. Их вьюнишники отличались большими размерами (до 150–180 строк), особым колоритом, яркой поэтической символикой и отчетливым ритуальным смыслом. Не приводя самых длинных вьюнишных окликаний, дадим в качестве примера два текста, где содержатся в сжатом виде основные мотивы вьюнишников:
На горе было горе, У Ивана на дворе. Вьюнец-молодец, Вьюница, эй, молодая!1 Вырастало деревце Да кипарисовое. Как во этом деревце Да три угодьица: По вершине деревца
Да соловей песни поет, Посередь-то деревца Да пчелы яры гнезда вьют. По корень-то деревца Да тут беседушка стоит, Во беседушке сидит Да удалой-от молодец, Молодой-от молодец Да Иванушка господин. Иванушка господин Да с молодой своей женой, С молодой своей женой Да с Прасковьей молодой.
У Василья во дворе
Вырастало деревцо,
Вьюница молодая!
Вырастало деревцо
Кипаристо-высоко,
Кипаристо-высоко,
Оно листьем широко,
Оно листьем широко,
Златоверховато.
Что во этом деревце
Три угодья хороши:
Во комли-то деревца
Кровать нова тесова,
Кровать нова тесова,
Перинушка пухова,
Перинушка пухова,
Подушечка парчева.
На перине пуховой,
На подушечке парчевой,
На подушечке парчевой
Спит вьюнец-молодец,
Спит вьюнец-молодец
Со вьюницей со своей,
Со вьюницей со своей
Со Прасковьей госпожой.
Ты поди-тка буди
Свою молоду жену,
Прасковью госпожу,
Дочь Ивановну!
«Отвыкай, отвыкай
Своеё стороны
Своеё стороны
Свово батюшки,
Свово батюшки,
Своей матушки!
Привыкай, привыкай
Ко моей стороне,
Ко моей стороне,
К мому батюшке,
К мому батюшке,
К моей матушке!»
«Я ко свекру привыкала,
Я рубашечки шивала,
Я к свекрови привыкала,
Я кросенца дотыкала,
А к деверьям привыкала,
Воды на руки давала,
Я к золовкам привыкала,
Русы косы плела,
Я ткала, я пряла,
Я шелком шила,
Я шелком шила
И по золоту ходила!»
Отпирай, отпирай
Все окованы концы!
Вынимай, вынимай
Все парчовы кошели,
Все парчовы кошели,
Все кошелочки,
Все кошелочки,
Все мошоночки!
Оделяй, оделяй
Нас певцов-молодцов!
Нас певцов-молодцов
Хоть по денежке,
Хоть по денежке,
По копеечке,
Либо по склянице вина,
Либо пива ендова!
Покатися, яйцо,
С высокого терему!
С высокого терему,
Не сшибися с шолому!
ФОМИНА НЕДЕЛЯ
Первая неделя после Пасхи.
В понедельник или вторник на Фоминой неделе церковью установлено поминовение умерших. Служат панихиды и ходят на кладбище.
Фомино воскресенье часто называется сроком найма «ка-зачих» – женщин, девушек для оказания всяческих услуг по дому, особенно в страдное весенне-летнее время.
«Казачиха лето прожила да и жениха себе купила», – говорят в Архангельской губернии о девушке, нанимавшейся в ка-зачихи и заработавшей себе на приданое.
В казачихах-то – не дома, Спать-то не повалишься. На часок повалишься, На весь век закаешься.
Дролечка, женись, женись, Не бери девок ничьих. Меня выкупи из горюшка, Из бедных казачих.
В казачихах будешь жить, Надо каждому служить: Старому и малому, Среднему, последнему, Ласково словечико Хозяйке из сердечика.
Я в чужих людях живу, По востру ножику хожу. Ножик гнется во дугу, Ничем потрафить не могу.
ПРЕПОЛОВЕНИЕ
Середина срока между Пасхой и Троицей, т. е. 25-й день после Пасхи.
Уже в прошлом веке этнографы отмечали, что «праздник Преполовения принадлежит к числу тех, истинное значение которых почти совершенно непонятно для народа». Крестьянин, надо полагать, и не особенно страдал от этого. Он по-своему интерпретировал церковные положения и символы, приурочил к празднику те действа, которые, с его точки зрения, должны были способствовать росту трав и хлебов, здоровью людей и скота.
Православная церковь в день Преполовения молится «о напо-ении всех жаждущих спасения водами благочестия», в крестьянской России совершается обряд освящения воды на реках, озерах, в колодцах – и вода эта считается целительной, жители деревень в сопровождении священника отправляются на поля, засеянные хлебом, и священник окропляет нивы святою водой, а крестьяне молятся всевышнему о ниспослании обильного урожая.
Нельзя сказать, чтобы народ совсем равнодушно относился к непонятным терминам, названиям. Всегда находились люди, которые пытались докопаться до подлинного смысла слова, и тогда возникали легенды, предания. Так случилось и с праздником Преполовения, объяснение которому дает следующая легенда.
«Один раз гнались за Богородицей разбойники, а она была с младенцем на руках. Бежала, бежала Богородица, глядь – река. Она и бросилась в воду, рассчитывая переплыть на другую сторону и спастись от погони. Но с младенцем на руках плыть было бы трудно, потому что грести приходилось только одной рукой. Вот и взмолилась Богородица своему младенцу: „Сын мой милый, дай ты мне третью руку, а то плыть мне невмоготу“. Младенец услышал молитву матери, и появилась у нее третья рука. Тогда уж плыть было легко, и Богородица благополучно достигла противоположного берега». Благодаря этой легенде (а может быть, она сама явилась результатом осмысления слова) русские крестьяне называют праздник Преполовения «Преплавлением» (от слова «переплыть»).
ВОЗНЕСЕНИЕ
На сороковой день после Пасхи церковь праздновала «вознесение» Христа на небо.
Вознесение с дождем, Илья с грозой.
В народном календаре и этот праздник наполнялся аграрным смыслом. Вознесение понималось совершенно конкретно, как «рост», «подъем», «восхождение», с таким толкованием связаны и обряды вознесеньего дня.
Повсеместно на Вознесение пекли из теста «лесенки». В Ярославской губернии «лесенки» делались обязательно с семью ступеньками, по числу семи небес Апокалипсиса. Когда-то эти лесенки «освящались в церкви, относились на колокольню и бросались вниз на землю. При этом, конечно, гадали о том, на какое из семи небес суждено попасть гадающему. Когда все семь ступенек оставались целы, это указывало гадальщику прямой путь на небо, и наоборот: если лесенка разбивалась в мелкие куски, то тем самым обнаруживала страшного грешника, который ни на одно из небес не годится».
Однако такое употребление хлебных лесенок было редким. Обыкновенно «после обеда мужики, бабы и девки идут все на свои ржи в поле. Там всякий у своей нивы, помолясь на все четыре стороны, бросает лесенку вверх, приговаривая: „Чтобы рожь моя выросла так же высоко“. После этого лесенки съедались».
В Кадниковском уезде Вологодской губ. «к рогулькам из теста (которые также называются „лесенками“) прибавляют еще особое печенье – сочни с овсяной крупой, называемые „христовыми окутками“ – всегдашней принадлежностью всякой крестьянской обуви, неизбежной при хождениях и восхождениях».
В ярославских селениях «молодежь выносит и ставит украшенные березки на межах полей, где они стоят до конца жатвы. Около них веселятся, кидают вареные яйца, катаются и говорят:
– Уродись, рожь, чиста и высока!»
Девушки и девочки-подростки Тарусского уезда Калужской губ. на Вознесение гурьбой отправляются в поле со съестными припасами «и там во ржи изготовляют себе яичницу, и, когда ее едят, бросают вверх ложки, приговаривая: „Как высоко ложка летает, так бы высоко рожь была“.
Под Москвой молодежь «с яйцами и блинами отправляется в поле; каждый отыскивает свою полосу, подбрасывает раза три яйцо кверху, потом разбивает его, откусывает от яйца и от блина по куску, а остальное зарывает в полосу, при этом говорят:
Христос, полетишь на небеси, Потяни нашу рожку за колоски».
К Вознесению в ряде мест приурочивались некоторые приметы, обряды, связанные с кукушкой.
Как правило, около Вознесения начинает колоситься жито и замолкает кукушка, отчего в народе говорят: «Кукушка подавилась житным колоском»; «И рада бы весна на Руси вековать вековушкой, а придет Вознесеньев день, прокукует кукушкою, соловьем зальется, к лету за пазуху уберется».
На Вознесенье совершался обряд «крещения и похорон кукушки», который продолжался от одного до трех дней. Это был сугубо женский, точнее, девичий обряд, совершавшийся тайно, никто посторонний (мужчины, парни, взрослые, дети) не должен был знать места «крещения» и захоронения кукушки. Изготовляли кукушку из пучка травы «кукушкины слезки», придавая ей человекообразный вид, иногда в этой роли выступали просто ветка, букет, венок, иной раз шили тряпичную куклу. «Кукуш-ка»-кукла из тряпок или из травы наряжалась в девичий наряд (сарафан, рубаха, платок), украшалась лентами, цветными лоскутками, бусами.
«Крещение» кукушки происходило под березой, куклу сажали на ветку или ставили под деревом, покрывали платком и три раза перекрещивали. Последнее было далеко не обязательно, собственно под «крещением кукушки» понималось кумле-ние девушек: девушки целовались, менялись крестами, бусами, платками, затем ели яйца, а скорлупки в Тульской губ. развешивали на ветках деревьев и кустов. Кумление сопровождалось специальными «кумитными» песнями:
Кума с кумой, Покумимся! Чтобы нам весь год Не бранитися. Побранимся – Грешны будем, Кукушечке Тошно станет! (Калужская губ.)
Ты кукушка ряба, Ты кому же кума? Покумимся, кукушка, Покумимся, голубушка, Чтоб нам с тобой не браниться!
Кума, не драться! Кума, не бороться! Кума, помириться! Покумимся, кума, Подушимся, душа! Не браниться нам, кума, До Троицына дня! (Владимирская губ.)
«Кукушечка, Кукушечка, Птичка серая Рябушечка, Кому ты кума, Кому кумушка?» «Красным девушкам И молодушкам!» Иде девки красны шли, Там и рожь густа, И ужиниста, И умолотиста! Иде бабы прошли, Там и рожь пуста, И неужиниста, И неумолотиста!
Хоронили кукушку или в тот же день после кумления, или на следующий, а то и через день. Если кукушку из травки зарывали в землю, то делали это одна-две выбранные девушки в тайном месте; если же кукушку оставляли на дереве, то здесь же все участницы обряда устраивали совместную еду, пели веселые песни, после чего расходились по домам.
СЕМИК и ТРОИЦА
Один из самых главных, ответственных периодов народного земледельческого календаря падает на седьмую неделю после Пасхи. Неделя эта носит название «семиковой», «русальной», «зеленой», «грязной», особо отмечены три ее дня: Семик, приходящийся на четверг; родительская суббота; Троица – воскресенье, 50-й день после Пасхи.
Семик – седьмой четверг после Пасхи считался очень большим праздником, он открывал сложный комплекс обрядов, знаменующих прощание с весной и встречу лета, прославляющих зеленеющую землю с центральным персонажем – березкой.
Селения на этот небольшой отрезок времени буквально преображались: дома и улицы украшаются срезанными березками, ветками, цветами. На Троицу прихожане являются на обедню в церковь с букетами полевых цветов, а пол в храме устилается свежей травой.
Те, кто придерживался старинных обычаев, утром посещали кладбища, где и встречали семик. Веселье начиналось после обеда. Молодежные гулянья, игры, хороводы происходили или в лесу, вокруг березки, или в деревне, куда с песнями вносили срубленное и украшенное деревце.
По традиции в Смоленской губернии в семик шли с березкой под песню:
Ой, где девки шли, там и рожь густа, Ой, где вдовы шли, там трава росла, Что трава росла высока, зелена; Где молодушки шли, там цветы цветут, Ну цветут цветы по всей улице, По всей улице да по бережку, Что по бережку под кусточками.
Во владимирских деревнях «накануне семика девушки рубят березку, украшают ее лентами, а в самый семик они вместе с парнями, которые несут березку, ходят с нею по полю, распевают песни и потом бросают ее в рожь».
Береза моя, березонька! Береза моя белая, Береза моя кудрявая! Стоишь ты, березонька, Осередь долинушки. На тебе, березонька, Трава шелковая. Близ тебя, березонька Красны девушки, Красны девушки Семик поют, Под тобою, березонька, Красны девушки, Красны девушки Венок плетут.
«В Саратовской губернии для празднования семика избирался особый дом, куда приносили разных припасов для пира, не забывая солода и хмеля; варится брага, затирается, заквашиваемая и сливаемая при пении веселых песен. В самый же семик, в полдень, начинается торжество. Посреди двора воткнуто срубленное с ветвями и листьями дерево, под которым стоит горшок с водою. Девицы ходят по двору или сидят, а мальчуганы держат в руках заготовленные кушанья, другие – ведро с пивом на палке. Более веселая, бойкая девушка подходит к дереву, опрокидывает горшок с водою, выдергивает дерево из земли и затягивает песню. С пением:
Ио, ио, семик-троица,
Туча с громом сговаривалась:
Пойдем, гром, погуляем с тобой,
Во ту слободу, в Радышевчину,
Ио, ио, семик-троица! —
идут в лес, где происходит пир».
На обширной русской территории троичный обряд с молодым деревом справлялся, разумеется, неодинаково, каждая губерния и даже деревня имела свой набор и последовательность действий, свой обязательный песенный репертуар, при том что основные элементы обряда сохранялись. К числу таких элементов относятся: выбор и украшение дерева, совместная трапеза под ним, завивание венков, кумление, срубание дерева с последующим уничтожением его, хороводные песни и игры под ним, гадание на венках, брошенных в воду.
Как это происходило на самом деле, в конкретных условиях русской деревни прошлого века, покажут приводимые ниже примеры.
В большинстве деревень Дмитровского уезда Московской губернии «в среду перед Троицей девушки отправляются выбирать – „заламывать“ березки, а на другой день, в семицкий четверг, или же в субботу, с яичницей и пивом идут завивать выбранные березки. Каждая приносила с собой глазок яичницы. После того как все березки завиты, яичницы размещались вокруг одной березки, а девушки, взявшись за руки, водили хоровод под следующую песню:
Березка, березка, Завивайся, кудрявая, К тебе девки пришли, Пироги принесли Со яичницею».
Березонька кудрявая, Кудрявая моложавая, Под тобою, березонька, Все не мак цветет, Под тобою, березонька, Не огонь горит, Не мак цветет – Красные девушки В хороводе стоят, Про тебя, березонька, Все песни поют.
На поляне, на лугу Гнулася березонька. Завивали девушки, Лентой украшали, Березку прославляли: «Белая березонька, Ходи с нами гулять, Пойдем песни играть!» (Владимирская губ.)
Березка девушкам
Приказывала,
Ой лялё-лялё, Всё приказывала:
«Придите вы, девушки,
Придите вы, красные! Ой, лялё-лялё, Придите, красные!
Сама я, березынька,
Сама я оденуся, Ой, лялё-лялё, Сама оденуся,
Надену платьико,
Все зеленое,
Ой, лялё-лялё, Все зеленое,
Усе зеленое, Всё шелковое,
Ой, лялё-лялё,
Всё шелковое! Ветрик повеет – Всё шуметь буду,
Ой, лялё-лялё,
Всё шуметь буду, Дождичек пройдет – Лопотать буду,
Ой, лялё-лялё,
Всё лопотать буду, Солнце выблеснет – Зеленеть буду,
Ой, лялё-лялё,
Всё зеленеть буду». Не радуйся Ни кленье-дубье,
Ой, лялё-лялё,
Ни кленье-дубье, Только радуйся Да белая береза,
Ой, лялё-лялё,
Белая береза, Белая береза, Горькая осина,
Ой, лялё-лялё,
Горькая осина! Идут к тебе Девки красные,
Ой, лялё-лялё,
Девки красные,
Девки красные, Косы русые,
Ой лялё-лялё,
Косы русые, Несут тебе Горелку горькую,
Ой лялё-лялё,
Горелку горькую,
Горелку горькую, Скрипку звонкую,
Ой лялё-лялё,
Скрипку звонкую, Скрипку звонкую, Яишню смачную,
Ой лялё-лялё,
Яишню смачную! (Смоленская губ.)
Мы завьем венки Мы на все святки, Мы на все святки, На все празднички, На все празднички На Духовые, На Духовые, На венковые. (Смоленская губ.)
Кто не идет Венков завивать, Положь того Колодою дубовою, Детей его Курчижкою сосновою! Кто венков не вьет, Того матка умрет! А кто вить будет, Того жить будет! (Смоленская губ.)
В некоторых селах и деревнях начала прошлого столетия пекли «для девиц козули, род круглых лепешек с яйцами в виде венка. С козулями они идут в лес, где с песнями завивают ленточки, бумажки и нитки на березе, на коей завязывают еще ветки венками».
Пойдем, девочки, Завивать веночки! Завьем веночки, Завьем зеленые. Стой, мой веночек, Всю недельку зелен, А я, молодешенька, Увесь год веселешенька! Святой дух Троица! Позволь нам гуляти, Венки завивати! Завью я веночек На круглый годочек, Кругло наше поле, Кругло невеличко, На нем ягод много, Зрелых и спелых, Ну я, млада, брала Ох, в фартушок клала, Зрелки на тарелку, Зеленушки в фартушки. Зрелки родному батьке, Зеленушки все свекру, Чтоб он подавился, Со мной не бранился. (Тверская губ.)
В Сибири вершины березок пригибали к траве и делали «косы», связывая эти вершины с травой.
Не радуйтесь, дубы, Не радуйтесь, зеленые, Не к вам девушки идут. Не к вам красные, Не вам пироги несут, Лепешки, яичницы, Ио, ио, Семик да Троица!
Радуйтесь, березы, Радуйтесь, зеленые, К вам девушки идут, К вам пироги несут, Лепешки, яичницы, Ио, ио, семик да троица!
Ты не радуйся, осина, А ты радуйся, береза: К тебе девки идут, К тебе красные идут Со куличками, со яичками!
Завивайся ты, березка, Завивайся ты, кудрявая, Мы к тебе пришли Со яичками, со куличками. Яички-те красные, Кулички-те сдобные.
«Семик, Семик, Троица, Пресвятая мать Купальница, Ты на чем приехала?» «На овсяном зерночке, На оржаном колосе!» (Владимирская губ.)
В Семик нижегородская молодежь «рядит в „девицу“ березу, а девку или парня – в шутовской наряд барабанщика», все вместе отправляются на луг, идут ряженые – человек и дерево. На лугу становятся в круг и поют плясовую песню про притоптанную травушку.
«Травина ли моя,
Травинушка шелковая!
Еще кто же траву притоптал?»
«Притоптали меня,
Травинушку шелковую,
Да все девушки,
Да все красные,
В зеленом саду гуляючи,
Золотым мячом играючи,
Все себя же утешаючи».
Еще в записях XVIII века говорится о том, что «поселянки, собравшись в рощи, нагибают молодые плакучие березки, свивают из них венки и попарно подходят сквозь их целоваться, приговаривая:
Покумимся, кума, покумимся, Нам с тобою не браниться, Вечно дружиться».
«Обряд кумления совершался девушками в лесу после завивания березок… Ветки березок загибаются в круг, так что образуются венки, или венки из березок или трав и цветов навешиваются на березки. К этим венкам девушки подвязывали свои крестики, затем сквозь венки целовались, менялись крестами и пели песни, содержанием которых является призыв к кумлению. Покумившиеся девушки считаются подругами на всю жизнь или до следующего кумления через год с другой девушкой, или на срок праздника. Кумятся все девушки, присутствующие при обряде»
Кумушка, голубушка, Серая кукушечка! Давай с тобой, девица, Давай покумимся! Ты мне кумушка, Я тебе голубушка! Кумушка, голубушка, Горюшко размыкаем! Будешь мне помощница, Рукам моим пособница!
Во время кумления «девушек-подростков приветствуют обыкновенно так: „Еще тебе подрасти да побольше расцвести“, а девице заневестившейся говорят: „До налетья (следующего года) косу тебе расплесть надвое, чтобы свахи и сваты не выходили из хаты, чтобы не сидеть тебе по подлавочью (т. е. в девушках)“, а бабам пожелания высказываются несколько иного характера: „На лето тебе сына родить, на тот год сам-третьей тебе быть“. Девушки свои пожелания шепчут друг другу на ухо».
Что ты, белая береза,
В чистом поле не шумишь?
Что ты, белая хороша, Со мной дела не решишь? (Тверская губ.)
В Семик в Саратовской губернии устраивают в лесу пир. «По завиванию венков, после кумовства, выбирают подбрасыванием вверх платков старшую куму, которая и носит это название в продолжение целого дня. Потом возвращаются веселым хороводом в село с тем, чтобы в Троицын день снова прийти в тот же лес развить свои венки. Каждая пара рассматривает, завял или еще свеж ее венок; по нему судят о своем счастье или несчастье. Кроме того, свивают еще венки и для своих родных, испытуя и их судьбу».
Пойдем, девки, В зелену рощу,
Пойдем, девки! Совьем, девки, Себе по веночку,
Совьем, девки! На мне венок Не сохнет, не вянет
На мне венок! По мне дружок Не тужит, не плачет
По мне дружок! (Смоленская губ.)
Вью, вью колечко На батюшка, Другое колечко На матушку, Третье колечко Сама на себя, Четверто колечко На своего старика. (Костромская губ.)
«В Троицын день девушки спрашивают у кукушки, когда она кукует, долго ли еще быть им в доме отца. Сколько раз прокукует кукушка, столько лет и ждать им замужества».
Местами в Валдайском уезде Новгородской губ. «в день Троицы вяжут небольшие веники, и с ними ходят в села к обедне. После одной отправляются на могилы своих родителей, чтобы, как говорят, „попарить родителей“.
Посещение на Троицу могил – обычай очень древний. Знаменитый Стоглавый собор 1551 года, осуждая этот языческий праздник, отмечал: «В троицкую субботу по селам и по погостам сходятся мужи и жены на жальниках и плачутся по гробом с великим причитаньем. И егда начнут играти скоморохи, и гудцы и перегудники, они же, от плача переставше, начнут скакати и плясати и в долони бити и песни сатанинские пети…»
Итак, троицкая суббота, как правило, посвящалаь умершим. Воскресенье же вновь проводили в лесу, вокруг березки. «После обедни девушки меняют свой наряд на лучшие платья, на голову надевают свежие березовые венки, переплетенные цветами, и в таком уборе идут в лес развивать березку. При-шедши туда, они становятся в кружок около завитой березки, и кто-нибудь из них срубает ее и устанавливает посреди кружка. Тут все девушки подходят к березе и начинают ее украшать лентами и цветами. Далее открывается триумфальное шествие девушек попарно; а впереди всех одна из них несет березку, и таким образом обносят ее кругом всей деревни. Пришедши в которую-нибудь из улиц, они втыкают березку в землю и начинают водить вокруг нее хороводы, тут присоединяются к ним парни, и все хором поют». К вечеру снимают с деревца ленты и отламывают по прутику, вырывают его из земли и «тащат уже к речке, как преступника, топить, несут по улице целой толпой, кто за какой сучок ухватится и, пришедши на берег, бросают ее в воду с криком: „Тони, Семик, топи сердитых мужей!“, и несчастная березка ‹…› плывет туда, куда понесет ее течение воды» (Владимирская губ.).
Да уж вы милые девушки мои,
Да вы подруженьки мои!
Да вы зачем меня да раздеваете?
Да чем же, чем же вам да разглянулася?
Да я кудрявая, да я нарядная была,
А теперь, березынька, да оголенная стою.
Все наряды мои да подаренные,
Все листочки мои, да все свернулися!
Вы подруженьки мои, да отнесите вы меня,
Киньте-бросьте вы меня да в речку быструю,
И поплачьте надо мной да над березынькой!
(Пермская губ.)
Своеобразным ответом на вопросы этой песни-причитания служит смоленская троичная песня:
Мы у поле были, Венки развили,
Венки развили,
И жито глядели. «Зароди, боже, Жито густое,
Жито густое,
Колосистое, Колосистое, Ядристое!»
А святой Илья
По межам ходит, По межам ходит Да житушко родит, —
Тое житушко
На пивушко, Дочек отдавать, Сынов женить,
Сынов женить
И пиво варить!
Наряженная, опетая, накормленная, прославляемая в течение нескольких дней, березка должна была отдать всю свою силу начинающему зеленеть полю, способствовать урожаю и соответственно – благополучию людей.
В Московской губ. ветки от троицкой березки не выбрасываются, «а втыкаются над воротами во дворе для охраны скота или кладутся в сусек для охраны от мышей. Для этого же они впоследствии кладутся под снопы хлеба, под сено и в картофельные ямы».
Не менее важное и увлекательное действо семиковой, троицкой недели – гадание по венкам.
В воронежских селах в Троицын день «вьют венки с известными песнями и потом эти венки бросают в воду. Чей венок пристанет к берегу, та останется в девках, чей уплывет, та выйдет замуж, чей потонет, та умрет».
Одно и то же «поведение» венков в разных местах, понималось по-разному. Так, потонувший венок мог означать смерть, измену или конец любви, а также противоположное – свидетельствовать о том, что милый помнит и тоскует.
Пойду на Дунай на реку, Стану на крутом берегу, Брошу венок на воду, Отойду подале, погляжу: Тонет ли, не тонет ли Венок мой на воде? Мой веночек потонул, Меня милый вспомянул. «О свет, моя ласковая! О свет, моя приветливая!»
Кумушки, голубушки!
Пойдете вы в венки,
Возьмите й меня!
Сорвете вы по цветику,
Сорвите и мне.
Совьете вы по веночку,
Совейте и мне.
Пойдете вы на Дунай-речку,
Возьмите и меня.
Покидайте на Дунай веночки,
Киньте и мой.
Все венки поверх воды,
А мой потонул.
Усе дружки с Москвы пришли, А мойго й нет.
(Смоленская губ.)
ДУХОВ ДЕНЬ
Пятьдесят первый день после Пасхи, или первый понедельник после Троицы.
Духов день в народном календаре очень трудно отделить от предшествующей Семицкой недели. Именно к Духову дню приурочивалось в некоторых местах развивание венков, в Сибири в Духов день «вечером, сняв убранство, березку топили в Ангаре». С Духовым днем связаны поверья и обряды вокруг русалок, а весь период с понедельника на троицкой неделе до понедельника следующей недели назывался «русальной неделей» и считался временем, когда русалки выходят из воды, играют, качаются на деревьях и заманивают прохожих, чтобы их защекотать.
Русалки – это души утопленниц или детей, умерших некрещеными.
На смоленской земле полагали, что русалки «до Духова дня живут в водах; на Духов день русалки выходят из своих жилищ и плещутся на поверхности воды. Иногда русалки могут заходить и далеко от места своего обитания, в леса и рощи. Цепляясь волосами за сучья и стволы, если эти деревья согнуты бурею, они качаются как на качелях, с криком „рели-рели!“ или „гутынь-ки-гутеньки!“ ‹…› Остерегаются купаться на Духов и Троицын день»; уверены, что на грязной неделе «опасно одному ехать чрез засеянное рожью поле: русалки могут напасть и замучить». Есть и средство избавиться от русалок во время нападения: «нужно начертить на земле крест, который обвести кругом чертою; в этом кругу и стать. Русалки тогда не подступятся; походят, походят около черты, а потом и спрячутся».
В той же Смоленской губернии крестьяне были убеждены, что русалку можно поймать и привести домой. Вот одна былинка, записанная на рубеже XIX–XX веков:
«Мой прадед, – рассказывал крестьянин, – пошел однажды на русальной неделе в лес лыки драть; на него там напали русалки, а он быстро начертал крест и стал на этот крест. После этого все русалки отступили от него, только одна все еще приставала. Прадед мой схватил русалку за руку и втащил в круг, поскорее набросив на нее крест, висевший у него на шее. Тогда русалка покорилась ему; после этого он привел ее домой. Жила русалка у прадеда моего целый год, охотно исполняла все женские работы; а как пришла следующая русальная неделя, то русалка снова убежала в лес. Пойманные русалки, говорят, едят мало – больше питаются паром и скоро бесследно исчезают».
В представлении крестьян других губерний, русалки «ночью при луне, которая для них ярче обычного светит, качаются на ветвях, аукаются между собой и водят веселые хороводы с песнями, играми и плясками. Где они бегали и резвились, там трава растет гуще и зеленее, там и хлеб родится обильнее».
Любопытную историю про встречу с русалкой услышал один из собирателей в Читинской области уже в наше время:
«Две бабки с гостей шли. Одна теть Шура наша была. До мостика дошли, смех услышали. Интересно им стало, решили, что девки с парнями балуются. Подошли поближе, видят: девка в воде стоит, волосами трясет и хохочет. А смех-то такой, что страх наводит. Испугались они, и бежать. В чужой дом заскочили и – к окну. А девка волосы свои чешет и смеется. Тетка Шура как матюгнется! Девка в воду плюхнулась и замолчала, а гребень на берегу оставила.
А утром тетя Шура за водой пошла и его домой притащила. И каждую ночь ей та девка-волосатиха спать не давала: стучит то в окно, то в двери. Тетка Шура старичку одному рассказала. А он ей: «Снеси гребень-то, девка, а то русалка житья не даст». Утащила бабка гребень, и та девка к ней ходить перестала».
В середине прошлого века в селе Ульяновка Лукояновского уезда Нижегородской губернии молодежь отмечала «проводы русалки», которые одновременно понимались и как проводы весны. Участники собираются на площади в центре села, «тут кого-нибудь наряжают лошадью, подвешивают под шею колокольчик, сажают верхом мальчика и двое мужчин ведут под уздцы в поле, а позади весь хоровод с громкими прощальными песнями провожает и, придя в поле, разоряет наряженную лошадь с разными играми».
Более подробное описание этого же обряда сделано в Пензенской губернии. Здесь, «хотя ряженых бывает немного, но, – как пишет исследователь, – все умеют быть веселыми и стараются быть забавными. Один наряжается козлом, другой надевает на руки и на ноги валяные женские сапоги и изображает собой свинью (самая трудная роль), третий шагает на высоких ходулях, четвертый наряжается лошадью» или просто насаживает на длинную палку лошадиный череп, а саму палку окручивает тканью и веревкой, один конец которой остается свободным. «За этот повод уздечки берется ловкий молодец, изображающий вожака и руководящий скачками и пляской упрямой, норовистой лошади. Она брыкается, разгоняя хохочущую толпу девчонок и мальчишек, а тут же, рядом с ней, бодается козел, постукивая деревянными челюстями и позванивая подвязанным колокольчиком… Все имеющиеся налицо музыкальные инструменты принесены сюда: заливаются гармошки, трынкают балалайки, пищит скрипка, и, для полного восторга провожающих весну, раздаются громкие и звонкие звуки от ударов в печные заслонки и сковороды… Самая процессия проводов весны совершается так: впереди идут с лошадью русальщики, за ними бегут вприскочку перепачканные ребятки (это „помелешники“ или „кочерыжники“), которые подгоняют кнутами передних. В поле, за деревней, делают несколько холостых выстрелов из ружей, а в честь русалок выделяется бойкая девушка, которая с палками в руках скачет взад и вперед. Затем лошадиную голову бросают в яму до будущего года – это и есть проводы русалки и прощание с весной».
В селах Саратовской губернии проводы русалок устраивали «на заговенье перед Петровым постом», т. е. через неделю после Троицы. Здесь в обряде участвовали главным образом старухи; «они берут ржаной сноп, приделывают руки, обряжают по-бабьи, кладут на носилки, вопят и несут чучело-русалку в ржаное поле, где оставляют на меже. Во время шествия с чучелом-русалкой несколько раз поют песню:
Уж ты свет моя Кострома, Государыня Костромушка была, Не Костромушка, кумушка моя! Не покинула при нужди ты меня, При нужди, при старости».
От известной воронежской сказительницы А. К. Барышниковой (Куприянихи) был записан рассказ об обряде похорон русалки, который держался очень долго в селе Б. Верейка, и последний раз его совершали в 1936 году. Делали куклу, наряжали ее в белое, «клали на носилки. Одна из девушек изображала попа, у которого в руках было кидало – стоптанный, старый лапоть, свечи – стебли тростника. Процессия приходила на ржаное поле, и здесь куклу раздевали. Фигуру „русалки“ и палки от носилок бросали в лог у ржаного поля. Делалось это для того, по словам сказочницы, чтобы лучше рос хлеб».
Последний пример – из Зарайского уезда Московской губернии. Девушка, изображающая русалку, «в одной рубашке, с распущенными волосами, верхом на кочерге, держа в руках полено через плечо… едет впереди, а за ней идут девки и бабы, бьют в заслон. Ребятишки бегают вперед и то и дело заигрывают с русалкой, хватая ее кто за руку, кто за рубаху, кто и к кочерге прицепится, приговаривая: „Русалка, русалка, пощекочи меня!“ Вся эта толпа с русалкой впереди направляется ко ржам…» Во ржи русалка старается кого-нибудь схватить и пощекотать, другие защищают преследуемую. «Тут пойдет свалка, пока ей не удастся вырваться и схорониться во ржах. Теперь кричат все: „Мы русалку проводили, можно будет везде смело ходить!“, и разбредутся по домам. Русалка же, посидев немного, прокрадется задворками домой. Народ же до самой зари гуляет по улице».
За русалкиным заговеньем начинался Петровский пост, затем шли сами Петровки – сенокос с его работой и молодежными гуляньями и, наконец, Иван Купала – большой праздник, завершающий весенне-летние обряды, знаменующий день летнего солнцестояния и подготовку к самой важной страде – уборке урожая.
Что знала, то сказала, на нитку нанизала.
