Книга: Даурия
Назад: XI
Дальше: XIII

XII

В залитых солнцем травах неуемно трещали кузнечики, лениво и жалобно тявкали у ног тарбаганы. Дул жаркий порывистый ветер. По желтой степной дороге шел на рысях сводный взвод Второго Аргунского полка. Ветер трепал запыленные гривы, сворачивал на сторону хвосты лошадей. Мелкий, горячий песок набивался казакам в уши, слепил глаза. Подставляя ветру спины, казаки упорно продолжали свой путь. Они спешили на станцию Шарасун для несения службы связи при штабе фронта. Взвод состоял из расторопных и смышленых казаков, отобранных лично командиром полка. Из четвертой сотни в него попали Роман, Федот Муратов и Семен Забережный.
Приехав на станцию, казаки увидели там необычайное оживление. Несколько сот красногвардейцев толпились на раскаленном от солнца перроне. Они с любопытством наблюдали за тем, что делалось на путях. Там стоял под парами низенький паровоз. Спереди к паровозу была прикреплена большая американская платформа. Празднично настроенные матросы в одних тельняшках грузили на платформу балласт, газовые баллоны и ящики с динамитом. Матросы сыпали шутками и между делом задирали красногвардейцев.
Казаки привязали лошадей к станционному палисаднику и, следуя за Федотом, вышли через калитку на перрон. Федот локтями прокладывал дорогу в толпе и скоро вывел их в первые ряды возбужденных зрителей. При виде матросов он крикнул:
– Здорово, морячки!
Толстый усатый боцман, распоряжавшийся матросами, насмешливо ответил:
– Здорово, соловей-разбойник!
– Что это вы тут затеяли?
– Гостинцы для Семенова готовим, – сказал боцман и принялся ругать матроса, который вздумал слишком игриво обращаться с ящиками динамита.
Минут через десять на перроне появились Лазо и Василий Андреевич. Федот, опередив своего взводного Семена Забережного, кинулся к ним и доложил о прибытии взвода. Они поздоровались с ним за руку, поговорили, и он, довольный, вернулся к казакам. Заметно важничая, сказал:
– Велено ждать распоряжений.
Когда платформу нагрузили, боцман подбежал к Лазо, весело отрапортовал:
– Все готово, товарищ командующий! Не поздоровится Семенову от нашего подарка. Разогнать паровоз берется один из моряков. Разрешите представить?
– Давайте.
– Усков, – закричал боцман, – давай к командующему!
Статный, с лихо закрученными желтыми усиками матрос отозвался с платформы:
– Есть! – и, спрыгнув на землю, через минуту стоял перед Лазо.
– Здравствуйте, товарищ Усков, – крепко пожал ему руку Лазо. – Значит, вы беретесь разогнать паровоз?
– Так точно! – отрубил Усков.
– Ну, что же, – улыбнулся Лазо, – судя по вашему прыжку с платформы, можно надеяться, что вы спрыгнете и с паровоза. Только прыгайте вовремя, если не хотите остаться без ног. – И, помолчав, спросил: – А помощника вы себе не возьмете?
– Можно взять, если найдется.
При этих словах Ускова сразу три человека бросились к Лазо. Один из них был Федот. Все в голос выразили они желание ехать с Усковым. Лазо, посмеиваясь, предоставил Ускову выбрать любого из них. Увидев Федота, Усков дружески подмигнул ему и остановил свой выбор на нем. Были они старыми знакомыми. Благодаря Ускову и попал когда-то Федот в отряд моряков.
Лазо пожелал им успеха и обратился с вопросом к боцману:
– А провода нас не подведут?
– По-моему, нет.
– Взрыватели тоже проверили?
– Все сделали, товарищ Лазо. Можете смело ехать на наблюдательный пункт.
Пока Лазо отдавал последние распоряжения, Василий Андреевич подошел к аргунцам, поздоровался в первую очередь с Семеном, затем с остальными и спросил:
– Ну, земляки, кони у вас в порядке?
– В порядке, – ответил за всех Роман.
– Сейчас товарищ Лазо поедет на сопку, откуда будет командовать боем. Вы должны неотлучно находиться при нем. Во многом успех боя будет зависеть от вас. Регулярную и быструю связь с частями должны ему обеспечить вы. Я надеюсь, жаловаться ему на аргунцев не придется. Можно ему от вашего имени так заявить?
– Можно! – дружно ответили казаки и пошли садиться на коней. Василий Андреевич поглядел им вслед и поспешил к Лазо, которому уже подвели коня.
С круглой высокой сопки недалеко от Шарасуна соседняя станция Мациевская была видна как на ладони. Вся она была забита составами с боеприпасами и снаряжением. Два семеновских бронепоезда постоянно находились на ней.
Мысль взорвать эшелоны противника с помощью платформы, груженной взрывчатыми веществами, возникла у Лазо при личной рекогносцировке семеновских позиций. От Шарасуна к Мациевской большой уклон: стоит только разогнать платформу, как она с огромной, все нарастающей скоростью полетит вниз к Мациевской и, если не свалится раньше времени под откос, неминуемо врежется в составы. В тот же день Лазо советовался с железнодорожниками и моряками-минерами. Дерзкий замысел его пришелся по душе и тем и другим. Через день из Оловянной пригнали старенький паровоз, появившийся на дороге еще во время русско-японской войны. Паровоз должен был не только разогнать платформу, но и погибнуть вместе с ней. Пустить на эшелоны врага начиненный взрывчаткой паровоз решено был в день всеобщего наступления. Удача с паровозом должна была помочь атаке пехотных частей на Мациевскую – последнюю станцию, находившуюся в руках Семенова.
Лазо поднялся на сопку и приказал сигнализировать об отправке паровоза с платформой. Усков и Федот нетерпеливо дожидались сигнала. Заметив его, они поднялись на свои места. Паровоз, пуская клубы пара, медленно двинулся, толкая платформу.
С каждой секундой паровоз увеличивал скорость. Федот поглядел на быстро мелькавшие телеграфные столбы и спросил Ускова:
– Прыгать скоро будем?
– Что, уже сперло? – презрительно усмехнулся Усков с явным намерением подзадорить Федота, который нервно жевал в зубах давно потухший окурок. Федот выплюнул окурок и хлопнул Ускова по плечу.
– Раз так, то ты вперед меня, Вася, прыгнешь. Понятно?
Усков лениво зажмурился и прокричал ему на ухо:
– Не дождешься! Я прыгать совсем не буду. Наш гостинец Семенову из рук в руки передам.
– Да ты, паря, не сдурел ли? – оглушил его своим басом Федот, явно удивленный металлическими нотками его голоса и решительным видом.
– Нет, котелок у меня варит, – усмехнулся Усков. Он вздохнул полной грудью и, сверкнув глазами, выпрямился и запел:
Из гавани тихой мы в битву пойдем
Навстречу грядущей нам смерти,
И в море открытом за родину умрем…

Федот бросил брезентовое ведерко, из которого только что допил остатки нерасплескавшейся воды, и стал подпевать Ускову. Мациевская с головокружительной быстротой неслась им навстречу. От мельканий телеграфных столбов у них рябило в глазах. На станции заметили бешено мчавшийся загадочный поезд и сразу заподозрили недоброе. Из эшелонов стали выскакивать и разбегаться во все стороны солдаты, тревожно завыли на путях паровозы. На всех артиллерийских позициях и бронепоездах повернули семеновцы орудия в сторону грозной опасности и открыли ураганный огонь.
– Видал, какая встреча. А ты прыгать торопишься, – снова уязвил Федота Усков. Федот покачнулся от сильного толчка, ударился плечом о рычаг и с веселым бешенством проревел:
– Жми давай, брати-ишка! Пропадать, так с треском. – И он высунул голову в прикрытую хлопающим брезентом дверь, чтобы взглянуть на взрывы снарядов. Снаряды рвались недалеко от пути. Бурые столбы земли взлетали высоко к знойному небу. Федот представил себе, что случится с ним и Усковым, если один из снарядов угодит в дорожное полотно впереди паровоза, и у него зашевелились волосы на голове. Он жадно глотнул свежего воздуха, обернулся и схватил Ускова за руку:
– Прыгать будем?
– Будем, – поспешил успокоить его Усков. – Мне ведь пропадать тоже неохота. Только давай выглянем, все ли на платформе в порядке. – И они направились в тендер паровоза. Усков первым добрался до стенки тендера, ухватился за нее руками и взглянул вниз, на платформу. Вдруг он выругался и повернул к Федоту искаженное злостью лицо.
– Провода перебило! – услыхал Федот его приглушенный ветром крик. В два прыжка очутился он около Ускова и собственными глазами увидел, что все пошло прахом. Умная затея превратилась в пустую забаву. Провода, которыми ящики с динамитом соединялись с взрывателями, прикрепленными к передним буферам платформы, были перебиты, и концы их болтались среди баллонов и ящиков. Перебило провода камнями, нагруженными в качестве балласта. Дико вращая глазами, Федот закричал:
– Останавливай паровоз!
– Хватился. Его сам черт теперь не остановит, – с горечью сказал Усков и стал готовиться к прыжку на платформу. Действовал он спокойно и уверенно. С ловкостью кошки совершив головокружительный прыжок, стал соединять концы проводов.
– Скорее, Васька, скорее! – надрывался Федот. Он с ужасом видел, что до Мациевской оставалось совсем недалеко. Через каких-нибудь пять-шесть минут платформа врежется в составы. Усков торопился, но камни, трясясь и подпрыгивая, мешали ему, грозя искалечить.
Наконец ему все же удалось соединить провода, но, не уверенный в их безотказном действии, он выхватил из кармана бутылочную гранату. Ему заливало потом глаза. Он утерся рукавом матроски и с лихорадочной поспешностью вставил в гранату запал. Потом медленно занес ее над головой.
– Что же ты это делаешь? Спасаться давай, – напомнил ему о себе Федот.
– Спасайся, а мне нельзя. Провода подвести могут. А ты не торчи, убирайся к черту!
– Васька! Друг!.. Да что же ты делаешь? Без тебя и я не прыгну, слышишь? – Федот сорвал с головы фуражку, бросил ее себе под ноги и стал перебираться на платформу. Но только перекинул он ногу через стенку тендера, как рядом из насыпи метнулся сноп огня. Громыхнул разрыв. Федота подкинуло вверх, завертело кубарем и швырнуло далеко в сторону.
…У самой станции железнодорожная линия разрезает надвое высокий бугор. На бугре стояли и смотрели на бешено мчавшийся поезд японские солдаты. Заметив на платформе Ускова, они обстреляли его.
– Врешь, не убьешь! – погрозил он скуластому низенькому офицеру, почти в упор стрелявшему по нему из пистолета. А в следующее мгновение офицер и солдаты были уже далеко позади. Мимо со свистом пролетел семафор. Колеса платформы загрохотали на стрелках, и с обеих сторон замелькали вагоны, теплушки, цистерны. Потом ослепительные стрелы огня вонзились в небо, тяжело громыхнуло раз и другой, и черно-серая туча дыма повисла над станцией.
Тяжелый, подобный землетрясению, гул докатился до сопки, на которой стоял и напряженно следил за паровозом в бинокль Сергей Лазо. До самой последней минуты он видел человека на платформе. Он медленно опустил бинокль. Властно подавив гнетущее чувство, он молча взмахнул рукой и замер, зорко глядя вперед. И тотчас же с сопки засигналил гелиограф. По его сигналу там, где в желтых маревах томилась степь, глухо ударили пушки, поднялись из окопов красногвардейцы Читы и Черновских копей.
Через час красногвардейцы ворвались в Мациевскую. На станционных путях валялись разбитые составы, бушевало море огня. Страшный взрыв разметал железо и дерево в разные стороны. Несколько вагонных скатов силой взрыва закинуло в прилегающий к станции поселок, и один из них торчал на крыше приемного покоя.
Семеновцы бежали на последний перед Маньчжурией разъезд. Сопротивление оказали только японские солдаты, всего неделю назад прибывшие к Семенову «добровольцами по приказу». Все до одного они были переколоты на южной окраине Мациевской.
А ночью на левом фланге спешенные казаки Коп-Зор-Газа, бригады Вихрова-Петелина и Второго Аргунского полка начали штурм Тавын-Тологоя. На этот раз их поддерживал огонь шести красногвардейских батарей. В это же время пробравшийся в тыл противника отряд Бориса Кларка напал на семеновский штаб. Но бойцы отряда погорячились и слишком рано бросились с криками «ура» к штабным палаткам, когда до них было метров четыреста. Это и позволило Семенову и его штабным благополучно удрать в Маньчжурию.
В разгаре боя семеновские части на Тавын-Тологое, услыхав стрельбу у себя в тылу, пустились в бегство. До самой границы преследовали их и кололи на бегу разгоряченные удачей казаки. К утру ни одного живого семеновца не осталось на русской земле.
* * *
Утром команда восстановителей железнодорожного полотна наткнулась в кустах полыни на Федота. Весь окровавленный, лежал он у насыпи без сознания, изредка мыча и всхлипывая. Лицо у него от облепившей его мошкары походило на серую маску. Очнулся Федот только через сутки в полевом лазарете.
– Ожил? – спросил его лежавший с ним рядом в палатке раненый седой шахтер и восхищенно добавил: – Наделали вы, парень, семеновцам дел. Из Мациевской они как пробка вылетели. Теперь их всех за границу вытурили.
Слова шахтера донеслись до Федота глухо, как из воды. Он с трудом повернул к нему забинтованную голову, пожевал губами и сказал:
– Оглох я. Говори громче.
Шахтер нагнулся к самому его уху и закричал:
– Натворили, говорю, вы дел-то! Семеновцы пятки мажут, в Харбин собираются… Были бы у Советской власти свои Георгиевские кресты, обязательно бы ты крест получил.
Федот сердито заворочался на койке.
– Ты меня в герои не производи. – Голос его рвался. – Вот если бы Васька Усков уцелел, того следовало бы наградить. Будь моя воля, я бы ему сразу Георгия вручил. – Федот глотнул из кружки холодного чая и рассказал шахтеру про то, что сделал Усков.
Шахтер, выслушав его со сдержанным восхищением, на которое способны только люди его суровой профессии, сказал:
– Эх, и человек же жил на свете!
…Все еще слабый, Федот крепко спал, когда зашли навестить его Лазо и Василий Андреевич. Седой шахтер первым делом передал им рассказ Федота. Оживленное лицо Лазо стало грустным и строгим. Он взволнованно провел рукою по ершику волос и сказал Василию Андреевичу:
– Наш долг с тобой – сделать все, чтобы память о подвиге Ускова сохранилась для будущих поколений. Может, не раз еще придется в этих степях отстаивать советским людям рубежи родной земли. Так пусть же знают они, как сражались и умирали здесь первые красногвардейцы в грозный восемнадцатый год.
Назад: XI
Дальше: XIII