ЭПИЛОГ
По стенам стекала дождевая вода. Капли падали в лужи, которые становились все больше и глубже. Как будто кто-то плакал по нему — мерзавцу, лежащему посреди подвала в собственной крови.
Тяжело дыша, я быстро взглянул на него. Сейчас мне было не до рассматривания трупа: сжимая в каждой руке по пистолету, я держал на прицеле людей Бенни, пока не подоспела помощь. Мой наушник издал сигнал.
— Расчетное время — десять секунд. Хорошо сработано, Мэддокс, — тихо сказал Генри Гивенс, командир нашей группы.
Мы оба знали, что теперь, когда Бенни мертв, операцию можно считать завершенной. В подвал ворвались бойцы с автоматами, с ног до головы одетые в черное.
— Это так, мелкие сошки. Уберите их отсюда к чертовой матери.
Опустив пистолеты и сняв намотанный на запястья боксерский бинт, я устало поднялся по ступенькам. Наверху меня ждал Томас. Его защитная куртка и волосы намокли под дождем.
— Ты сделал то, что должен был сделать, — сказал брат, идя за мной к машине. — С тобой все нормально? — спросил он, осторожно дотрагиваясь до пореза, украшавшего мою бровь.
Два часа я сидел на деревянном стуле, окруженный людьми Бенни, пока он сам с пристрастием меня допрашивал. Утром они вычислили, что я подослан: это, разумеется, входило в наши планы, но результатом операции должен был стать арест мафиози, а не его смерть.
Под кожей у меня заходили желваки. Казалось, давно прошли те времена, когда я, не помня себя от ярости, бросался на любого обидчика. Я долго над собой работал, чтобы это преодолеть. Но годы тренировок в одну секунду оказались перечеркнутыми, едва Бенни упомянул имя моей жены.
— Мне нужно домой, Томми. Меня не было несколько недель, а сегодня к тому же наша годовщина. Надо ее отпраздновать, если, конечно, до ночи успею добраться.
Я резким движением открыл дверцу машины. Томас схватил меня за запястье:
— Сначала отчитайся об операции. Ты ведь не один год потратил на это дело.
— И все впустую.
Томас вздохнул:
— Тебе нельзя возвращаться к своим в таком настроении.
— Я должен. Обещал.
— Я позвоню ей и все объясню.
— Опять врать будешь?
— Мне не привыкать. Работа такая.
Да, Томас был прав: истина часто оказывается страшной. Можно сказать, мой старший брат меня вырастил, но я по-настоящему не знал его до тех пор, пока не начал работать в ФБР. Когда Томас окончил колледж, я думал, что он занялся рекламой. Он сам говорил, будто устроился в рекламное агентство в Калифорнии. Поскольку между нами было большое расстояние, Томасу легко удавалось нас обманывать.
Теперь я вспоминаю, как однажды брат приехал домой без всякого видимого повода и встретил Эбби. В то время он уже занимался Бенни и его многочисленными преступлениями, а я по чистой случайности влюбился в дочь одного из должников мафиози да еще получил от Бенни приглашение к сотрудничеству.
Неудивительно, что, как только я окончил университет с дипломом по уголовному праву, фэбээровцы вышли со мной на связь. Ни мне, ни Эбби тогда даже в голову не приходило, какая это честь для меня. Ведь тысячи людей стремятся работать в органах, и обычно ФБР не приходится вербовать сотрудников. Но я уже был знаком с Бенни и мог внедриться в его банду.
И вот сейчас, в результате моих многолетних тренировок вдали от дома, мафиози лежал на полу, уставившись мертвыми глазами в потолок подвала. Все пули из моего пистолета оказались в его теле.
Я зажег сигарету.
— Позвони в офис. Пусть Сара забронирует мне билет на следующий рейс. Хочу успеть домой до полуночи.
— Трэвис, он угрожал твоей семье. Мы все знаем: он ни перед чем не остановился бы. Никто тебя не винит.
— Он знал, что ему конец. Знал, что бежать некуда. И натравил меня на себя, а я повелся.
— Даже если и так. Он сам виноват. Запугать тебя невозможно, и он это прекрасно понимал. Так зачем же было угрожать мученической смертью твоей жены?
— Да уж, — процедил я сквозь зубы. Бенни действительно живописал, как похитит Эбби и по кускам будет отрывать мясо от костей. — Сейчас я жалею о том, что он оказался таким хорошим рассказчиком.
— А еще есть Мик. Он следующий по списку.
— Я же говорил тебе, Томми. Тут я могу только консультировать. Для участия в этом деле я не лучший кандидат.
Томас не ответил. Только улыбнулся, решив, видимо, дождаться более подходящего момента для продолжения разговора.
Я сел на заднее сиденье машины, которая ждала, чтобы отвезти меня в аэропорт. Как только за мной закрылась дверца и автомобиль тронулся с места, я набрал номер Эбби.
— Привет, малыш! — пропела она.
Услышав ее, я сразу успокоился и с наслаждением втянул свежий воздух.
— Поздравляю тебя с нашей годовщиной, Голубка. Уже еду домой.
— Правда? — Голос Эбби подскочил на целую октаву. — Это для меня лучший подарок.
— У вас все в порядке?
— Мы у папы. Джеймс опять выиграл в покер. Я начинаю волноваться.
— Он же твой сын, Голубка! Чему же тут удивляться?
— Он действительно здорово играет. Только что обставил меня.
Я помолчал секунду, потом переспросил:
— Тебя?
— Да.
— А как же твое правило?
— Знаю, — вздохнула Эбби. — Я решила больше не играть, но у него был неудачный день, и я подумала, за картами он разговорится.
— А что случилось?
— Один парень в школе неудачно высказался. Обо мне.
— Неудивительно, что мальчишки подкатывают к сексуальной учительнице математики.
— Этот и впрямь сказал какую-то гадость. Джей говорит: «Заткнись!» Ну и вышла драка.
— Надеюсь, Джей надрал ему задницу?
— Трэвис!
Я рассмеялся:
— Что, уже и спросить нельзя?
— Я увидела это из своего кабинета. Джессика прибежала туда раньше меня. Боюсь, она его немного… унизила своим вмешательством. Не нарочно.
Я прикрыл глаза. Наша дочь Джессика, хрупкая, с большими золотисто-карими глазами и длинными темными волосами, была моей копией — правда, сильно уменьшенной (каких-нибудь девяносто фунтов веса). Джесс унаследовала от меня взрывной характер и за словом в карман не лезла. Свой нрав она продемонстрировала еще в детском саду, когда бросилась защищать брата-близнеца от вполне невинных поддразниваний другой девочки. Мы пытались объяснить дочке, что Джей, наверное, просто понравился той малышке, но Джессика ничего не желала слушать. Сколько бы брат ни просил ее не вмешиваться, она продолжала яростно его защищать, хотя он был на восемь минут старше.
Я выдохнул:
— Дай-ка ей трубку.
— Джесс, папа хочет с тобой поговорить!
— Привет, пап!
Услышав мелодичный голосок дочки, я в очередной раз удивился тому, как в этом маленьком существе уживаются мой необузданный темперамент и ангельская наружность.
— Детка, у тебя сегодня были проблемы?
— Виновата не я.
— Ну конечно. Ты никогда не бываешь виновата.
— У Джея пошла кровь из носа. Тот мальчишка повалил его на пол.
Внутри у меня все закипело, но детям незачем было это знать.
— Что сказал дедушка?
— Сказал, этому Стивену Матезе давно пора врезать.
Расслышав в дочкиных словах интонацию Джима Мэддокса, я улыбнулся. Хорошо, что она не видела.
— Это неплохо, Джесс, что ты хочешь защищать брата. Но нужно дать ему возможность самому за себя постоять.
— Дам. Когда он не будет лежать на полу.
Я с трудом подавил смешок:
— Ладно. Люблю тебя, маленькая. Скоро приеду. Где там мама?
Послышался шум, потом в трубке снова зазвучал спокойный голос моей жены.
— Ну что, удалось ее переубедить? — спросила Эбби, заранее зная ответ.
— Похоже, нет. Она привела веские доводы.
— С нее станется.
— Точно. Слушай, мы уже подъезжаем к аэропорту. До скорого. Целую.
Как только водитель остановил машину возле терминала, я вытащил сумку из багажника и побежал на регистрацию. Сара, помощница Томаса, только что забронировала для меня билет. До вылета оставалось полчаса. Я быстро прошел досмотр и прямиком направился на посадку. Уже запускали первую группу пассажиров.
Перелет домой, как всегда, казался нескончаемым. Четверть времени пути я потратил на то, чтобы умыться и переодеться в туалете (это было не слишком удобно, но я привык). Потом — томительное ожидание посадки.
После каждой командировки не терпелось вернуться туда, где меня ждали. А сегодня вдобавок ко всему мы с Голубкой праздновали одиннадцатую годовщину свадьбы. Мне ужасно хотелось обнять жену. Одиннадцать лет спустя я любил Эбби так же, как и в первый год нашего знакомства.
Я считал, что каждая годовщина — это наша маленькая победа. Отмечая этот праздник, мы показывали средний палец тем, кто говорил, будто мы долго не пробудем вместе. Эбби приручила меня. Женившись на ней, я стал более спокойным, уравновешенным. А рождение детей вообще изменило мой взгляд на мир.
Я приподнял манжету и посмотрел на запястье. Там по-прежнему красовалось ласковое прозвище, которое я дал Эбби, и от взгляда на эту надпись мне, как и раньше, становилось легче.
Когда самолет сел, я еле удержался, чтобы не броситься бегом через терминал. Добравшись до машины, почувствовал, что моему терпению пришел конец. Впервые за много лет я рванул домой, не обращая внимания на светофоры и обгоняя всех подряд. Это было даже забавно: вспомнил студенческие годы.
Наконец я подъехал к дому и выключил фары. Над крыльцом загорелся фонарь. Эбби вышла навстречу: ее карамельные волосы слегка касались плеч, большие, немного усталые серые глаза говорили о том, как она рада, что я приехал. Я обнял ее, стараясь не сжимать слишком сильно.
— Боже мой, — вздохнул я, пряча лицо в Голубкиных волосах, — как же я соскучился!
Отстранившись, Эбби дотронулась до моей брови:
— Ты упал?
— Сегодня был суматошный день. Наверное, ударился о дверцу машины, когда спешил в аэропорт.
Эбби обхватила меня обеими руками и снова прижала к себе:
— Я так рада, что ты дома! Дети легли, но отказываются засыпать, пока ты не пожелаешь им спокойной ночи.
Я кивнул и, наклонившись, приложил ладони к округлившемуся животу Эбби.
— А ты как? — спросил я у своего третьего ребенка и, поцеловав Голубкин пупок, выпрямился.
Эбби круговым движением погладила живот:
— Он еще не испекся.
Я достал из сумки коробочку и протянул ее Голубке:
— Одиннадцать лет назад мы с тобой махнули в Вегас. Это был лучший день в моей жизни.
Эбби взяла коробочку, и мы, держась за руки, вошли в переднюю. Пахло моющим средством, свечками и детьми. Пахло домом.
— У меня тоже кое-что для тебя есть.
— Правда?
— Ага. — Она на секунду зашла в кабинет и вернулась с бежевым конвертом. — Открой.
— Привела в порядок мою корреспонденцию? Ай да женушка! — сказал я, поддразнивая Эбби.
В ответ она только улыбнулась. Я открыл конверт и достал оттуда небольшую стопку бумаг. Там были даты встреч, документы о совершении операций, распечатки электронных писем — Бенни от Мика и Мику от Бенни. После того как мы помогли отцу Эбби расплатиться с долгом, он снова назанимал денег. В следующий раз Голубка уже не стала ему помогать. Чтобы его не убили, он был вынужден отрабатывать годами.
Только одного я не понимал. Эбби знала: мы с Томасом коллеги… Но вроде бы она думала, будто мы занимаемся рекламой.
— Что это? — спросил я, изображая недоумение.
Эбби не утратила своей способности в любой ситуации сохранять невозмутимый вид.
— Это то, что тебе нужно, чтобы доказать связь Мика с Бенни. Вот, например, погляди сюда, — сказала она, доставая одну из бумаг. — Железобетонная улика.
— Ясно… Только зачем мне все это?
Эбби лукаво улыбнулась:
— Решай сам, дорогой. Просто я подумала: если раскопаю кое-какую информацию, в этот раз ты сможешь пробыть дома чуточку дольше.
Я судорожно искал способ выкрутиться. И как же это я умудрился спалиться?
— Ты давно знаешь?
— Какое это имеет значение?
— Сердишься?
Эбби пожала плечами:
— Поначалу слегка огорчилась. С твоей стороны было очень уж много лжи во спасение.
Я обнял жену, все еще сжимая в руках бумаги:
— Извини, Голубка… Ты ведь никому не сказала?
Она отрицательно покачала головой.
— Даже Шепли с Америкой? Даже папе и детям?
Эбби опять покачала головой:
— Трэвис, если я оказалась достаточно сообразительной, чтобы вывести тебя на чистую воду, неужели ты думаешь, что мне не хватит ума держать язык за зубами? Дело ведь касается твоей безопасности!
Я положил ладони ей на виски:
— Ну и как мне теперь быть?
Эбби улыбнулась:
— Больше, пожалуйста, не говори, будто тебе надо ехать на очередной семинар рекламщиков. А то некоторые твои отмазки были настолько неправдоподобны, что становилось обидно.
Я нежно прикоснулся губами к ее губам:
— Ладно. Какие у нас планы?
— Иди поцелуй детей, а потом мы отпразднуем то, что назло всем до сих пор не разбежались. Согласен?
Мой рот растянулся в улыбке, которая исчезла, как только я снова взглянул на бумаги.
— Ты уверена, что хочешь помогать мне в расследовании дела твоего отца?
Эбби нахмурилась:
— Он миллион раз говорил, что я приношу ему беды. Раз так, пускай хотя бы порадуется, что в кои-то веки оказался прав. И для детей будет лучше.
Я положил бумаги на журнальный столик:
— Поговорим об этом потом.
Я прошел по коридору, ведя за руку Эбби. Спальня Джессики была ближайшей. Я заглянул туда, осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал дочь в щеку и направился в комнату Джеймса. Он не спал, хотя и лежал тихо.
— Привет, малыш, — прошептал я.
— Привет, папа.
— Говорят, у тебя был тяжелый день? Ты в порядке?
Он кивнул.
— Точно?
— Стивен Матезе засранец.
— В общем-то, ты прав, — согласился я, — но, может, лучше подыскать для него какое-нибудь другое слово?
Джеймс скривил рот.
— Так, значит, сегодня ты обыграл маму в покер?
Он улыбнулся:
— Два раза!
— Вот оно как! А она скрыла от меня эту деталь, — сказал я, оборачиваясь к Эбби, чей изящный силуэт красовался в дверном проеме. — Завтра ты мне все подробно расскажешь.
— Да, сэр.
— Люблю тебя.
— И я тебя, папа.
Я поцеловал сына в нос и прошел следом за его мамой в нашу комнату, стены которой были увешаны картинами в рамках, фотографиями родственников и друзей. Эбби остановилась посреди спальни. Даже сейчас, с нашим третьим ребенком в животе, она была головокружительно прекрасна и очень радовалась моему возвращению, хотя недавно выяснила, что я не один год ее обманывал.
Голубка стала моей первой любовью, и после встречи с ней ни одна женщина не привлекла моего внимания. Моя жена, стоящая передо мной, и семья, которую мы вместе создали, — в этом была вся моя жизнь.
Эбби раскрыла коробочку и подняла на меня увлажнившиеся глаза.
— Какая красота! Ты всегда знаешь, что подарить! — сказала она, грациозно дотрагиваясь до кольца с тремя камешками, соответствующими знакам зодиака наших детей.
Надев украшение на правый безымянный палец, она вытянула руку и восхищенно на нее посмотрела.
— Это ерунда по сравнению с тем подарком, который сделала мне ты. Теперь меня могут повысить. Надо будет сообщить начальству о том, что ты накопала. Картина получается непростая…
— А у нас с тобой все выходит непросто, — невозмутимо сказала Эбби.
Я глубоко вздохнул и закрыл за собой дверь спальни. Да, мы с Голубкой побывали в аду, зато потом нашли свой рай. Может быть, мы, двое грешников, и не заслужили такого счастья, но жаловаться я не собирался.
