ГЛАВА 13
ФАЯНС
Эбби провела в ванной всего несколько минут, что было нам на руку: мы пытались выпроводить ее из дому как можно быстрее. Я изо всех сил старался сохранить спокойствие и не выкинуть какую-нибудь глупость, а то ведь Голубке немного надо, чтобы в очередной раз на меня обидеться.
Входная дверь захлопнулась, и машина Америки отъехала от парковки. Опять в квартире стало пусто и тоскливо. Я терпеть не мог, когда Эбби уходила, и мне было непонятно, как я вообще здесь жил, до того как с ней познакомился.
Я достал маленький полиэтиленовый пакет, который принес домой несколько дней назад. Там были наши с Голубкой фотографии: я сбросил их со своего телефона и отдал распечатать.
Теперь стены спальни стали уже не такими белыми. Как только я повесил последнюю фотку, в дверь постучал Шепли:
— Эй, старик!
— А?
— У нас с тобой до фига дел.
— Знаю.
Мы поехали к Брэзилу. Почти всю дорогу молчали. Брэзил появился на пороге с большущей связкой шариков в руке. Их было штук двадцать пять, и они колыхались на длинных серебристых шнурках, которые так и лезли бедняге в лицо. Ему приходилось постоянно отмахиваться и отплевываться.
— Ну наконец-то! А я уж решил, что вы на все забили! Скоро Грувер привезет торт и спиртное.
Мы прошли в гостиную. Стены там оказались не многим живописнее моих. Хорошо, что хоть диван имелся: либо это был дар Армии спасения, либо квартирка сдавалась «полностью меблированной».
Брэзил продолжал:
— Я сказал ребятам, чтобы притащили чего-нибудь пожрать и взяли у Мики колонки. А у «сестричек» добыл какие-то фонарики — объяснил, что это для вечеринки, которая будет на следующей неделе. Самих девиц, не бойтесь, не пригласил.
— Правильно сделал, — сказал Шепли. — А то Америка нас всех порвет, если они с Эбби приедут, а тут «Сигма Каппа» в полном составе.
Брэзил усмехнулся:
— Из девчонок придут только несколько одногруппниц Эбби, ну и те, кого приведут с собой наши ребята. Думаю, именинница будет довольна.
Я улыбнулся, глядя, как Брэзил украшает потолок шариками со свисающими нитями.
— Я тоже так думаю. Шеп?
— Чего?
— Паркеру не звони до последнего. Совсем не пригласить его нельзя, но он хотя бы не будет торчать тут с самого начала. А глядишь, и вообще не выберется.
— Усек.
Брэзил вздохнул:
— Трэв, поможешь мне передвинуть мебель?
— Конечно. — Я прошел за ним в соседнюю комнату.
Кухня была совмещена со столовой. Вдоль стен там уже стояли стулья. На столешнице выстроился длинный ряд чистых стопок, а рядом красовалась неоткрытая бутылка текилы.
— Это ведь не для Эбби? — насторожился Шепли.
Брэзил улыбнулся, показав белые зубы, которые резко контрастировали со смуглой оливковой кожей:
— Э-э-э… вообще-то, есть такая традиция. Если футбольная команда устраивает для кого-нибудь вечеринку, то человек должен выпить их угощение.
— Но они же не заставят Эбби опрокинуть столько рюмок текилы! Трэв, скажи ему!
Брэзил поднял руку:
— Никто не собирается ее заставлять! За каждую опустошенную стопку она получит двадцать баксов. Это будет наш подарок.
Его улыбка улетучилась, когда он заметил хмурую гримасу Шепа.
— Ваш подарок — алкогольное отравление?
Я кивнул:
— Не кипятись, братишка. Захочет — будет пить, не захочет — не будет. Ничего с ней не случится.
Мы отодвинули стол в сторону, потом помогли парням-футболистам перетаскать еду и установить колонки. Девушка, которая пришла с кем-то из них, принялась разбрызгивать освежитель воздуха.
— Никки! Брось эту ерунду!
Она подбоченилась:
— С удовольствием бы бросила, если бы вы, ребята, так не воняли! Десять потных парней! Представляете, какой тут скоро будет аромат? Или хотите, чтобы именинница вошла и подумала, будто попала в мужскую раздевалку?
— Она права, — сказал я. — Раз уж об этом зашла речь, то мне надо сгонять к себе и принять душ. Через полчаса вернусь.
Кивнув мне, Шепли вытащил из одного кармана ключи, из другого — телефон и быстро отправил эсэмэску Америке. Через несколько секунд пришел ответ. Шеп улыбнулся:
— У них все идет по плану. Скоро будут.
— Отлично.
Мы рванули домой. За каких-нибудь пятнадцать минут я успел помыться, побриться и одеться. Потом, постоянно поглядывая на часы, стал ждать Шепли.
— Да успокойся ты! — сказал он, застегивая зеленую клетчатую рубашку. — Они еще в магазине.
Послышалось громкое тарахтение двигателя, хлопнула дверца машины, пара ног затопала по ступенькам. Я улыбнулся:
— Привет, Трент! Ты как раз вовремя!
Трентон тоже улыбнулся и протянул мне средней величины коробку с крышкой. В стенках было прорезано несколько дырок.
— Он поел, попил и сделал все свои дела. Так что в ближайшее время сюрпризов не предвидится.
— Ты молодчина, Трент! Спасибо!
Я выглянул и увидел отца за рулем пикапа. Мы помахали друг другу. Трентон заглянул внутрь коробки:
— Веди себя хорошо, дружище! Думаю, мы с тобой еще увидимся.
Щенок забарабанил хвостом по стенкам. Я снял крышку и понес Голубкин подарок в комнату Шепли.
— Только не это, старик! Почему ко мне? — простонал он.
— Потому что в мою Эбби может зайти раньше времени, — ответил я, доставая телефон и набирая Голубкин номер.
Раздался гудок, потом еще один.
— Алло?
— Пора ужинать! Где вас обеих носит?
— Мы решили немного себя побаловать. Вы ведь с Шепом умеете обращаться с ножом и вилкой? Уверена, справитесь!
— Да ну тебя! Мы, вообще-то, волнуемся.
— У нас все хорошо, — сказала Эбби с улыбкой в голосе.
— Передай ему, что мы скоро приедем, — добавила Америка где-то совсем рядом с Голубкой. — Только заглянем к Брэзилу забрать кое-какие тетради для Шепа — и домой.
— Слышал? — спросила Эбби.
— Да. До скорого, Голубка.
Я нажал отбой, и мы с Шепли быстро спустились к машине. Не знаю почему, но я нервничал.
— Ты позвонил этому уроду?
Шеп кивнул, заводя «чарджер»:
— Пока ты был в душе.
— Приедет?
— Не к началу. Разбухтелся, что его поздно предупредили, но я сказал, не фиг было болтать. Если б не он, вообще бы ничего не пришлось переносить. Он прикусил язык.
Я улыбнулся. Паркер всегда меня раздражал, но, не пригласи я его, Голубка бы расстроилась. Поэтому я себя пересилил и попросил Шепа его позвать.
— Надеюсь, ты не напьешься и не захочешь ему врезать? — спросил Шепли.
— Не знаю, не знаю. Обещать ничего не могу. Паркуйся вон там, в сторонке, чтобы Эбби не увидела машину.
Мы поднялись и постучали. В квартире Брэзила было тихо.
— Это мы! Открывайте!
Дверь открылась, и на пороге появился Крис Дженкс с глупой ухмылкой на физиономии. Он уже надрался и стоял, раскачиваясь из стороны в сторону. Это был единственный человек, который нравился мне еще меньше, чем Паркер Хейс. Поговаривали, что один раз на вечеринке в «Сигме Тау» Дженкс что-то бросил девчонке в бокал. Многие в это верили, ведь в здравом уме ни одна телка не согласилась бы с ним переспать. Поскольку доказательств не было, я пока просто старался за ним приглядывать.
Я вопросительно посмотрел на Шепа. Он поднял руки, показывая, что понятия не имеет, откуда здесь взялся Дженкс. Взглянув на часы, я выключил свет, и мы стали ждать Эбби, смахивая с лиц серебристые хвостики воздушных шаров, которые висели под потолком. В маленькую гостиную набилось столько народу, что невозможно было пошевелиться, чтобы в темноте кого-нибудь не задеть.
В дверь постучали. Мы все замерли. Открывать никто не пошел. Несколько человек начали перешептываться, остальные на них зашикали. Наконец снова послышался стук, и только тогда Брэзил распахнул дверь. Увидев Эбби на пороге, мы в один голос крикнули: «С днем рождения!»
Голубкины глаза расширились, потом она улыбнулась и быстро прикрыла рот рукой. Америка подтолкнула ее, они вошли, и все сгрудились вокруг именинницы. Когда я направился к ней, гости расступились.
Выглядела она потрясающе. Серое платье и желтые туфли на каблуках. Я поцеловал Эбби в лоб, поднеся ладони к ее лицу:
— С днем рождения, Голубка.
— Но ведь он только завтра, — сказала Эбби, улыбаясь всем, кто стоял вокруг нас.
— Поскольку тебе на нас донесли, нам пришлось быстренько все переиграть. Хотели удивить. Ты удивлена?
— Еще как!
Финч бросился к Эбби с поздравлениями, а Америка подтолкнула ее локтем:
— Хорошо, что я потащила тебя сегодня по магазинам! А то явилась бы ты сюда фиг знает в каком виде!
— Классно смотришься! — сказал я, оглядывая Голубку.
Комплимент, конечно, получился не слишком поэтический, но сейчас, на виду у всех, не хотелось переусердствовать.
Брэзил подошел и заключил Эбби в свои медвежьи объятия:
— Америка тебе небось наплела, какой я страшный и как она не хочет идти ко мне одна? Так имей в виду: это только для того, чтобы тебя сюда заманить!
Мерик рассмеялась:
— А ведь сработало!
Эбби помотала головой, по-прежнему улыбаясь и глядя по сторонам широко раскрытыми глазами: еще не оправилась от удивления. Она наклонилась к Америке и что-то ей шепнула, та ответила, тоже шепотом. Я хотел спросить, в чем дело, но тут Брэзил врубил стереосистему на полную мощность, и все радостно вскрикнули.
— Иди сюда, Эбби. — (Они прошли на кухню и остановились перед шеренгой стопок.) — Принимай поздравления от футбольной команды, детка, — с улыбкой сказал Брэзил, разливая текилу. — Так мы празднуем дни рождения: тебе стукнуло девятнадцать, значит ты получаешь девятнадцать стопок. Можешь опустошить их все сама или поделиться с друзьями, но чем больше выпьешь, тем больше получишь вот этого. — Он помахал пачкой двадцатидолларовых купюр.
— О боже! — взвизгнула Эбби.
При виде такого количества зелени у нее загорелись глаза.
— За дело, Голубка! — подбодрил ее я.
Она с подозрением взглянула на Брэзила:
— По двадцатке за каждую выпитую стопку?
— Именно так. Но если учесть, что ты у нас далеко не тяжеловес, думаю, к концу вечера мы потеряем баксов шестьдесят, не больше.
— Не торопись с выводами, Брэзил, — сказала Эбби.
Взяв до краев наполненную стопку, она опустошила ее уверенным движением профессионала: быстро провела ею по нижней губе, одновременно запрокинув голову, и готово! В жизни своей не видел ничего сексуальнее.
— Вот это да! — выдохнул я, почувствовав, что начинаю заводиться.
— Плакали ваши денежки, Брэзил, — проговорила Голубка, вытирая уголки рта и перекладывая пустую стопку в другую руку. — Надо было наливать «Куэрво», а не «Патрон».
Щеголеватая улыбка сползла с физиономии Брэзила. Он покачал головой и пожал плечами:
— Вперед! В твоем распоряжении кошельки двенадцати парней, которые уверены, что ты и десяти порций не осилишь.
Эбби прищурилась:
— А я говорю, что выпью пятнадцать, и предлагаю удвоить ставку. Если не смогу, не получаю ничего. Идет?
Я невольно расплылся в улыбке, но в то же время забеспокоился, смогу ли держать себя в руках, если она и дальше будет играть бойкую девицу из Лас-Вегаса. В этой роли она была страшно сексуальна.
— Полегче, Эбби! — крикнул Шепли. — Вообще-то, в наши планы не входило госпитализировать тебя к концу праздника!
— Она справится, — сказала Америка, в упор глядя на Брэзила.
— Сорок баксов за стопку? — проговорил он с сомнением в голосе.
— Испугался? — спросила Голубка.
— Не дождешься! Буду давать тебе по двадцатке за каждую порцию, а если доберешься до пятнадцатой, удвою твой выигрыш!
Она опрокинула еще одну стопку:
— Вот так празднуют день рождения в Канзасе!
Музыка орала вовсю. Я решил плясать с Эбби не переставая: хоть все танцы подряд, если она согласится. Квартирка была битком набита парнями и девчонками, держащими по бутылке пива в одной руке, по стопке текилы — в другой. Голубка то и дело отбегала, чтобы опустошить очередную стопку, а потом возвращалась ко мне в гостиную, на наш импровизированный танцпол.
Если существуют боги дня рождения, то, видимо, я их хорошо задобрил, потому что, как только Эбби успела дойти до нужной кондиции, заиграла медленная песня. Одна из моих любимых. Я приблизил губы к Голубкиному уху и стал подпевать. Особенно важные слова, которые шли как бы от меня, я проговаривал, отслоняясь и многозначительно глядя ей в глаза. Не был уверен, что она поймет, но попробовать стоило.
Я наклонил ее. Она уронила руки, почти дотронувшись пальцами до пола, и расхохоталась, а потом поднялась и снова стала раскачиваться туда-сюда в такт музыке. Обняла меня за шею и вздохнула, щекотнув мою кожу мягкой струей воздуха. От нее так приятно пахло, что я чуть не спятил. Эбби хихикнула:
— Надеюсь, ты не будешь так делать, когда я перевалю за десятую рюмку?
— Я тебе уже говорил, как ты сегодня сногсшибательно выглядишь?
Она покачала головой и положила щеку мне на плечо. Я прижал ее к себе, уткнувшись лицом ей в шею. Нам было хорошо, спокойно, и плевали мы на наши якобы только дружеские отношения. Не часто человеку удается так остро почувствовать, что он именно там, в том единственном месте на земле, где ему и хочется быть.
Открылась дверь. Эбби уронила руки.
— Паркер! — вскричала она и побежала его обнимать.
Он поцеловал ее в губы, и я моментально превратился из короля в бедолагу, находящегося на грани самоубийства. Паркер взял Голубкино запястье и, улыбнувшись, что-то сказал. Видимо, про свой дурацкий браслет.
— Привет! — крикнула Америка прямо мне в ухо.
Хоть поздоровалась она не тихо, вряд ли кто-то, кроме меня, мог ее услышать.
— Привет! — ответил я, продолжая пялиться на Эбби и Паркера.
— Спокойно! Шепли говорит, что Хейс ненадолго. Ему завтра с утра надо куда-то ехать, и остаться допоздна он не может.
— Правда?
— Да. Так что ты уж, пожалуйста, держись. Дыши ровнее. Не успеешь оглянуться, как он уедет.
Эбби притащила Паркера на кухню, схватила стопку, шестую по счету, и, опустошив, с размаху хлопнула ею по столешнице. Потом, получив у Брэзила заработанную двадцатку, протанцевала в гостиную.
Я, не раздумывая, схватил Голубку, и мы стали отплясывать рядом с Америкой и Шепли. Вдруг Шеп хлопнул Голубку по заднице:
— Один!
— Два! — подхватила Мерик, влепив подруге второй шлепок.
Все присутствующие присоединились к этому своеобразному чествованию именинницы, и, когда число шлепков достигло восемнадцати, я потер руки:
— Моя очередь!
— Полегче только, — сказала Голубка, оглядываясь на свою пятую точку, — а то у меня там, наверное, уже синяки.
С нескрываемым удовольствием я занес ладонь выше плеча, как будто собирался хлопнуть со всей силы. Эбби закрыла глаза, но через секунду снова их приоткрыла. Я остановил руку прямо перед Голубкиной попой и легонько ее шлепнул:
— Девятнадцать!
Гости подхватили мой радостный возглас, и Америка затянула «С днем рожденья тебя!» в переложении для смешанного хора пьяных голосов. Когда дошло до имени виновницы торжества, все пропели «Голубка», что было мне очень приятно.
Потом заиграла медленная музыка, но на этот раз Паркер успел вытащить Эбби на середину комнаты раньше меня. Он переминался неуклюже, как робот, которому по ошибке вместо правой прикрутили еще одну левую ногу. Я старался не смотреть на них, но все-таки не мог не заметить, что перед концом песни они вдвоем прошмыгнули в холл. Мы с Америкой переглянулись: она улыбнулась, покачала головой и подмигнула мне, напоминая, что сейчас не лучший момент для идиотских выходок.
И она оказалась права. Пробыв наедине с Хейсом минут пять, Эбби проводила его к выходу. Лицо у Голубки было смущенное и немного расстроенное. Видимо, Паркер попытался сделать эти пять минут незабываемыми. Он поцеловал ее в щеку, и она закрыла за ним дверь.
— Папочка уехал! — крикнул я, вытаскивая Эбби в центр гостиной. — Теперь можем зажигать!
Все радостно завизжали.
— Погоди-ка! — сказала Голубка, направляясь в кухню. — У меня график!
Я взял крайнюю из оставшихся стопок, и мы с Эбби вместе выпили.
— Еще семь, — констатировал Брэзил, вручая ей очередную двадцатку.
Весь следующий час мы танцевали, смеялись и болтали обо всякой ерунде. С губ Эбби не сходила улыбка, и я не мог на нее насмотреться. Она тоже, казалось, то и дело поглядывала на меня как-то по-особенному, и я подумал о том, получит ли это какое-нибудь продолжение, когда мы вернемся домой.
Голубка продолжала пить. Десятая порция оказалась уже лишней: Эбби принялась танцевать на диване вместе с Америкой. Прыгала и визжала до тех пор, пока не потеряла равновесие. Я успел подхватить ее прежде, чем она бы упала.
— Ты уже добилась своего, Эбби: ни одна девчонка из тех, кого мы знаем, не смогла бы столько выпить, — сказал я. — А теперь, по-моему, тебе уже хватит.
— Ни черта подобного! — проговорила она, растягивая слова. — На дне последней стопки меня ждет шестьсот баксов, и не тебе говорить, что из-за бабок нельзя иногда рискнуть!
— Голубка, если тебе нужны деньги…
— Не бойся, у тебя просить не стану! — ухмыльнулась она.
Я улыбнулся:
— Вообще-то, я бы посоветовал заложить браслет.
Она хлопнула меня по руке, и как раз в этот момент Америка заметила, что дело идет к полуночи. Мы начали обратный отсчет секунд и, едва стрелки часов совпали на цифре 12, подняли радостный гвалт.
Никогда в жизни мне так сильно не хотелось поцеловать девушку. А тут еще Шепли с Америкой взяли и чмокнули ее в щеку каждый со своей стороны. Тогда я оторвал Эбби от пола и стал кружить.
— С днем рождения, Голубка! — сказал я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не прижаться к ней губами.
Все присутствующие знали, что несколько минут назад, в холле, она чуть не поцеловалась с Паркером, и если бы из-за меня о ней подумали плохо — это было бы свинством с моей стороны. Поэтому я просто смотрел в ее большие серые глаза и таял, видя там свое отражение.
— Так! Следующая стопочка! — крикнула Эбби и, спотыкаясь, пошла на кухню.
Ее возглас заставил меня спуститься с небес на землю. Я снова увидел комнату, набитую шумными подвыпившими гостями.
— Кажется, ты уже готова, Эбби. Может, пора закругляться? — спросил Брэзил, когда она доковыляла до столешницы.
— Ну уж нет, я не сдамся! — сказала Голубка. — Хочу увидеть свои денежки!
Я подошел, чтобы составить ей компанию, а Брэзил засунул по двадцать баксов под каждую из оставшихся стопок и крикнул своим друзьям по команде:
— Ребята, она собирается их опрокинуть! Гоните еще пятнадцать двадцаток!
Футболисты застонали и, закатив глаза, полезли за кошельками. Возле последней стопки образовалась пачка двадцатидолларовых бумажек.
— Никогда бы не поверил, что проспорю пятьдесят баксов девчонке, которая выпьет пятнадцать стопок текилы! — пожаловался Крис.
— А теперь придется поверить, Дженкс, — сказала Эбби, беря по стопке в каждую руку.
Она поочередно вылила содержимое стопок себе в рот и замерла. Я шагнул к ней:
— Голубка?
Она приподняла палец, а Брэзил улыбнулся:
— Проиграет!
— Вот и нет, — сказала Америка, решительно помотав головой. — Дыши глубже, Эбби.
Голубка закрыла глаза, сделала вдох и взяла со стола последнюю стопку.
— О боже мой, Эбби! Ты же умрешь от алкогольного отравления! — закричал Шепли.
— Она выживет, — заверила его Америка.
Запрокинув голову, Голубка влила текилу себе в горло. За нашими спинами раздались крики и свист восхищенных зрителей. Брэзил передал Эбби деньги.
— Спасибо, — гордо сказала она и спрятала свой выигрыш в лифчик.
Никогда в жизни мне не приходилось видеть ничего подобного.
— Ты сейчас просто страшно сексуальная! — сказал я ей на ухо, пока мы шли в гостиную.
Эбби обняла меня, видимо, для того, чтобы не упасть.
— Ты точно в порядке?
Она хотела сказать, что с ней все отлично, но вместо этого выдала какой-то нечленораздельный набор звуков.
— Ей не помешает хотя бы частично избавиться от того, что она в себя влила. Иди помоги ей, Трэв.
— Господи, Шеп, оставь ее в покое! Все с ней в порядке! — раздраженно сказала Америка.
Шепли нахмурился:
— Такие номера плохо заканчиваются! Я просто хочу, чтобы она избежала тяжелых последствий.
— Эбби, ты как? — спросила Мерик.
Голубка вымученно улыбнулась. Вид у нее был полусонный. Мерик посмотрела на Шепа:
— Ее организм сам со всем справится. Это ведь у нее уже не первое родео. Успокойся.
Но Шеп продолжал возмущаться:
— Просто уму непостижимо! Трэвис!
— Голубка? — сказал я, дотрагиваясь щекой до ее лба. — Может, от греха подальше сунешь два пальца в рот?
— Нет! Хочу танцевать! — сказала она и обняла меня крепче.
Я поглядел на Шепли, пожав плечами:
— Видишь, она вроде пока на ногах, даже плясать собралась…
Шепли сердито фыркнул и затерялся среди гостей. Америка поплелась за ним, выразительно прищелкнув языком и закатив глаза.
Эбби прижалась ко мне. Музыка была быстрая, но мы двигались как под медленную. Гости прыгали вокруг нас и махали руками. Вместе с нами танцевали зеленые, голубые и сиреневые огоньки, скакавшие по стенам и полу. Когда отсветы ложились Голубке на лицо, мне приходилось собираться с силами, чтобы не поддаться действию алкогольных паров и не поцеловать ее.
Через пару часов веселье пошло на убыль, но мы с Эбби продолжали танцевать. После того как я скормил ей несколько крекеров с сыром, она слегка протрезвела и даже попыталась попрыгать с Америкой под какую-то дурацкую попсовую песенку. А так ее запястья почти все время были скрещены у меня на шее.
Многие из гостей уже разъехались, кто-то вырубился. Стало тише, и я заметил, что Мерик с Шепом, оказывается, не переставали бодаться.
— Я уезжаю. Ты со мной? — спросил Шепли, устремляясь к двери.
— Я еще не готова, — пробормотала Америка, взглянув на него из-под полуопущенных век.
— По-моему, мы уже достаточно повеселились. Пора домой, — сказал я и шагнул к выходу, но Эбби не пошевелилась.
Она позеленела и уставилась в пол.
— Тошнит?
Голубка посмотрела на меня, с трудом приоткрыв глаза:
— Вроде того…
Она несколько раз качнулась, явно собираясь упасть. Я сгреб ее в охапку.
— А ты, Трэвис Мэддокс, очень даже ничего, когда не ведешь себя как кобель… — Эбби расплылась в пьяной улыбке.
— Э-э-э… спасибо, — сказал я, перехватывая ее поудобнее.
Голубка приложила ладонь к моей щеке:
— Знаешь что, мистер Мэддокс?
— Что, детка?
Она вдруг посерьезнела:
— В другой жизни я бы тебя полюбила.
С секунду я молчал, глядя в ее помутневшие глаза. Эбби была пьяная, но мне очень захотелось поверить, будто она и трезвая думала то, что сейчас сказала.
— А я бы и в этой тебя полюбил.
Голубка нагнула шею и прижалась губами к уголку моего рта. Пыталась поцеловать, но промазала. Отслонившись, она уронила голову мне на плечо. Я оглянулся: все, кто был еще в сознании, застыли, потрясенные этой сценой.
Ни слова не говоря, я отнес Эбби к машине. Америка стояла возле «чарджера», скрестив руки. Шепли указал на Голубку:
— Полюбуйся! Это твоя подруга, а ты позволяешь ей так измываться над ее организмом! Ты даже подталкиваешь к этому!
Америка ткнула пальцем себе в грудь:
— В отличие от тебя, Шеп, я ее знаю! При мне она еще и не такое вытворяла за деньги!
Я насторожился.
— В смысле, за деньги она еще не столько может выпить, — поправилась Мерик. — Вы же меня поняли!
— Ты сейчас сама себя слышишь?! — вскрикнул Шепли. — Приехала вместе с Эбби из Канзаса, чтобы оберегать ее. А теперь посмотри: она так накачалась алкоголем, что валяется без сознания! И тебя это устраивает?
Америка прищурилась:
— Ой, спасибо, что прочитал мне мораль! Сам-то ты кто, мистер Непогрешимость? Первокурсник, который к своим восемнадцати годам перетрахал миллиард «правильных» девиц? — Произнося слово «правильных», она нарисовала в воздухе кавычки.
У Шепли отвисла челюсть: ему было не смешно.
— Полезай в машину! Ты напилась до безобразия!
Америка расхохоталась:
— Ты еще не видел меня безобразной, маменькин сынок!
— А я-то думал, у нас действительно близкие отношения!
— У меня с моей задницей тоже близкие отношения, так что же мне теперь — звонить ей по два раза на дню?
— Ты сука!
Америка побелела:
— Отвези… меня… домой!
— С удовольствием! Если ты когда-нибудь залезешь в эту долбаную машину! — Шепли под конец фразы сорвался на истошный крик.
Его лицо побагровело, жилы на шее надулись. Америка села на заднее сиденье, оставив дверцу открытой, и помогла мне положить Эбби рядом. Сам я сел вперед.
За то недолгое время, пока мы ехали домой, никто не проронил ни звука. Как только Шеп зарулил на стоянку и перевел рычаг в позицию «парковка», я вылез и отодвинул переднее сиденье. Голова Эбби лежала на плече у Америки, волосы закрывали лицо. Я наклонился вперед и осторожно взял Голубку на руки. Мерик быстро вышла и, достав из сумочки ключи, направилась прямиком к своей машине.
— Мерик! — окликнул ее Шепли.
Судя по тому, как дрогнул его голос, бедняга уже поостыл и начал жалеть о случившемся. Америка уселась за руль, захлопнув дверцу у Шепа перед носом, и дала задний ход. Голубка висела у меня на плече головой вниз.
— Она ведь вернется за Эбби, правда? — спросил Шепли, с тоской глядя вслед своей пассии.
Голубка замычала и пошевелилась. Раздался ужасающий полурык-полустон, обычно предшествующий рвоте, а потом последовал звук выплескиваемой жидкости. Я замер, почувствовав, что джинсы у меня на икрах стали мокрыми.
— Надеюсь, она не…
Шепли наклонился, чтобы оглядеть мои ноги.
— Да, — сказал он, выпрямляясь.
Я бегом взобрался по лестнице и стал торопить Шепа, чтобы быстрее искал ключ. Как только он открыл дверь, я рванул в ванную.
Эбби склонилась над унитазом и выплеснула в него сразу несколько литров. После того, что случилось на улице, волосы у нее уже были испачканы рвотой. Возле зеркала валялось несколько черных тянущихся колечек. Я взял одно из них и, подобрав руками грязные пряди, сделал Голубке хвостик. Это оказалось нетрудно: я много раз видел, как девчонки причесываются.
По телу Эбби пробежала дрожь. Я выскочил в коридор, взял в шкафчике губку, намочил ее и уселся на пол рядом с Голубкой. Когда я бережно протер ей лицо, она положила голову на мое плечо.
— Еще раз? — спросил я.
Она нахмурилась и кивнула, быстро зажав рот. Едва она успела снова наклониться над унитазом, ее вырвало. Я забеспокоился. Мне показалось странным, что такой маленький организм изрыгает такое большое количество жидкости.
Я выполз из ванной и через пару минут вернулся с двумя полотенцами, простыней, тремя одеялами и четырьмя подушками. Эбби продолжала стонать над унитазом, ее всю трясло. Я живописно раскидал белье по полу, готовясь провести остаток ночи в этой своеобразной постели.
На пороге появился Шепли:
— Может, позвонить куда-нибудь?
— Пока не надо. Я с ней побуду.
— Все в порядке, — промямлила Эбби. — Я в этом деле профессионал. Ни разу еще не отравилась…
Шепли нахмурился:
— Дуреха ты, а не профессионал.
— Эй! У тебя ее… э-э-э…
— Подарок? — подсказал Шеп, приподняв одну бровь.
— Да.
— У меня, никуда не денется, — сердито буркнул он.
— Спасибо, друг!
Эбби откинулась назад, опершись о бортик ванны. Я быстро вытер ей лицо. Шепли намочил чистую губку и бросил мне.
— Спасибо.
— Если что, зови, — сказал он. — Мне сегодня спать не светит. Буду думать, как сделать, чтобы Америка меня простила.
Я постарался устроиться поудобнее и подтащил Эбби к себе. Она вздохнула и обмякла в моих руках. Даже теперь, когда она была перепачкана рвотой, я чувствовал, что здесь, рядом с ней, — единственное место на земле, где я хочу быть. Мне вспомнились слова, которые она недавно мне сказала: «В другой жизни я бы тебя полюбила».
Эбби лежала у меня на груди, слабая и больная. Сейчас она была совершенно беспомощна и всецело от меня зависела. И именно сейчас я понял, что мои чувства к ней сильнее, чем я думал. Тот момент, когда я незаметно в нее влюбился, располагался на временной оси где-то между нашей встречей и теперешним сидением на полу в ванной.
Голубка опять вздохнула и положила голову мне на колени. Я хорошенько ее укрыл и только после этого позволил себе задремать.
— Трэв? — прошептала она.
— Да?
Эбби не ответила. Ее дыхание выровнялось, голова тяжело упала мне на ноги. Холодный фаянс за спиной и жесткий кафельный пол под задницей были не самой уютной постелью. Но я не шевелился: Голубка так уютно на мне улеглась, и тревожить ее не хотелось. Минут двадцать я смотрел, как она дышит. Те части моего тела, которые ныли от боли, начали неметь, и я закрыл глаза.
