ГЛАВА 12
ДЕВСТВЕННИЦА
Еще до конца следующей недели я успел опустошить вторую бутылку виски. Эбби все больше и больше времени проводила с Паркером, что было не слишком-то легко выносить, как, впрочем, и выслушивать просьбы о том, чтобы я отказался от условий пари и отпустил ее. Поэтому горлышко бутылки я стал подносить к губам чаще, чем сигарету.
В четверг за обедом Паркер разболтал Эбби про вечеринку, которую мы готовили ей ко дню рождения, и, чтобы сюрприз все-таки удался, нам пришлось срочно переносить праздник с воскресенья на пятницу. Хлопоты немного отвлекли меня от неприятных мыслей, но настроение было по-прежнему поганое.
Вечером в четверг Эбби и Америка болтали в ванной. То, как мило Голубка щебетала с подружкой, резко контрастировало с ее отношением ко мне: со мной она в тот день вообще еле разговаривала, потому что накануне я не разрешил ей вернуться в общагу.
В надежде заключить перемирие я заглянул в ванную:
— Как насчет того, чтобы где-нибудь поужинать?
— Если ты не против, то Шеп предлагает сходить в мексиканский ресторанчик, который недавно открылся в центре, — рассеянно сказала Америка, расчесывая волосы.
— Вообще-то, я думал, мы с Голубкой сходим куда-нибудь вдвоем.
Эбби подкрасила губы:
— У меня свидание с Паркером.
— Опять? — спросил я, чувствуя, как лицо сжимается в хмурую гримасу.
— Опять, — пропела Эбби.
В дверь позвонили. Голубка выскочила из ванной и побежала открывать. Я тоже вышел и встал у нее за спиной с намерением испепелить Паркера взглядом.
— Ты что, всегда выглядишь так ослепительно? — спросил он.
— Если вспомнить, в каком виде она заявилась сюда в первый раз, то нет, — невозмутимо ответил я.
Эбби подняла вверх палец, и я подумал, что сейчас она скажет какую-нибудь гадость, но она, повернувшись ко мне, улыбнулась и обвила руками мою шею. Я сначала напрягся, приняв это за попытку меня ударить, но потом расслабился и прижал Голубку к себе. Она отстранилась и снова улыбнулась.
— Спасибо, что решил организовать для меня праздник, — сказала Эбби с непритворной благодарностью в голосе. — А насчет нашего ужина… Я ловлю тебя на слове и в другой раз обязательно воспользуюсь приглашением.
В ее глазах появилась та теплота, которой мне все это время не хватало. Но сейчас я чувствовал не столько радость, сколько удивление: весь день со мной не разговаривала, а теперь вдруг повисла на шее.
— Завтра?
Она снова меня приобняла:
— Заметано!
Помахав мне, Эбби взяла Паркера за руку, и дверь за ними захлопнулась. Я развернулся, потирая шею:
— Не помешало бы чего-нибудь…
— Выпить? — встревоженно спросил Шепли, бросив взгляд в сторону кухни. — Там осталось только пиво. Все остальное ты уже вылакал.
— Значит, пора пополнить наши запасы.
— Я с тобой, — сказала Америка, вскакивая с места и хватая пальто.
— Отвези его на моей машине, — предложил Шепли и бросил ей ключи.
— Уверен? — спросила Мерик, озадаченно подбрасывая их на ладони.
Шепли вздохнул:
— Боюсь, ему сейчас лучше не садиться за руль самому… Ты меня понимаешь…
Америка энергично кивнула.
— Еще как! Поехали, Трэв, запасем для тебя бухло, — сказала она, беря меня за руку.
Я было пошел за ней, но она вдруг остановилась, развернувшись:
— Только пообещай мне одну вещь. Сегодня никаких драк. Заливать свою тоску можешь сколько угодно, — она взяла меня за подбородок, вынуждая кивнуть, — но чур не буянить.
Я высвободил лицо и отпихнул ее руку.
— Обещаешь? — спросила Америка, приподняв бровь.
— Да.
Она улыбнулась:
— Тогда вперед.
Опершись о подлокотник и прижав пальцы к губам, я смотрел в окно машины. На город надвинулся холодный фронт, резкий ветер свистел в кронах деревьев и кустарников, от его дуновения раскачивались подвесные фонари. Если короткая юбочка Эбби начнет развеваться, у Паркера небось глаза из орбит повылезут. Я вспомнил, как выглядели ее голые коленки, когда она сидела рядом со мной на заднем сиденье «чарджера». Хейс тоже наверняка заметит, какая у нее нежная лоснящаяся кожа, но я просто смотрел и восхищался, а он будет думать только о том, как бы затащить ее в постель.
Как раз в тот момент, когда я почувствовал, что злоба может хлынуть через край, Америка затормозила:
— Приехали.
Над входом в магазин мягко светилась неоновая вывеска. Америка как тень пошла за мной между рядами полок. Я быстро нашел то, что искал: «Джим Бим» — это единственная вещь, которая поможет мне пережить сегодняшний вечер.
— А без виски точно никак? — предостерегающе спросила Америка. — Тебе ведь завтра устраивать вечеринку для Эбби…
— Точно никак, — сказал я, направляясь к кассе.
Едва успев плюхнуться на сиденье «чарджера», я свинтил с бутылки крышку и, запрокинув голову, сделал большой глоток. Америка посмотрела на меня с секунду и включила заднюю передачу:
— Чувствую, будет весело.
К моменту нашего возвращения домой количество жидкости в бутылке заметно поубавилось.
— Нет, Трэв! — сказал Шепли, косясь на мой вискарь.
— Да! Хочешь? — спросил я, в очередной раз приложившись к горлышку, а потом протянув бутылку Шепу.
Он скривился:
— Нет уж, спасибо. Я должен быть трезвым, чтобы сохранить быстроту реакции, на случай если ты по пьяни затеешь драку с Паркером.
— Не затеет, — сказала Америка. — Он обещал.
— Действительно, — подтвердил я, улыбаясь: мне уже немного полегчало. — Обещал.
На протяжении следующего часа Мерик с Шепом старались всячески отвлекать меня от мрачных мыслей. Вискарь тоже оказывал свое успокаивающее воздействие. Еще через полчаса слова Шепа стали казаться мне растянутыми. Америка хихикнула, заметив появившуюся на моем лице дурацкую ухмылку:
— Погляди-ка на этого веселого пьянчугу!
— Я не пьяный. Пока, — возразил я и в доказательство своих слов смачно выдохнул.
Мерик и Шеп фыркнули. Шепли указал на то, что осталось от «Джима Бима»:
— Если допьешь это, точно будешь.
Я посмотрел на часы:
— Уже три. Похоже, им там хорошо гуляется.
Слегка взмахнув бутылкой в знак того, что пью за здоровье присутствующих, я опрокинул ее. Остатки янтарной жидкости, миновав губы, которые уже потеряли чувствительность, прожгли мне внутренности до самого желудка.
— О боже мой, Трэв! — нахмурился Шепли. — Теперь я надеюсь, что ты вырубишься до того, как Эбби вернется. Встречать ее в таком состоянии тебе совершенно не к чему.
На улицу въехала машина и остановилась под нашими окнами. По звуку двигателя я сразу же понял, что это «порше» Паркера. По моей физиономии растеклась пьяная улыбка.
— Не собираюсь я вырубаться! Сейчас ведь начнется самое интересное!
Мерик настороженно уставилась на меня:
— Трэв… ты же обещал!
Я кивнул:
— Да, да. Я помню. Просто помогу ей вылезти из машины.
Мои ноги были на своем месте, но я их не чувствовал. Опираясь, чтобы не упасть, на спинку дивана, я все-таки встал и добрался до двери. Когда я уже взялся за ручку, Америка ласково накрыла мои пальцы ладонью:
— Я с тобой. Прослежу, чтобы ты случайно не нарушил своего обещания.
— Неплохая идея, — сказал я и, едва оказавшись за дверью, почувствовал, как внутри все горит от смеси виски с адреналином.
С лестницы было видно, как «порше» качнулся на месте. Стекла запотели. Несмотря на тогдашнее свое состояние, я в одну секунду очутился внизу: даже не знаю, откуда у меня взялась эта прыть. Америка вцепилась в мою рубашку: не ожидал такой силы от такого маленького существа.
— Трэвис! — громко прошипела она. — Для начала попытайся успокоиться: Эбби не позволит ему зайти слишком далеко.
— Я только проверю, все ли с ней в порядке, — сказал я и, подойдя к машине Паркера, с такой силой саданул ребром ладони по стеклу, что даже удивился, как оно не разбилось.
Изнутри дверцу не открыли. Тогда я открыл ее снаружи. Эбби заерзала, одергивая платье. Ее прическа была помята, а с губ стерся блеск. По этим верным признакам я сразу понял, чем они с Хейсом занимались.
Лицо Паркера окаменело.
— Какого черта, Трэвис?!
Я сжал кулаки. Америка предостерегающе положила руку мне на плечо.
— Пойдем, Эбби. Нужно поговорить, — сказала она.
Голубка несколько раз недоумевающе моргнула:
— О чем?
— Просто пойдем, и все! — отрезала Мерик.
Эбби взглянула на Паркера:
— Извини, мне пора.
Он рассерженно покачал головой:
— Все в порядке. Иди.
Я подал Голубке руку, помогая выйти, и пинком захлопнул дверцу. Эбби быстро развернулась и, встав между мной и машиной, толкнула меня в плечо:
— Что это на тебя нашло? Прекрати!
«Порше» с визгом отъехал от парковки. Я вытащил из кармана пачку сигарет и закурил:
— Ты иди домой, Мерик.
— Пойдем, Эбби.
— Нет, останься, пожалуйста, Эбс, — сказал я с нажимом на последнем слове.
Так называл ее Паркер. И как он умудрялся с умным лицом произносить это нелепое сочетание звуков!
Голубка неохотно согласилась задержаться, кивнув Америке, чтобы та поднималась в квартиру. Я посмотрел на Эбби, раз или два затянувшись сигаретным дымом. Она скрестила руки:
— Зачем ты к нам вломился?
— Ты еще спрашиваешь зачем? Затем, что он лапал тебя под окнами моего дома.
— Я просто живу с тобой в одной квартире, и только. Что и с кем мне делать, я решаю сама.
Я бросил сигарету на асфальт.
— Ты заслуживаешь лучшего, Голубка. Не позволяй ему трахнуть тебя в машине как какую-то дешевку.
— Я не собиралась заниматься с ним сексом!
Я указал рукой на пустое место, где несколько минут назад стоял «порше» Паркера:
— Чем же ты тогда, интересно, собиралась с ним заниматься?
— Трэвис, а что, разве нельзя просто целоваться, трогать друг друга? По-твоему, обязательно сразу к делу, да?
В жизни не слыхал ничего глупее.
— А какой в этом смысл?
Звуки те же, как когда занимаешься сексом. Опасность подхватить гонорею та же. А по сути — сплошное разочарование.
— Многие люди видят в этом смысл. Особенно если они встречаются как парень с девушкой.
— У вас все стекла запотели, машина ходуном ходила. Откуда мне было знать, что вы не…
— Может, просто не стоило за мной шпионить?
Шпионить за ней? Черт! Она же прекрасно знает, что из нашей гостиной слышно каждую проезжающую машину! Чтобы облизываться с парнем, которого я на дух не переношу, могла бы и другое место найти! Не обязательно было делать это прямо у меня под дверью! Я провел руками по лицу, стараясь подавить ярость:
— Голубка, я так больше не могу. Я чувствую, что схожу с ума.
— Как — так? Чего ты больше не можешь?
— Если ты с ним спишь, то я не хочу этого знать. Я надолго угожу за решетку, если выясню, что он… Просто не говори мне, и все.
— Трэвис! — вскипела она. — Да как у тебя только язык повернулся такое сказать! Это для меня слишком важный шаг!
— Все вы так говорите.
— Я не знаю, что там говорят те шлюхи, с которыми ты имеешь дело. Не знаю и знать не хочу. Я только про себя сказала, — она прижала руку к груди, — а я не… Уф! Все, закрыли тему.
Она хотела уйти, но я поймал ее за локоть и заглянул ей в лицо:
— Чего ты «не…»? — Даже в своем тогдашнем состоянии я понял, что она имеет в виду. — Ты девственница?
— Даже если и так, не твое дело! — вспыхнула она.
— Вот почему Америка была уверена, что у вас не зайдет слишком далеко!
— Все четыре класса старшей школы я встречалась с одним парнем. Он был баптистом, мечтал стать пастором и работать с молодежью. У нас о подобных вещах даже речи быть не могло.
— Встречалась с пастором? Прекрасно! И чем же закончилось ваше героическое воздержание?
— Он хотел, чтобы мы поженились и остались в… Канзасе. А я уехала.
Я не мог поверить в то, что говорила Эбби. Почти девятнадцать лет, и все еще девственница? В наше время это просто неслыханно! Кажется, я не встречал ни одной целки с тех пор, как стал старшеклассником.
Я взял ее лицо обеими руками:
— Девственница, говоришь? А по тому, как ты танцевала со мной в клубе, этого не сказать.
— Очень смешно! — буркнула она, решительно направляясь к лестнице.
Я тоже стал подниматься, споткнулся и упал, ударившись локтем о край бетонной ступеньки. Боли не чувствовалось. Истерически хохоча, я перевернулся на спину.
— Что ты делаешь? Вставай! — Эбби принялась меня дергать.
Пришлось подняться. Но тут перед глазами все поплыло, и мы оказались в пустой университетской аудитории. То ли сумерки, то ли серое утро. Эбби сидит на столе профессора в чем-то вроде выпускного платья, а я в одних трусах.
— Собралась куда-то? — спрашиваю я, не слишком смущаясь из-за своего внешнего вида.
Эбби улыбается и протягивает руку к моему лицу:
— Нет. Я никуда не иду. Буду сидеть здесь.
— Правда? — говорю я и, взяв ее за коленки, раздвигаю, чтобы удобно между ними расположиться.
— Когда все это закончится, я твоя.
Я не совсем понимаю, о чем Эбби говорит, зато чувствую, как она прижимается ко мне и несколько раз целует в шею. Блаженно закрываю глаза: все, о чем я мечтал, сбывается. Рука Эбби скользит вниз по моему животу, и в тот момент, когда она ныряет под резинку моих боксеров, я делаю вдох. Я и до этого был на седьмом небе, а сейчас со мной происходит вообще что-то невообразимое. Я запускаю пальцы ей в волосы и целую ее, протискиваясь языком к ней в рот.
Вдруг с Голубкиной ноги падает туфля, и я опускаю глаза.
— Мне пора, — грустно говорит Эбби.
— Как! Ты же обещала, что никуда не пойдешь!
Она улыбнулась:
— Попробуй в другой раз.
— Что?
— Попробуй в другой раз, — повторяет она, дотрагиваясь до моего лица.
Мне не хочется ее отпускать.
— Погоди, — говорю. — Голубка, я люблю тебя!
Я медленно моргнул. Когда в глазах прояснилось, я узнал свой потолочный вентилятор. Все тело у меня болело, а каждый удар сердца отдавал в голову. В холле послышался взволнованный визг Америки. Между их с Голубкой высокими голосами то и дело вклинивался басок Шепли.
Я снова закрыл глаза, ужасно разочарованный тем, что все это оказалось сном. Все это счастье было не на самом деле. Я потер руками лицо, заставляя себя оторвать зад от кровати. «Не помню, где я вчера так набрался, но надеюсь, тусовка стоила того, чтобы сегодня чувствовать себя мясным паштетом в жестяной банке», — подумал я.
Еле двигая отяжелевшими ногами, я подобрал валявшиеся в углу штаны, натянул их и поковылял в кухню, вздрагивая от голосов Эбби, Мерик и Шепа.
— Ребята, а потише нельзя? — пробурчал я, застегивая пуговицу на джинсах.
— Извини, — сказала Эбби, едва на меня взглянув.
Наверняка я прошлой ночью выкинул что-то, из-за чего она теперь не будет со мной разговаривать.
— Кто позволил мне вчера так безобразно напиться?
Лицо Америки исказилось от отвращения.
— Ты сам. Купил себе виски, когда Эбби уехала с Паркером, и к ее возвращению уговорил всю бутылку.
В мозгу стали всплывать обрывочные воспоминания: Голубка уходит с Хейсом, я в депрессии, мы с Америкой останавливаемся возле магазина.
— Черт! — фыркнул я, тряхнув головой, и спросил у Эбби: — Вечер удался?
Она покраснела. Вот дерьмо! Наверное, все еще хуже, чем я думал.
— Издеваешься?
— А в чем дело? — спросил я, в ту же секунду об этом пожалев.
Америка хихикнула: то, что я ничего не помню, показалось ей забавным.
— Ты вломился к Паркеру в машину и чуть не лопнул от злости, когда увидел, как они целуются, будто два подростка. У них стекла запотели и все такое!
Я напряг память, постаравшись выудить из нее что мог. Чем там они занимались в машине, я не вспомнил, зато снова почувствовал ревность. А Эбби, кажется, была готова взорваться. Я даже поежился от ее взгляда.
— Сердишься на меня? — спросил я, готовясь к тому, что сокрушительная звуковая волна вот-вот ударит в мою и без того больную голову.
Эбби протопала в спальню. Я пошел за ней и мягко прикрыл дверь. Голубка повернулась ко мне: выражение ее лица было не таким, как несколько секунд назад в холле, и я не совсем понял, в чем причина этой метаморфозы.
— Ты помнишь что-нибудь из того, что говорил мне ночью?
— Нет. А почему спрашиваешь? Я тебя чем-то обидел?
— Да ничем ты меня не обидел! Просто я… мы…
Она прикрыла лицо ладонями, а когда отняла их, я заметил, как с ее запястья скользнуло по руке какое-то блестящее украшение.
— Откуда это? — спросил я, хватая Эбби за локоть.
— Это мое, — сказала она, высвобождаясь.
— Я его раньше не видел. Новое?
— Да.
— Где взяла?
— Паркер подарил минут пятнадцать назад, — ответила Голубка.
Я снова почувствовал, что выхожу из себя, и снова захотел врезать по чему-нибудь кулаком, чтобы разрядиться.
— Какого хрена этот урод здесь делал? Ночевал?
Эбби невозмутимо сложила руки на груди:
— Утром он ездил покупать мне на день рождения подарок и завез его.
— У тебя же еще не день рождения!
Ярость переполняла меня, но то, что Голубка нисколько не напугана, помогало держать себя в руках.
— А ему не терпелось подарить, — сказала Эбби, приподнимая подбородок.
— Теперь ясно, почему мне пришлось вытаскивать твою задницу из машины. Видать, вы с ним… — Я осекся, вовремя поняв, что, если брякну лишнее, назад уже не заберешь.
— Что? Видать, мы с ним что?
— Ничего. Просто я взбесился, и мне захотелось сказать какую-нибудь гадость. На самом деле я так не думаю.
— Раньше тебя это никогда не останавливало.
— Знаю. Я над собой работаю, — сказал я, направляясь к двери. — Тебе, наверное, нужно переодеться.
Как только я взялся за дверную ручку, мне со страшной силой стрельнуло в локоть. Я потрогал его: болит. Приподнял, чтобы посмотреть: точно. Свежий синяк. Я стал соображать, откуда он взялся, и тут все наконец прояснилось. Эбби сказала, что она девственница, я упал, принялся ржать, потом Голубка меня раздела, потом я… О боже!
— Ночью я споткнулся на лестнице, и ты помогла мне добраться до постели… Мы… — пробормотал я, делая шаг навстречу Эбби.
Внезапно я вспомнил, как навалился на Голубку, когда она, полураздетая, стояла перед шкафом. Я чуть не трахнул ее, чуть не лишил невинности по пьяни. Мысль о том, что могло случиться, заставила меня покраснеть от стыда. Первый раз, с тех пор как… Просто первый раз. В жизни.
— Нет. Ничего не произошло, — сказала она, выразительно покачав головой.
Я весь сжался:
— Значит, ты вытворяешь в машине Паркера такое, что стекла запотевают, я вытаскиваю тебя и пытаюсь…
Я постарался вытряхнуть из головы тошнотворную мысль. К счастью, даже пьяный я смог вовремя остановиться. Ну а если бы не смог? Эбби не заслуживает, чтобы ее первый раз оказался таким, с кем бы это ни было. Тем более со мной. Вот это да! Я уже стал думать, что действительно начинаю меняться в лучшую сторону, но, получается, достаточно одной бутылки в сочетании со словом «девственница», и все! Мне в голову опять ударяют гормоны!
Я снова повернулся к двери и схватился за ручку.
— Ты сделаешь из меня психа, Голубка! — прорычал я, глядя на нее через плечо. — Когда ты рядом, я перестаю по-человечески соображать.
— И это моя вина?
Я развернулся. Мой взгляд переместился с Голубкиных глаз на халатик, на коленки, на ступни и опять на глаза.
— Не знаю. У меня все вчерашнее как в тумане, но… по-моему, ты не сказала «нет».
Эбби шагнула ко мне. Сначала я подумал, она вцепится ногтями, но ее лицо вдруг стало спокойнее, плечи обмякли.
— Что ты хочешь, чтобы я ответила, Трэвис?
Я взглянул на браслет, потом снова на нее:
— Думала, я не вспомню, да?
— Нет! Я обиделась, что ты забыл!
В ее словах не было смысла. Ни малейшего.
— Почему?
— Потому что если бы я… Если бы мы… а ты потом не… Не знаю почему! Просто обиделась, и все!
Она почти призналась. Я ее почти заставил. Она злилась из-за того, что чуть не отдала мне свою невинность, а я все забыл. Вот оно! Нужно было ловить момент. Другого подходящего повода расставить точки над «i» могло не представиться, а время бежало. Шепли вот-вот должен был зайти и отправить их с Америкой куда-нибудь погулять, пока мы с ним готовимся к вечеринке.
Я подскочил к Эбби и, остановившись в каких-нибудь нескольких дюймах от нее, взял обеими руками ее лицо:
— Что мы с тобой делаем, Голубка?
Взгляд Эбби упал на мой ремень, потом медленно пополз вверх.
— Это я у тебя хочу спросить, — сказала она, глядя мне в глаза.
Ее лицо замерло, как будто она боялась, что, стоит ей признаться в своих чувствах, сразу же произойдет сбой в системе.
Услышав стук в дверь, я почувствовал страшное раздражение, но не дал ему прорваться наружу.
— Эбби, — сказал Шеп, — Америка просила передать, что идет по каким-то делам. Спрашивает, не хочешь ли ты пойти с ней.
— Голубка? — проговорил я, не сводя глаз с ее лица.
— Да, — ответила она Шепу. — Мне тоже кое-куда нужно.
— Тогда она тебя ждет, — сказал Шепли, и его шаги затихли в коридоре.
— Голубка? — повторил я, не желая отступать.
Она попятилась, достала какие-то вещи из шкафа и скользнула мимо меня:
— Давай не сейчас, ладно? У меня сегодня много дел.
— Конечно, — разочарованно вздохнул я.
