ГЛАВА 9
РАЗДАВЛЕН
Шепли сразу посерьезнел, как бывало с ним всякий раз, когда Адам назначал время и место боя. Пальцы Шепа защелкали по клавишам телефона: он рассылал эсэмэски нужным людям из своего списка. Как только он вышел за дверь, Америка оглядела нас широко раскрытыми глазами и радостно воскликнула:
— Здорово! Нам как раз пора развеяться!
Прежде чем я успел что-нибудь сказать, Мерик утащила Эбби из гостиной. Суетиться ни к чему. Я надеру задницу этому Брэди, срублю зелени на оплату аренды и всех счетов за ближайшие несколько месяцев, и все пойдет как раньше. Ну или почти как раньше. Эбби вернется в «Морган-холл», а я буду стараться лишний раз не высовываться из дому, чтобы случайно не убить Паркера.
Америка громко спорила с Эбби о том, что лучше надеть, а Шепли уже спрятал телефон и теперь позвякивал ключами от машины.
— Эй, вы с нами или как? — крикнул он в сторону моей спальни, где прихорашивались девчонки.
Мерик выбежала в холл, но, вместо того чтобы направиться к выходу, шмыгнула в комнату Шепа. Он улыбнулся и закатил глаза.
Через несколько минут Америка снова предстала перед нами: на ней было короткое зеленое платье. Эбби вышла в обтягивающих джинсах и желтом топе, который так здорово подчеркивал груди. И они подпрыгивали при каждом ее шаге.
— Черт возьми, Голубка! Ты смерти моей хочешь? Иди переоденься!
— Почему? — удивилась она, оглядывая свои джинсы, хотя проблема была не в них.
Америка вступилась за подругу:
— Она классно выглядит, Трэв, не придирайся!
— Надень что-нибудь удобное. Например, футболку и кеды, — сказал я, подводя Эбби к своей комнате.
— Что? — озадаченно спросила она. — Зачем?
Мы остановились у двери спальни.
— Затем, — объяснил я, — что, если ты пойдешь так, я буду думать не о Хоффмане, а о том, кто там пялится на твою грудь.
Может, это прозвучало не слишком хорошо, но я не преувеличивал: явись Эбби в таком виде, я действительно не смог бы сосредоточиться. А проиграть бой мне не хотелось.
— Раньше ты говорил, тебе наплевать, кто что подумает! — парировала она, начиная дымиться.
Кажется, она меня не понимала.
— Тут совсем другое, Голубка. — Я бросил взгляд на ее гордо выпяченные груди: может, отменить все на фиг и потратить остаток вечера на то, чтобы избавить их от белого кружевного лифчика и попробовать на ощупь? Я встряхнулся и снова посмотрел Эбби в глаза. — В этом тебе нельзя идти на бой. Поэтому… пожалуйста, просто… просто переоденься, пожалуйста.
Я захлопнул дверь, втолкнув Голубку в комнату, прежде чем успел бы послать все к черту и поцеловать ее.
— Трэвис! — крикнула она из спальни.
Послышалась беготня. Потом мне показалось, что через всю комнату пролетели туфли и шлепнулись на пол. Наконец дверь открылась. Эбби была в футболке и кедах. Она по-прежнему выглядела сексуально, и все-таки теперь я мог бить Хоффмана и не думать каждую минуту о том, не лапает ли ее кто-нибудь.
— Так лучше? — фыркнула она.
— Да! Побежали!
Шепли с Америкой были уже в машине и, едва завидев нас, рванули со стоянки. Я надел очки, подождал, пока Эбби не усядется позади меня на «харлей», и мы выехали на темную улицу.
На подъезде к «Джефферсону» я сбавил скорость до минимума, выключил фары. Припарковался на задворках и подвел Эбби к черному ходу. Она вытаращила глаза и нервно усмехнулась:
— Ты же это не всерьез, да?
— Это еще парадный подъезд. Ты бы видела, как сюда заползают остальные.
Я проскочил в окошко полуподвального этажа и, стоя в темноте, принялся звать Эбби.
— Трэвис! — не то вскрикнула, не то прошептала она.
— Давай, Голубка! Свешивай ноги и прыгай. Я поймаю.
— Совсем спятил! Не буду я прыгать не пойми куда!
— Говорю же, я тебя поймаю. Обещаю. Пошевеливай задницей!
— Это бред! — зашипела Эбби.
Передо мной в тусклом свете появились ее ноги: она осторожно просунула их в окно, но в итоге, как ни примерялась, все равно не спрыгнула, а упала. Прямо мне в руки. Даже ловить не пришлось. Ее слабый крик разнесся по пустой бетонной коробке и отдался эхом.
— Прыжочек так себе. Но что с вас, девчонок, возьмешь? — сказал я, ставя ее на пол.
Через темный полуподвал мы прошли в комнату, примыкающую к той, где должен был происходить поединок. Адам уже вооружился мегафоном, и его выкрики выделялись в общем шуме. Море зрителей ощетинилось руками, сжимающими купюры.
— Что будем делать теперь? — спросила Эбби, крепко хватаясь пальчиками за мой бицепс.
— Ждать. Адам примет ставки, а потом я выйду.
— Мне здесь остаться или идти туда? Откуда я буду смотреть? Где Шеп и Мерик?
Она ужасно нервничала, и мне не хотелось бросать ее без присмотра.
— Зашли через другой вход, а ты выйдешь вместе со мной. Не пущу тебя одну к этим акулам. Стой возле Адама: он проследит, чтобы тебя не задели. Я не могу одновременно молотить Брэди и смотреть за тобой.
— Что значит «не задели»?
— Сегодня здесь больше народу, чем обычно. Хоффман из другого университета. У них там свои бои. Их ребята могут схлестнуться с нашими, тогда начнется свалка.
— Волнуешься?
Я улыбнулся: она становилась еще красивее, когда беспокоилась за меня.
— Я — нет, а вот ты, по-моему, да.
— Есть немножко, — призналась она.
Захотелось наклониться и поцеловать ее, чтобы перестала трястись. Интересно, а в тот вечер, когда мы в первый раз увиделись, она тоже за меня волновалась? Или стала волноваться только сейчас, потому что познакомилась со мной ближе и я ей не совсем безразличен?
— Если тебе от этого полегчает, могу пообещать, что он ко мне ни разу не притронется. Даже ради его фанатов не пропущу ни одного удара.
— Как это так?
Я пожал плечами:
— Обычно я позволяю сопернику хотя бы раз меня ударить. Чтобы интереснее было смотреть.
— Ты… специально подставляешься под удар?
— А кто захочет глядеть, как я делаю из человека котлету, когда он даже не защищается? Это нам невыгодно, никто не поставит против меня.
— Ой, дай-ка мне что-нибудь, лапшу с ушей стряхнуть!
Я повел бровью:
— Не веришь?
— Трудновато поверить в то, что тебя бьют, только когда ты позволяешь.
— В таком случае, Эбби Эбернати, давай поспорим.
Я улыбнулся. Вообще-то, я так сказал без всякой задней мысли, но увидел ответную улыбку Голубки, и меня осенило. Это была самая офигенная идея из всех, что когда-либо посещали мой мозг.
— Я готова с тобой поспорить. Наверняка он хотя бы раз тебе врежет, — лукаво сказала Эбби.
— А если не врежет? Если я выиграю? — спросил я.
Она пожала плечами. Рев толпы нарастал: Адам в своей обычной дебильной манере объяснял правила.
— Если выиграешь ты, — сказал я, подавляя дурацкую ухмылку, — я месяц буду обходиться без секса. А если выиграю я, ты на месяц останешься у меня.
— Что? Но я ведь и так у тебя живу! В чем тогда смысл спора? — подняла голос Голубка, перекрикивая толпу.
Она еще ни о чем не знала. Ей не сказали. Я улыбнулся и подмигнул:
— Сегодня в «Моргане» починили водонагреватель.
Эбби приподняла уголок рта. Похоже, новость ее не особенно удивила.
— Согласна на все, лишь бы посмотреть, как ты страдаешь от воздержания.
Услышав эти слова, я ощутил мощный выброс адреналина в кровь. Такое бывало со мной только во время боя. Я поцеловал Голубку в щеку, на секунду задержав губы у нее на коже, и вышел в зал. Чувствовал себя как король. Ни за что этому отморозку меня не ударить!
Как я и ожидал, все зрители стояли: сидячих мест не предполагалось. С нашим появлением толкотня и крики усилились. Я кивком указал Адаму на Эбби, чтобы он за ней присмотрел. Он сразу же меня понял. Это была та еще жадная скотина, но здесь, на арене, он пользовался железобетонным авторитетом. Так что я мог спокойно заниматься своим делом и не волноваться за Эбби. Адам все сделает, если это как-то связано с его выручкой.
Толпа расступилась, и я вышел на ринг. Кольцо зрителей тут же снова сомкнулось. Брэди стоял прямо передо мной, нос к носу. Он тяжело дышал и трясся, как будто накачался энергетиком.
Обычно я начинал с того, что дразнил противника, пытался вывести его из себя, но сегодня это было слишком рискованно. Поэтому я сразу настроился на серьезную игру.
Адам подал сигнал к началу боя. Я сделал несколько шагов назад и стал ждать, когда Брэди допустит первую ошибку. Он попытался нанести удар, я увернулся. Потом еще раз. Адам что-то рявкнул у меня за спиной: как я и предполагал, ему не понравилось такое начало. Он любил красивые бои, которые привлекали бы новых и новых зрителей. Чем больше зрителей, тем больше денег.
Я согнул локоть и ударил Брэди кулаком в нос, быстро и с силой. Обычно после этого я притормаживал, но сегодня мне хотелось побыстрее выиграть и провести остаток ночи, празднуя победу вместе с Эбби.
Продолжая молотить Хоффмана и уклоняться от его ударов, я старался не слишком заводиться. А то он мог бы этим воспользоваться, и тогда бы все пошло к черту. У Брэди открылось второе дыхание, и он снова на меня попер, но махание кулаками впустую быстро его вымотало. Увертываться было не так уж трудно: Трентон заставлял меня крутиться и побыстрее.
Наконец мое терпение лопнуло: я подманил Хоффмана к бетонной колонне, стоявшей посреди зала, и повернулся к ней спиной. Брэди, конечно же, решил, что ему представилась блестящая возможность размазать мою физиономию по столбу, и замахнулся, вложив в этот последний удар все свои оставшиеся силы. Тут я вильнул в сторону. Кулак Брэди врезался в бетон. В глазах у Хоффмана мелькнуло удивление, а через долю секунды боль согнула его пополам.
Этим-то я и воспользовался для нападения. Брэди тяжело рухнул на пол, и после секундного затишья зрители взревели. Адам бросил Хоффману на лицо красную тряпку. Все подскочили ко мне.
Обычно я радовался, когда болельщики с громкими воплями кидались меня поздравлять, но сегодня было не до них. Я принялся искать взглядом то место, где оставил Эбби. Нашел и похолодел: она исчезла. Я стал распихивать людей, видя, как восторг на их физиономиях сменяется шоком.
— Разойдись! Мать вашу! С дороги! — вопил я, начиная паниковать и от этого толкаясь все сильнее. Наконец я выбрался в соседнюю комнату и принялся шарить в темноте. — Голубка!
— Я тут!
Тельце Эбби врезалось в меня, и я обхватил ее обеими руками. Сначала почувствовал облегчение, а потом раздражение:
— Ну ты меня и напугала! Пробираюсь к тебе, а тебя нет! Чуть новую драку не затеял!
— Хорошо, что ты меня нашел. А то мне не очень-то хотелось выбираться отсюда одной в потемках.
Эбби радостно улыбнулась мне, и я сразу же забыл обо всем, кроме того, что теперь она моя. По крайней мере, на ближайший месяц.
— Кажется, ты проспорила.
Адам, топоча, вошел в комнату, взглянул на Эбби, потом уставился на меня:
— Надо поговорить.
— Никуда не уходи, я сейчас, — подмигнул я Голубке и повернулся к Адаму. — Знаю, что ты скажешь…
— Нет, не знаешь! — рявкнул он. — Со своей девчонкой можешь делать что захочешь, но не вздумай протрахать мои деньги!
Я усмехнулся:
— Я же, кажется, сделал сегодня неплохой сбор! Расслабься, ты и дальше будешь не внакладе.
— Это в твоих интересах, черт тебя подери! Чтобы больше никаких выкрутасов!
Адам сунул мне в руку пачку денег и, зацепив меня плечом, вышел вон. Я спрятал выигрыш в карман и улыбнулся Эбби:
— Заскочим в «Морган», заберем твою одежду.
— Ты серьезно собираешься месяц держать меня у себя?
— А ты про месячное воздержание разве шутила?
Она рассмеялась:
— Ладно, пойдем за вещами.
— Как интересно! — сказал я, безуспешно пытаясь скрыть ликование.
Перед тем как вернуться к зрителям, которые уже начали расходиться, Адам вручил Эбби какие-то деньги.
— Ты ставила? — удивленно спросил я.
— Ну да, для полноты ощущений, — ответила Голубка, пожав плечами.
Я взял ее за руку, подвел к окну, подпрыгнул и, ухватившись за подоконник, подтянулся. Ступив на траву, развернулся и вытащил Эбби.
Прогулка до «Моргана» была приятной. Ночь стояла на редкость теплая, и воздух казался наэлектризованным, совсем как летом. Всю дорогу я пытался прятать идиотскую улыбку, но это было довольно трудно.
— А зачем тебе вообще нужно, чтобы я у тебя жила? — спросила Эбби.
Я пожал плечами:
— Не знаю. Просто мне становится лучше, когда ты рядом.
Шепли с Америкой сидели в машине и ждали, когда мы вынесем из общаги Голубкино барахло. Как только мы вышли, они отъехали от парковки. Я сел на мотоцикл, Эбби — за мной. Она обхватила меня сзади, и я одной ладонью придержал ее руки у себя на груди.
— Рад, что сегодня ты была со мной, Голубка, — сказал я, набрав в легкие побольше воздуха. — Я еще никогда не испытывал во время боя такого азарта.
Эбби молчала целую вечность. Наконец она ответила, положив подбородок на мое плечо:
— Все потому, что тебе очень хотелось выиграть наш спор.
Я обернулся и посмотрел ей в глаза:
— Еще как, черт возьми!
Она приподняла брови. Ее осенила внезапная догадка.
— Так вот почему ты сегодня был в таком паршивом настроении? В общаге дали горячую воду, ты об этом знал и не хотел, чтобы я уезжала?
Я решил, что наговорил уже вполне достаточно, и, с трудом оторвав взгляд от Эбби, завел мотор. Мы поехали домой так медленно, как я еще никогда не ездил. Когда приходилось останавливаться на светофоре, я с непривычным удовольствием клал руку ей на колено или накрывал ладонью ее пальцы. Она не возражала, а я просто улетал.
Возле дома Голубка, как заправский байкер, соскочила с мотоцикла, и мы пошли к лестнице.
— Терпеть не могу заходить в квартиру, когда Шепли с Америкой там вдвоем. Мне вечно кажется, что я не вовремя.
— Привыкай, осваивайся. На ближайшие четыре недели это и твой дом. Запрыгивай, — сказал я, поворачиваясь к Голубке спиной.
— Чего?
— Давай! Я отнесу тебя наверх!
Она, хихикнув, вскочила на меня верхом, я подхватил ее за бедра и взбежал по ступенькам. Не успели мы добраться до верха, Америка уже открыла нам дверь.
— Вы только посмотрите на себя! — сказала она с улыбкой. — Если бы не знала, точно бы…
Тут Шепли подал голос с дивана:
— Не надо, Мерик!
Отлично! Теперь мой двоюродный братец почему-то не в духе. Америка улыбнулась так, будто сболтнула лишнее, и пошире открыла дверь. Все еще удерживая Эбби на спине, я упал в кресло и шутя ее придавил. Она взвизгнула:
— Ты сегодня ужасно веселый, Трэв! Что такое?
— Мерик, я выиграл чертову уйму денег! В два раза больше, чем рассчитывал! Разве это не повод?
Америка состроила хитрую мордашку.
— Повод, конечно, но, по-моему, есть что-то еще! — сказала она, глядя, как я похлопываю Голубку по бедру.
— Мерик! — предостерегающе окликнул ее Шеп.
— Ладно, поговорим о чем-нибудь другом. Кажется, Паркер пригласил тебя в эти выходные на вечеринку в «Сигме Тау», да, Эбби?
Ощущение легкости тут же куда-то улетучилось. Я повернулся к Эбби.
— Э-э-э… Ну да… А разве мы не все туда идем? — замялась она.
— Я иду, — сказал Шепли, не отрываясь от телевизора.
— А значит, и я, — сказала Америка и вопросительно воззрилась на меня.
Она думала, что я проглочу наживку и тоже изъявлю желание пойти. Но я должен был сначала разобраться с Эбби и Паркером.
— Ты будешь там с ним или как? — спросил я у Голубки.
— Да нет, он просто сказал мне про эту вечеринку.
Мерик лукаво ухмыльнулась. Она чуть ли не подпрыгивала от нетерпения:
— Но Паркер сказал, что будет тебя ждать. Он такой симпатяга!
Я раздраженно взглянул на Америку, потом посмотрел на Эбби:
— Так ты пойдешь?
Она пожала плечами:
— Обещала прийти. А ты?
— Да, — отрезал я не раздумывая.
Это ведь, в конце концов, даже не вечеринка для пар, а обычная тусовка. Невелика важность. Главное, чтобы Паркер не терся всю ночь возле Эбби. А то… Уф! Не хотелось даже думать об этом: потащит ее в папин ресторан, чтобы она заценила, какой он богатенький, начнет сверкать голливудской улыбкой или еще что-нибудь придумает, чтобы заползти к ней в трусы.
Шепли посмотрел на меня:
— А на прошлой неделе ты сказал, что не пойдешь…
— Передумал, Шеп. В чем проблема?
— Ни в чем, — пробормотал он, удаляясь к себе в спальню.
Америка нахмурилась:
— Сам знаешь, в чем проблема. Перестал бы действовать ему на нервы, а?
Она ушла в комнату вслед за Шепли, и они продолжили дискуссию за закрытой дверью. Слов было не разобрать.
— Я рада, что всем все ясно. Может, кто-нибудь и мне объяснит, в чем дело? — сказала Эбби.
Метаморфоза, происшедшая с моим родственничком, озадачила не одну Голубку. Сначала он меня дразнил, а сейчас явно нервничал. С чего он так перепугался? Может, успокоится, когда увидит, что я завязал с другими девчонками и мне нужна только Эбби. А может, и нет. Не случайно же он так задергался именно теперь — после того, как я признался, что мне на Голубку не наплевать. Я действительно не очень подхожу на роль бойфренда и могу все просрать. Да, наверное, дело в этом.
Я встал:
— Я ненадолго в душ.
— Что с ними такое? — спросила Эбби.
— Ничего. Просто паранойя.
— Это из-за нас?
Голубка сказала «нас», и на меня нахлынуло какое-то странное чувство.
— В чем дело? — допытывалась она, с подозрением глядя на меня.
— Ты права. Это из-за нас. Не засыпай, ладно? Поговорим, когда я выйду.
На то, чтобы помыться, у меня ушло меньше пяти минут. Еще пять минут я простоял под водой, решая, что сказать Эбби. Напускать туман было бессмысленно. Месяц, который Голубка мне проспорила, начинался уже сейчас, и я хотел потратить это время с пользой: доказать ей, что я лучше, чем она обо мне думает. По крайней мере, с ней я не такой, как со всеми, и за ближайшие четыре недели ее подозрения на мой счет могли бы рассеяться.
Я вылез из душа и вытерся. Было неспокойно: от предстоящего разговора многое зависело. Я собрался с духом и уже хотел выйти, но в холле снова разгорелся спор. Америка что-то сказала с отчаянием в голосе. Я слегка приоткрыл дверь и стал слушать.
— Эбби, ты же обещала. Да, я просил тебя проявить к нему терпимость, но я же не имел в виду, что с ним надо заводить роман! Я думал, вы просто друзья!
— Так и есть, — сказала Эбби.
— Ну конечно! — кипятился Шепли.
Америка попыталась его успокоить:
— Говорю тебе, малыш: все будет хорошо.
— Мерик, зачем ты их провоцируешь? Я же сказал тебе, что из этого получится!
— А я тебе сказала, что ничего такого не получится! Или ты мне не доверяешь?
Шепли протопал к себе в комнату. Несколько секунд было тихо, потом Америка снова заговорила:
— Я все пытаюсь ему втолковать: как бы ни сложились ваши отношения с Трэвисом, нас это не коснется. Шеп набил себе на этом столько шишек, что теперь не верит мне.
Чертов Шепли! Я приоткрыл дверь чуть пошире, чтобы видеть лицо Голубки.
— О чем ты вообще говоришь, Мерик? Мы с Трэвисом не встречаемся, мы действительно просто друзья. Он же сам тебе сказал… Он не интересуется мной как женщиной.
Вот дерьмо! С каждой минутой положение становилось все хуже и хуже.
— Ты это слышала? — удивленно спросила Америка.
— Да.
— И поверила?
Эбби пожала плечами:
— Он и в лицо мне такое говорил. В любом случае ничего между нами нет. Трэвис убежденный противник стабильных отношений. У него, кроме тебя, ни одной знакомой девушки не найдется, с которой бы он не переспал! А потом эти его перепады в настроении — я их просто не выношу. Не знаю, как Шеп может в чем-то нас подозревать!
Голубкины слова перечеркнули все, на что я смутно надеялся. Разочарование было сокрушительным. Первые несколько секунд я чувствовал острую боль, потом она сменилась злостью. А злость легче контролировать.
— Просто он не только знает Трэвиса… Шеп разговаривал с ним о тебе, Эбби.
— То есть?
— Мерик! — крикнул Шеп из спальни.
Америка вздохнула:
— Ты моя самая близкая подруга. Мне кажется, иногда я знаю тебя даже лучше, чем ты сама. Я видела вас вдвоем: разница между вами и мной с Шепом только в том, что мы занимаемся сексом, а вы нет. В остальном все точно так же.
— Да нет! Разница не только в этом, и она огромная! Шеп не приводит домой каждый день новых девчонок, а ты не идешь завтра на вечеринку с парнем, который явно хочет с тобой встречаться. У меня никогда ничего не будет с Трэвисом. И я даже не понимаю, что тут обсуждать.
— Я не слепая, Эбби. Уже целый месяц ты почти все время проводишь с ним. Признайся, ты что-то к нему чувствуешь.
Тут моему терпению пришел конец.
— Хватит, Мерик, — сказал я.
Девчонки подскочили от неожиданности. Мои глаза встретились с глазами Эбби: в них не было ни грана смущения или сожаления. Это еще больше меня разозлило.
От греха подальше, пока не сказал какую-нибудь гадость, я заторопился к себе в комнату. Посидел. Не помогло. Пробовал стоять, ходить и даже отжиматься — без толку. Стены давили на меня, причем с каждой секундой все сильнее. Ярость бурлила внутри, как химический реактив, готовый вот-вот взорваться.
У меня был только один выход: убраться из дому, проветриться, выпить чего-то расслабляющего. «Ред». Поеду в «Ред»: в баре сегодня работает Кэми, она мне что-нибудь посоветует. Она умеет успокаивать. За это Трентон ее и любит. У нее три младших брата, и она знает, что делать с нами, пацанами, когда нам моча в голову ударит.
Я напялил футболку и джинсы, схватил очки, ключи от мотоцикла и куртку, потом сунул ноги в ботинки и снова вышел в холл. Глаза у Эбби расширились. Слава богу, я был в очках и она не видела моего взгляда.
— Ты уезжаешь? — встрепенулась она. — Куда?
В другое время тревожные нотки, прозвучавшие в ее голосе, растрогали бы меня. Но не теперь.
— Никуда.